Вампи. Королева сердец
Дарлянка
Меня зовут Вампи. Я ненавижу людей и обожаю вампиров. Не просто обожаю, а хочу им стать. Думаете глупо? Глупо сидеть и ждать когда все мечты сами собой исполнятся, а я же действовала сама, причем крайне радикально. Герцог вампир не пришел темной ночью и не обратил меня, это сделала я. И вроде бы на этом все. Но кто бы мог подумать что когда я буду сидеть у себя дома ко мне постучится некто со словами: "Я так понимаю ты уже обратилась? Чудно, так получилось что я тоже вампир.
Дарлянка
Вампи. Королева сердец
Вампи
Глава 1. «Две ненависти, одна одержимость»
Вампи, апрель 2023 год, город Ирбит.
В моей жизни есть две ненависти и одна одержимость. И этим лишь я и живу. Остальное в этой жизни и в мире меня не интересует. Да, звучит довольно забавно, но я серьезно. Всем своим существом я ненавижу людей и свое имя. А одержима я вампирами. О да! Я их обожаю, восхищаюсь и боготворю. Моя заветная мечта стать вампиром, как бы это глупо и по-детски не звучало я ранее сказала, что ненавижу людей, отчего мне плевать кто и что из вас думает на этот счет.
А началось это все…да, пожалуй, с самого моего рождения.
В недалеком 2006 году родилась еще милая и светлая девочка. С первым вздохом она закричала и это уже не понравилось ее отцу.
–Чего это этот зародыш так орет?! Пусть заглохнет! А то по ушам режет! – как хорошо, что я тогда не понимала человеческой речи и не знала смысла слов. Лишь спустя несколько лет до меня это донесла его мама, а-ля моя бабушка что любила измываться надо мной и моей матерью.
Я открыла глаза и хоть осознаннее моей дерьмовой ситуации пришло ко мне чуть позже, но скажу себе маленькой из будущего – лучше бы уж не рождалась. Глаза мои были красивого василькового оттенка и переполнялись жизнью. Родителями же оказались те, кого родителями даже назвать нельзя. Матерью стала молодая девушка лет 20 с куцыми русыми волосами и вечно болезненно нервным выражением лица, а вместо материнской любви был диагноз шизофрении. Отец же был 40-летним алкашом и мудачьем каких еще поискать.
Моя первая ненависть – ненависть к людям появилась с хрупким и беззащитным осознанием кто я и что за мрази меня окружают. Мне было около 5-6 лет, моя жизнь состояла из вечных пьянок отца, его побоев, как меня, так и матери, безосновательных матерных криков и ругани, психически больного воспитания шизанутой мамы и издевательств со стороны единственной бабушки по отцовской линии. С самого рождения я не видела счастья или радости жизни, не видела положительного в людях, ведь вокруг меня были лишь ужасные их подобия, которые вместо родительской заботы и любви дарили лишь страх, горе и ядовитую, жгучую ненависть. Первым чему я научилась в свои маленькие детские годы это ненавидеть, как ненавидели меня.
Я ненавидела всем своим существом и отца, и его дрянь бабку и мать. А из-за того, что меня редко выпускали на улицу из старой двушки и в садик я не ходила, то сравнить было не с чем. Конечно, понимание того, что где-то да остались еще светлые и добрые люди мимолетно мелькает среди кучи гнилой ненависти, но увы, гнили больше и она с начала моих деньков закрепилась и приелась. Это надо было в детстве спасать, сейчас поздно.
Вторая ненависть к своему имени врезалась в мое сознание чуть позже. Да, вместе с людьми меня накрывало чувство мерзости и к своему имени. Быть может, потому что оно было слишком простым и распространённым или возможно из-за того, что мне дали его все те же ненавистные родители. А может из-за того, что его произносила лишь мать, когда заходилась приступом и пыталась меня убить. Противно было не от «Полина» или «Поля», тошнило от ласковой формы.
Первое свое «Полечка» она произнесла, когда сидела на полу после избиения отца и зашивала его носки красными нитками. В детской наивности я подошла к ней шатаясь от таких же тумаков. Она аккуратно, с каким-то фанатичным трепетом взяла мою руку и стала гладить бело-синеватую кожу.
–Полечка…твоя кожа…прям как моя…Полечка…Полечку нужно исправить…перекрыть эту бледность, изменить! – лицо искривилось в кривой дерганной улыбке с разбитой кровоточащей губой.
Инстинкт самосохранения не успел среагировать на ее первую основательную выходку, на первое ласковое имя. Она резко вонзила иголку с красной нитью мне в руку.
–Розы! Вышьем розы на коже, и никто ничего не скажет! Розы перекроют бледность! – завопила она, прыская слюной и истеричным смехом.
Я закричала от боли и кинулась от нее. Она безумным зверем погналась за мной. На глаза попался шкаф, дверцы которого открывались внутрь. Не сильно соображая, я быстро нырнула туда и прислонилась спиной к дверям, не давая ей доступа. Она глухим стуком врезалась в него и словно в агонии стала биться и царапать его, все крича и крича мое имя. И лишь спустя три часа приступ закончился -она мотнула головой и как ни в чем не бывая пошла варить суп.
И далее этих «Полечка» было много. Самые страшные и болезненные «Полечки» врезались в память отдельными произношениями и фрагментами.
«Полечка» с напускным добрым голосом и тарелкой ароматного печенья превратились в изрезанную полость рта – эта тварь начинила тесто иголками и битым стеклом и скормила мне.
«Полечка» быстрое и громкое на красном светофоре оказалось сотрясением мозга и сломанной ногой, когда она толкнула под машину.
«Полечка» легкое шептание и убаюкивание накрыло вместе с подушкой, когда мать укладывала на ночь и вместо колыбельной решила меня задушить. У нее не вышло, я рефлекторно пнула ее в живот, и она с припадком бросилась в тот шкаф, но оставила дверцы открытыми.
«Полечка, Полечка, Полечка» быстро повторяющееся как мантра доносилось шипение из того шкафа всю ночь в ожидании, когда я засну чтобы попытать удачу вновь. У нее и тут ничего не вышло.
«Полечка» издевательски певчее въелось в меня вместе с бутыльком кислоты, что вылился мне на шею и оставил сначала ожог третьей степени, а после и ужасный шрам.
Помню и последнее ее «Полечка». Оно было мертвым.
Тогда мне было 10 лет. Я уже ходила в школу, 4 класс, уже могла взаимодействовать с другими, кроме родни. И у меня немного да получалось, в подсознании все чаще стала мелькать мысль что люди могут быть не такими уж плохими. Я возвращалась домой после прогулки с дворовыми ребятами в гаражах. Горло пересохло от бега и разговоров, очень хотелось пить. Я аккуратно зашла в дом и тут же окунулась в гробовую тишину, что было уже чем-то незнакомым для меня. Ладно, отец мог уйти бухать в гаражи к своим мужикам, бабка жила по соседству и вечера проводила за «Пусть говорят», но вот мать…Она всегда была дома. Если же куда-то уходила, то возвращалась быстро. И шум. Присущий ей смех, крики, истерики для психички. Не когда дома не было такой неуютной тишины.
–Мам? – осторожно крикнула я в эту тишину и навострила сразу все свои шесть чувств, если же это очередной приступ.
Скрип половиц предупреждал что я крадусь на кухню чтобы попить и убежать на спасительную улицу. Я зашла в комнату и тут же застыла.
По середине кухни лежала моя мать. Вся окровавленная с порезанными венами на запястьях. Недалеко от ее бездыханного тела кухонный нож. Я медленно перевела взгляд на стену. Там красовались бегающие и прыгающие буквы, нарисованные кровью, кое где не дописанные даже до половины что гласили «Полечка». Куча ласковых имен меня врезались в воспоминания мертвой хваткой.
Пить больше не хотелось. Хотелось бежать, звать на помощь или плакать. Но помощи просить не у кого, а родителям никогда не нравились слезы. Просто же бежать было страшно.
А если я дернусь, и она на меня кинется с ножом?! Очередной приступ? Уловка! Ловушка!
Я стояла так до того времени пока домой не заявился алкаш отец. Неуверенной походкой он прошел на кухню, смачно выругался на картину, с усилием набрал своего собутыльника. Те пришли вскоре и унесли труп матери, мимо меня замершей как статуя.
–Ты тут уберись-ка – скомандовал отец и удалился под предлогом поминания дальше бухать. Для него всего лишь появился повод накатить.
Что-то треснуло. Я это отчетливо слышала. Но не в квартире, где-то в глубине. Так ломается человек.
Не знаю, что делали мои ровесники вечерами, но я отмывала кухню от крови мамы. А следующим утром перед школой резала этим же ножом колбасу на бутерброды. Ибо это был единственный хороший нож в доме.
С одной стороны, я освободилась от вечного страха поймать приступ матери и этого ласкового имени. С другой…она никуда и не делась. После смерти она оставила свой труд воспитания, который вечно искал подвох в своем же имени. Каждый раз, когда меня окликали я натягивалась как струна и сжимала кулаки, а сердце учащенно стучало, во рту же появлялся медный привкус, от которого жуть как тошнило. Если же кто-то произносил «Полечка», то в голове тут же вырисовывались те окровавленные послания мертвой и я ненавидела себя за это.
Я ненавидела свое имя и не знала, что делать с этой сильной ненавистью к части самой себя, что переполняла и топила. Казалось, я погружаюсь в пучину безумства, вечного подвоха от этого ласкового варианта и страха. Тогда мне впервые помог Виктор. Еще совсем юный и трусливый мальчик с грустным лицом и мягкими волосами черного оттенка. Среди всей тьмы и жестокости этот светлый и неуверенный момент запомнился мне ярким мгновением.
Это был 5 класс. За свой грубый, вечно ищущий подвох и опасность характер меня избегал весь класс, кроме одного единственного Виктора. Его же избегали за привычную ему трусливость, неуверенность и слабохарактерность. Непонятно почему мы сдружились – видимо побитые жизнью и родителями дети где-то в нас еще теплились и искали утешения в виде понимающего друга. Виктора избивала нарциссичная мать. Мы нашли друг друга в понимании и сочувствии. Жизнь научила его быть внимательным ко всем мелочам в поведении людей. Он заметил, как меня передергивает от имени. Без всяких расспросов он просто предложил мне прозвище, которое бы заменяло мне имя.
–Вампи! – изрек он одушевленно.
–Почему? – покосилась я на него, и вся воодушевленность испарилась от страха. Добрые черные глаза тут же нашли утешения в полу, руки в краях рубашки. Тем же опытом жизнь наделила и меня, и я хорошо знала, что Виктор всего боится особенно людей, боится, что возможно я не одобрю его идею.
–От фамилии взять первые три буквы, «вам», далее первая буква имени и последняя это первая буква отчества. Если все собрать воедино, то получится Вампи. Очень схоже с вампиром, а тебе ведь они нравятся. И звучит мило.
Да, кстати о вампирах. Уже тогда я их любила. Чтобы полностью не погрязнуть в безумии с ненавистью нужно было искать хоть что-то светлое что могло бы мозг держать в равновесии, и я открыла для себя вампиров. Тогда батя уже уснул после долгой пьянки и спал на старом засаленном кресле, крепко стискивая бутылку пива в руках. Телевизор все еще работал, и я выглядывала из-за угла коридора смотря что же там идет. Там шел фильм «Реальные упыри» и в этой ночной тишине квартиры и храпа отца я впервые за долгое время улыбнулась телевизору. Я нашла то, что помогало мне дальше выживать в этой жестокой реальности и не потонуть в полной ненависти.
–Круто! – наконец-то кто-то услышал мою ненависть и смог ее успокоить, пожалуй, это был первый и последний раз, когда получилось ее усмирить.
–Неплохо – кивнула ему Стеша. Запомните ее, она та еще крыса.
Стеша была самой популярной девочкой в классе, уважаемая и любимая учителями. Уже тогда, когда она подошла к нам и с ослепительной улыбкой предложила время от времени вместе играть было подозрительным. Очень стереотипный персонаж -крыса, понятно было всем что по сюжету произойдет потом. Но только не мне, одинокому ребенку с крохотной верой в мир и дружбу, так яростно жаждущего любви и понимания. Поэтому мы просто стали дружить, как-то раз после уроков, она позвала нас погулять на школьном дворе. Мы охотно согласились, взяли газировку, чипсы и отправились на пустырь. Начали весело проводить время, общаться, обмениваться шутками. И так дружеская беседа перешла на разглашение тайн и секретов.
–Мы же лучшие друзья, так что должны делиться всем больным и тайным! – улыбнулась она слишком приторно и неискренне.
Витя засомневался, но не я. Побитая душа так наболела и так долго держала все в себе, что нуждалась в возможности выговориться. Сначала долгий рассказ о своих ужасах был моим, после сбитый, тихий и заикающийся рассказ о рукоприкладстве матери от Виктора. Мы улыбнулись грустными и понимающими улыбками с ним и уставились в ожидании истории Стеши. Она смотрела на нас с хищной улыбкой, после быстро засобиралась домой. Мы разошлись, а уже на следующий день вся школа знала о наших проблемах и считала фриками. Началась жестокая травля, во главе которой стояла Стеша.
–Не переживай! Я тебя вытащу оттуда! Потерпи немного! – кричала я, плачущему другу за дверью.
Первым секретом каким поделился Виктор была каморка. Он ужасно боялся замкнутых темных пространств, так как в такой же каморке его запирала мать за непослушание и оставляла на несколько часов, а то и всю ночь, пока тот бился в истерике и истошно звал на помощь. Прямо как сейчас.
Люди ужасны и эта ситуация тому подтверждение. Стеша со своими дружками сначала избила Виктора, а после там закрыла. А я узнала об этом слишком поздно. Я слышала, как он молит о спасении, как рыдает и зовет меня. Но противная дверь в кладовую в школьном углу не поддавалась под его прошения.
–Вампи! Вампи! – дрожал его пронзительный голос. А я продолжала пытаться открыть закрытую дверь, пока вокруг меня стояла толпа учеников смеялась и снимала все на телефоны. – Вампи…Вам…Полечка! – последнее слово отозвалось глубоким страхом что я каждый день пыталась забыть. Ненависть переросла в остервенелый гнев, и я тут же с ноги сломала ручку двери. Она наконец открылась, и Виктор бросился мне в объятия пока уши заполнял звон и отдаленный истерически больной голос матери.
В отличии от друга я могла постоять за себя. И начав дружить с ним я научилась стоять с арматурой сразу за двоих.
Я не разбирала какая там месть. Слышала, что она может быть горячим блюдом, холодным и подаваемым на десерт. Я взяла все сразу не ломая голову.
Холодным оно оказалось, когда я подкараулила Стешу в безлюдном переулке и огрела арматурой по голове, после чего утащила к себе.
Горячим оно было когда я с наслаждением вырывала ей ногти на руках, а она билась в ужасной агонии и боли привязанная к стулу.
Десерт заключался в компромате – я все засняла на видео и по дружбе предупредила если такое вновь повторится, то все будут смеяться уже над ней.
Никто больше нас не травил. Мы снова превратились в дуэт избитых жизнью друзей, фриков кого все избегают.
И вот такой небольшой пересказ является моими 17-тью годами жизни. Сейчас же я закончила 9 классов с горем пополам и поступила на документоведа, лишь для галочки. На самом же деле продолжая боготворить вампиров, ненавидя людей и являясь Вампи.
К сожалению, не многие уважают мой выбор:
–Вамеловская Полина! Вы слушаете меня?! Я спрашиваю слушаете меня?
Я не слушала, а продолжала усердно выводить буковки на странице тетрадки по введению в специальность. Создавая свое негласное письмо: «Дорогой вампир, я понимаю, что меня долго искать среди этих гнусных людей, но и ты пойми в отличии от тебя мои часики тикают. Так что прошу в скором времени меня найти, спасти от человеческой сущности и обратить в такого во же, как и ты) Твоя верная фанатка Вампи!»
–Полечка, тебя преподаватель зовет – шепнул ядовитый голос справа.
Я резко дернулась, отчего сломала ручку и грозно уставилась на Стешу, которая сидела позади меня. Она омерзительно улыбалась и сверкала глазками. Это людское отродье зачем-то после школы поступило вместе со мной в одну группу и нахера я думать не хочу. Понимаю лишь то, что давно эта стерва не молила о пощаде обливаясь слезами. Уже позабыла тот страх, который я ей внушила. Но она стала умней, действует лишь на публике, где есть свидетели и везде блуждает с кем ни будь. Еще никогда не удавалось мне ее одной подловить. Вот видимо и поверила в себя. Ненадолго.
Зато запомнила мои слабости и триггеры, которыми я и поделилась тогда. Вот мразь. Хитрая мразь. Но гнилая, как все люди.
–Вот именно Вамеловская! – вздернул подбородок старикашка предавая значимости своей персоне. – Сейчас идет одна из важнейших лекций! И если вам не интересно, то я никого не держу.
Я усмехнулась и быстро собрала рюкзак.
–Меня дважды уговаривать не надо.
И ушла. Пафосно и нагло.
Что не понравилось Виктору. По велению гнилой мамашки ему пришлось идти на юриста, отчего он в другой группе, но в одном колледже со мной. Мы встретились на перемене в коридоре, а слухи быстро расходились.
–Ну зачем ты так поступила? Он же самый вредный препод! Один пропуск и сразу пересдача! Что ты будешь делать?
–Ой, не ной! Давай без нотаций, ок? Самостоятельно жить научилась как то, и тут справлюсь – огрызаюсь я слишком импульсивно, и он тут же опускает глаза и дрожит. Опять гнев не могу унять! Гнев что перерастает из ненависти! Я вздыхаю и уже успокаивающим тоном говорю – я что ни будь придумаю, ты же меня знаешь. Не переживай. Лучше давай сходим в кино после пар, там новый фильм про вампиров идет! – если бы было возможно, то в глазах бы моих блестели искорки.
–Прости…но я, я бы с радостью…ты же моя подруга…ну я так надеюсь – залепетал Виктор еще более тихо и волнительно. Я прикусила язык, чтобы не ударить его по голове. Бесит же когда мямлят!
–Ты не хочешь? Я все понимаю, не утруждай себя – неровная улыбка рассекла мое лицо. Он же наконец глянул на меня из-под длинной челки и лишь уголками губ улыбнулся в ответ.
В этот момент проходя мимо в плечо больно пихнули. Я оскалилась и уже готовила кулаки чтобы расхерачить этому кому-то башку. Это оказалась Стеша, одарившая своей ядовитой улыбкой. Вместе со своими подружками они просеменили к другому концу коридора и стали виться около преподавателя истории. Я глянула на него.
Боже! Да это же настоящий вампирский граф! Лютый фанат тут же поймет меня. Есть категории вампиров и один из них вампирские графы и графини!
Солидный мужчина средних лет был одет в черный фрак и штаны, на ногах сияли лакированные классические ботинки, перчатки на руках, в правой руке крепко сжата трость. Жаль не вижу рукоять под крепкой рукой. Брюнет с зачесанными волосами и безэмоциональным лицом на видимый флирт первокурсниц.
–Напомни-ка, как зовут историка.
–Это Влад Владиславович! Учитель истории!
Мой изучающий взгляд перепрыгнул на Виктора.
