Глина, перемешанная с травой, давала прохладу от палящего солнца, а трава играла в ней такую же роль, как и арматура в бетоне. Эту идею я взял по подобию строительного материала, популярного раньше на юге.
Этим материалом был саман, который по своему составу являлся смесью из высушенной под жарким солнцем глины, которую перемешивали с соломой и навозом домашних животных. Саман отлично поддерживал прохладу летом в хатах, но до его производства нам было ещё очень и очень далеко.
Закончив с этим делом, я забрал всех воинов, которых осталось девять, (десятым был уже я) и направился ловить крокодила, напевая под нос песенку: "Крокодил не ловится, не растёт кокос".
Лучше всего было ловить на живца, но живца крокодил вчера съел, поужинав предателем! Задумчиво всматриваясь в своих воинов, я привёл их в дрожащий трепет своим взглядом. Нет, воины мне были ещё нужны, и я отправил двух за любым стариком, который им понравится, только не очень тощим.
Вы скажете, что я жесток? Наверное, но мне интересен был сам процесс. Приведёт или не приведёт, а если приведёт, то кого? Своего родственника, чужого, вообще изгоя, если они тут были, и так далее.
Вскоре воины вернулись, с собой они тащили не старика, а упирающуюся старуху. Ну, правильно, всё зло от женщин! А крокодилу всё равно, на что клевать, мясо, оно и в Африке мясо. Подтащив старуху к кромке воды, они бросили её на красноватый песок и убежали, в то же время, преграждая путь и не давая возможности ей убежать.
Я же, расставив воинов полукругом, приказал действовать строго по моей команде, попутно популярно объяснив самому тупому из них, стуча по его пустой голове древком копья.
– Что нападать надо… только по МОЕЙ КОМАНДЕ, и никак иначе.
Вроде все с трудом, но меня поняли. В общем, к картине Репина "Охота на крокодила" все были готовы. Старуха рыдала, сидя у кромки воды, воины слушали мои команды, боясь их пропустить (голова, ведь, каждому нужна). В неё можно же ещё и есть, пока её не оторвал… злой вождь. А крокодил…, а что крокодил?
Эта сволочь вчера, видимо, хорошо подзакусила мятежником и теперь не желала повторять трапезу. Но, подождав ещё чуть-чуть, мы были вознаграждены появлением ещё одного крокодила, только основательно помельче. Похоже, первый не давал малышу хорошо питаться и, соответственно, расти, ну как малышу, метра два в нём точно было.
– Моложе, значит, вкуснее, – подумал я, наблюдая как крокодил пялился на жертву своими выпуклыми глазами, приподняв кургузую башку над жёлтой водой.
Но не все мазки были ещё сделаны в общей картине.
– Эй, старуха, как там тебя звать? Та произнесла своё имя, но я не разобрал.
– Короче, будешь Мапутой, если выживешь. Слушай сюда, как только я крикну: – "БЕГИ", ты вскакиваешь и бежишь в сторону. Поняла, Мапута!
Та судорожно закивала головой и заголосила.
– Заткнись, Мапута, и жди!
Крокодил продолжал пялиться на старуху, не веря своей удаче, или, наоборот, чувствуя подвох, а может, пытался рассмотреть в этом сморщенном создании что-то женское или вкусное.
Напрасно, напрасно. Гастрономических изысков в сегодняшней программе было не предусмотрено. Червячок был несколько сухим, но живым. Наверное, это всё-таки убедило крокодила в правильности его атаки, и он быстро поплыл к берегу, надеясь полакомиться человечинкой, пусть и старой, но зато сладкой.
Заметив его движение и примерно рассчитав, когда он вылезет на сушу, я громко крикнул:
– Мапута, беги!
Старуха, словно вихрь, подскочила со своего места и промчалась мимо нас, обдав волной горячего воздуха и вонью кишечных газов. Остолбенело застыли все… Я, не ожидавший такой прыти от старухи, воины, не ожидавшие, что закусон крокодила так быстро сбежит и тем самым подставит их под удар.
И крокодил, который, раскрыв рот, как раз выбегал из своей лужи, только по недоразумению называющейся рекой, и тоже не ожидавший, что добыча, до этого безропотно сидевшая на песке, так рванёт от него.
Первым очнулся я и, изготовившись, с силой метнул своё кривое копьё ему в пасть. С глазомером у меня было всё в порядке (вот, что значит уметь порошки мерить на аптекарских весах), и копьё, дико вращаясь вокруг своей оси в воздухе, по совершенно немыслимой траектории, всё-таки смогло залететь крокодилу в пасть.
Подавившись им и осознав, какую непростительную ошибку он совершил, крокодил развернулся и попытался сбежать обратно, в свой вонючий закаканный водоём.
– В атаку, бей его!
И мы все бросились на крокодила. Несчастный не успел ни сбежать, ни, даже, съесть моё невкусное копьё, как сразу был пойман за хвост тремя неграми, а тут и я подоспел, и с размаху опустил свою булаву из акации ему на череп.
Череп немножко хрустнул, шипы акации проникли ему в мозг, и крокодил издох. Как потом оказалось, к моему великому сожалению, хрустнул не его череп, а моё копьё. И крокодил, зараза, сразу не издох, а ещё изрядно нас помучил, сражаясь за свою крокодилью шкуру.
Но я успел заметить его хитрый взгляд, смотревший на меня исподтишка, и правильно расценив его, не дал захватить себя врасплох, ударив мачете. Острое лезвие, всё-таки, пробило его череп и проткнуло мозг крокодилу, словно сварливая жена визгом мозг своему мужу.
– Победа! И триста килограмм нежного диетического мяса были предоставлены всему племени. А ещё крепкая кожа крокодила, его острые зубки, которые пошли на стрелы, и страшная голова, мозг из которой высосала Мапуту. Ну, после его приготовления, конечно.
Мы ещё долго после всего случившегося искали Мапуту, от страха забившуюся в заросли слоновьей травы. Но запах нежного жареного крокодильего мяса доплыл и до неё, и она робко выползла из зарослей и, как я уже говорил, с истинно женской коварностью и мстительностью, высосала весь мозг у жареного крокодила.
Оценив её способности, я решил назначить Мапуту смотрящей за моей хижиной, а также бессменным организатором моего питания и охраны ночью. Её визгливый голос мог перекрывать гнусное хихиканье целой стаи гиен, когда она орала.
Так что, у старухи были скрытые достоинства, для меня очень выгодные. Кроме этого, она теперь была предана мне лично, и я мог, хоть иногда, спокойно расслабиться и заснуть в своей новой и, безусловно, комфортной, по сравнению с другими, хижине.
Хотя, в этом были и недостатки. Как только организм начал получать в основном животную пищу, а не растительную, он тут же стал мне подавать недвусмысленные сигналы о желании размножаться, которые я, как мог, подавлял. Но против природы не попрёшь, и женщину мне хотелось всё сильнее и сильнее, но что-то достойных в деревне не находилось, либо были слишком молоды для такого дела.
Наконец, проблема стала колом, и в прямом, и переносном смысле. Так, утром, не до конца проснувшись и ещё не отойдя от своих сладких эротических снов, я вышел в туалет… и чуть не проткнул старуху своим естеством. Она, как раз, в это время уже готовила завтрак.
– Охо-хо-хо, – раскудахталась та и смылась. Отлив избыток жидкости и снова натянув на своё тело набедренную повязку, я посмеялся над собой и отправился делать дела, так и не позавтракав.
Но Мапута не была бы Мапутой, если бы не стала помогать решать проблемы своему вождю. И когда я пришёл ночевать в свою хижину, там уже ждали, робко поглядывая на меня, две женщины, не самой приятной наружности, но и не отстой совсем уж.
Пришлось работать не только головой, но и другим местом, а то уж больно нижнее напряжение мешало и давило на мозги. Поздно ночью я заснул, спокойно охраняемый Мапутой, и без этих, изматывающих меня морально и физически, снов, пережитков моей прошлой жизни.
С утра голова была ясной, и в ней даже появилось несколько здравых мыслей, которые я и пошёл реализовывать, провожаемый одобрительным взглядом Мапуты. Судя по её взгляду, женщины поделились с ней впечатлениями, оказавшимися благоприятными, с приставкой – очень.
Дела мне предстояли разные, хорошие и безобразные. Надо было делать запасы продовольствия и расширять посевы, чтобы не сдохнуть с голоду, когда придёт засуха. А ещё, старший вождь забирал себе воинов и продовольствие, громко называя это излишками, оставляя нам только минимум. И срок, когда его воины пожалуют к нам, неумолимо приближался.
А мои чёрные лоботрясы толком и воевать не умели, хотя я их ежедневно гонял, да и работать отправлял на наши плантации. "Работайте негры, солнце ещё высоко". Всякие возмущения я давил на корню, показывая личным примером, что надо ежедневно работать и упорно тренироваться. Не всем это нравилось, точнее, это не нравилось никому.
Через несколько дней сбежала ещё парочка негров, и я догадывался, к кому. Сейчас у меня оставалось не больше восьмидесяти поданных, и то, в основном, женщины, дети и старики. Воинов осталось всего восемь. Девятый сбежал.
Глава 3 Чёрные будни.
В довесок ко всем неприятностям, природа посмотрела на нас своим недовольным взглядом и направила к деревне старого льва, изгнанного из прайда более молодым и сильным. Лев, хоть и был старым и, наверное, больным, но это для львов он был старым, а для нас, очень даже ещё ничего, особенно, когда он сожрал старика и ребятёнка, решившего поискать что-нибудь вкусного в зарослях слоновьей травы.
Старика хватились поздно, а вот ребенка – почти сразу же, потому что он там был не один, а ещё с кучей таких же голожопых детей. В деревне поднялся страшный гвалт. Старый лев, это опасно, и он мог постепенно съесть всю деревню.
Несмотря на свою врождённую бестолковость, все негры понимали это. Решимость отстоять свои жизни мною приветствовалась. И я решил воспользоваться этим случаем, чтобы сплотить разнородное племя и, заодно, обезопасить себя от их гнева, из-за постоянного труда, к которому я их принуждал.
Женщины получили команду вязать огромную сеть, все боеспособные мужчины – вооружиться. На охоту собиралось всё племя, за исключением женщин, детей и совсем уж немощных. Хотя таких, скорее всего, уже и не было, потому что они быстро погибали, съедаемые крокодилами и прочими гиенами (Я здесь ни при чём).
Моё копьё погибло в пасти крокодила, череп которого теперь украшал мою голову в ритуальных плясках. А что, натягиваешь эту хрень на свой череп и ритмично скачешь вокруг костра, всем страшно, и все довольны. Правда, они ещё пели что-то заунывное, но это не моё, у меня голоса нет. Копьё я себе новое сделал, присобачив наконечник от старого, оно получилось такое же кривое, как и предыдущее. Ну нет тут подходящих деревьев, нет.
Собравшись вокруг костра и размахивая копьями, негры стали петь заунывную, наверное, очень боевую песню и размалевали свои морды полосами из белой глины. Очень, кстати, эпично получилось. Я думаю, что лев это, несомненно, оценит.
Я тоже скакал, со своей крокодильей маской без зубов, которые все пошли на стрелы, и тоже орал, как и все, благим матом. Наконец, распалившись, я перешёл с матерного на обычный русский, временами переходя на местное наречие и крича.
– Мы сделаем это, потому что мы – БАНДА!
– Мы убьём льва, потому что мы – БАНДА!
– Мы уничтожим хозяина саванны, потому что мы – БАНДА!
Думаю, что неплохо получилось. Негры изрядно возбудились и, подхватив оружие, все ринулись на поиски льва. Минут через пять они, правда, несколько поостыли, и я смог взять бразды правления в свои чёрные руки, начав раздавать приказы.
Рассыпавшись полумесяцем, мы начали орать, выгоняя льва из укрытия. Ждать долго не пришлось, вскоре он появился. Оценив количество мяса, пришедшее по его душу, умный зверь решил не связываться с отморозками… или, лучше сказать, отжарками.
Лев медленно потрусил в сторону ближайшего баобаба. Ну да… Наивный, так мы ему это и позволили. Баобаб был огромным, и лучшего места для эпического сражения было не придумать. Заметив, что его стали окружать наглые люди, лев несколько задержался и, посмотрев на нас, издал громкий и грозный рык. Признаться, мне стало не по себе, а кто-то даже пустил струю страха, окропив ею сухую землю саванны.
Отступать нам было некуда, за нами была деревня, а лев был похуже фашистов, в своей неумолимости найти себе пропитание. Так что, надо было его ловить.
Принцип охоты на зверя и его загона я знал, а вот как его убить при этом, к сожалению, нет. Эх, где бы взять ружжо. Но колонизаторов пока не наблюдалось, и огнестрельного оружия тоже. А отправлять в рабство… так здесь и без колонизаторов неплохо справлялись местные вожди. Они продавали захваченных рабов соседним племенам, а те перепродавали их ещё дальше, на побережье, до которого было очень далеко.
Короче, лев недвусмысленно дал нам понять, что сейчас нападёт на нас, если мы от него не отстанем. Подозвав к себе двоих, которые несли связанную сеть, я объяснил им, что нужно будет делать.
Понятно, что с первого раза до них не дошло, и со второго тоже, но третий, подкреплённый ударом кулака под дых, всё-таки смог достучаться до их первобытных мозгов и, прослушав их повторение, что они должны будут делать и как, я убедился, что шансы на победу, всё-таки, есть.
Выскочив вперёд, я стал дразнить льва, матеря его и толкая в его сторону убогое копьё. Царь зверей сначала недоумённо пялился на меня, потом стал рычать, а потом до него окончательно дошло, что я издеваюсь над ним.
Этого он стерпеть не смог и кинулся на меня. Честно говоря, я не знал, что львы, особенно старые, могут так быстро бегать. Но, когда страшно, я тоже могу бегать, не менее быстро, чем они, и я рванул от него прочь, со всей доступной для меня скоростью.
Проскочив под поднятой сетью и двумя посеревшими от страха неграми, я упал на землю. Сеть опустилась на мчавшегося вслед за мной льва, и он в ней, на краткое время, запутался, рухнув на землю. Вскочив с земли и не теряя время, я бросился на льва и всадил в него копьё. Тот дико взревел и стал рвать мощными лапами сеть.
– Бей его, бей его, – вне себя от ярости, орал я. И вся кодла, подскочив ко льву, начала наносить по нему удары тем, что было в руках. Сам я, в очередной раз ткнув льва копьём, со страхом обнаружил, что лезвие окончательно сломалось, не выдержав такой жёсткой эксплуатации и старости.
Подхватив дубину, я стал бить льва по голове. Через несколько минут всё было кончено и поверженный старый, но не дряхлый, лев остался лежать на пыльной и окровавленной земле.
Дико завопив, я организовал круг и мы стали скакать вокруг мёртвого льва, дико завывая и скандируя.
– Мы БАНДА, мы БАНДА!
Потом я добавил немного политики.
– Наш вождь могуч. Наш вождь умён. Наш вождь смел и храбр, почёт ему и уважение.
К сожалению, таких эпитетов в их языке не оказалось. Поэтому получилось только, что наш вождь… могуч, смел и хитёр, ещё и сумасшедший, вдобавок. Но в принципе, тоже вышло неплохо.
После этого я отправил всю кучу негров срезать слоновью траву, чтобы она не стала прибежищем всякой гадости и, заодно, обеспечила нам материал для постройки хижин. Пришлось воспользоваться благоприятным настроем всего племени, чтобы их "припахать", для их же блага.
А воины остались разделывать добычу и относить мясо в деревню. С грустью посмотрев на жалкий обрубок своего копья, я расстроился. У всех остальных моих воинов копья были не лучше, а скорее, хуже. Надо было что-то искать. В таком диком краю очень тяжело выжить без оружия, и одного факта того, что я был высоким и здоровым негром, было явно недостаточно.
А ещё надо было отбиваться от других племён и старшего вождя. Поначалу я думал, что надо с ним воевать, но оценив свои возможности и количество оставшихся воинов, понял, что сейчас не время и открытый конфликт будет глупой и проигрышной затеей.
Нужно заинтересовать главного вождя чем-то, чтобы ему выгоднее было нам помогать, а не уничтожать. Вот тогда можно будет исподтишка готовить воинов и, заодно, вооружать их более совершенным оружием.
А ещё надо было выйти на другие племена и узнать, что им нужно на обмен, и что нужно европейцам для того, чтобы они продали нам оружие. По слухам, бродившим между моими подданными, рабство как таковое было уже давно отменено и охотники за рабами не появлялись в этих местах.
Но европейцев пока здесь не было. Хотя, центр Африки, дикие животные, гиблые места, кому это надо. По крайней мере, не сейчас, и это было и хорошо, и одновременно, плохо. Плохо потому, что нельзя было воспользоваться благами цивилизации, а хорошо оттого, что я знал, какими способами и средствами достигались эти самые блага и, самое главное, за счёт кого.
В общем, свою наивность я утратил ещё в фармакадемии, когда нас водили в морг. Ну, а потом она только уменьшалась и уменьшалась. Последний, катастрофический удар по моей наивности нанесла армия. Точнее, погранвойска, которые, впрочем, ничем не отличаются от остальной армии, только своими целями и задачами.
Там мне быстро объяснили, кто есть кто, почему и зачем. И все мои привычки и пристрастия пришлось оставить за забором погранзаставы, а взамен приобрести навыки выживания и привыкания. Мужчинами не рождаются, а становятся. И не наличие детородных органов делают из мужчины мужчину, а тяжкий груз ответственности за других, который придавливает к земле и прочищает мозги, почище брома.
Короче, надо было искать всякие ценные фишки, вроде золота, алмазов, рубинов или изумрудов. Но, оглянувшись вокруг и заметив вокруг себя основательно выжженную солнцем саванну, я вспомнил мультфильм и, перефразируя слова из него, подумал:
– Земля племени банда: растительности нет, полезных ископаемых нет, золота нет, алмазов нет, населена роботами. Ой, ошибся, не роботами, а неграми, что не намного лучше.
Но, попытка не пытка. На следующий день после убийства льва и его поедания в торжественной обстановке, я перевернул всю деревню в поисках спрятанного оружия, наркотиков и драгоценностей. Драгоценностей, золота и наркотиков я не обнаружил, а вот что-то, отдалённо напоминающее оружие, нашёл. Этой находкой оказался кусок старого металла, весь покрытый зелёными и чёрными окислами и земляными наслоениями.
Найден он был мною случайно, при разгребании мусора в одной из снесённых хижин, на территории, предназначенной под застройку новыми. По дурацкой привычке, я ковырялся в земляном полу хижины, чисто в исследовательских целях.
Просто я считал, сколько там проживало крупных ядовитых насекомых, и размышлял, почему обитатели этой хижины до сих пор ещё живы. Наверное, у них был уже симбиоз с этой гадостью. Мелких насекомых я, кстати, игнорировал, потому что не в состоянии был оценить их немыслимое количество.
И всерьёз подумывал о муравьях, надеясь с их помощью уничтожить все местное поголовье опасных и вредных букашек. Так вот, копаясь в земляном полу бывшей хижины остатком своего боевого копья, я наткнулся на кусок твёрдой земли.
Подумав, что это камень, на котором, наверное, будет удобно сидеть, а может, чесать свои телеса, кому-то из обитателей этой хижины, я решил вытащить его, чисто из вредности, надеясь лишить их такого комфорта. На поверку оказалось, что это не камень, а вообще непонятно что. Заинтересовавшись, я вынес это наружу и стал исследовать, глубокомысленно переворачивая с места на место и тыкая в него древком сломанного копья.
В конце концов, до меня дошло, что это некий артефакт, то ли из меди, то ли из бронзы, и им надо пристально заняться. С этой целью я кинул его в воду, а потом, достав через пару часов, стал оббивать окислы с помощью найденного камня.
Итогом моих трудов оказался странной формы большой топор, который благодаря тому, что был сделан из бронзы, сохранился в практически первозданном виде, защищённый образовавшимися на его поверхности окислами и слоями грязи.
Я долго его разглядывал и всё никак не мог понять, где видел его изображение, и, незаметно для себя, подошёл близко к берегу реки, откуда брал воду для его очистки. Задумчиво глядя в её мутные жёлтые воды, я увидел морду и выпуклые глаза крокодила, с голодной жадностью уставившиеся на меня. И тут меня осенило.
– Точно! Крокодил, река Нил, Египет! В книжке о Древнем Египте это было, там были рисунки воинов, изображённые на внутренних стенах древних пирамид, и это было их оружие.
Взметая вверх кучу брызг, крокодил, так удачно натолкнувший меня на эту мысль, вылетел из воды и бросился на меня, собираясь сожрать. Об этом говорила его широко разинутая пасть и выпученные в ярости глаза. Но я успел автоматически среагировать и отскочить в сторону, а потом, вместо того, чтобы убежать, очень сильно разозлился, отчего у меня в глазах аж помутнело, они налились кровью и я бросился сам, в свою очередь, на него.
– Ах, ты ж, блин, животное паскудное, – орал я в запале на чистом русском.
– Я тебе, ..ять, сейчас покажу, как русского… блин, негра жрать! Да ещё без предупреждения!
И, подбежав к нему, я изо всех сил опустил ему на морду… свой хопеш, а это был именно он.
Бронзовое оружие тем и хорошо, что, не имея почти никакого режущего эффекта, обладает очень сильным ударным. За счёт веса и толстой кромки лезвия. Нанесенные с его помощью удары являются дробительными и легко проламывают кости и наносят различные увечья через сколь угодно толстую кожу, любого живого существа, что сейчас оно и продемонстрировало.
Удар пришёлся по глазам крокодила. Один глаз сразу вытек, а другой был сильно повреждён. Крокодил забился от боли и стал хлестать мощным хвостом в разные стороны. Я еле успевал изворачиваться от его ударов, то и дело, подпрыгивая на месте и из стороны в сторону.
От удара крокодил почти ничего не видел, но воду он чувствовал всей кожей и своим обонянием. Безошибочно развернувшись к реке, он, быстро перебирая лапами, помчал туда. Увидев это, я смог подскочить незамеченным и опять ударил со всей силы своим новым оружием по его задней лапе, с хрустом её сломав. Крокодил, открыв пасть, стал яростно мотать ею из стороны в сторону, надеясь достать меня зубами.
А я скакал, как белка, вокруг него. Чтобы не дать ему уползти в родную стихию, я сломал ему ещё одну лапу, тоже заднюю. Но крокодил не желал сдаваться, пока я не прыгнул на него и, зажав обеими руками хопеш, не нанёс ему чудовищной силы удар, по позвоночнику в районе хвоста.
Под хопешем ощутимо хрустнуло, и крокодилий хвост бессильно обвис. Дальнейшее было делом техники и терпения. Подбирая удачные моменты, я сломал ему остальные лапы.
