Сергей Николаевич Полторак "Как правильно таранить «Бентли». Трилогия. Часть 1"

Эта приключенческая трилогия – история дружбы четырех отставных офицеров, мастеров спорта, учившихся в юности в одной спортроте военного училища. Очень разные по характерам и судьбам люди (ученый-бизнесмен, сотрудник ГРУ, ставший киллером, а также капитан ГИБДД и православный батюшка) имеют одно общее: они всегда готовы прийти друг другу на помощь.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 09.07.2024

ЛЭТУАЛЬ

Как правильно таранить «Бентли». Трилогия. Часть 1
Сергей Николаевич Полторак

Эта приключенческая трилогия – история дружбы четырех отставных офицеров, мастеров спорта, учившихся в юности в одной спортроте военного училища. Очень разные по характерам и судьбам люди (ученый-бизнесмен, сотрудник ГРУ, ставший киллером, а также капитан ГИБДД и православный батюшка) имеют одно общее: они всегда готовы прийти друг другу на помощь.

Сергей Полторак

Как правильно таранить «Бентли». Трилогия. Часть 1




Первая глава. Со свиданьицем!

У нас такие тайны – обхохочешься.

Евгений Шварц

6 сентября, в полдень, на углу Гражданского и Непокоренных «Ока» въехала в «Бентли Мульсан».

Водители и прохожие убедились, что сама жизнь рождает анекдоты и в радостном предвкушении ждали развития сюжета. Сюжет не замедлил развиться секунд через пять. Ровно столько времени понадобилось, вероятно, на то, чтобы у бентлианина прошло изумление от наглости посягнувшего и на то, чтобы водитель «Оки» ощутил себя камикадзе, уже практически выполнившим свою печальную роль. Как в замедленном кино левые дверцы авто открылись и из салонов удивительно синхронно, как паста из двух тюбиков, стали плавно выдавливаться две очень разные, но чем-то удивительно схожие фигуры. Их похожесть была в неторопливости и мягкости движений. Казалось, удав и гадюка выползают из своих укромных засад, чтобы зачем-то взглянуть друг на друга.

Водитель «Бентли» своим колоритом превзошел все ожидания очевидцев аварии. Это был гигантского роста, за два метра, бородач в черной рясе с массивным крестом на цепи, которую, казалось, он позаимствовал у якоря с корабля средних размеров. Удивительно волосатые кулаки казались головами двух пятилетних детей, прижавшихся к своему любимому папаше. Он смотрел перед собой удивленно, словно никогда в жизни не видел еще живого камикадзе.

Водила «горбатого» был совершенно невыразительным человеком маленького роста – от силы метр шестьдесят – худосочный, неопределенного возраста. Удивляло в нем то, что совершенно ничего не удивляло. Это был человек фантастически не запоминающейся внешности. Он был похож на всех сразу – эдакий собирательный образ всех времен и народов, «Калевала» и «Садко» в одном флаконе…

Батюшка и Невзрачный начали сходиться. Сходились молча, без привычных для такого случая взаимных оскорблений и угроз. Шага за четыре они замерли и, оцепенев, смотрели друг другу в глаза. Казалось, что еще чуть-чуть и мне, как автору повествования, можно будет написать: «Смеркалось». Но вдруг произошло неожиданное. Противники в едином порыве бросились друг на друга, при этом Невзрачный взлетел вверх, обхватив ногами великана под мышками, одной рукой обхватив его за шею, а другой размахивая, словно флагом. Батюшка бешено завращался вокруг собственной оси, опуская руки-кувалды на спину своему жокею. Его львиный протяжный и, казалось, восторженный рык слился с вполне человеческим воплем хозяина «Оки».

Со всех ног к месту разборки бежал гаишный капитан. Надо признать, его крейсерская скорость вызывала восхищение и развеивала легенду о том, что ГАИ появляется на месте происшествия всегда слишком поздно.

Поравнявшись с вопящими психопатами, капитан без раздумий врезал своим тельняшечьим жезлом сначала наезднику, а потом перекрестил им и святого отца. Над перекрестком нависла гнетущая тишина – эдакий штиль перед цунами. Драчуны, не отпуская друг друга из объятий, с интересом уставились на сотрудника инспекции. Было похоже, что процесс насильственного единения душ, вызванный ударами жезла, сейчас выльется в совместное избиение капитана. Вот батюшка со своей ношей замер, глядя на капитана, рванулся к нему и тут… Служитель порядка резко наскочил на попа и повис на его шее, обхватив цепкими руками обоих участников аварии. Батюшка с удвоенной энергией стал скакать вокруг себя и теперь уже адское трехголосье покрывало перекресток диким ревом. В результате еще три машины шлепнулись друг о друга, как пасхальные яйца, а троица ненормальных продолжала кружить на одном месте.

Похоже, клиника на Пряжке в ближайший час должна была заметно пополниться…

Вторая глава.

Товарищи бывшие офицеры

Лучше водки – хуже нет.

Всем известный политик

Примерно через тридцать минут в пивную «Милитари» на Лесном проспекте вошла странная компания – капитан ГАИ, невзрачный щупловатый мужичок и гигантского роста батюшка. Гаишник кивнул девушке за стойкой. Та гостеприимно улыбнулась:

– Михаил Петрович, вам как всегда?

– Да, только в три раза больше и в четыре быстрее. Ну и моим друзьям без майонеза, естественно…

Поп и невзрачный переглянулись и фыркнули.

– Не стареют душой ветераны, – приятным баритоном пропел батюшка.

– Придурки солдафонские, – флегматично отреагировал капитан, и троица проследовала к свободному массивному столу.

Они сидели втроем и смачно, с каким-то восторженным интересом рассматривали друг друга. Они, выпускники спортроты военного училища 1976 года, не виделись со дня выпуска. Они еще не знали, что каждый шестой их однокашник уже лежит в земле, а еще пятеро – неизвестно где: может, в горах, а может, на дне морском.

После второй кружки пива душевная благодать растеклась по телу.

– Слышь, Мишка, – прищурился, глядя на гаишника, батюшка. – Как можно вбухивать в пиво майонез, объясни? Никогда я в этом тебя не понимал. Слышишь, никогда!

Мишка Корнеев был в курсантские годы любимцем всей роты. Любили его за беззлобность, за смешное сочетание детской доверчивости, наивности и удивительной крестьянской основательности. Был он слегка тугодумом, но это, как говорится, его не портило. Он был чемпионом училища по кроссу на пятнадцать километров в полной выкладке, то есть в сапожищах, с автоматом, противогазом, шинелью в скатку, огромным прорезиненным химкомплектом и пристегнутой к ремню саперной лопаткой, которая безжалостно хлестала бегуна по «насиженному» месту. Однажды в самоволке он убежал от начальника патруля майора Лапина, в курсантской среде – Леши Лисапета, а тот, между прочим, был мастером спорта по бегу. Правда, в спортроте у них мастера были через одного. Вот Олег Лосев – ныне батюшка, был мастером спорта по штанге, третьим призером Союза в тяжелом весе уже в девятнадцать лет! А сидящий сейчас напротив Женька Фролов – неприметная серая мышка – дважды мастер спорта – по стрельбе и по плаванию, чемпион Вооруженных Сил СССР по офицерскому многоборью. В прошлом, конечно, чемпион, но сейчас, кое-что, наверное, осталось.

– Ну что, мужики, вздрогнем еще по единой, – командовал по-хозяйски Мишка, поднимая свою кружку. Родом он был откуда-то из-под Брянска и когда-то всех уверял, что лучше брянского пива напитка нет. Как-то в минуту откровения он рассказал друзьям о том, что давно еще, в детстве, приехали к ним в деревню дачники – бабка с внуком. Внук – ничего себе паренек – сошелся с деревенскими, играл с ними на улице весь день. В обед его бабка высовывалась из окна и на всю деревню кричала: – Яшенька, бегом домой коклеты с майонезом кушать!

О котлетах у пацанов было смутное представление. Но майонез был тайной за семью печатями. Смешно сказать, но из-за этого чертова майонеза и поперся Мишка в военное училище. Думал: «Приеду в город – увижу это кушанье, а стану офицером – каждый день лопать буду». Сбылось!! Пристрастился употреблять его с пивом, как наркотик какой-то. Тем более что пива теперь и майонеза любого – завались. Помнился и казус. На первом курсе, как-то курсантов всей ротой повели в Дом офицеров на танцы. Познакомился Мишка там с одной податливой девчонкой. Та и отдалась ему там же, в Доме офицеров под лестницей. В последний момент, когда у Мишки вся сладость чуть ли не к горлу стала подступать, вырвалась и убежала. А у него все его богатство, накопленное за долгие месяцы воздержания, вылилось ему же на брюки. В «горячке боя» Мишка этого не заметил, а когда курсантов стали строить, чтобы отвести в училище, комроты заметил:

– Что это у вас за грязь, курсант Корнеев? – Мишка замялся.

– А это у него майонез выходит, товарищ капитан, – под общий гогот доложил Олег Лосев. С тех пор и стал он Мишкой Майонезом.

Но вообще-то Мишка был мужиком совестливым. За все дела в роте, как говорится, душой болел. Например, ему было стыдно, что на комсомольских собраниях роты никто выступать не хотел. Комсомольский вожак Олег Лосев напрасно пыжился:

– Кто еще хочет выступить, товарищи комсомольцы? – Никто не хотел. Народ сидел понуро и думал: «Когда же эта дребедень закончится?». И тогда Мишка Майонез поднимал вверх руку. Сказать ему в общем-то было нечего, но какой-то непонятный внутренний долг, какой-то зуд изнутри требовал разрядить напряженность. Он выходил к трибуне, окидывал собравшихся смущенным взглядом, и, не находя актуальной темы для выступления, говорил:

– Немножечко о спорте.

Это его «немножечко о спорте» было поводом для шуток на протяжении всех лет учебы в училище. Но Мишка был верен себе. И ему было стыдно, что на комсомольских собраниях все отмалчиваются. Он был похож на чукчу, который действовал по принципу: «что вижу, о том и пою». Сослуживцев это забавляло, смущало и даже умиляло: Мишка казался всем идеалистом, резко отличавшимся от всех циников, которых в роте было подавляющее большинство.

«Вздрогнули» еще по единой кружке. Олежек Лосев вздохнул:

– Не по-божески как-то пьем, товарищи бывшие офицеры, не помолясь.

– А ты, слуга божий, – вкрадчиво начал Женька Фролов, – давно ль святым стал? Ты ж в курсантские годы половину девчат в Питере… гм, своими «прихожанками» сделал. Тогда не крестился, не молился?!

– Понимаешь, Фрол, – накрывая кружку ладонью, похожей на лохань, задумчиво протянул отец Олег, – тогда кротости у меня в душе не было. Кураж был, а кротости – нет. Куража много было. Я ведь когда-то с куража рапорт написал – и в спецкомандировку. А в кадрах, видать, тоже куражистый кто-то был, назначил меня командиром взвода спецназа в бригаду доктора Душева.

– Доктора?

– Ну, это кликуха у комбрига была. Он, если ему не нравился какой офицер, ну, выпивал там или бойцов не берег, на кадровые перестановки времени не терял. Приезжал, допустим, в роту и после проверки говорил ротному: «Ты, капитан, болен, пора тебе в госпиталь». «Никак нет, – возражал капитан, – я здоров!». «Ты ранен, – говорил комбриг и стрелял ему из своего макарыча в ногу, а то и в задницу». Бедолагу – в госпиталь. Боялись комбриговских диагнозов.

– И что, никто его не спалил?

– Нет, никто. Вояка он был правильный. Да и погиб он в восемьдесят четвертом.

– Что ж, он столько лет там воевал?

– Нет, конечно. Два года повоюет – в Союз на повышение. А через год назад. Не мог уже без войны.

– А ты?

– Да и я не мог. Тянуло, как на работу в день получки. Я ведь в восемьдесят шестом уже батальоном спецназа командовал. К полку примерялся. А потом как просветление нашло. Как-то враз от крови устал – от чужой и своей. Партбилет и рапорт об увольнении – на стол и вперед. Уволили с треском, без права ношения формы одежды. Правда, майорскую звезду не сняли и ордена не отобрали. Плюс три ранения… Так их тем более не отберешь. А прослышал, что на Чудском озере, на острове, живет отшельник – монах отец Серафим. Добрался до него, рассказал об озарении. Он выслушал и благословил.

– А как же семинария или Духовная академия?

– А никак. Я службу и молитвы быстро освоил. Главное, что в сердце, а не в дипломе. Диплом ума не дает. Да и приход у меня – дальний, непрестижный, аж на Алтае.

– Так это ты там с Божьей помощью на «Бентли Мульсан» заработал? – вежливо поинтересовался Мишка Майонез.

– Не богохульствуй. Это моя бывшая жена так грехи замаливает. Пока я воевал, она сына моей маме спихнула и в Штаты сбежала с одним бандюганом. Он там миллионером работает. Вот она мне «Бентли» и навязала. Приехала в прошлом году в Питер, и я как раз тут был, мы с сыном мою маму навещали. Бывшая моя разрыдалась. Видите ли, стыдно стало, что мы с сыном вдвоем живем на Алтае и маму мою время от времени проведываем. «Прости, – говорит, – за все». – И железяку эту, значит, в знак компенсации… А мне с ней головная боль. Не на Алтай же ехать. Стоит у мамы на даче под Сиверской в сарае. Иногда в город приезжаю, да всякие придурки норовят в зад стукнуть.

– Ну, насчет придурка ты погорячился, – вяло возразил Фрол. – Сам виноват. Нечего подрезать и резко тормозить. Здесь тебе не алтайские просторы. Спасибо, ГАИ у нас службу знает, скажи, Мишка?

Мишка Майонез довольно заулыбался:

– Знаете, ребята, я ведь в ГАИ случайно попал. У меня служба тихая была. Стыдно сказать, за всю службу в удостоверении личности только одна запись была – командир взвода. Двадцать лет старлеем проходил. Когда увольнялся, присвоили капитана. Так сказать, дембельский подарок от главкома. Помню, приехал даже генерал, комкор, меня в запас провожать. Нет, не специально, конечно, провожать приехал, а так совпало. Он к нам на остров поохотиться прилетал. Ну заодно проверил и взвод, всем пистонов навставлял, нового взводного солдатам представил. Помню, построился личный состав, не занятый по службе, а он вызвал меня из строя и говорит: «Товарищи солдаты и сержанты. Перед вами старый офицер, теперь молодой капитан запаса Михаил Петрович Корнеев. За долгие годы своей офицерской службы он прошел славный путь от командира взвода до… командира отличного взвода». Вот так и попрощались… Служил я в месте особенном. Называется оно остров Гогланд. Это в Финском заливе, в шести километрах от финской морской границы. Красота на острове сказочная – сосны, валуны. Грибов, ягод – немерено. А дичи! Утки, гуси… Стояла там только радиотехническая рота на бугре и мой взвод в отдалении – взвод охраны складов боеприпасов НЗ. Был на острове еще маяк. Его обслуживали муж с женой и их дочка. Дочка родилась на острове и жила там лет двадцать безвылазно. Читать-писать кое-как умела, но ум, как у десятилетнего ребенка. Ее отец дубиной всех ухажеров отваживал. Повез ее как-то в Питер, благо вертолет раз в месяц прилетал, так она в городе чуть с ума не сошла. В больницу положили от нервного потрясения. Такая вот Маугли получилась.

– Ты хотел сказать Пятница, – осторожно поправил Олег.

– Я хотел сказать, что нельзя так издеваться над молодыми девками. Да и над голодными мужиками, – добавил, подумав, Мишка.

– И что же дальше? – поинтересовался Фрол.

– Дальше? Замуж я ее взял. Вот и все дальше. Но теперь она живет там. Одна управляется на маяке – отец с матерью померли. А я зарабатываю «капусту» на таких, как вы, потому что с продуктами там – караул. Бойцов на острове уже нет, сократили и мой бывший взвод и локаторщиков. А маяк не сократишь. Раз в месяц летаю к своей Ленке. На сутки туда и обратно. Все бы ничего, да нашей дочке уже семь лет. В школу ей надо, а она цивилизацию только по телеку видела, да и то в основном финскую. Как подумаю, что дикаркой растет, страшно делается на душе. Я когда в запас ушел, в Питер перебрался – думал, деньжат по-быстрому срублю и назад. Один мой бывший солдат теперь всякими темными делишками промышляет, каким-то черным тотализатором заведует.

– Это каким еще? – буркнул Олег.

– Ну, который бои без правил обслуживает. Деньги там бешеные крутятся. Вот я и пошел выступать на этих боях, благо сил, сами знаете…

– Что-то я тебя не видал по телеку. А там часто показывают бои без правил, – возразил Фрол.

– Это не то. Понимаешь, я участвовал в боях совсем без правил. Это не то, что в телеке. Это дело криминальное. Но платят хорошо. За один бой, даже если проиграл, но выжил, до трех тысяч баксов можно заработать. А если выиграл, то и больше гораздо. Есть места в городе и в пригороде, где проводятся такие представления для избранных. Но долго я не потянул. За три месяца – шесть боев. Соперники – хлопцы разные. Чаще бывшие спецназовцы и вэдэвэшники, реже – борцы и боксеры. Бой ведется до полной отключки или сдачи. Четыре раза я побеждал, два проиграл – старый уже. В последний раз потерял сознание от болевого шока – открытый перелом ноги и рука из суставной сумки выскочила. Спасибо, не убили. Бывает и такое. Тот же бывший мой солдатик пристроил в ГАИ. Все на ту же должность – командир взвода. Денег, конечно, меньше, но куда спокойнее.

– Да, – протянул Фрол. – Хреново служить Робинзоном. Особенно, если после этого тебе еще и в морду. Уж лучше жезлом дирижировать на перекрестке.

– А что ты знаешь про это дирижирование?! Думаешь, «бабки» как манна небесная с неба валятся? А ты постой на морозе да на жаре, да с балбесами вроде тебя пообщайся на трассе. Они ведь никогда не виноваты! Только за руль чуть живые садятся. Вот я тут одного хотел тормознуть. Показываю ему жезлом, мол, прижмись к обочине и встань. Он четко отреагировал: куда я палкой махнул, туда и поехал. Прямо в кювет слетел. Вылез из машины, пьяный – в усмерть! И обиженно так мне: «Командир, ты куда мне палкой показал? Там же нет дороги!». Еле отбился от него. Правда, потом, когда протрезвел да машину вытащил (я ему подсобил), познакомились. Хороший мужик оказался! Рыбак первоклассный… А ты, Фрол, что молчишь? Ты-то где и как?

– А что говорить? – Фрол протяжно отпил из кружки, словно певец брал трудную ноту. – Я не святой отец, не гаишник и не рыбак. Я скорее… охотник.

– Что в охотхозяйстве где-то? – поинтересовался батюшка.

– Да, вроде того.

– Что-то ты, Фролик, темнишь, – прогрохотал Олег.

– А я не на исповеди, хоть ты и батюшка. И не на допросе, хоть ты, Майонез, и мент.

– Может, и Скрунды в нашей жизни не было? – полюбопытствовал Олег.

– Скрунда была, – тихо сказал Фрол. – Простите, мужики.

* * *

А дело тогда в том далеком семьдесят шестом было так. За месяц до начала выпускных экзаменов отправили их курсантский взвод на войсковую стажировку в Латвию, в симпатичный городок Скрунду. В то время, как известно, Прибалтика была эдакой советской заграницей. Кругом чистота, порядок, даже голуби, казалось, особенные – не гадят! Всеобщий уют и поголовная культура. Удивили, правда, два обстоятельства: на улицах не встречалось пьяных и не было красивых девчонок. Стройненьких и со вкусом одетых – пруд пруди, а в лицо глянешь – хоть плачь. Как говорил тогда Олег Лосев: «Что ж ты, личико, такие ножки испортило?!» Вскоре после приезда в Скрунду Олег вынул из кармана двадцатипятирублевку, поднял почти до потолка казармы, где разместили взвод: «Отдам четвертной тому, кто надыбает хоть одну красивую девицу в этих палестинах», – заявил он. Двадцать пять рублей по тем временам – это были деньги приличные. По современным меркам без малого долларов пятьдесят. Правда, тогда на них не пересчитывали. Народ кинулся на поиски, но тщетно. Искали неделю, а потом энтузиазм пропал. И вдруг… Как-то вечером в казарму влетел обычно флегматичный Фрол.

– Олег, Сохатый, черт тебя побери! Ты еще не пропил свой четвертной?

– Нет, а что? – удивился Олег.

– В местной «стекляшке» только что видел девушку из сказки. С ней, правда, принц датский, но это и понятно.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом