«Я чувствую, что ты напугана.» Он старался как можно аккуратнее подбирать слова, оставаясь предельно искренним. Надеялся, что она считает это намерение. «Но практически ничего о тебе не зная, я ощущаю себя слепым. Мне хочется просить тебя быть предельно осторожной и вместе с тем я готов выехать к тебе на встречу прямо сейчас, если ты пожелаешь.»
Ответа снова не было мучительно долго. Молодой человек начал припоминать, почему он не любитель заводить отношения.
«Не стоит, – наконец написала Ганна. – Зря я вообще все это вывалила. Давай лучше встретимся, когда речь пойдет действительно о кофе.»
Максим стиснул зубы. Конечно, кто он такой, чтобы давить на нее? Но вместе с тем, зная то, что он знает, как отпустить ее к какой-то внезапно возникшей темной? Свежий пример Катерины стоял у него перед глазами. Не повторит ли девушка ее судьбу?!
«Не имею морального права использовать капслок, хотя здесь он уместен. Мне это не нравится! Я за тебя беспокоюсь! Прошу, позволь пойти на эту встречу с тобой!»
«Нет, Максим, я думаю, это странная идея.»
«Не более странная, чем вся эта история!»
Ганна помедлила, а потом отправила ответ, который сошел бы за хорошую пощечину.
«Что именно в слове «нет» тебе непонятно?!»
Колдун с бессильной злостью швырнул телефон на кровать, прошелся по комнате и, взревев, ударил обоими кулаками по столу. В этот момент невидимая пасть горина, управляемая гневом, вырвалась из его груди и хватанула зубами прямоугольную вазу из толстого темно-синего стекла. Осколки разлетелись во все стороны так, будто хозяин швырнул ее об стену. Даже не думая все это собирать, Максим отправился в свой кабинет и достал спрятанную там на черный день пачку сигарет. Борясь с головокружением (которое неизбежно обрушивается на тех, кто курит изредка) и наблюдая, как вытяжка жадно пожирает дым, колдун снова вспомнил слова Варвары Ивановны о холодной голове и о том, что он толком не знал боли. За последние пару дней они всплывали в голове слишком часто… и с каждым разом задевали все сильнее. Потому что ударили точно в цель. Максим действительно не отличался эмоциональностью. Точнее, он был знаком, пожалуй, со всем известным человечеству спектром эмоций, но редко надолго проваливался в переживания и почти всегда мог заставить себя не подать виду или переключиться на что-то более полезное. В непродолжительные периоды их с Настенькой попыток построить отношения девушка частенько намекала, что у ее парня эмоциональный диапазон меньше, чем у микроволновки, и рассуждала о том, какая он вообще форма жизни. Долгое время Максим искренне не видел в этом проблемы, наоборот, некоторая черствость позволяла браться за столь тяжелые истории, от которых многие отказывались. Однако, стараясь тратить силы на пресловутое «более полезное», со временем колдун начал ощущать парадоксальную бессмысленность своего существования. Пожалуй, с того самого момента, когда впервые использовал слово «существование» относительно полностью соответствующей его желаниям жизни. Просто эти желания были столь же короткими и послушными, как и эмоции. Из них произрастали удобные вещи, немногочисленные люди и небольшие дела. Только вот ни цели, ни смысла жизни так и не выросло. Иногда ему казалось, что он сам словно сужается, иссыхает. Тогда тот, что командует в голове, растерянно замолкал или сразу переключался на работу. Ведь лишь в работу Максим включался всем сердцем. Не только потому, что многие шли с проблемами, для решения которых уже испробовали все и готовы были впасть в отчаяние. И не потому, что Максим понимал, что откровенно сильнее и опытнее других колдунов, поэтому имеет больше возможностей реально помогать людям, а не прикладывать подорожник там, где нужна операция. Он просто не мог поступать иначе. Каждая чужая судьба, каждая проблема словно становилась его собственной историей. И нити следствий были нужны ему исключительно как более эффективный инструмент помощи другим, ибо разобраться с причинами часто бывало недостаточно. Конечно, далеко не всем клиентам требовалась помощь в беде. Некоторые шли воплощать желания, продиктованные жадностью, трусостью или банальной ленью. Отличал одних от других неустанно дежурящий в сердце колдуна внутренний судья, размахивающий каким-то своим личным кодексом. И именно он заставлял несколько часов подряд отговаривать одного клиента от задуманного, не требуя денег, и жестко отказывать другому, не объясняя причин. Этот судья, пожалуй, и являлся наиболее… живой частью личности Максима. И сейчас он барабанил изнутри кулаками по ребрам, требуя сделать хоть что-то. Но что?!
***
С утра Максим проснулся примерно в том же расположении духа, в каком пытался заснуть вчера. Чтобы хоть как-то переключиться, парень практически вылизал квартиру, сходил в бассейн и даже напросился в гости к Настеньке, чтобы начать отговаривать от поездки во Францию. Она, конечно, безоговорочно доверяла советам старого друга, но сегодня пришлось влить в нее полбутылки вина, прежде чем девушка смогла хотя бы допустить мысль, что в Москве можно жить счастливее, чем в Париже. В своих мечтах она уже жевала круассаны на завтрак, роняя крошки на лэптоп. Однако покидал он Настенькино столичное гнездышко, богато обставленное в духе романтизма, с четким ощущением, что процедуру придется повторить.
Как бы то ни было, этот атомный реактор на ножках всегда служил отличным антидепрессантом, и Максим ехал домой уже в более-менее приличном настроении. Начавшее покрывать город предновогоднее убранство подмигивало огнями в такт музыке, плывущей по салону автомобиля. Молодой человек раздумывал над тем, чего бы такого невинного написать Ганне после вчерашней дискуссии. Впрочем, любой контакт сойдет, чтобы почувствовать, изменилось ли что-то после встречи с той странной женщиной.
Время было позднее и людей на улицах осталось немного, поэтому бегущие впереди по тротуару сразу бросились в глаза – мужчина и женщина догоняли девушку. Он начал притормаживать, пытаясь понять, не нужно ли вмешаться. Фонило от них крайне неприятно. Когда Максим почти поравнялся со этой троицей, мужчина выбросил руку вперед, но не ударил. Может, кинул что-то незаметное в темноте? Удирающая со всех сил девушка как подкошенная упала на спрессованный до состояния льда сугроб обочины и съехала вниз, на дорогу. Максим ударил по тормозам и выскочил из машины. Двое догонявших помешкали секунду, бросились в ближайший двор и скрылись из виду.
Девушка лежала на боку, не двигаясь. Светлые волосы упали на лицо, разметались по асфальту, впитывая дорожную грязь. Молодой человек поспешно повернул пострадавшую на спину и отпрянул. Во-первых, перед ним лежала Ганна. А во-вторых, даже небольшого прикосновения было достаточно, чтобы почувствовать, каким мощным заклинанием ее вырубили. Парень рефлекторно глянул на арку, в которую сбежала странная парочка, но те наверняка были уже далеко. Максим поспешно открыл заднюю дверцу машины и аккуратно уложил на сидение свою неожиданную находку. Включив свет, он внимательно осмотрел голову и спину Ганны. Никаких внешних повреждений не обнаружилось. Между тем парень чувствовал, как сильнейшее колдовство въедалось в нее – тяжелое, цепкое, совершенно точно прямо сейчас разрушающее что-то важное.
– Вот тебе и бабкино наследство… – процедил он сквозь зубы, разметил машину и себя знаками пониженного внимания и погнал к дому.
Максим понимал, как неоднозначно выглядит с девушкой, висящей на его плече вниз головой, но надеялся, что если кто на него и глянет, то подумает, что трупы обычно тащат из дома, а не в дом. Спишут на спасение перебравшей подружки. Может, даже посочувствуют – каково ей будет с утра!.. А с утра ей наверняка будет не очень, только вот пока неясно, из-за чего именно.
Ему раньше никогда не приходилось иметь дело с барышнями в отключке. Выяснилось, что это сложнее, чем кажется. Совершенно безвольное тело Ганны было непослушным, а гравитация словно действовала на него в два раза сильнее. Устроив на кровати пострадавшую, он кое-как снял пальто и сапоги, а потом попробовал аккуратно рассмотреть воздействующее на нее колдовство. Было похоже на мощную «хлопушку» – прикрепляемое к человеку отложенное воздействие, вступающее в силу при соблюдении определенных условий. Любили, например, колдушки мужьям в штаны засовывать и привязывать ниточку к супружеской измене. Очень эффективно. Но на что она сработала здесь, разобраться, пока девушка без сознания, было слишком сложно, а что прямо сейчас уничтожалось в ней – тем более.
Максим попытался купировать действие заклинания, но вынужден был признать, что создал его профессионал высокого уровня. С какой стороны ни подбирайся, стояли защиты или наслаивались еще какие-то конструкции, с которыми ему не доводилось сталкиваться раньше. Единственное, что удалось, – ускорить процесс распада колдовства, что должно было повлиять на скорость пробуждения. Только все равно оставалось неясно, час она еще так проваляется или, например, трое суток. Продолжая перебирать в голове варианты того, чем помочь, парень аккуратно стер грязь с лица и волос Ганны мокрым кухонным полотенцем. Отнес в коридор верхнюю одежду и обувь. Взял с подоконника любимый плед и накрыл девушку, хоть и понимал, что, скорее всего, та сейчас ничего не чувствует. А потом лег рядом и еще долго просто смотрел в красивое лицо, думая о том, каким странным способом исполнилось желание оказаться сегодня с ней рядом. Максим несколько раз ненадолго засыпал, но быстро просыпался и снова проверял состояние своей гостьи – до тех пор, пока не обнаружил, что та уже спит по-настоящему. Лицо Ганны стало совсем другим, его украсили умиротворенное забытье и еле заметный румянец.
Около одиннадцати утра он шепотом позвал ее по имени и девушка тут же открыла глаза. Она секунду смотрела в потолок, потом нахмурилась. А еще через мгновение буквально впилась голубыми глазами в Максима.
– Что происходит? – спросила та, явно сдерживая множество разных эмоций.
– С добрым утром! – стараясь сохранить спокойствие, улыбнулся парень, до сих пор не решивший, как объяснять произошедшее. – Я как раз хотел задать тебе тот же вопрос, но пришлось подождать, пока ты оклемаешься.
– В смысле?
– В прямом! Ты в отключке со вчерашнего вечера.
– А что было вчера вечером? – ее взгляд становился все более встревоженным.
– Когда я возвращался домой, то увидел, что по улице бегут трое. Мужчина и женщина догоняли кого-то. И этот кто-то неожиданно свалился без чувств практически мне под колеса. Представляешь, как я удивился, обнаружив, что это ты? Вместо «удивился» должно быть гораздо менее цензурное слово, но в помещении дамы.
– Мужчина и женщина? Гнались за мной? Зачем? – Девушка села на кровати и растерянно осмотрела себя. – Ничего не помню… Я что, головой ударилась?
– Вроде нет. Я очень внимательно осмотрел тебя.
– Даже не знаю, что сказать… – пожала она плечами. – А я вообще где?
– У меня дома. Добро пожаловать, – усмехнулся он.
– С ума сойти… Вот бы не подумала, вчера прощаясь на вокзале, что сегодня проснусь в твоей постели. Хорошо хоть одетой. – И она снова осмотрела себя с явным сомнением.
Теперь нахмурился Максим.
– Что значит «вчера»?
– И одета я была по-другому, – пробормотала гостья, глядя на свои руки. – У меня вообще не было с собой этой рубашки.
– Ганна! – перебил ее парень. – Какой, ты думаешь, сегодня день недели?
– Понедельник, ой, то есть уже вторник…
– Проблема в том, что сегодня четверг. У тебя не один день выпал из памяти, а три… Очень важных три дня…
Эта фраза для нее и для него значила разное. Максиму стало понятно, что именно разрушалось заклинанием – он готов был спорить, что «хлопушка» замела следы встречи с той загадочной женщиной. Ганну же эта информация просто раздавила. Она буквально вжала голову в плечи, в глазах запульсировали страх и непонимание. Максим, видя, как девушка съеживается, обхватывая себя руками, поспешил сгрести ее в охапку, усадил к себе на колени и попытался войти в эмоциональное поле, чтобы немного выровнять амплитуду переживаний.
– Тихо, тихо… Не волнуйся! Мы во всем разберемся! – шептал он, гладя невольную гостью по плечам и светлым волосам. Да только, ощущая грохот ее сердца, замечая, как дрожат тонкие пальцы, сам был далек от спокойствия. Конечно, Максим не мог остаться равнодушным к переживаниям девушки, но для него, имевшего много козырей в рукаве, к волнению за Ганну примешивалось еще пьянящее ощущение близости и какой-то особенной силы, обретающей смысл на фоне беззащитности и хрупкости девушки.
Гостья наконец чуть высвободилась, чтобы заглянуть колдуну в лицо. Ее яркий взгляд снова казался проникающим в самое сердце.
– Скажи, ты вообще кто? – прошептала она.
– В этой истории – еще не знаю. Потому что до сих пор не знаю саму историю. Очевидно, хотим мы этого или нет, мне отведена в ней некая роль. Но чтобы не забивать себе голову вопросами, ответы на которые мы, скорее всего, получим не скоро, давай сойдемся на том, что я кто-то вроде рыцаря со своим кодексом чести и личными интересами в нагрузку. Я бы в любом случае не смог пройти мимо лежащей без сознания женщины, но быть спасителем гораздо приятнее, когда спасаемая так мила.
Ганна тут же в смущении отвела глаза. О, эти непостижимые женщины! Мир будет рушиться, но комплимент действует безотказно! От единственного сказанного слова эндорфины мгновенно начинают разъедать страх и недоверие. Да, осознанная манипуляция, но без доверия и некоторой расслабленности девушки вообще не удастся ничего выяснить.
– Вчера я предлагал попить вместе кофе. Но ты довольно жестко меня отшила. Может быть, сегодня повезет?
– Да не может такого быть! – ответила она уже куда более спокойно и слезла с его коленей. – Я была бы рада…
– Тем не менее у меня есть доказательства в телефоне. Точно! В телефоне! – Он вскочил с кровати и бросился в коридор за ее сумкой. – Ты не пошла со мной пить кофе, потому что собиралась встретиться с какой-то странной женщиной, обещавшей объяснить, почему сестра твоей бабушки так ждала рождения девочки и почему она никак не рождалась, – в спешке начал объяснять он. – Память ты потеряла, а телефон, надеюсь, нет, может, еще кому-то писала и рассказывала подробнее.
Девушка выловила из сумки телефон, но тот, похоже, давно сел. Максим выдал ей зарядник, поставил вместительную турку на плиту и, взяв с Ганны клятвенное обещание следить за кофе и никаким женщинам без него не звонить, убежал в душ. Вернувшись через пять минут в свежей майке, с блестящими от пришедших в голову идей глазами, он обнаружил гостью на своем подоконнике.
– Твое любимое местечко? – с игривой ноткой спросила она, поймав его взгляд. – Вообще бы отсюда не слезала!
«Еще бы, – подумал он. – Можно смело считать этот подоконник энергетическим санаторием.» А вслух ответил:
– И не слезай!
Максим сходил в свою потайную комнату, выбрал тонизирующую настойку, вытащил из ящика моток толстой алой нити и прихватил пару небольших печенек – в форме звезды и полумесяца. На кухне он разлил кофе по кружкам, добавил по чайной ложке ароматного темно-коричневого бальзама в каждую и уселся рядом с Ганной на край подоконника так, чтобы слегка касаться плечами.
Она приняла чашку, попробовала и какое-то время вдыхала аромат, неподвижно, закрыв глаза. Неожиданное в контексте происходящего умиротворение, уже почти дотягивающее до счастья, заполнило девушку целиком и начало разливаться по кухне, впитываясь в Максима.
– Ты волшебник? – тихо спросила она, повернувшись к нему.
– Да, – с улыбкой ответил Максим. И на секунду задумался, что сам не знает, почему давно не пытается никому ничего объяснять. Даже Настенька не знала всей правды, хотя, конечно, с неординарными способностями и увлечениями своего старого друга сталкивалась не раз.
– Добрый?
– А ты как думаешь?
– Хочу думать, что добрый.
– Значит, добрый.
– А ключик на шее от чего? – Она протянула руку и провела пальчиком по поверхности ключа, который он в спешке забыл спрятать под майку. – От сердца?
– От комнаты с волшебством, – подыграл он. – Но можешь быть уверена: женщина, которая в нее войдет, должна очень прочно обосноваться в моем сердце. – И колдун спрятал цепочку под одежду. – Что там в телефоне?
– Последний звонок от некой Ларисы, которую я, конечно же, не помню. Никому, кроме тебя, я о ней не писала. Может, просто позвонить сейчас этой Ларисе?
– Не похоже, что эти люди бежали за тобой отдать оброненную перчатку. И что если Лариса – одна из них? Что она может сказать тебе? В лучшем случае предложит снова встретиться, а в худшем солжет, чтобы запутать, обнаружив, что ты ничего не помнишь.
– Что же тогда делать? Нужно же как-то разобраться в этой истории.
– Разберемся. Дашь мне ее номер, я попробую узнать, кто она такая, через своих знакомых.
Покончив с кофе, Ганна слезла с подоконника, чтобы позвонить на работу и сообщить, что приболела.
– Похоже, встреча была довольно поздно, – сказала она, повесив трубку. – Коллега утверждает, что я уходила последней. Мистика, – всплеснула руками девушка. – Хоть к гадалке иди…
– Обойдемся без гадалки. Я тоже кое-чего умею. Смотри! – Он засунул руку в карман, зажал между пальцами уголок печенья, потом показал Ганне пустую ладонь, а затем, махнув рукой, подбросил крошечную звездочку вверх и ловко поймал ее. Фокус удался, зрительница улыбалась. – Это самое вкусное в мире печенье. Я не шучу. И не умоляй меня потом отдать тебе свое, слышишь?
Девушка смеялась, но лишь до тех пор, пока маленькая сладкая звездочка не оказалась у нее во рту – тут Ганна застонала от удовольствия.
– Это что за наркота?! – пробормотала она, жуя печенье.
Максим, довольно ухмыляясь, устроился поудобнее на подоконнике, свесив ноги вниз, и откусил от своего полумесяца. На несколько мгновений вся вселенная утонула в ласкающем вкусовые рецепторы дурмане абора.
– Иди сюда, – сказал он, поймав гостью за руки и притягивая поближе. – Послушай, я могу погрузить тебя во что-то вроде гипноза, и мы сможем вместе отправиться в твои воспоминания.
– Чувствую, где-то должно быть «но». – Девушка поцокала язычком, однако не отстранялась и не высвобождала рук.
– Все верно. Есть «но». Полностью осознавая то, что происходит с тобой здесь, слыша мой голос, даже открывая глаза, ты все же не сможешь это остановить. Иными словами, тебе придется полностью мне довериться.
– Я всю ночь была в полном твоем распоряжении, Максим. Не осознавая вообще ни черта. Так что… Есть еще что-то?
Ее глаза блестели какой-то непонятной в этой ситуации хитростью. Будто и у нее водились особые секреты.
– Переживания будут довольно интересными. Назовем это близостью, причем сразу на нескольких уровнях. Тебе придется пустить меня туда, куда обычно нет доступа посторонним. Не ошибусь, если скажу, что процесс выйдет весьма интимным.
Он понимал, что даже после такого предупреждения его подопечная все равно не сможет представить, насколько интимным. При их обоюдном влечении, подпитанном печеньем с абора, самый простой способ проникнуть в нее – это погрузить в проекцию сексуального контакта. Когда эти ворота распахнуты, то остальные открываются сами собой. Тогда он проскочит во все воспоминания, как раскаленный нож в масло. Нет, он не собирался сейчас тащить девушку в койку, но если Ганна влепит ему в финале эксперимента пощечину, то он не будет удивлен.
– Ты для этого накормил меня этим замечательным печеньем?
– Поняла, но съела? – сощурился он.
– Я еще когда сообщения твои перечитала сегодня, почувствовала, что ты любитель многоходовок.
– Значит, нет? – при этом Максим чуть сильнее потянул ее к себе.
– Это значит, что мне по-прежнему интересно, что ты задумал. И близость же предполагает некое обоюдное открытие, не так ли?
– И да, и нет. Потому что пульт управления будет полностью в моих руках.
– Мне страшно, – честно призналась она, но продолжала лукаво улыбаться.
– Я знаю. И я ничего не буду делать без твоего разрешения. Ни сейчас, ни в процессе.
– Что от меня требуется? – вздохнула Ганна.
– Держи передо мной ладони.
Максим достал из кармана алую нить, сделал пару оборотов вокруг ее левого запястья и прежде, чем затянуть узел, тихо произнес:
– Представь, что это закрывающаяся дверь, пусти меня в нее, вообрази, как я проскакиваю к тебе в этот проем.
И как только он ощутил вход, затянул узел.
Тело девушки дернулось, зрачки расширились. Это состояние каждый описывает по-своему. Но чаще всего людям кажется, будто по стенам и всем окружающим предметам идет призрачная рябь, как если бы тонкий слой воды стекал сверху вниз, обволакивая и чуть искажая все вокруг.
Максим продолжал. Он оставил довольно много нити между руками и сделал несколько оборотов вокруг второго запястья.
– А теперь представь, что я жду тебя, распахнув объятья, беги ко мне навстречу через эту дверь, пока она не закрылась.
Ее импульс был оглушающе мощным, и колдун, затянув второй узел, подумал, что если такая проклянет в сердцах, то мало не покажется. А потом с удовлетворением отметил, как крепка и комфортна образовавшаяся связь. Он расставил пальцы и начал хитрым образом наматывать алую нить себе на руку. Ганна видела, что он произносит что-то, не могла разобрать ни единого слова, однако чувство, что она, будто марионетка, повисает на этих ниточках, нарастало.
– Готова? – его голос был нежным и сладким.
Девушка кивнула – и в одно мгновение некие внутренние ее струны натянулись и зазвенели. Казалось, они пронизывали все ее тело, а Максим держал их, словно вожжи. Колдун резко дернул – и те сократились, притягивая Ганну к нему. Девушка буквально рухнула в объятья, утыкаясь носом в шею и еще чуть влажные после душа пряди волос. Она даже не вскрикнула, просто схватила открытым ртом воздух от отчетливого ощущения того, как «кукловод» вошел в нее – так, как мужчина входит в женщину, притом что в реальности ничего такого не происходило. Его возбуждение, похожее на расплавленное железо, текущее по связывающим их незримым каналам, и ее собственная приятная истома перемешивались с ее страхом и непониманием.
– Близость, значит, – прошептала она ему на ухо, запуская пальцы в волосы. – Да я придушу тебя потом…
– Не сомневаюсь… – ответил Максим, и девушка застонала: ощущения усиливались. На несколько мгновений он сам потерялся в ее горячем дыхании, скользящем по шее, в нежных пальцах, блуждающих по спине и волосам. Казалось, что у каждого сейчас по четыре руки. Двумя из них они крепко обнимали друг друга, сидя на подоконнике кухни. «Лишние» же пары рук позволяли себе куда больше.
– Открой глаза! Давай открывай! А то мы так заиграемся! – Максим начал нехотя приводить в чувство свою партнершу. – Видишь, мы одетые, я тебя и пальцем не тронул.
– Всеми десятью, лгунишка! – выдохнула она, пытаясь сфокусировать взгляд и чуть отстраниться.
