– Ну, пожалуйста! Ну, подвезите меня, я заплачу… как обычно!
Пётр пристально посмотрел ей в глаза и медленно спросил:
– Почему то, что ты делаешь, в твоей жизни стало обычным?
Девушка оторопела и как будто отключилась внутри. Её взгляд остекленел, стал каким-то бессмысленным. Похоже, вопрос Петра вышиб из неё все мозги.
– Я не знаю, – справилась со своим состоянием она, и на её лицо вернулось опять глупое озорство.
– Поехали, Пётр, – нервно сказал я и схватился за рычаг коробки передач.
– Погоди, – спокойно сказал Пётр и положил руку на мою, чтобы я отпустил рычаг. Я послушался, но негодовал.
– Куда тебе надо? – спросил Пётр.
– А куда довезёте, – весело ответила шалава и, склонив голову набок, посмотрела на нас, покачиваясь из стороны в сторону, вися на багажнике и упираясь ногами в подножку.
– Хорошо, а потом ты куда?
– Не знаю, – безразлично сказала она. – Как придётся.
– Ты ела? – спросил Пётр.
– Да, конечно. Я не голодна. – Девушка улыбалась и раскачивалась на подножке.
– Садись, – сказал Пётр.
– Ты что!! – возмутился я.
Пётр вышел, открыл ей, как для леди, заднюю дверь, подал руку, чтобы помочь зайти, запер за ней дверь и вернулся на своё сидение. Мы снова двинулись в путь.
Шалава же эта вся извертелась на заднем сидении, очевидно, мучаясь отсутствием к её особе нашего внимания, наконец, высунулась между водительским и пассажирским сидением.
– Ну, и куда мы едем?
– Тебе-то не всё ли равно, – огрызнулся я. – Едем, куда едем.
Она наигранно надула губы и заткнулась, но ненадолго.
– И вот что, мы так и будем ехать и ехать?
– Да, – спокойно сказал Пётр, – но до темноты.
По лицу шалавы, наконец, пробежало хоть какое-то волнение.
– До темноты? – как-то тихо спросила она. – А дальше что?
Меня это начинало веселить, а Пётр так же просто и серьёзно ей ответил:
– Потом мы заедем поглубже в лес и там припаркуемся на ночь, поужинаем и ляжем спать. Ты ведь с нами поужинаешь?
Кажется, девка струсила. Куда-то делось её глупое лицо. Она откинулась на сидение и стала смотреть в окно. Мы с Петром переглянулись.
– Молчание – знак согласия? – с издёвкой, страшным голосом спросил я, но Пётр недовольно посмотрел на меня и прошептал:
– Не надо, не пугай её.
Солнце как-то резко упало за горизонт, наступили сумерки. Я включил фары и стал думать, что пора остановиться, пока совсем не стемнело, и устраиваться на ночлег.
– Остановите, – вдруг сказала девушка. – Выпустите меня.
– Останови, – попросил меня Пётр.
Я прижался к обочине и остановился. Пётр вышел, так же учтиво открыл ей дверь и подал руку. Та по-королевски вышла с крепко поджатыми губами, выдернула свою руку из руки Петра и, не прощаясь, пошла по дороге.
– Не стоит благодарить, – высунувшись в окно, крикнул вдогонку я.
Пётр стоял рядом с внедорожником и смотрел ей вслед. Я же оглядел место, где мы остановились. Выглядело оно довольно подходящим. Справа темнела небольшая просека, по которой можно сразу углубиться в лес. Слева раскинулось поле, покрытое пеленой вечернего тумана. Было довольно сыро и зябко.
– Пётр, может быть, остановимся? Темнеет быстро, не вижу смысла ехать дальше. Предлагаю прямо здесь свернуть в лес и устроиться на ночлег.
– Поддерживаю, – сказал Пётр, но не сдвинулся с места.
Я высунулся в окно и посмотрел туда, куда глядел Пётр. Он всё ещё смотрел на девушку, которая отошла от машины на сотню метров и уселась на обочине.
– Не понимаю, что ты хочешь? – спросил я.
Вместо ответа Пётр залез на своё сидение и сказал, чтобы я ехал. Я завёл автомобиль и, проехав до просеки, свернул в лес. Найдя удобную стоянку под листьями раскидистого клёна, вышел и осмотрел место на предмет заметности с воздуха, потому что помнил про квадрокоптер. А кленовая роща была идеальным убежищем.
Я достал всё для костра и занялся им, поручив Петру ставить палатку. Костёр быстро разгорелся. Тогда я развесил над углями котелки с водой и жидкой похлёбкой. Дела у Петра тоже шли хорошо: палатка уже стояла. Да и что с ней возиться? Она же самонадувающаяся! Выдернул клапан – и всё! Пётр побросал в палатку термоспальники. Я поставил на землю миски и разлил в них горячую похлёбку. Пётр сел на поваленный ствол дерева, задумчиво взял миску, но не притронулся к еде. Он чего-то ждал.
Вдруг раздался звук сломанной ветки. Я положил руку на рукоять топора и замер. Пётр улыбнулся и тихо сказал:
– Что ты тут делаешь?
Из темноты в круг света вошла девушка. Она выглядела замёрзшей и испуганной. На её лице не осталось ни следа той глупой беспечности, которая так меня раздражала. Она робко спросила:
– Простите меня… Можно я с вами посижу до рассвета?
– Садись, – сказал Пётр, уступая ей место.
Девушка, ещё более оробев, приблизилась и села на предложенное место. Пётр, кажется, был счастлив, будто получил, что хотел, но пытался свою радость скрыть.
– Ужин готов. Может, разделишь его с нами?
– Нет-нет, – быстро сказала девушка. – Я не голодна.
Я с удивлением посмотрел на неё. Похоже, она делала попытку сохранить своё достоинство. Это было хоть и наивно, но достойно уважения.
– Как тебя зовут? – спросил Пётр.
– Настя, – тихо ответила девушка и опустила глаза.
– Анастасия, значит, – проговорил Пётр. – Какое красивое имя, означает «воскресение». Воскресение для жизни, жизни вечной.
Девушка, наконец, оторвала взгляд от земли и подняла на Петра. Всполохи огня играли в её расширенных зрачках.
– Анастасия, – немного небрежно сказал Пётр, – мы сейчас будем ужинать. Тебя это не смутит? Потому что нас это смущает. Мы привыкли есть вместе и смущаемся, если кто-то не ест и смотрит на нас.
– Хорошо, я могу пока уйти.
– Нет, что ты! Давай лучше поужинаем вместе!
– Хорошо, я могу… чтобы вас не смущать…
Пётр победно посмотрел на меня. Я понял. Налил ещё одну порцию и передал Петру, а он подал девушке.
– Анастасия, у нас есть обычай благодарить за трапезу. Раз уж ты здесь, может быть, к нам присоединишься?
Оказалось, Анастасия уже успела набить рот едой. На этой фразе она зависла, вынула изо рта ложку и смущённо отставила тарелку.
– Да, а что нужно делать? – невнятно спросила она.
– Радоваться! – отозвался Пётр и, закрыв глаза, с чувством произнёс:
– Благодарим тебя, подающего радость нам и пищу, тепло огня и уют лесного пристанища! Благодарим тебя, пославшего нам гостью – Анастасию, и просим благословить нашу трапезу и наше общение!
– Да будет так! – со знанием дела отозвался я.
Анастасия низко наклонилась над тарелкой и её плечики вздрагивали. Похоже, она заплакала.
– Что-то похолодало… – вдруг сказал Пётр. Он повернулся ко мне и подмигнул. – Принеси, пожалуйста, термоодеяла.
Я залез в багажник, нашёл пару упаковок серебряных одеял и подал Петру. Он распаковал одно и укутал им Анастасию.
– Так нормально? – спросил он.
Настя, не поднимая головы, кивнула. Она не ела.
Пётр подсел к ней поближе и тепло спросил:
– Почему ты не ешь? Не вкусно?
– Почему же… вкусно. Очень вкусно! Я давно вот так вот хорошо не сидела и не ела.
– Не так, как обычно? – вдруг перешёл в наступление Пётр.
Анастасия вздрогнула и с укором посмотрела на него.
– Извини меня, – сразу отступил Пётр. – Ну, ты ешь, ешь.
Чай в котелке вскипел и был разлит по кружкам. Я молчал и с интересом наблюдал за действиями Петра. Он был прямо как тот, кто аккуратно разбирает завалы обрушившегося дома в надежде найти уцелевших.
Девушка продолжила есть, но уже как-то задумчиво. Пётр передал ей чай. Девушка взяла кружку озябшими руками, задрожала и вдруг… заговорила.
– Я не такая, не думайте. Я не такая!
– Не такая? – переспросил Пётр. – А какая же ты?
– Я ненавижу это, – тихо сказала Настя. – Вернее, ненавидела, но привыкла. Я даже стала думать, что всё делаю правильно. Ведь за столько времени, сколько я предлагала себя, ещё никто не отказался! А вы… отказались… Я сразу поняла, что вы – другие, но не могла это сразу принять и поступить по-другому. Я просто уже не помню, как поступать по-другому. Простите мне мою глупость!
Я был потрясён. Совершенно не ожидал такого поворота, это казалось просто чудом!
Пётр подхватил разговор.
– Анастасия… Настенька, – ласково начал он. – Мы всё понимаем, и тебя ни в чём не виним, ибо нет вины в том, что человек ищет любви и тепла. Ведь человек создан Богом для того, чтобы жить в любви, и поэтому каждому человеку в мире без любви одиноко. И, может быть, ему на душе и полегчало бы, если бы нашёлся кто-нибудь, кто сказал хотя бы хоть одно-единственное ласковое слово и обнял. Но почему-то человек в глубине души считает, что это нельзя получить просто так, он считает, что это нужно только заслужить, или за это нужно заплатить.
Девушка изумлённо на него смотрела и легонечко кивала.
– Да, я так именно и думала, – прошептала она.
– Да! И не ты одна! – поддержал её Пётр. – Все так думают. И люди часто только ради того, чтобы побыть в объятиях и почувствовать тепло, уют и безопасность, отдают своё тело, как плату за это. Но это – неправда! Каждый человек достоин любви и тепла только потому, что он – человек. И есть тот, кто дарит это даром, не требуя ничего взамен.
Девушка трепетала. Пётр обхватил её ладони, которыми она держала кружку, и помог сделать глоток. Он смотрел ей прямо в глаза.
– Ты знаешь его?
– Это… вы? – спросила она.
– Нет, – засмеялся Пётр, – но я ему служу.
Девушка с удивлением посмотрела на него, потом перевёла взгляд на меня.
– Нет, нет, нет! – засмеялся я. – Он не мне служит!
Пётр стал серьёзным. Я видел, что он опустил голову, как он всегда это делал во время молитвы, и сказал:
– Я служу Богу.
И замолчал. Я удивился, почему он больше ничего ей не сказал. Они смотрели некоторое время друг другу прямо в глаза, потом девушка сказала:
– Я так и поняла. Я знала это.
Я в недоумении замер. Она знала? Она знает Бога?
– Моя бабушка была верующая. Она крестила мою маму. Но моя мама не стала жить так, как жила моя бабушка. Она говорила, что Бога нет, иначе его бы обязательно нашли и научно доказали. Бабушка с ней спорила, но бесполезно. Потом бабушка умерла, умерла и мама. И я испытала это одиночество, о котором вы говорили. Моя мама меня так и не покрестила, хотя бабушка очень хотела. Сейчас я очень жалею об этом.
– Ты хотела бы креститься? – быстро спросил Пётр.
