Валерий Вяткин "Старушки подружки"

Болезнь

От переживаний и недоразумений, связанных с любовью, Ася заболела. Она лежала на кровати и громко охала. Ей казалось, что она умирает. Последние несколько дней её преследовала слабость, а сегодня к слабости добавилось головокружение. Ася приняла таблетку аспирина, поела овсяной каши на половинном молоке и легла на кровать.

– И зачем только полюбила я? – рассуждала Ася вслух, лежа на кровати. – Лучше бы я жила как прежде. Бестолковая! И чего только не хватало мне? У меня же всё есть. И квартира у меня большая, и кухня удобная, и ванная комната со всеми удобствами… Зимой, правда, там немного холодновато бывает. Из вентиляции чужим обедом пахнет. Но это ничего. Даже у Софьи Михайловны ванная комната меньше. И кухня у неё маленькая. У неё же хрущевка обыкновенная, у Софьи-то, а у меня дом послевоенной постройки. И потолки у меня высокие.

Ася посмотрела на потолок.

– Надо бы перекрасть потолок-то, – решила она. – Пожелтел уже. Выцвел. Да кто же теперь потолок перекрашивать будет? Сына со снохой не допросишься, а дочери нет. Если бы дочка была, она бы помогла в этом деле. Но бог не дал.

Ася перевела взгляд с потолка на стену. Стена была голая как одиночество.

– И жизнь я прожила какую-то пустую. Всё на бегу, всё в спешке. Оглянуться не успела, а тут уже старость подошла. Тут уже слабость подкралась. Тут уже болезни разные… Другие-то в мои годы ещё ни на что не жалуются, а у меня всё болит. Всё болит! Это, наверное, от тяжелой работы. Это из-за того, что я в молодости себя не жалела. Другие-то люди отдыхали, да по курортам ездили, а я всё работала, всё в ходу была. Дура! Вот сейчас и болею. Вот сейчас и чахну. Так мне и надо!

Ася тяжело вздохнула и перевела взгляд со стены на окно. Увидела на белом косяке синеватую тень, похожую на распустившуюся лилию. Должно быть, время уже к обеду.

– На улице, небось, солнце светит. А я тут лежу одна. Софья, наверное, уже прогуляться вышла, и Павел Борисович – тоже. А я тут лежу. Ничего не болит вроде, а голова почему-то кружится. Вот и лежу… Довела я себя до ручки. Перенервничала. Спать стала плохо. Вот и результат… И за что мне такое наказание? И за что мне такие страдания? Я вроде бы и питаюсь хорошо. И ни в чем себе не отказываю. Витамины иногда покупаю, а слабость почему-то не проходит… У Софьи, наверное, никогда такой слабости не бывает, как у меня. Она всю жизнь ладом не рабатывала. Только болтала языком с кафедры да принимала экзамены у студентов. Вот и сохранилась. Такие-то люди как Софья долго будут жить, а я раньше времени сдохну. Новая весна придет, деревья листвой покроются, а меня уже не будет. Не сохранила я сама себя, не сберегла.

Ася почувствовала, что глаза её наполняются влагой. Того и гляди заплачет от жалости к себе. До того ей стало тошно.

– Все люди здоровые, а я больная. Все молодые, а я старая. И за что мне такое наказание? В чем я провинилась? Вот лежи теперь и смотри в потолок. Чего увидишь? Чего поймешь? В другой день, бывало, Софья позвонит десть раз. Надо, не надо – всё рано позвонит. А сегодня с утра ни слуху, ни духу. Никому, видно, я не нужна. Ни сыну, ни снохе, ни Софье. Никому не нужна. Раньше, бывало, кто ни попросит – я всем помогать бегу. Устала, не устала – бегу. А мне никто помочь не хочет. Не заслужила я.

Ася вытерла рукавом халата случайную слезу. Глубоко вздохнула и закрыла глаза.

– Сколько людям добра не делай – никто это не оценит. Вот если бы я миллион сыну накопила или хотя бы на новую машину денег дала – он бы оценил. А так не оценит. Это точно. Что от больной старухи проку? Что с неё взять? Вот так и жизнь проходит. Спешим, спешим, работаем, работаем, а потом раз – и нет уже здоровья. И никому ты больше не нужен.

Ася снова тяжело вздохнула и открыла глаза.

– Только одному человеку была я нужна. Только один человек готов был меня на руках носить. Володька мой… Эх, Володька, Володька! Был бы ты жив, разве бы я вот так вот лежала да ныла. Ни за что бы не улеглась… Когда были вместе с тобой, у меня и болезней-то не было никаких. Поговорю с тобой, расскажу тебе обо всем – и на душе станет легче. А сейчас даже поговорить не с кем. Нет никого рядом… Ау! Не с кем поговорить. От этого, наверное, и болезни… И Софья что-то не звонит. Тоже, поди, прихворнула. Тоже ведь немолодая уже. Тоже одна живет… У Софьи одышка и ноги больные. Она всю жизнь на ногах. У меня хотя бы ноги-то не подводят ещё. У меня хотя бы ноги-то ходят. Другие-то старухи в мои годы все с ногами маются, а у меня ещё ничего. Терпят ноги, не подводят.

Эх, Володька, Володька! У тебя ноги тоже были больные после шестидесяти. Когда на пенсию вышел. Курил много. Да и выпивал. Тогда все выпивали почему-то. Время было такое, что ли. Как праздник придет – так выпивают. Как выходной – так выпивают снова. Пьяных было много на улице в пятницу. И по субботам – тоже… Сейчас пить стали меньше. Меньше стали пить. Видимо по-другому отдыхать научились, что ли. Без вина. А Володька мой по другому-то не мог. Ему вино надо было. Кровь из носу, а в субботу бутылку отдай. Потом всё воскресенье пиво дулит. Вот и допил пиво-то. Отрастил себе живот. Давленье стало мучить. Одно к одному, одно к одному…

Ася снова смахнула слезу. Потом села в кровати и потрогала кончик носа. В голове родилась какая-то новая мысль, но Ася не пустила её на волю. Надоело думать. И голова, кажется, перестала кружиться. Теперь надо умыться, чаю попить и собираться на улицу, пока не жарко.

И в это время в коридоре зазвонил телефон. Ася неуверенно поспешила к телефону. Она ещё трубку не взяла, но уже решила, что это, скорее всего, Софья. Кто же ещё ей позвонит ни с того ни с сего.

– Ало!

– Да.

– Ну как ты себя чувствуешь? – странным голосом спросила Софья, как будто знала про Асю какую-то скверную тайну.

– Плохо, – искренне ответила Ася.

– Вот! Я тебя предупреждала.

– О чем? – не поняла Ася.

– Чтобы ты не пила больше. Ты же два дня выпивала, чтобы успокоиться. Забыла, что ли?

– Да я…

– А я тебе говорила. В нашем возрасте даже стакан красного – это уже много.

– Но я вчера…

– Ты мне вчера звонила, – перебила Асю подруга. – Я сразу поняла, что ты опять пьяная. Несла такую чушь, что мне сейчас даже не припомнить. Не пересказать. К Павлу Борисовичу меня приревновала.

– Я?

– Ты, ты. Забыла, что ли? Если забыла, значит, тебе совсем выпивать нельзя. Ты и так-то ничего толком не помнишь, а пьяная и подавно.

– Да я…

– Небось, сегодня голова у тебя кружится.

– Да было немного… с утра.

– У тебя и так давление низкое, а теперь, наверное, совсем упало.

– Не знаю. Может и упало. Я никогда не меряю.

– Хорошо бы тебе глюкозы ампулу в чай. Аскорбинки да аспирина. Только у тебя, наверное, ничего этого нет. Ты ведь у нас лекарства не употребляешь. Желудок бережешь.

– Аспирин только.

– Привезти тебе для сердца чего-нибудь?

– Не нужно, – уверенно ответила Ася.

– Так оклемаешься?

– Да я уже…

– Ну, смотри, – проговорила Софья и положила трубку.

Ася в это время стояла возле телефона с трубкой в руке и растерянным видом. Только сейчас она осознала откуда у неё эта странная болезнь.

Страшный сон Аси

Однажды Асе приснился страшный сон. Будто она старуха и ей уже перевалило за семьдесят. Ну конечно может когда-то ей правда исполнится столько. И буде она не изящная белокурая дама в шелках как сейчас, а женщина преклонного возраста в старенькой шляпе. Но это ещё когда будет. До той поры (как мама говорила) надо ещё дожить.

Ей приснилось, что в подружках у неё ходит Софья Михайловна. Та самая профессорша, которой она зачет по философии два раза пересдавала. И будто подружились они на похоронах мужа этой самой Софьи Михайловны. Хотя Ася ужас как на кладбище заходить боится. Там темные кресты, голые могилы и вороны с галками. Темные на темных крестах. Кар! Кар!

Вот чего приснилось сдуру.

Как будто они с Софьей Михайловной всюду ходят вместе. Будто они всегда в шляпах и в белых перчатках с длинными рукавами. Будто они гуляют в парке и разговаривают о высоком искусстве. Будто однажды Софья затащила её в ресторан, напоила водкой, а потом Ася в этом ресторане стала вытворять такое, что сейчас даже во сне вспоминать стыдно. До того это всё нехорошо получилось.

А потом во сне кто-то Асе позвонил. Она вздрогнул. Она всегда вздрагивает, когда телефон неожиданно звонит. Даже не во сне, когда. Так прямо вздрагивает, что одна нога у неё в сторону уходит сама по себе.

Ася встала с кровати и подошла к телефону, пытаясь выпрямиться. Потому что спина у неё занемела. Взяла трубку и к уху поднесла, но низко. Надо было выше поднести. Так плохо слышно. Но это же во сне, опомнилась Ася. Тут уже ничего не исправишь, потому что сон – это как кино. Как сняли, так и показывает в голове.

– Чем занимаешься? – во сне спросила Асю подружка профессорша.

– Я только встала ещё, – ответила сонная Ася.

– А я тебя через часик на улице жду… Погода хорошая сегодня. Выходи.

– Ладно, – во сне ответила Ася, а потом вдруг подумала: «Вот ведь, во сне, а как в жизни». Или в жизни как во сне. Да, какая разница. Лишь бы снилось хорошее. Не как сейчас.

Ася посмотрела на свои морщинистые руки. Удивилась. Неужели у неё в старости, правда, будут такие худые руки. Ужас!

Ася во сне поела овсяной каши на половинном молоке. Каша оказалась пустая, без кураги и изюма. Какая-то невкусная. Видимо молоко было не первой свежести. Или во сне всегда так плохо кормят. Кто его знает. И хлеб черствый. Видимо в прошлый раз, который был в пятницу, она за хлебом сходить не успела. Хотя рано проснулась. Она вообще в последнее время что-то рано просыпаться стала. Как настоящая старуха. Проснется и лежит на кровати, думает. То ей кажется, что сердце у неё стучит слишком часто, то в правом боку покалывает. Там, где печень. То в голове шумит. То покажется, что она заболела. Состарилась и заболела совсем. То есть неизлечимо, так что даже думать страшно об этом.

Слава богу, она не старая ещё, а то ведь рехнуться можно. Столько переживаний сразу.

Ася выпила чаю с конфетой из мармелада и стала во сне собираться на улицу. Посмотрела в окно. Странно. Во дворе даже во сне красиво, хотя уже осень. Листья на деревьях желтые, на асфальте мелкие лужицы блестят, небо голубое отражается в них. По небу плывут белые облака. Даже не подумаешь, что это всё во сне. Так это всё хорошо нарисовано. Или снято.

Ася надела на себя платье кисейное, белые перчатки с длинным рукавами, сверху надела кофточку цвета баклажан, и пошла к двери. И тут, у двери вспомнила, что она забыла шляпу надеть. Надо же какая дура она. У неё же голова пустая. Нет ничего на голове кроме реденьких волос. А у неё на самой макушке во сне уже небольшая проплешинка появилась. Ветер дунет, кудельку поднимет, а там блестит что-то. Это даже во сне представить стыдно. До чего нехорошо.

Ася вернулась, одела шляпу, завязала бантиком темную ленту под подбородком и вышла на улицу. Софья Михайловна была уже там.

Ася взглянула на неё и удивилась. Какая она старая стала. Прямо чужая. И откуда только такая взялась? Та Софья Михайловна, которую она раньше знала, не во сне, была молодая симпатичная женщина. За ней даже один кандидат наук ухаживал целый год. Цветы ей дарил. А кто на эту старуху посмотрит, если в своем уме? И зачем только ей такой нехороший сон приснился?

– Здравствуйте, Софья Михайловна.

– Привет, – отозвалась Софья.

И сразу Ася во сне подумала, а зачем это она Софью по имени отчеству называет? Для чего? И тут же нашла ответ. А как ещё обращаться к этой старой старухе в шляпе, которая перед ней. Если эта старуха много выше и много толще Аси. Да ещё какая-то незнакомая вся. Чужая снаружи.

– Ну и куда сегодня направимся? – деловито спросила профессорша.

Ася неопределённо пожала плечами.

– А я предлагаю в Русский музей махнуть.

Ася снова пожала плечами. И зачем это ей идти в Русский музей во сне? Что она там увидит? Хотя в Русском музее она и правда уже давно не была. Может во сне ей что-то новое покажут.

– Я Врубеля очень уважаю, – между тем продолжила Софья Михайловна. – У него картины своеобразные, как у французских импрессионистов.

– У французских импрессионистов, – повторила за подругой Ася. И удивилась тому, что даже во сне Софья Михайловна продолжает любить французскую живопись. Надо же, какая всеобъемлющая у неё натура.

До Русского музея две старухи в шляпах решили добраться на метро. Вернее, на метро они добрались только до «Гостиного двора». Потом по зебре перешли Невский проспект налево, свернули на Садовую, и пошли по знакомому маршруту пешком, как в детстве ходили когда-то. Только идти во сне Асе было тяжело. Во сне она была старая, и поэтому долго ходить ей было трудно, а Софье Михайловне и подавно. Потому что она не только старая была, но ещё и толстая. И с сердцем у неё не всё в порядке было…

И тут во сне Ася захотела есть. Она хотя и хрупкая, но есть почему-то постоянно хочет. Она молчала, молчала, а потом сказала Софье Михайловне, что голодной в музей не пойдет. Потому что из этого музея ещё неизвестно когда выберешься. А она уже сейчас есть хочет.

Софья Михайловна возмутилась:

– И что у тебя за натура такая? Разве нельзя один раз потерпеть?

– А зачем, – удивилась Ася. – Я не на твои деньги есть хочу, а на свои. Кто мне запретит?

– Но тут по пути только ресторан японской кухни «Две палочки», – снова с раздражением проговорила Софья. – Неужели в него пойдем?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70840117&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.