Крестницы Президента
Наталья Пугачёва
Слезы давят. Я не могу поверить, что возможно её больше нет. Боль и безвыходность разрывают меня на части. Тут все стихает, и только человеческий вой стоит над долиной. Меня подхватывают, осматривают. Быстро что-то перевязывают, а у меня картина перед глазами, Лучник сидит на земле, раскачивается и воет. Нет, он не плачет. Он именно воет, как воет волк по своей волчице. И такое ощущение, что всю свою душу и любовь к ней отдает он этому последнему вою о ней. К нему подбегает один из наших ребят, делает укол в область шеи, закидывает его на плечо. Меня хватают на руки, и все бегут. Я поднимаю голову и смотрю на место взрыва, от которого мы удаляемся. И мне тоже хочется выть.
Наталья Пугачёва
Крестницы Президента
УЗБЕЧКА
Сложно жить, когда у тебя в голове драконы рядом с бабочками, садизм – с застенчивостью, а разврат – с хорошим воспитанием.
1. Ташкент
Я сижу на полу, прижавшись спиной к входной двери и как будто разглядываю холл своей новой квартиры. Я ничего не вижу перед собой, я смотрю фильм, который воспроизводит прожектор моей памяти.
Ташкент. Чиланзар. И новость, – родителей больше нет.
Машина, в которой они возвращались от друзей из Алмалыка, взлетела на воздух на въезде в город.
Мне, 17 лет. Брату, 24, у него своя семья, маленький ребенок. И отношения у нас, далеки до братских, да что говорить, нас и родственниками трудно назвать, если не знать, что мы родные брат с сестрой. У нас было разделение родительской любви с самого моего рождения, во всяком случае, мне так казалось. Сколько себя помню, моим воспитанием, развитием и образованием, занимался мой любимый папа. Брата же боготворила мама. И между нами, лет так с 10, было соперничество, кто умнее, кто лучше и выносливее. Юношеский максимализм со стороны обоих. Папа всегда занимал хорошие должности, поэтому мы как дети, особенно ни в чем не нуждались. Но так как я была его любимицей, меня баловали особенно тщательно. Правда, толи сказалась память прошлых жизней, толи желание папы, видеть свою дочь в дальнейшем идеальной женщиной. Толи я тянулась за братом, а он всегда пытался доказать отцу, что он достоин быть его сыном и продолжателем рода. Все это в совокупности, позволило мне начать читать в три года, а читала я очень много. Начало первого класса я начала с изучения иностранного языка, а продолжила учебу уже с глубоким изучением трёх иностранных языков, это если не считать местных: казахский, узбекский и татарский, на которых разговаривали дети нашего двора (Ташкент был многонациональным городом и соседи по площадке, по подъезду, по дому, по кварталу, всегда дружили между собой. О нас, о детях и говорить не стоит, мы были все братьями и сёстрами. Друг за друга стояли стеной и, если бы кто-то в то время потребовал отдать жизнь за друга, отдали бы не задумываясь). Преданность близким, друзьям, почитание и уважение к старших, любовь к Родине, мы впитывали с молоком матери.
2. Детство
Занятия плаванием было само собой разумеющем (а без этого в Узбекистане было никак, при том что лето начиналось уже в марте, а заканчивалось в лучшем случае в ноябре и все каникулы дети проводили на водоемах, озёрах, бассейнах, каналах и арыках).
Занятия танцами было обязательным условием папы.
Каратэ я занималась вынужденно, так как это было модно для мальчиков, и брат это не мог упустить, а так как я была в определённом возрасте его тенью, которую он не имел права выпускать из вида, таскал меня везде с собой. Сначала я была его грушей, а когда мне это надоело, начала учиться защищаться, что и привело меня в этот вид спорта.
Стрельбой из лука, а потом уже пулевой и стендовой, я занялась, чтобы доказать мальчишкам, что меня можно брать в команду, когда мы играли в войну и в казаки разбойники.
Брата я очень любила и тянулась за ним, что бы он не разочаровывался во мне. Все это было ровно до того момента, пока в мои тринадцать лет, тренер по карате повязал мне чёрной детский пояс. Секция была закрытой, поэтому все турниры проходили нелегально. Соответственно и завоёванные титулы, не воспринимались нами серьезно. Но гордость и ответственность всегда сопровождала нас, за наши заслуги и достижения. Я к этому никогда не стремилась, просто меня учили, если за что-то берешься, делай это либо хорошо, либо совсем не делай. Для брата это оказалось последняя капля из всех потоков моих достижений и наград. Никогда не забуду, как после эмоциональных поздравлений папы, где он сказал, что только я достойна носить фамилию нашего рода. Конечно он не умолял достижений брата, просто этим хотел поддержать мою мотивацию в достижении целей. Брат тогда учился уже в университете на филологическом факультете. Но видимо гордость и эгоизм, не позволили ему проникнуться смыслом основной мысли отца и вечером брат с ненавистью в глазах, признался, что меня ненавидит и лучше бы я вообще не рождалась в нашей семье. Я не перестала любить своего брата, но с этого момента тянуться мне было уже не за кем.
Школу я закончила с золотой медалью и подала документы в университет на факультет журналистики.
3. Утрата
Моя память очень избирательна, она как-то сама определяет на какие полки отсортировать ту или иную информацию, чтобы не мешать сосредоточится на данных обстоятельствах или задачах. Но тот день, то горе, та трагедия, которую я испытала, когда я осталась совсем одна, я помню поминутно. Папа действительно был частью меня, и я интуитивно чувствовала его волнение с самого утра. Первое что я спросила, когда он позвонил:
– Пап, что случилось? Ты как себя чувствуешь? Что-то с мамой?
– Туська, ты тоже это чувствуешь, да? Я тебя прошу, ты сегодня побудь дома, пока мы не вернёмся. Будь умницей. (Я так думаю, что он волновался за меня, как будто это со мной могло что то случиться.)
У меня выступили слезы, но я не подала виду, а он продолжал, при том так тихо, как будто боялся, что его кто-то услышит.
– Тусечка, время очень неспокойное, будь умницей, – повторил он и почему-то добавил:
– Обещай, что обязательно выучишься. Будешь хорошим человеком и мне никогда не будет за тебя стыдно.
Я уже не разбирала слов, потому что уже не сдерживала слёзы, мы как будто прощались с ним, и моя душа начинала давать трещины на те мелкие осколки, на которые ей придётся рассыпаться. Тут в трубке повисла пауза и я закричала:
– Папа!
– Ты чего кричишь и ревешь? – так спокойно и ласково, как умел говорить со мной только он, как будто не было ничего сказанного ранее, не было никакого беспокойства. – Мы планируем выехать после обеда, но дочь, пообещай, что я больше никогда не увижу и не услышу твоих слёз. Я хочу, чтобы твои глаза светились счастьем, а на губах была твоя самая очаровательная улыбка, которая тебе очень идёт. Люблю тебя, дочь.
– Пап, я обещаю, я никогда не буду плакать, только Вы приезжайте скорей, у меня замечательные новости для тебя. Люблю тебя. Люблю Вас с мамой.
– Все, Туська, до вечера! Встретимся в гараже.
Гараж, это наше сакральное место. Мы наводили там порядок, секретничали, ремонтировали машины, по мере того как папа их менял. И конечно в дали от мамы и от брата, он учил меня водить. В школе у нас был предмет НВП, где мы учились собирать автоматы, бегали в противогазах, а также учились водить ЗиЛ. Вождение было у мальчишек, у девочек в это время был урок домоводства, где учили нас готовить, шить, вышивать. Но этим азам меня учила бабушка, когда я приезжала к ней на каникулы. И она же продолжала меня развивать, как будущую хозяйку и женщину, как она говорила:
– Женщина должна уметь всё. Быть для мужа: рабой в спальне, кухарка на кухне, смиренна в быту и мудра в жизни. И я тоже это запомнила, как мантру.
Поэтому уроки домоводства в школе, я с легкостью совмещала с уроками вождения.
Вообще, бабушка была очень уникальной женщиной. Ее любили сыновья и снохи, боготворили внуки и очень уважали соседи. Она никогда и никому не отказывала в помощи. Когда-то во время войны, до эвакуации в Среднюю Азию, когда она жила на Украине, к ней в дом постучала цыганка с детьми и попросила хлеба. Бабушка накормила их, собрала продукты, хлеба, одежду и дала им с собой. А утром она узнала, что весь табор, что стоял за селом, разбомбили и никто не выжил. В ту ночь, та цыганка пришла к бабушке во сне и передала, все что умела и знала сама. С тех пор, бабушка владела вселенским знанием и даром исцеления. Я очень ее любила, и при любой возможности приезжала ее навестить. Мы много разговаривали, обсуждали. И какой-то жизненной мудрости я подчерпнула именно у нее.
4. Воскресенье
Это было воскресенье, я решила себя отвлечь от непонятного, предчувствуя которое меня так беспокоило. Я делала влажную уборку, готовила ужин, стирала, но все это время слезы так и выкатывались из глаз. Я ругала себя, что ведь обещала же папе, но успокаивала себя тем, что вот сейчас они все выльются и когда папа приедет, у меня просто не останется ни одной слезинки и я с лёгкостью выполню своё обещание, больше никогда не буду плакать. Когда раздался звонок в дверь, я вытерла последние слёзы и пошла открывать дверь родителям. Но на пороге стояли другие люди, те кого я точно не ждала. Брат с двумя друзьями, наш тренер и по совместительству сосед, Боб. Они стояли в дверях, но почему-то не проходили и смотрели так странно, что у меня все внутри сжалось.
Первым сделал шаг брат и сказал:
– Ну что, вот ты и осталась совсем одна. У меня, есть своя семья, а ты совсем одна.
Я даже растерялась сначала. Я не понимала его эмоций, не могла прочитать их, не понимала его слов. Пока я не связала все воедино и вот тогда все поплыло, все как будто удалялась и расплывалось. Я стала оседать и последнее, что я увидела в замедленном кадре, как Боб бьет брата и тот исчезает из моего поля зрения. Чьи-то руки успели меня подхватить, и я отключилась. Очнулась я на диване. Вокруг были какие-то люди, все суетились. Брат стоял в дверях и как-то странно отстранённо смотрел мне в глаза. Боб сидел напротив и взгляд его о многом мне говорил. В нем было столько боли. Я вспомнила слова брата и те слёзы, что целый день текли из глаз. Последние слова папы. Моего папы, которого я больше не увижу и не поделюсь с ним своими достижениями, не получу тот взгляд гордости за любимую дочь. Все пазлы сложились воедино, а те осколки души окончательно рассыпались.
– Боб, что будем делать? Надо ведь как-то все организовать? Ты мне подскажешь?
Я не обращалась к брату, я поняла, он уже вычеркнул меня из своей жизни. Да, он потерял родителей, но у него есть семья, ему есть ради кого жить.
А мне? Как я буду жить теперь, когда у меня никого не осталось. И где-то далеко, в своей голове, я услышала голос отца, его последние слова, что я должна быть сильной, я должна добиться всего.
Я не должна его подвести. Я обещала.
Боб так странно на меня посмотрел
– А ты умеешь удивлять, красивая!
5. Боб
Мы жили в соседних подъездах, он старше моего брата, года на три, наши родители всегда дружили, Боб был единственным сыном в семье и с моим братом они были близкими друзьями. Боб достиг очень многого. Он был военный, после ранения в Афганистане, стал где-то преподавать военное дело, а также занимался с нами карате. Это потом я узнаю, каким профессионалом он был. Я относилась к нему как к старшему брату, который не давал меня в обиду и многому учил в детстве, и на тренировках, когда мы тренировались в одно время. Он всегда говорил, что с удовольствием бы имел такую сестрёнку как я, и часто смущал, говоря, что попросит своих родителей меня удочерить. Я же отвечала ему всегда как взрослая, что если его родители меня не заберут у папы, то я буду очень горда, быть его сестренкой. На что он смеялся и обещал, что у моего папы меня никто не заберет. На что я отвечала, что тогда я согласна. И он снова смеялся, называя меня – Мелкой. Это продолжалось ровно до тех пор, пока мне не исполнилось четырнадцать, и я поняла, что я влюбилась. Он перестал меня называть Мелкой, и теперь я просто стала для него " Красивой". Я так плакала, когда он женился, что папа прочёл мне целую лекцию и я обещала выкинуть Боба из головы. Конечно, я не перестала его любить, но теперь это была единственная тайна, которая разделяла меня с папой. Я, как и обещала, старалась меньше думать о парне моей мечты. Но, наверное, первая детская любовь, оставляет отпечаток на всю жизнь. Во всяком случаи со мной это было именно так.
И вот теперь этот молодой и красивый мужчина сидит передо мной и смотрит взглядом, в котором не только моя боль, но и какая-то вселенская забота, которая оберегает.
– Не переживай, красивая, обо всем уже позаботились. Все сделают как надо....
– Ты не понимаешь, я должна сама, это мой долг. -едва ли слышно говорю я.
– Ты сейчас должна подумать о себе, о своём здоровье.
– Со мной все в порядке.
– Я не сомневаюсь. Но тебе сейчас есть, о чем подумать. Красивая, сегодня – это уже вчера. А завтра может быть для тебя очень неожиданным и тебе нужно быть к этому готовой. И ты просто не представляешь, как оно может быстро наступить.
– Я знаю, о чем ты говоришь. – говорю я и бросаю быстрый взгляд на брата. – Я к этому отчасти готова. Если только ты не выпустишь мою руку.
– Я даже не предполагал, что ты так быстро выросла, Красивая. Я дам тебе слово, что не выпущу твою руку, с одним условием.
– С каким?
– Я не хочу портить тебе жизнь.
– А если я хочу, чтобы ты её испортил.
– Ты забылась, маленькая красивая женщина, чему тебя учил отец.
Я краснею, а он продолжает:
– Не перечить мужчине и тем более его не перебивать. – он смотрит как моё лицо становится красным, и я опускаю глаза в пол. Мне так стыдно, что я нарушила правила.
Он довольно ухмыляется и продолжает:
– Я не отпущу твою руку, если ты так же, как и раньше согласишься быть моей сестренкой.
– Если ты меня не заберешь от … (я осекаюсь и продолжаю), то я буду очень горда быть твоей сестренкой.
Я закрываю глаза и вижу, как папа смотрит на меня и улыбается. Я открываю глаза полные слёз, но не позволяю ни одной слезинки больше скатиться… Я же обещала.
Боб прижимает меня к себе, целует в висок и почти шёпотом говорит
– Ты сильная, умная и уже очень мудрая. Отец бы тобой гордился.
6. Перемены
Моя жизнь изменилась после похорон родителей очень кардинально.
Брат оставил мне квартиру. Но все что отец зарабатывал и откладывал, все забрал на развитие своего бизнеса. Я не была против. Да и не принято у нас было в семье, обсуждать решения, принятые мужчиной. Боб конечно возмущался, но я дала ему понять, что папа, наверное, все это предвидел и обо мне заранее позаботился. Боб долго смеялся, говоря, что мой отец сумел его удивить и теперь он точно знает в кого я пошла. Учение мне давалось легко, я любила читать, новый материал я всегда осваивала очень быстро. Над возможностью моей памяти удивлялись не только преподаватели, но и Боб, устраивая периодически мне всякие проверки. Я все так же боготворила его, но я дала слово и только в мечтах могла думать о любимом мужчине. Я думаю, что он видел мои чувства, но он никогда не позволял мне усомниться что я его сестра. Теперь он преподавал мне уроки стрельбы и рукопашного боя. В выходные он часто брал меня с собой, когда выезжал в горы со своими учениками для оттачивания профессиональных навыков и ориентировки на местности.
Как-то встретившись у подъезда рана утром после пробежки, Боб сказал, что нам нужно серьёзно поговорить. И что он зайдёт вечером.
