Авдотья Тетушкина "Моя подружка"

Моя подружка
Авдотья Тетушкина

Главная героиня узнает о неизлечимой болезни и проходит весь путь от отрицания до принятия себя и нового мира вокруг. Для счастья не важны исходные данные, его нужно найти внутри себя.

Авдотья Тетушкина

Моя подружка

Наяда

Принимать в холодные зимние вечера

и промозглые депрессивные дни.

Обгорелые плечи, горячий хачапур, горные пики, голые коленки в прозрачной воде, солёные кудряшки, капли на купальнике… Тело стало заметно стройнее в благодарность за этот подарок для него. Впервые за последние двенадцать месяцев что-то было сделано именно для этих мышц, сухожилий, внутренних органов, а не только для самоё себя – в кои-то веки не наслаждение, самолюбование и утоление тщеславия.

Да, когда погружаешься в прозрачную солёную воду, отдыхает не только нервная система, почувствовав себя в невесомости, не только душа созерцает небесную синеву вокруг – тело обретает счастье вернуться в естественную среду и при этом активно двигаться, применяя, наконец, свои ресурсы в настоящем деле. По сути, каникулы на морском побережье – это работа, которую нужно ежедневно проделывать для десяти-пятнадцати минут истинного наслаждения. Когда ты входишь в прекрасную неспокойную воду, готовишься к погружению как к прыжку – но нет, делаешь это не сразу, сначала нужна пара минут, чтобы привыкнуть к разнице температур. И вот теперь истинное наслаждение, ты как будто паришь в воздухе. Паришь над многометровой толщей воды, тебя это немного волнует, потому что если что-то или кто-то захочет тебя утащить вниз – это будет конец.

Наверное, умереть счастливым – это здо?рово, но только не сейчас, не в самом начале, ведь впереди ещё целых две недели счастья, которое хочется ощущать каждый день, хотя бы по пятнадцать минут. Ведь истинное наслаждение дольше длиться и не может. Те, кто рассказывают о многочасовом наслаждении, врут, и врут, в первую очередь, самим себе. Страдать можно месяцами с переходами от очень плохого настроения к просто паршивому, а вот блаженство – это краткие минуты. Когда ты в воде – сначала привыкаешь, потом замёрз; музыка – как правило, пара песен из альбома; литература – долгий поиск своего автора и десятки прочитанных книг, чтобы найти то самое произведение. Секс – это, вы и сами знаете, бесспорно, удовольствие, но настоящее наслаждение – это минуты после. Работа – многомесячный труд и в конце этого трудного пути ощущение радости от удавшегося проекта. Ну, может, стоит добавить сюда ещё сообщение о зачислении зарплаты в интернет-банкинге.

…Сколько я проплавала? Сорок минут уже прошло? Неужели мне удалось продлить удовольствие? Хотя сейчас оно ощущалось не так сильно, как в первый раз. Долгое удовольствие размывает эффект? Хотя какая разница,

если я не заметила ход времени? Удовольствие превращает нас в застывшие точки в пространстве, затаивший дыхание океан во вселенной. Красиво звучит, красота – катализатор творчества. Здесь должны жить прекрасные поэты, надо будет разузнать об этом. Хочется продлить минутку удовольствия, для этого понадобится сменить его источник. Что там у меня сегодня в плеере? Включу случайный выбор.

Где-то там идёт чужая война,

Я с ней её должна тебя делить.

Прощай, оружие! Мой мальчик, мой гордый герой,

Скажи это вместе со мной.

Богушевская. Она меня поддерживает и в тёмные, и в светлые времена. Как странно: почему наслаждение часто идёт рука об руку с болью? Девушкам это очень хорошо известно. Интересно: умирая от ранения, чувствуешь только боль или и наслаждение тоже? Наслаждение от того, что умираешь героем, или от того, что избавляешься от этого ужаса, творящегося вокруг. Где грязь, разрушение, потери и ненависть, которую чувствуешь сам, и она тебя пожирает изнутри как чума, выедая всё живое. Так, что когда убивают тело, кажется, что прикончили оболочку, а внутри уже давно пусто. Хуже всего, когда пусто, тогда всё равно…

Надо срочно сменить композицию, не думаю, что в страховку входит стоимость психоаналитика. Хотя на какое-то время его может заменить мини-бар.

Сообщение из внешнего мира? Как? Откуда? А, это же, наверное, автоматически подключился пляжный вай-фай. Какая из моих подруг не выдержала первой? Та, которую я нарекла Рахиль за приверженность к домашнему очагу и удивительную плодовитость, или романтичная Юдифь, всегда влюблённая и возвышенная – не буду говорить о количестве её возлюбленных, чтобы не вызвать у читателя осуждения моей искренней подруги. Я её люблю за эту искренность. По сути, мы настоящие – это то, что мы думаем и чувствуем. Говорят, делают, поступают люди, которыми мы хотим быть, которыми сами себе кажемся, настоящие мы – внутри себя, когда проживаем события в своей голове, в душе, чувствуем их отражение в клетках своего тела.

Сидя в баре, я раздумывала над тем, выпить сначала коктейль или лучше сразу виски. Ко мне подсела девушка с красивыми длинными волосами. На ней было облегающее платье, подчеркивающее отличную фигуру. Я подумала, что в таком наряде она должна была бы выбрать себе мужчину для компании.

– Где твой спутник? – спросила она меня первым делом.

– Я отдыхаю одна.

– Так я и думала, у тебя слишком независимый вид чтобы быть с кем-то, – ответила Наяда (так я окрестила её про себя). – Мой сейчас в местном казино, подпольном, конечно же, – продолжила она. – Выпьем вместе?

– Конечно. Что ты предпочитаешь?

– Ты ведёшь себя, как мужчина.

– Неожиданный оборот. Значит, я веду себя как мужчина?

– Не в смысле, о котором ты подумала, а, скорее, как идеальный мужчина, которым не каждому из мужчин посчастливилось быть. У тебя есть внутренняя свобода, ты живёшь как хочешь и несёшь ответственность за свои проступки, не чувствуя этого бремени на своих плечах.

– Разве твой спутник не такой? Учитывая стоимость твой сумочки, можно сказать, что его поступки приносят неплохой доход.

– Он не умеет делать деньги, он умеет брать взятки, а незаработанные деньги – это серьёзный удар по совести и самолюбию.

– Ты страдаешь от его угрызений совести?

– Нет, я страдаю от отсутствия у него силы и власти.

– Если его взятки столь велики, что он может позволить себе тебя, значит, и власть должна быть, исходя из должности и положения в обществе.

– В том-то и дело, что должность есть, а силы и власти нет. Он жутко боится. Причём всего, начиная с того, что может разбить свою машину, если сам садится за руль, и заканчивая любым ментом, потому что тот гипотетически может предъявить ему заведённое на него дело.

– Как же он работает на своей должности?

– Он делает вид, что работает, а на самом деле прячется от всех, прикрываясь секретаршей. Приезжая домой, он первым делом пьёт, чтобы почувствовать себя лучше и стать если не смелым, то хотя бы смыть с себя эту липкую трусость.

– Ты его презираешь? Как же ты спишь с ним?

– Это самое простое, потому что происходит в темноте и не нужно смотреть в глаза, как, например, на совместном ужине. Вот их – эти ужины – я ненавижу больше всего.

– Он чувствует твою реакцию?

– Конечно. Он же не дурак. Слабак, но не дурак.

– Он мазохист?

– Нет. Во всяком случае, пока не предлагал надеть наручники и отхлестать «плохого мальчика». Наверное, следующий твой вопрос будет – почему он тогда со мной. Сама не знаю, возможно, всё по Фрейду и виной всему его тяжёлое детство. Или просто я всё понимаю, веду себя как надо и для него это очень удобно. Согласись, нечасто встретишь проститутку, которая разбирается в чём-то кроме сумочек и брендов.

Столь милая беседа послужила началом отличной курортной дружбы между мной и Наядой. Такой разговор, в принципе, возможен только на отдыхе, тут как в поезде – главное найти попутчика, согласного слушать. Потом уже не контролируешь свой монолог, можешь раскрыть собственные, спрятанные в глубинах подсознания мысли и желания, в которых даже самой себе боялась, признаться. Кстати, лёгкость отпускного настроения распространяется не только на склонность к преходящим, ничего не значащим связям с лицами противоположного пола, но также и к выбору друзей на этот период. Не думаю, чтобы в той, другой, серьёзной жизни с работой, шопингом, походами на театральные антрепризы, мы с Наядой смогли бы стать подругами. А здесь всё слишком просто, ни к чему не обязывает, поэтому даже подобное начало общения приводит к вполне крепким связям. Во всяком случае, на время отпуска. Думаю, это в первую очередь связано с тем, что тебе не нужно представлять свою новую знакомую остальным друзьям и родственникам, если вы случайно где-то столкнётесь. Такие встречи чреваты получением звонков и сообщений от последних с подробными расспросами про новую личность, нужно придумывать, что сказать о том, кто она, чем занимается и, вообще, откуда взялась. Как после этого ощущать себя свободной личностью, независящей от общественного мнения?

Как-то раз мы с Наядой, отпросившись у её мужа погулять, поехали в центр нашего прибрежного городка. Музеи и памятники нас не привлекали, хотелось размеренно пить и смотреть на людей (спасибо Саган за эту величайшую находку в жизни – размеренно пить). Обойдя несколько ресторанов и парочку клубов, мы остановили свой выбор на летней террасе. Выбрав столик на двоих, мы с удовольствием окунулись в сладостный мир подглядывания за людьми. С нашего места открывался, как будто из театрального партера, вид на степенно прогуливающихся людей по центральной набережной этого милого городка. В шутку мы спорили, кто из них местный, а кто приехал на отдых. С любовницей ли этот импозантный, но стареющий мужчина, или это его молодая супруга со столь аппетитными формами. Мы не успели оглянуться, как перед нами уже стояла целая батарея пустых бокалов из-под коктейлей, и на улице стало темнеть. Бедный официант: он так рвался освободить наш столик от пустой посуды, но Наяда сразу же пресекала его попытки, мотивируя это тем, что она должна вести подсчёт выпитому, чтобы точно знать, что пора остановиться.

Когда свободное место на нашем столике закончилось, мы решили, что пора уходить, наш бедный официант был очень бледен и обеспокоен. Возможно, на кухне заканчивались бокалы для коктейлей? В любом случае, мы оставили щедрые чаевые, благодаря Наяде и ее чиновнику, за него была произнесена пара последних тостов. За что мы пили в начале вечера, думаю, я не вспомню никогда. Зато мне отлично запомнился таксист, который вёз нас обратно, он всю дорогу так плотоядно взирал на Наяду, что я стала переживать, не обитают ли в этой местности потомки каннибалов. К счастью, когда мы выходили из машины нас встречал чиновник – возможно, он боится спать один и потому с нетерпением ждал нашего возвращения. При виде представительного мужчины с красным цветом лица и довольно разъярённым видом таксист решил не задерживаться, поэтому мы так и не узнали его истинных намерений.

На следующий день, когда утром (ближе к обеду) мы с Наядой возле барной стойки восстанавливали свое душевное равновесие, я спросила у неё про таксиста. Оказалось, что его она совсем не запомнила и рассказывала мне что-то забавное про официанта, на которого я, в свою очередь, не обратила никого внимания.

Сегодня я провела в море два часа. Сначала яростно боролась с ним, остервенело работая руками и ногами, моя кровь разогрелась до того сильно, что стало жарко в прохладной воде. И я сдалась, расслабившись всем телом и покорившись волне. Море нежно подхватило меня, держало в своих объятиях, гладило, успокаивало. Каждый раз я думала, что всё – это последняя минутка, я выбилась из сил, мне нужно на берег, но море подбадривало меня, окутывало тёплым приливом, как пушистым дорогим манто. Принимая подарок, приходилось оставаться.

Периоды активности, сменялись моментами блаженного наслаждения. Мы любили друг друга в эти минуты – я и море. Оно оказалось хорошим любовником, в меру горячим, в меру сладострастным и немножко холодности напоследок. Это для того, чтобы самолюбие потом требовало возвращения для полной победы.

Когда я выходила из воды, увидела Наяду. Лёжа в шезлонге, она провожала меня удивлённым, оценивающим и понимающим взглядом. Кажется, она единственная на не очень многолюдном в тот час пляже поняла, свидетелем какой интимной сцены только что стала. Не думаю, что смогла бы себе позволить такие эмоции в окружении плавающих людей. В эксгибиционизме меня никогда нельзя было упрекнуть. Но всё же со стороны – я та, которая любит плавать в море, что я, в общем, и делала. Думаю, меня выдало только выражение лица и излишняя внимательность Наяды.

Впереди предстоял хороший обед и прекрасный сон. Несомненно, прав был Барышников, утверждая, что подушка – это лучшая любовница.

Как-то раз, за послеполуденным стаканчиком, Наяда спросила:

– О чём ты думаешь, когда заплываешь далеко? Настолько далеко, что даже наш пляжный спасатель начинает заметно нервничать.

– О том, что подо мной тысячи метров воды, которые могут убить меня.

– Ты любишь Сартра?

– Сартра?

– Да, стоило задать тебе этот вопрос, чтобы увидеть это удивленное лицо.

– Я полагала, что тебе ближе философия гедонизма, чем экзистенциализма, – ответила я.

– Да, это мне в тебе особенно нравится. Большинство людей, причисляющих себя к интеллигенции, испытали бы дискомфорт от того, с кем им, оказывается, приходится делить литературу Сартра. Ты же просто удивляешься моему выбору.

– Поясни про «интеллигентных».

– Люди с профессией, признаваемой в обществе, с определённым уровнем дохода и читающие что-то кроме социальных сетей? Они согласны делить с тобой столик в ресторане, бутылку хорошего вина, беседу, но не литературу. Наверное, потом их накрывает волна самобичевания на тему: я что, читаю книги для проституток? Такой вот локальный снобизм.

– Почему ты живёшь так?

– Потому что ленива и не хочу работать. Мне нужно, чтобы за меня кто-нибудь отвечал. Знаешь, как в детстве нам всем рассказывали про крепкое мужское плечо, мне оно действительно нужно. Я, рассуждая, пришла к выводу, что мужчины больше всего берегут свои дорогие вещи. По натуре я совсем не кошка, которая гуляет сама по себе, скорее, преданная собака. Теперь я практически пребываю в роли самой дорогой вещи. Однако мой спутник не способен дорожить даже этим.

– Почему он с тобой?

– Почему терпит моё презрение к нему? Думаю, из-за его чрезмерно властной матери. Знаешь, привык с детства, и теперь ему этого не хватает. К тому же реванш с его стороны: теперь это презрение полностью в его власти.

– Он распускает руки?

– Что ты, он на это не способен.

Кто-то сказал, что люди делятся не на злых и добрых, а только на счастливых и несчастных. Постоянно думаю: к какому типу отнести себя? Хотя счастье так эфемерно и быстротечно, что непонятно, кто же счастлив постоянно. И, вообще, есть ли такие? Недавно видела на пляже девушку, она хромала, но была, несомненно, счастлива, о чём она мне сказала при первой же возможности. Я бы не поверила, если бы в последующие дни не видела её с этой неизменной улыбкой на лице. Через день она поведала очень грустную историю, об автокатастрофе, многомесячной коме, о долгой большой боли, инвалидном кресле и годах восстановления. Теперь она была счастлива хотя бы потому, что может ходить. Она умела ценить жизнь гораздо больше, чем любой из нас. Солнечный свет, зелёные лужайки, голубое небо, певчие птички – мы только внушаем себе, что должны ценить такие маленькие радости жизни, но лишь немногие из нас умеют делать это безусловно. Счастливчики – чувствуют радость каждого наступающего дня, так же просто, как дыхание. Им приходится преодолевать непростые испытания, и взамен открывается этот дар – любить жизнь. А другим выпадает спокойно проживать отпущенные годы, пытаясь ее полюбить или в достаточной мере принять. Не знаю, кому тяжелее. Я чувствую особое сострадание к скучающим, пресыщенным людям. Они пьют, прыгают со скал, гоняют на чём-то модно-гламурном с запредельной скоростью. Им часто, как герою «Фаталиста», случается слышать щелчок осечки у своего виска. Интересно: если патрон окажется не холостым, в этот миг они чувствуют наслаждение, удовлетворение, или наполненность – хотя бы в этот, последний миг?

Мои размышления прервала Наяда, я уже начинаю привыкать к её компании. Вечерами она надевала свои самые откровенные и шикарные платья, чтобы в баре болтать со мной до поздней ночи. Мужчины истекали слюной, нарезая круги вокруг нас, особенно когда в порыве особой тоски она принималась танцевать. Наш бармен чувствовал очень тонко этот момент: если она как бы уходила в себя, он прибавлял музыку, ставил её любимую композиция и весь следующий час наслаждался этим зрелищем. Я обычно не присоединялась к подружке, ну, может, только пару раз, когда перебрала. Не могу даже вспомнить, сколько точно вечеров мы в пьяном угаре скакали так вдвоём, словно школьницы. Мы были как подружки-девятиклассницы, втайне от родителей убежавшие на дискотеку. Отдавались музыке полностью, нашему раскрепощению немало способствовало виски, перемешанное с мартини и водкой. Это безумство привлекало как соучастников, так и простых зрителей. Заканчивалось оно всегда одинаково – приходил владелец Наяды и уводил её в номер, что-то наставительно ей рассказывая. Я как-то пыталась у неё узнать, что он говорит ей в этот момент. Вполне ожидаемо она ответила, что не помнит, потому что обычно не слушает его.

– О чём думаешь? – спросила Наяда, уже пару минут пристально смотревшая на меня.

Сегодня она была особенно хороша: глубокое декольте, открытая спина, разрезы на длинной юбке. Как это платье вообще на ней держалось?

– Зачем ты надеваешь такие платья? Дресс-код или соблазняешь своего спутника? Остальные мужчины тебя явно не интересуют.

– Платья? Это для него.

– Так он быстрее возбуждается и сразу переходит к делу?

– Обычно всё заканчивается на том, что он кладёт свою правую руку на мою ягодицу в кружевных стрингах. И засыпает.

– Переживаешь?

– Что ты, только это мне в нём и нравится. Что сегодня пьём?

…Я снова в море, пытаюсь познать его или понять себя. С берега за мной наблюдает верная Наяда. Она всегда со мной на суше, но в море никогда не заходит. Надо будет спросить почему. Может, не умеет плавать или боится воды. Хотя это хорошо, что она не плавает, тут я могу побыть наедине с самой собой.

– Сегодня ты заплыла дальше, чем обычно. Наш прекрасный страж водной безопасности даже поменял плавки красивые на удобные, – улыбнулась Наяда, когда я опустилась на лежак, обдав её солеными брызгами.

– Адонис в новых плавках? – я оглянулась, чтобы посмотреть.

– Адонис? Действительно, ему идёт. Как ты здорово одним словом можешь сказать о человеке почти всё, – Наяда явно забавлялась.

– Хотела у тебя спросить: почему ты не плаваешь?

– Не хочу тебе мешать, свидание с морем – довольно интимная вещь.

Я мысленно поблагодарила её за это.

– Иногда ты меня пугаешь, как будто ты нереальная – знаешь, как в детстве, воображаемая подруга. Которую слышишь в своей голове настолько реально, что иногда начинаешь забывать, что она не существует на самом деле. Может, всё это миф, игра воображения, а на самом деле я сейчас в деревне у своей бабушки, в стареньком бревенчатом домике, рядом с прудом, в котором дедушка ловил карпов…

– Тогда не буду тебя щипать – оставайся здесь, всё же море лучше, чем пруд с карпами.