Валерия Валериевна Лисичко "Спящий ангел"

Егор обвёл их с Жекой недоумённым взглядом и вернулся к разговору со Стёпой.

– Вот это уважаю, – заявил Жека. – Перетопчется.

Ева хотела сказать: нет, прости, неудачно пошутила. Что должна сказать Егору нечто важное.

Наваждение отступило. Сознание прояснилось. Она нашла его. След взят. Теперь она знает его в лицо. Знает его имя. Интуиция не ошиблась. Ева тут. И вот он этот самый человек. Искомый. Он существует.

Дерево трибун с облупленной краской. Люди, уже не смазанные, – каждого может разглядеть. Мысли ясные как никогда.

Ева подняла глаза к небу и не почувствовала купола.

Она закрыла глаза и ринулась вперёд. Девушка почувствовала, как навстречу ей движется нечто огромное, тревожное и словно несущее в себе усиливающийся крик. Девушку резко выбросило обратно, купол захлопнулся, и больше она не могла подняться выше. Но тревожное предчувствие нарастало. Опасность приближалась. Небо смотрело на неё безмятежным покрывалом лёгких облаков.

Глухой повторяющийся звук. За левым плечом. Ева резко обернулась – никого. И совсем рядом, заезжая колёсами на обочину, пронеслась машина. Колкий взгляд водителя зацепился за Еву, как рентгеном просветил. Ева отвернулась, отступая из-под грозного взгляда. Машина скрылась за поворотом. А Еве захотелось спрятаться в поле тепла и света, которое излучал на её внутренней карте Егор.

Комментарий под одним популярным видео впечатался в память девочки-школьницы. Она крутила его в мыслях, как навязчивый мотив. Про маяки. И дороги, ведущие к маякам. Странный, бессмысленный и очень знакомый.

Девочка подошла к доске и взяла новый, длинный кусок мела из пачки. Брусок с ровными, точёными краями. Стала выводить слово, но, не доведя до конца первую букву, уронила мел на пол. Он упал и раскололся на три части. Девочка присела. Вгляделась. Мел как башня, гладкая, каменная. Подломилась в двух местах. Маленькая красная точка на полу как звезда. Она падает – лёгкий розовый хвост тянется от точки.

«Значит, – думает девочка, – это не звезда, а комета».

И крупная крошка мела – это Белоснежка-принцесса выпала из окна. А может, обезумев, бросилась вниз. Может быть, поймает комету за хвост и улетит?

Девочка достала смартфон и сфотографировала сломанный мел на полу. Она сопроводила пост с фото длинным текстом про башню и его летящую обитательницу. Буква на доске так и осталась недописанной.

ГЛАВА 9 | УПАВШИЙ АНГЕЛ

Его щупальца рушат здания,

Его пасть извергает пламя.

Он обязательно всех достанет.

Anacondaz

Где умирает надежда, там возникает пустота.

Леонардо да Винчи

Я никакой. Я пустой. Выскобленный, как ноябрьская тыква.

С. Кинг

– Совсем одичали алкаши уже! Вон, молодая женщина… Ну?! Ну как так-то?! – Стёпа слушал нытьё фельдшера, пока скорая под крик сирены несла их через город на вызов.

Странный вызов. Молодая женщина. Возгорание.

– Ну а от чего ещё она загореться могла? – продолжал фельдшер. – Налакалась, облилась. И вот, пожалуйста. Человек-факел.

Детская площадка. Стёпа оглянулся: корабль с мачтами и верёвочной лестницей со спусками в прозрачных горках-рукавах.

О ногу Стёпы отёрлась охрипшая кошка, сопящая вместо мурчания.

Скрипящие на ветру качели, у которых и лежала женщина. Тело – в ожогах. Без сознания. Без следов возгорания.

Обгоревшая кожа. Подплавленная одежда местами прилипла к покрывшей влажными пятнами коже.

Стёпа узнал её.

***

Ева стояла посреди детской площадки. Тусклый фонарь мигал в густой апрельской ночи. Девушку била дрожь. Голова кружилась. И Тайра нервно тёрлась о хозяйскую ногу, издавая протяжные стоны, лишь отдалённо напоминающие мяукание.

Еве казалось, что она нежная рыбка, угодившая в уксус. Даже обычное прикосновение пальцев обжигало… А уксус растворял, как кислота. И куда ни метнись, везде едкий раствор. Где-то под сердцем бился предсмертный крик. Не её – чужой. Но проживаемый ею как свой собственный.

Ева впервые получила столь сильную проекцию чужих чувств и боли…

Пять минут назад Ева бежала, резко сворачивая во дворы, сокращая по газонам. Тайра неслась впереди, прокладывая путь. И Ева с трудом поспевала за взбесившейся кошкой.

Десять минут назад Ева захлопнула за собой входную дверь квартиры. Даже на ключ не закрыла. В голове стучало: «Бежать! На помощь! Беги! Помоги!»

Пятнадцать минут назад Ева проснулась в своей постели, посреди тёплой и тихой весенней ночи от беззвучного крика. Крик, невыносимый, стоял в голове, заполнял все мысли и нутро. В ту же минуту проснулась и Тайра, заметалась по квартире, взвыла, прыгнула в форточку, но, видимо, вспомнив про хозяйку, вернулась и принялась сокрушать передними лапами дверь. Ева прямо в пижаме влезла в кеды и вывалилась на лестничную клетку, лишь притворив за собой дверь.

Девушка бежала к эпицентру – источнику странного крика, разраставшегося словно изнутри.

Она была готова обнаружить человека в предсмертной агонии; убийцу, изощрённо пытающего жертву; насильников; недобитого самоубийцу, сиганувшего с крыши высотки и способного лишь хлюпать, вместо того чтобы душераздирающе вопить от боли.

Только не звенящую пустоту. Вот она на месте. Тайра вжалась в хозяйскую ногу, значит, и кошка уверена, что они прибыли в точку отсчёта.

Девушка в пижаме и голубоглазая кошка окидывали взглядами мирную детскую площадку: качели на цепочках, карусель, песочницу, спортивный центр из горок, лестниц, качелей и канатов в виде корабля. Уютный дворик, спрятавшийся в колодце пятиэтажек.

Глаза Тайры сверкнули. Зрачок вздрогнул и замер, сфокусировался на чём-то невидимом человеческому глазу. Тайра напряглась и вытянулась как по струнке.

– Что такое? – шёпотом спросила Ева, пытаясь всмотреться в невидимую точку в воздухе.

Тайра странно загудела.

Ева постаралась сфокусироваться, но глаза упорно ничего не видели в том месте, где замер взгляд кошки. Тогда Ева закрыла глаза и постаралась вчувствоваться, сосредоточилась, медленно вдохнула.

Душераздирающий, произрастающий изнутри крик разошёлся мощным всплеском и стал угасать. Еве казалось, что его источник почти растворился. И нечто умирающее уже впадает в предсмертное забытьё.

Горькое чувство несправедливости.

Ева обернулась вокруг себя.

Никого.

Площадка-корабль. Прозрачные рукава винтовых горок. Качели. Песочница.

И тут её осенило. От странной мысли стало страшно и холодно. Испарина прошибла девушку. Но вслух она сказала только одно слово:

– Да.

Время замерло. Растянулось.

Последнее, что слышит Ева в залитом свете пространстве, – тревожный и отдалённый гул колоколов.

Яркий свет заполняет детскую площадку. Еве кажется, что она взрывается от переполняющего слепящего света. Её обжигает холодом изнутри.

Скорая приедет только через час.

Стёпа узнает её.

– Ева, – скажет он без удивления. И примется за оказание первой помощи.

– Ух ты! Снова эта! Ну девка-то бедовая, – запоёт фельдшер удивлённо, как свидетель страшного чуда. Как ребёнок, увидевшей фокус с птичкой в схлопывающейся клетке, которая вылетает из рукава.

Стёпа посмотрит жёстче. Холоднее, как человек, ищущий у того же фокусника место, где тот припрячет мёртвую птаху в то время, как все смотрят на её живого двойника.

ГЛАВА 10 | НЕКТАР И БАБОЧКА

Как белый лист чиста, разверзнуты уста

Внимай же и вкуси, о, несвятая дама

Священных смузи, amen.

Шнур Ленинград i_$uss

– Ты важна. Ты можешь изменить рождающийся мир. Я покажу тебе. Давно хочу тебя познакомить. Не всё же деньги и мужики, – крутились в голове Элли слова Марго.

Подруга вела её переулками. Золотые цепочки побрякивали на Элли из-за быстрого шага. И новая модель босоножек на пухлой платформе клацкала узкими арками серебристых подков по асфальту. И, когда Марго стала спускаться по старым, местами отбитым ступеням в подвал многоквартирного кирпичного дома, Элли слегка помедлила, давая себе возможность разглядеть здание. Грязь сажей впиталась в кирпичи. Небольшой кованый козырёк над ступенями немного покосился и местами поржавел.

Ступени. Дверь. Стены, окрашенные водоэмульсионкой, с разводами от неумелых кистей.

У привыкшей к показной роскоши, виллам, яхтам и дизайнерским квартирам девушки подобная картина могла вызвать отвращение.

– В какой клоповник ты меня привела?! – могла бы возмутиться Элли.

В конце концов, она столько работала не ради того, чтобы тратить минуты своей жизни на нищебродство.

Но Элли – открытая душа. И преображённый подвал навеял ей приятное ощущение забытого детства. Когда строишь домики на дереве, собираешься с чипсами в парковой беседке и пережидаешь с друзьями дождь на обшарпанной автобусной остановке.

Нет, старый ремонт её не смущал. Скорее, вызывал любопытство. А ещё происходящее казалось Элли ироничным. Она представляла, как нелепо смотрится в своих брендовых шмотках, с дизайнерским кожаным клатчем, в колготках телесного цвета в мелкую сетку, в мини-шортах и топе с глубоким дразнящим декольте, в украшениях, купленных на аукционе уникальных ювелирных изделий в Берлине, в короткой синей шубе-накидке из искусственного меха с длинными серебряными пёрышками.

Элли, привыкшая к роскоши шёлкового постельного белья и матовости стен дорогих отелей.

Элли с затонированной химическим загаром кожей, пухлыми от природы губами и подправленным ботоксом лицом в местах, где могут заложиться мимические морщины.

Элли запомнила три волны, с которыми она сталкивалась. Марго представляла её новой группе людей. Три волны лиц. Одни и те же выражения у разных людей. Коридор. Новая дверь. И опять. Как по команде. Волна отторжения и хмурые брови сменялись волной удивления. А потом обитатели подвала как будто расшифровывали смутный сигнал, сплетённый из собственных чувств. И вместо того, чтобы изжить раздражающий элемент – выгнать чужака, начинали её спасать, впитывать в себя, как будто приращивая к телу из десятков людей нового человека.

Элли подумала, что в чужаке вместо угрозы они слышат крик о помощи. Пытаются откопать в куче навоза золото вместе того, чтобы вынести её за дверь.

Некрасивая Элли, с узкими бёдрами, широковатыми плечами и напрочь отсутствующей талией, знала, что запомнилась авангардцам как грациозная соблазнительница. Мягкие движения, как будто Элли не шла, а плыла, танцуя в потоках.

Элли долго водили экскурсией по пошивочному классу, показывали книги и самодельную одежду.

Мечи и доспехи на стенах и манекенах, залы для рукоделия, костюмы под старину. Герб в зале – разрушающаяся башня. Элли подумала, что так мог бы выглядеть портрет души раненого и потерянного человека. Его крепость разваливается, а сам он летит вниз, но не замечает этого – тушит горящую ногу прямо в полете. Нужно решать проблемы по мере поступления: вначале – нога в огне, затем – падение. Элли перевела взгляд с герба на свою подругу Марго.

Шикарная Марго, так ловко управляющаяся со страусиными перьями и дизайнерским макияжем, казалась другим человеком. Без ярко выделенных глаз женственность опадала, и оставалась жесткая структурность скул, прямота линии лба и носа.

Тут Марго звали Ритой. И Рита отдавала приказы.

– Расскажи ей, – приказала Рита неприглядному парню. Тот сидел на сколоченном из палетов диване и крутил в руках короткий клинок.

Тот замялся. Поджал губы, заговорил негромко, как будто стараясь сказать так, чтобы Рита услышала, а Элли – нет. Смешной.

Элли уже раздевала его глазами. Представляла, на какие ласки он бы откликнулся, будь клиентом. Нет, таких нельзя пугать жесткостью, никаких атрибутов власти – верёвок, плёток и наручников. Без резких движений. Благородная нежность. Лёгкие касания. Воздушные поцелуи. Прохлада и умение отступать, манить.