Майя Рэд "Одержимость"

Одержимость.
Майя Рэд

Искусство – это болезнь, а театр – кладбище талантов, вокруг которых собрались самые безжалостные, думающие лишь о собственной выгоде люди.В какой-то момент ты ломаешься, и твое отношение к театру меняется. Ты становишься призраком и продолжаешь бродить в четырёх стенах оперы.

Майя Рэд

Одержимость

Предисловие

История написанная в этом романе основана на реальных событиях.

Автор благодарит всех артистов балета, которые по счастливой случайности или к сожалению так или иначе в какой-то момент не удержались и ляпнули ему все свои грязные передряги, трудности и проблемы.

Хотя по большей части все описанное в книге, происходило на глазах у самого Автора, как в его родном театре, так и в последнем месте работы.

Все имена, места и даты изменены, дабы защитить личности всех прототипов.

К сожалению, из-за того, что Автор во время написания находился в депрессионном состоянии из-за онкологических заболеваний, текст получился слегка тупой, вульгарный и с элементами сексуального содержания, в последствии чего, книга не предназначена для читателей не достигших восемнадцатилетнего возраста.

И на случай, если вы не знали, что такое Балет или Театр на самом деле, то открою вам тайну: Театр – это кладбище талантов, а Балет – …, впрочем вы и сами поймете нашу кухню…

Глава 1. Адажио

Наши родители постарались на славу организовав нам и всем педагогам нашего курса грандиозный выпускной. Дипломы об окончании хореографического училища Валенсии нам вручали на торжественной церемонии еще утром в большом зале училища. По окончании церемонии наш курс посадили в черный лимузин и привезли к центральному входу Театра оперы и балета Алькароне. Почти весь день мы провели под солнечными лучами и в объективе камеры фотографа.

К пяти часам вечера нас привезли к загородному домику, чтобы мы могли отпраздновать события сегодняшнего выпуска спустя восьмилетнее обучение.

Моих родителей на празднике не было, впрочем, их вообще особо рядом не было на протяжении всей моей учебы. Я была одним из тех детей, которых в нашем мире называли «театральный ребенок», т. е. практически рожден в театре. Многие артисты создавали семьи между собой и при этом разделяли семейную жизнь и театр. Но были и те, чье стремление взобраться по карьерной лестнице выше семейных ценностей. Так было и со мной.

Моя мама, Хуанита Вальверде, была примой в нашем оперном театре, и большую часть своего времени она проводила в театре, пока я обучалась азам хореографического искусства. Когда мне было тринадцать лет, мама заканчивала свою карьеру на сцене, но не собиралась бросать балет. Её пригласили в Россию, и, оставив меня в общежитии, она уехала преподавать детям для поступления в хореографические училища. Отец, Педро Герреро, также закончил хореографическое училище, но вместо пути артиста балета пошел учиться дальше на все направления, связанные с оперным и балетным искусством. По итогу он стал импресарио и являлся человеком мира, вывозящим на гастроли разные театры.

Временами мы созванивались, и каждый из родителей напоминал мне о результатах в моей профессии. Они ждали моих доказательств о том, что я действительно могу стать ведущей балериной и, не дай бог, не подвести их.

В нашей профессии огромное значение имеют связи, а не только твой собственный труд. Несмотря на то что, как мне казалось, у меня они были благодаря семье, все же воспитывалась я строго по определённым убеждениям. Хуанита и Педро считали, что каждый должен справляться сам со своими проблемами и не ждать помощи со стороны, даже если помощь нужна была от самых близких. Как бы трудно ни было, это твой путь и у тебя есть только ты сам. Надейся только на себя.

Отец всю жизнь кормил меня одной лишь цитатой: «Дорогу осилит идущий», и я старалась верить в это.

Присаживаясь за круглый стол, набитый разными блюдами, и взяв в руку бокал с шампанским, я оглядела всех собравшихся в гостиной домика.

Громкая музыка заглушала разговоры пьяных в хлам однокурсников, танцующие среди них педагоги и родители выглядели нелепо, отчего мне стало смешно.

– Киара, хватит грустить, надо веселиться. У меня тут кое-что есть, пошли на улицу, – сказал Начо заплетающимся языком.

– Пошли, – ответила я и, встав из-за стола, позволила Начо увести меня с этого сумасшествия.

На самом деле мне просто захотелось выйти на улицу и подышать свежим воздухом. От громкой музыки голова начинала болеть, а судя по детскому времени, спать ещё никто не собирался.

Как только мы вышли из домика, Начо завернул за угол и, порывшись в кармане, достал пачку сигарет. Закурив одну, он протянул её мне.

– Не курю и тебе не советую, – ответила я покачав головой.

– Жизнь для того, чтобы все попробовать. Сигарета не так страшна, как-то, что сделали с нашей психикой

– Начо, то, как нас учат балетному искусству, нам поможет в будущем. А твоя сигарета только усугубит твоё же здоровье.

– С тобой ничего не случится, если ты один раз курнешь. Твоя мечта стать балериной не убежит от тебя, – тряхнув головой произнес он и вновь протянул мне ее.

Закатив глаза, я собиралась уже ответить, как услышала голос за спиной:

– Ты всё равно, когда-нибудь закуришь. Это неизбежно. Зная твой характер, я даже смело могу предположить, чем всё это закончится.

Обернувшись, я увидела своего педагога по классике. Поступив в 1/5 и попав в класс к «B», я сразу не нашла общий язык с ней. С начала и до конца обучения она постоянно насиловала мою психику, унижая и ломая меня изнутри. Но я не сдавалась и отвечала ей тем же. Она уверяла меня и мою мать, что мне никогда не стать ведущей балериной. Но мой характер не давал ей возможности повлиять на меня и мои стремления.

– И чем же всё это закончится? – язвительно спросила я.

Не отводя своего взгляда и медленно приближаясь ко мне, она поднесла к своим губам тонкую сигарету и, затянувшись, выдохнула дым мне в лицо. Закашлявшись, я злобно посмотрела на нее, и она произнесла:

– Ты сойдешь с ума из-за своей мечты. У тебя та же участь, что и у Спесивцевой когда-то.

То, как она говорила, то, как она смотрела на меня с ухмылкой на лице, окончательно меня взбесило. Я не позволю кому-то нарушить мои планы. Пусть говорят все что угодно. Я докажу им всем. Докажу!

– Это ваша участь, – выплюнула я ей в лицо и, показав третий палец, ушла обратно в дом.

Спустя два года…

– Киара, ты уверена, что хочешь вот так все бросить и переехать в Аргентину? Разве тебе не нравилось в Алькароне? – раздался тихий голос мамы по ту сторону экрана.

– У меня не осталось вдохновения к творчеству! – возмущаясь, ответила я. – За два года ничего не изменилось, я по-прежнему стою в кордебалете и лишь временами выхожу в корифейских партиях.

– А как же характерные партии? Ты числишься в театре солисткой этой категории. Может, стоит просто поговорить с Диего Хорсес? Я уверена, если правильно все ему объяснишь и скажешь, что достойна большего, то он поднимет тебя до солистки классических партий, – строго произнесла она.

– Я уже пробовала. Все без толку! Ему все равно, сколько и как я работаю, он двигает только своих любимчиков! А я не вхожу в этот его состав любимых.

Не могу я больше так и не хочу сидеть дальше и деградировать. Этот театр заставляет меня деградировать. А мне хочется двигаться вперед, развиваться и самосовершенствоваться. Понимаешь?

– Понимаю. Но почему Аргентина? Сдался тебе этот Буэнос-Айрес. Есть много других городов и театров.

– Ты же знаешь, меня сложно переубедить. Я уверена, что там у меня все получится. Их репертуар мне подходит. К тому же это столица, и работать в их театре престижно.

– Хорошо. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, дорогая.

– Знаю. Я не подведу тебя. Ты всегда мечтала, что я стану ведущим мастером сцены, обещаю, так и будет.

Отпуск. Ницца. Франция.

– Официант! Принесите мне еще одну пина-коладу и еще… мм… картошку фри! – крикнула я сквозь толпу, находящуюся вокруг барной стойки.

Надеюсь, он меня услышал, в противном случае мне придется вставать с шезлонга и идти самой. И почему нельзя к каждому посетителю, снимавшему палатку на пляже, приставить личного официанта? Тогда всем было бы удобно. И никто не ждал свой заказ часами!

– Сегодня так много народу, что заказы приходится ждать часами! – возмутилась Габи, поправляя свой купальник.

– Девочки, спокойно. Я сам схожу за нашими заказами, – выставляя руки вперед, произнес Начо.

– Не забудь две мои «Маргариты», дорогой, – крикнула Габи ему вслед.

После выпуска все, кроме нас троих, разъехались по разным городам. Мы единственные с нашего курса, кто остался работать в Алькароне. Со временем Габи и Начо начали встречаться. Начо был моим другом и партнером в училище, с приходом в театр ничего не изменилось с тех пор. С Габи я раньше не дружила, но, как только Начо сблизился с ней, я нашла с ней общий язык, и мы стали дружной троицей.

Узнав, что я увольняюсь, они были очень расстроены и предложили мне провести отпуск вместе.

Мне нужно было уложиться в срок до начала сезона в Паситано Лирика, чтобы успеть приехать и провериться в новый для меня театр.

Ответ из Буэнос-Айреса не заставил себя долго ждать. Через неделю после моего звонка и увольнения на почту мне пришло приглашение:

«Администрация Оперного театра Паситано Лирика.

Генеральный директор Андрес Масперо Гарсия Сеньи.

Уважаемая Киара Герреро!

Мы одобряем вашу заявку на артиста балета в труппу нашего театра. Просим Вас приехать раньше срока начала работы театра, чтобы оформить Ваш договор, найти жилье и определиться с категорией вашего профессионализма.

Дата планового просмотра урока классического танца, 06.06.2019.

Спасибо, что выбрали наш театр.

Ждем Вас».

Как только приглашение было получено, я сказала друзьям, что можно брать путевку, и вот мы здесь.

– Ах, как хорош этот пляж! Вода такая теплая, а самое главное, чистая и без мусора. Киара, я так счастлива, что в этот раз Начо повез нас во Францию. Вот уж не думала, что найдется такое замечательное место. Совсем несвойственное хмурой и дождливой погоде этой страны. Ницца – теперь мой любимый курорт.

– Ты права, тут офигенно, – произнесла я, вставая с шезлонга. – Пойду окунусь, – бросила я и, подхватив надувной баллон в виде розового пончика, поплелась к воде.

– Девушка, будьте аккуратнее. Вы наступили на мой коврик, – где-то справа раздался писклявый голос. Женщина говорила на английском.

Повернув голову, я встретилась с ней взглядом и удивилась. Она лежала на шезлонге и, приподняв очки, хмуро смотрела на меня.

Эта женщина была достаточно полной и выглядела примерно на сорок пять лет, на ней были полностью слитный купальник темно-синего цвета и розовая шляпка, совсем не подходящая под цвет купальника.

– Прошу прощения, я не заметила ваш коврик, – ответила я и не успела отойти, как услышала ее ворчание:

– Вот, молодежь пошла! Не замечают ничего, только уткнуться в свои гаджеты, и на этом все. Никакой вежливости.

Какие еще гаджеты?! Она что, слепая?

В любой другой ситуации я бы ответила ей здесь и сейчас. И плевала бы на всякий этикет и вежливость. Но сейчас я и так злилась на того официанта, что настроение и так оставляло желать лучшего, и я не хотела, чтобы оно окончательно стало ещё хуже.

Не оборачиваясь, я буквально побежала к морю, чтоб не нарваться еще на какого-нибудь «доброго человека».

Дети играли с песком, плескались и кричали. Прежде чем мои ноги очутились в воде, пришлось обойти половину берега, чтоб побыть наедине со своими мыслями и подальше от капризных детей.

Не то что бы я их не любила. Возможно, когда-нибудь я и сама была бы не прочь стать матерью. Но сейчас слишком рано об этом думать. Мне только исполнилось девятнадцать. Все мои мысли были о построении карьеры и точно не о создании семьи в таком юном возрасте.

Да, Габи была права, вода в действительности была блаженная, хотелось лежать на пончике весь оставшийся день и ни о чем не думать. Держась руками за баллон, я положила голову и закрыла глаза.

Мне казалось, я пролежала вечно, думая о том, какой будет этот год в новом театре и как быстро я добьюсь намеченных планов. В какой-то момент я почувствовала волны под собой и, открыв глаза, подняла голову.

К своему ужасу, я поняла, что нахожусь слишком далеко от берега, и оставалось всего ничего до первого буйка, за пределы которого нельзя уплывать. Волны тем временем бушевали, и я чуть было не подумала, что вся моя жизнь закончится на этом курорте. Я не смогу начать работу в новом театре, потому что утону в море.