Андрей Владимирович Швец "Золотой город"

Глава 2

.

Марк не успел ни о чем подумать, пока летел вниз. Последнее, что он увидел, – ухмылка бездомного, как будто именно этого он и ожидал. И как бы то ни было, но юноша сам сделал шаг навстречу своей судьбе, которая с этого момента круто изменилась.

Марк приземлился на стул, который сначала спружинил, опустившись под ним почти до пола, потом снова распрямился и… побежал по длинному блестящему коридору. Юноша прижался к спинке стула и ухватился за нее руками. Свет от ламп, которые зажигались при их приближении, отражался от стен коридора, и воображение Марка превратило эти отсветы в завораживающую игру света и тени, в которой за кажущимся хаосом угадывалась некоторая скрытая закономерность.

Стул вместе с Марком вбежал в просторный полутемный зал и остановился перед двумя незнакомцами в старомодной одежде. Марк автоматически отметил, что они похожи на профессоров. Один – среднего возраста, уверенный и импозантный, второй – гораздо старше, растерянный и сутулый.

– Слава Гере, она нашла тебя, – произнес «уверенный». – Я – магистр Генри. А мой друг – магистр Петр.

Стул под Марком заерзал и подбросил его немного вверх, заставив встать.

– А многоуважаемый стул, который тебя встретил, – Леопольд.

Стул оббежал юношу, встал перед ним и сделал ножками подобие реверанса.

– Я, конечно, не магистр, но на мне восседали великие ученые и маги, и многим они обязаны, без лишней скромности…

Магистр Генри жестом прервал поток слов, исходящий неизвестным образом от стула. Леопольд сразу замолчал, но недовольно передернул своей спинкой.

– Наша задача – предотвратить разрушение этого мира, вернуть осознания в тела, в том числе и в тело твоей матери, – сказал магистр Генри. – Мы тебя оставим с Леопольдом и пастором ненадолго. А чуть позже к вам присоединятся и Белла с Сергеем.

Петр с любопытством оглядывался вокруг и, казалось, не совсем понимал, где находится. Магистр Генри тронул его вежливо за рукав, возвращая к реальности и поворачиваясь, чтобы уйти. Петр закивал и засеменил за товарищем.

Оба магистра исчезли в неосвещенной части зала. Марк по-прежнему оставался на удивление спокойным. Его человеческая, эмоциональная составляющая отошла на второй план, уступая метафизической сущности, которую, видимо, удивить гораздо сложнее. И как ни странно, но говорящий стул удивлял менее всего, потому что с развитием технологий говорящих предметов, выполняющих роль домашних роботов, становилось все больше.

Пастор и стул оказались в некотором замешательстве, оставшись без магистров. Первым прервал затянувшуюся паузу пастор.

– Я покажу наш скромный храм, – произнес священник, как потом оказалось, Церкви Святой Энтропии, и жестом пригласил к экскурсии.

– Ну, я-то здесь и так все знаю, да и мне ли не знать: кто только на мне не сидел, и некоторые из них были адептами Церкви, – вставил слово Леопольд.

Они двинулись вглубь зала. За ними свет гас, а перед ними загорался. Контрастное освещение делало всю работу за воображение. Выхватываемые светом предметы и их резкие тени составляли неожиданные композиции.

– А это наш новый алтарь, – указал пастор на полупрозрачное сооружение, напоминающее кристалл, внутри которого мерцало множество огоньков.

– Старый мне нравился куда больше, – опять обратил на себя внимание Леопольд.

– Этот лучше передает суть учения, – наставническим тоном заметил пастор, сразу превратившись в мудрого служителя культа. – Рост энтропии – высшее благо и высшая цель развития осознания любого уровня.

– Ну, об этой сути я бы еще поспорил, ведь изначально…

Чувствовалось, что стул мог долго рассуждать на эту тему, но его прервало появление девушки и парня, ровесников Марка. Композиция зала перестала быть гармоничной, возможно, еще и потому, что Марк был смущен и растерян, как и всегда в таких случаях. Он отвел глаза и какое-то время не знал, куда деть руки, пока не свел их за спиной, предварительно потерев ладонью шею.

Пастор представил их друг другу. Парня звали Сергеем, а девушку Беллой. Белла смотрела доброжелательно, а Сергей, смерив взглядом, больше уже не удостаивал Марка таким пристальным вниманием. Даже руку пожимал, смотря по сторонам, с видом если не хозяина, то очень своего здесь человека.

– Значит, мы можем уже отправиться в путь, раз его нашли, – сказал Сергей пастору.

– Магистры просили подождать, – ответил тот, – и вы еще не посмотрели наши новые инсталляции!

Священнослужитель несколько суетливо повел их по периметру зала, показывая голограммы. Первая из них являла собой черный объемный шар. Он выглядел абсолютно мертвым и холодным, но стоило посмотреть на него внимательно – начиналось погружение, и по мере погружения усиливалось ощущение хаоса, потом шар опять удалялся, снова становясь холодным и безжизненным.

– Красиво, но тоже не оригинально, одно лето я работал в Федеральном музее, и не такое там видел, – комментировал Леопольд.

– Тепловая смерть, – с видом знатока пояснил Сергей Белле.

– Я слышала, – сказала девушка, лишь вскользь проведя взглядом по голограмме.

– Совершенно верно, – подтвердил пастор к удовольствию Сергея. – Если энтропия системы равна нулю, то она – мертва, то есть может находиться только в одном состоянии. И это может произойти, если энтропия частиц, ее составляющих, либо максимальна, либо тоже равна нулю.

– Две крайности в одинаковой степени приводят к смерти всей системы. Как это поэтично! – воскликнул стул. – Так Дедал не может опускаться слишком низко к морю, чтобы не намочить крылья, и не может подниматься слишком высоко, чтобы не растопить воск, скрепляющий перья.

Сергей, по прежнему не глядя на Марка, держался как равный пастору и пытался привлечь внимание девушки. Он бесцеремонно трогал экспонаты и даже попытался шутливо усесться на Леопольда, что, впрочем, ему не удалось.

– А это наш основатель Кларк Л. Похищенный и замученный врагами Церкви, – сказал пастор трагическим голосом, указывая на абстрактную композицию.

– Но ведь это не смогли доказать, ясно было только одно – Кларк пропал, – уточнил Леопольд.

– Он же не мог просто так пропасть, а враги у Церкви были всегда.

Пастор попросил Марка распутать узел ремня, обвязанного вокруг большой коробки, а сам взялся за другой. Юноша уже понял, как можно распутать, но Сергей его отстранил, развязал узел и подал ремень Марку, как бы говоря «ну, и что ты тут копался?».

Марка злило поведение Сергея, поэтому трудно было сконцентрироваться на происходящем. Пастор убрал упаковку и провел рукой по открывшейся панели. Появилась еще одна голограмма. На этот раз – перевернутая пирамида, которая опиралась на вершину, вращаясь и качаясь из стороны в сторону. В движениях не чувствовалось системы, они было нарочито случайными.

– Символ жизни,– опять опередил всех Сергей.

– Жизнь как способ передачи энтропии с низшего уровня на высший, – затараторил Леопольд, – причем заметьте, не только органической. Живой организм передает неопределенность одного атома на макроуровень. Живое общество передает неопределенность одного живого существа на еще более высокий уровень, на уровень всего общества…

– Когда передает, а когда и нет. Вы видели, что творится в городе? – перебил Леопольда Сергей, обращаясь к пастору и Белле.

– Везде пузыри летают, как воздушные шарики, – ответила Белла. – Но ведь эти люди не умирают?

– Конечно, нет, – сказал поспешно пастор, стараясь придать лицу как можно более беспечное выражение.

– Смотря что называть смертью. Все думают, что знают о ней, но нужно быть стулом, чтобы осознать смерть по настоящему, – неожиданно серьезно сказал Леопольд.

– Ну, я то… точно жив и точно не стул, – сказал Сергей и широко заулыбался, ожидая смеха окружающих, но его не последовало.

– А что нам говорили магистры про предательство Церкви? Это никак не связано с розовыми пузырями? – снова спросила Белла, которая больше была поглощена каким-то внутренним диалогом, чем тем, что происходило вокруг.

Сергей и пастор отрицательно покачали головами, почти синхронно, и двинулись дальше вдоль зала.

– А что есть предательство? – опять начал рассуждать Леопольд, семеня своими ножками рядом с Беллой. – Не родная ли она сестра борьбе? И если тебя еще предают, значит, ты еще борешься и чего-то стоишь.

Пастор с Сергеем шли вперед мимо стены с различными инсталляциями. За ними следовали Белла с Леопольдом, а за всеми плелся Марк.

Марк был в замешательстве. В городе происходило что-то странное. И вероятно, нужно было что-то делать. Но эти люди, втягивающие его в какую-то авантюру, очень напоминают религиозную секту. Он не знал, как относиться к тому, что произошло с его матерью и тем человеком, упавшим на тротуар. Он слышал про Церковь Святой Энтропии, она была полулегальной – ее храмы тщательно прятались. Вернее, даже не сами храмы, а ходы ведущие к ним, которые постоянно менялись. С другой стороны, не считая Сергея, эти люди производили приятное впечатление, Марк был склонен доверять им. И даже робот в виде стула, со своими постоянными разглагольствованиями, казался забавным. Или Леоподьд – не робот?

Внезапно, в полутьме зала, слева от себя Марк увидел полупрозрачный розовый женский силуэт. Сердце юноши учащенно забилось. Розовый призрак оказался прямо перед ним и всматривался в его лицо. Сомнений быть не могло – это был призрак его матери.

– И облако, и машина, – произнесла она, – и ангел, и мать. Как странно… И вижу, и не вижу… и знаю, и не знаю… и не мертва, и не жива.

Марк не мог пошевелиться. Все странные события этого дня оставляли его относительно безучастным. Но видеть призрак своей, еще живой, как он надеялся, матери было страшно.

– Не меня ты должен бояться, – словно угадав мысли, продолжил призрак, – бойся тени, которая охотится за тобой, и двух предателей, которые рядом с тобой.

После этих слов призрак растворился, оставив Марка в темноте и в замешательстве.

Юноша пошел на свет и на голоса своих новых знакомых. Кем бы они ни были, но они единственные, кто сейчас предлагал какие-то действия, направленные на возвращение его матери в прежний телесный вид.

.

Глава 3

.

Если бы Марк отправился вместе с магистрами, то место, в которое они прибыли, напомнило бы ему древний амфитеатр, наполненный величавыми людьми в белоснежных тогах. Впрочем, это были и не люди – скорее боги. И перед ними выступала Гера, в том же хитоне с вышитыми козами, в котором предстала перед Марком.

– Тюрьма осознания не должна существовать, я это утверждала всегда. И хочу, чтобы ее уничтожили.

– Мы знаем мнение Геры, – спокойно произнес бог, который, видимо, председательствовал на этом собрании, – и знаем ее заботу о развитии осознания матушки Сью…

– И не только, – властно прервала его Гера.– Множество прекрасных осознаний, в том числе и снов второго-третьего уровня, не получают должного развития в этой тюрьме.

На лицах присутствующих можно было угадать скуку и раздражение, впрочем, довольно умело скрываемые из-за уважения к выступающей.

– Но, – продолжал Председатель после паузы, – тюрьма – проект Боба, и мы не можем ее обсуждать в его отсутствие. К тому же на момент ее открытия эта идея не лишена была смысла – она предотвратила войну богов, если я не ошибаюсь. А как сложится на этот раз? Без Боба такое решение принимать не хотелось бы.

– Так давайте его вернем, – Гера отыскала глазами Генри и Петра, кивнула им и продолжила, – давно пора, кстати. Изобретательность моего братца хорошо известна, но превратиться в мышь, чтобы погубить собственный мир – это уже чересчур.

– Мы тоже склоняемся к этому мнению, – осторожно поддержал Председатель, – и не очень понимаем Боба, хотя, наверное, у него были веские причины.

– Ему просто скучно. Сначала из-за скуки он этот мир забрал, – Гера опять бросила взгляд на магистра Генри, – а теперь он хочет от него отделаться, потому что ему, видите ли, опять скучно.

Чувствовалось, что здесь только Гера может высказываться о Бобе в таком тоне. Остальные сидели или стояли с каменными лицами, сохраняя почтительное отношение и к говорившей, и к тому, о ком она говорила.

– Согласно великой Небесной Оферте бог должен дождаться, пока его мир полностью отработает. Сменить его может только Совет, и только если он не может выполнять обязанности бога,– произнес Председатель, как будто прочитав выдержку из инструкции.

– Так он и не может, – ответила Гера.

– Но фактически он может в любой момент вернуться.

– Но тогда это умышленное уничтожение собственного мира, а это запрещено.

– Не совсем. Ведь он ничего не делает, чтобы его разрушить.

– Разве это не одно и то же?

– По сути, может быть, и да. Но каждый бог нашего кластера так устроен, что не может не поддерживать существование своего мира, поэтому в Небесной Оферте ничего не было предусмотрено на случай разрушения своего мира бездействием.

– Значит, пора ее усовершенствовать.

– Это слишком большая ответственность. Последний раз, поддержав предложение магистра Петра и нарушив Оферту, мы навлекли гнев сил, которые даже теперь не понимаем, не так ли?

При последних словах Председатель посмотрел наверх, на огромное сине-зеленое кольцо, парящее высоко над всеми. Остальные сначала тоже посмотрели наверх, а потом на Петра, который высоко поднял свою, обычно склоненную, голову, как бы соглашаясь принять вину той давней и страшной ошибки только на себя. Генри пытался поймать взгляд Геры, ему нетерпелось поучаствовать в обсуждении, но она теперь как будто специально не смотрела в его сторону.

– Что ж… Вы знаете меня, магистра Генри и магистра Петра… – начала произносить сильным голосом какую-то формулу Гера. – Мы выносим на этот совет предложение вернуть Боба из его добровольного заточения в теле белой мыши, властью и силой богов кластера.

Лица присутствующих приняли озабоченное выражение, как перед принятием сложного решения. Впрочем, тоже скорее из вежливости, потому что каждый знал заранее, о чем пойдет речь и как он проголосует.

Вся процедура принятия решения была отработана до мелочей. Мгновенно от каждого участника совещания стали вырываться блестящие эманации, которые закружились над Советом, постепенно складываясь во вращающийся шар. Однако почти сложившись, он рассыпался на множество хлопьев, которые осыпались и растворились в воздухе. Решение не поддержали, и Совет стал расходиться.

– Не хватило одного голоса, – сказала Гера, оказавшись рядом с Генри и Петром.

– Я хотел выступить, – раздраженно бросил Генри.

– Это ничего бы не решило, все уже приняли решение, поддерживать им Боба или нет, исходя из собственных целей, и рассказ об очередном погибающем мире ничего не поменял бы в их раскладах.

– Ты обещала помочь.

– Конечно, я тебе помогу, – ответила Гера, обращаясь к Генри с какой-то особой теплотой, – но ты тоже не забывай о своем обещании. Я не могу в обход Совета уничтожить тюрьму осознаний, но если кто-то из небогов разрушит ее изнутри, то Совет не будет настаивать на ее восстановлении. Разрушьте ее, а я помогу спасти тот мир, иначе он или исчезнет, или весь превратится в тюрьму.

Гера легко устремилась прочь. А магистры повернулись и пошли по направлению к крутому обрыву над тем, что Марку показалось бы океаном.

– Ты голосовал против? – бросил Генри через плечо Петру, уже зная ответ.

– Против чего?

– Перестань.

– Ну, да… как и всегда

Генри ускорил шаг, и второй магистр за ним еле поспевал. Впрочем, Генри быстро совладал со своим недовольством, приостановился и даже заботливо поправил одежду Петра.

У амфитеатра за ними наблюдали Председатель и его помощник.

– Гера не очень стремилась помочь им сегодня, – произнес помощник. – Она не хочет, чтобы их план удался?

– Она не хочет, чтобы он удался слишком быстро, – немного помедлив, ответил Председатель. – Полагаю, она что-то попросила за свою помощь. А ничто так не подстегивает к действиям, как еще не выплаченное вознаграждение. Нам тоже следует воспользоваться этой целеустремленностью Генри, пока он на все готов.