Поделиться болью можно лишь в книге или фильме. Боль – всегда твоя и только. Никто не разделит ее, как сильно бы ни хотел, ни стремился. Просто со всех сторон чужая жалость тех, кто тебя не понимает.
Ненавижу это чувство! Оно унижает, заставляет чувствовать себя букашкой, брошенной на волю Вселенских катаклизмов.
После похорон меня неделю колотило. Тело содрогалось от жестоких судорог – раз за разом. Я не ела, почти не спала, впала в чувственную кому. Ничего не хотела. Ни–че–го.
Опускалась в кресло, где любила сидеть мама – мягкое, старое, обветшалое… родное. Почти не чувствуя соленую влагу, стекающую по лицу, часами смотрела на мамину светло–коричневую дубленку с подвернутыми рукавами – у меня так и не хватило решимости убрать ее с вешалки. Казалось странным, что эта глупая, нелепая вещь пережила хозяйку.
На каждый хлопок двери оборачивалась, ожидая, что мама войдет, закашляется, снимет сапоги и включит телевизор. Досмотрела сериал, который ненавидела, ведь мама ни на что не реагировала, увлекшись им. Она так и не смогла дочитать этот телероман. Вертела в руке брелок, купленный родному человеку за неделю до страшного дня…
Сородичи пытались до меня достучаться. Поначалу робко, как летний ветерок шепчет листве, затем настойчиво, как ураганный осенний ветер, с воем пригибающий кроны… А потом изо всех сил, как убийственный смерчь, хватающий стволы невидимыми пальцами и выдирающий из земли… Казалось, не отключи я связь, голова взорвется. Пришлось все блокировать.
Спустя два месяца, робко ослабила щит от мыслеволн, и они полились, наполняя голову с такой силой, что, казалось, сейчас со свистом вылетят через уши. Я не разбирала – кто и о чем говорит, не могла вычленить из белого шума ни единой фразы. В спецназе – как любит шутить куратор – пятнадцать нишати. В бедном мозгу звенело, гудело, жужжало, как назойливый рой насекомых, а мысли прибывали и прибывали.
Хотелось заорать, что есть мочи, лишь бы прекратить эту пытку ужасающей какофонией. Но я четко осознавала – не вытерплю сейчас, завтра, послезавтра будет еще хуже. Обязана сдюжить, деваться некуда. Мигрень и треск в висках – достойная плата за общение после долгого молчания.
Часа два не могла вообще ничего разобрать, старалась ни о чем не думать. Наконец, когда голосов стало меньше, а мигрень слегка утихла, из бурного потока выцепила речь Марио – итальянец предлагал одолжить немного своего везения.
– Соглашайся! С твоей энергией сможешь загадать почти любое желание! – речитативом твердил парень, точно заправский Джин, нахваливая свои услуги. Похоже, опасался, что снова заблокирую связь.
Как он делится даром? Понятия не имею… Свое врачевание никому отдать не могу. А порой так хочется!
– Марио! Ничего не надо! – попробовала я мягко отказаться.
– Уже все сделано! – пришло через тысячи километров. – Желай!
Ну, я и пожелала…
Первый Новый год после потери… Праздник сквозь боль. Со своим тогдашним мужчиной сижу в сверкающем пестрыми гирляндами ресторане, тщетно пытаясь скрасить пустоту внутри пестротой общества незнакомцев. Возможно, таких же ущербно–одиноких, как и я сама.
Елка в центре зала, упирающаяся в потолок золотисто–рыжим шпилем, выглядит унылой и поникшей, будто предвкушает свою безвестную гибель на свалке. Огромные шары: синие, белые, зеленые, усыпавшие ветки так, что и зелени почти не видно – вот оно преступление против хорошего вкуса.
Колышущееся пламя трех свечек на столе напоминает отпевание…
Ветки темного винограда рядом с ними тоскливо свисают из ажурной вазы.
И тут…
Холодная волна устремляется от затылка к пяткам, сердце замирает, резко и жалобно и также внезапно пускается вскачь, будто испуганная антилопа. Опять замирает и вновь бьется с такой силой, что гулкий звук проходит сквозь тело, заставляя его содрогаться и вибрировать в такт. Ком в горле – отвратительный, колючий.
Она… садится за наш столик. Женщина. Сказать, что похожа на маму – не сказать ничего. Та же фигура, те же волосы и прическа, те же грустные и очень добрые глаза. Я отчаянно пытаюсь научиться дышать заново, заставить тело не сотрясаться от барабанной дроби сердца. А незнакомка представляется… Я открываю рот, но из пересохшего горла вырывается только едва слышный хрип. Женщина – полная тезка мамы…
Гадалка однажды сказала: «Ты получишь то, что хочешь. Но захочешь ли то, что получишь?».
«Бойтесь своих желаний, они сбываются» – предостерегали мудрецы.
…
Марио откликнулся сразу – он вообще милый, позитивный, отзывчивый. Просто очень хороший парень.
– Ты можешь одолжить половину везения? – спросила я без прелюдий. Думала, итальянец захочет выяснить – чего это мне в голову взбрело? Но он лишь обрадовался. Вот любит же Марио делать добро!
– Надолго? – уточнил он.
– Не знаю.
– Готово. Пользуйся.
Глава 4. Попытка не пытка
Я собиралась лихорадочно, суматошно, плохо соображая, что делаю. Лишь бы поскорее очутиться на месте… Куда спешила? Тот, кого ищу, прожил десятки веков и еще столько же разменяет. Что ему день, два, три… Есть у меня дурная черта – на сильных эмоциях бросаться в омут с головой, вместо того, чтобы нормально подготовиться, обдумать, потренироваться, в конце концов.
Дрожащими руками нацепила бежевый спортивный костюм и кеды – хотелось одеться поудобней, длинные волосы заплела в тугую косу.
Уверена, куратор нарочно сообщил мне об альтернативе именно сейчас, когда в стране, куда направляюсь, лето вступило в свои права. Знает, как мерзну… Тот, кого ищу облюбовал жаркие места. Власть у него огромная, так что где хочет, там и селится. Но зимой во владениях древнейшего ледяного около 10 градусов. Конечно не ноль и не минус, но все равно не слишком–то приятная для меня погода.
Захватила паспорт, кошелек, не без труда запихав туда все заначки и пару запасных резинок для волос.
Здраво рассудить, увы, была не в состоянии.
А если в новом мире какие–то особенные деньги? Планеты–близнецы копируют друг друга не полностью. Действительны ли там местные документы? Может вообще чипы вживляют? Не станут же оборотни в зверином обличье таскать в зубах удостоверение личности… Про резинки для волос и не говорю. Конечно! Разве есть что–то более необходимое в чужом пространстве?
Свой нехитрый скарб покидала в сумку с ремнем «через плечо».
Ладно, еще чемодан мне сквозь портал ну никак не протащить. По словам куратора, чем тяжелее предмет, тем больше энергии требуется на его перемещение из мира в мир. На десять–тридцать килограмм моих сил уж точно не хватило бы. В противном случае, приволокла бы на себе кучу абсолютно ненужных вещей.
Отчего не взяла оружие? Ну хотя бы нож, уж если раздобыть пистолет или нечто подобное для меня слишком сложно. Вот тут почему–то сработала логика, напрочь отказавшая в остальном. Я слишком хорошо понимала, что сверхов мира, куда направляюсь, мне уж точно не одолеть.
Любой из них гораздо сильнее, быстрее меня и неуязвимей. Только потянусь за кинжалом или револьвером – скрутят, обездвижат, попытаюсь вырваться – сломают как тростинку. Куратор рассказывал, что пробить вампирскую плоть, вербера или, скажем кана, не всякому спецназовцу из нашего пространства удалось бы. Уничтожить ледяного можно только точным ударом или выстрелом в сердце. Причем, не чем угодно, а посеребренным клинком или оружием, стреляющим пулями с серебряной наплавкой. Очень сомневаюсь, что моих скромных сбережений хватило бы на подобное.
Как навредить оборотням, Святейшество не знал, или делал вид.
Их регенерация позволяла восстановиться даже после ранения в сердце, в глаз, в голову. Если, конечно, не снести полчерепа или не разрубить пополам.
Не уверена, что годы тренировок дали бы мне даже мизерный шанс против любого из сверхов пространства, куда намеревалась попасть.
Так есть ли смысл тратить время, когда боль и жажда вернуть утраченное толкают побыстрее рвануть в неизвестность?
Мне оставалось надеяться лишь на везение Марио. Вдруг удастся договориться с кем–то из нелюдей? Предложить что–то взамен помощи и защиты? А может удача итальянца и вовсе привлечет друзей?
При всей фантастичности любой из этих вариантов куда реальней, чем хотя бы ничья в драке с существами, которые в разы сильнее, быстрее, ловчее, а главное, почти неубиваемы.
Шансов немного, но больше надеяться не на что, а жизнь без надежды измотала, превратила в жалкого нытика. Лучше погибнуть в попытке вернуть самое дорогое, чем до конца дней жалеть себя и презирать за это… Тем более, я даже не знаю – как долго живут нишати. Святейшеству лет пятьсот, по его собственным словам. Разве выдержу столетия безнадежности? Бесконечные воспоминания и сожаления, от которых хочется лечь и больше никогда не вставать. Вещи… ее вещи, каждый взгляд на которые придавливал к земле многотонной глыбой отчаяния. Слишком дорогие сердцу, чтобы от них избавиться.
Нет! Больше не могу! Пан или пропал! Лучше рискнуть жизнью, чем существовать так…
Решение приняла в каком–то полубреду, на грани истерии.
В последний момент положила в кармашек сумки газовый и перцовый баллончики. Не для сверхов, конечно же. Оборотни разве только чихнут пару раз, а ледяным подобное средство самозащиты вовсе нипочем – немертвые не дышат, химикаты на них не действуют.
Взяла на случай нападения людей. Мало ли… маньяк встретится, убийца.
Судя по обрывочным сведениям, когда–то брошенным куратором, нужные мне вампиры облюбовали очень глухие места, неизвестно на кого напорешься.
Пожалуй, это было единственным здравым решением, не понятно как возникшем в затуманенном сознании.
Руки тряслись как у алкоголика с дикого похмелья, нервы накалились до предела. Казалось, посмотри изнутри – и каждое окончание будет светиться и мигать. Мышцы одеревенели от напряжения, затекли, будто я отлежала, отсидела все, что только можно.
Почему думала, что получится? Понятия не имею, пришла уверенность. Я отпросилась с работы, сказавшись больной, и собралась в путь. Сегодня четверг, завтра у меня выходной – значит, до понедельника совершенно свободна. Ну что ж, поехали.
Я действительно не знаю – как путешествовать по мирам.
Я погрузилась в медитацию и вернулась в тот момент… Тогда переместилась всего на метр и грузовик, на сумасшедшей скорости выруливший из–за дома, просвистел мимо, в миллиметрах от ошарашенной пешеходки.
С головой окунув в отвратительный запах бензина и грязи, заставил вмиг забыть все чувства, кроме ужаса перед смертельной угрозой. Как говорится – что имею. Начнем с малого.
Память не подкачала, услужливо вернув все, до мельчайших деталей.
Весенняя улица, дышащая сыростью. Мерзкий дождик росой оседает на волосах, ресницах и бровях. Пронизывающему до костей шквалу потрескавшаяся кожаная куртка – что урагану соломенный сарай. Радостно прорывается ветер к телу, обдавая влажным холодом. Серый асфальт и полустертая разметка пешеходного перехода наводят тоску… Надвигающийся страх. Так! Перемотка! Монтаж! Не нужно погружаться в ужас! Это лишь спутает карты, заберет силы. Еще перемотка, еще и еще.
Стоп!
Бездна. Чернота. Асфальт. Бездна. Асфальт. Бездна. Асфальт. Воронка, заглатывающая меня, словно голодное мифическое чудище. Мгла. Живая, дышащая, шепчущая что–то на своем чуднОм языке. Разряды невиданной мощи бегут по нервам и вот–вот обратят их в прах. Мышцы жжет так, словно их обдают крутым кипятком. Бездна. Асфальт. Ноги подкашиваются. Меня швыряет из стороны в сторону. Желудок, похоже, вознамерился покинуть тело и начать свободный полет в неизвестность. Вокруг горла стягивается тугая петля. Сильнее. Сильнее. Сильнее. Бездна. Асфальт…
Под ногами что–то твердое. Еще секунду назад они балансировали в «нигде», ощущая лишь пустоту – бесконечную и зовущую. Земля! Как же приятно снова чувствовать ее крепкую опору!
В нос ударил запах смешанного леса – прогретая беспощадным солнцем хвоя прочищала нос не хуже ингаляции. Сладкая нотка цветов, горчащая – свежей травы, спорили с резким ароматом раскаленного асфальта.
Я открыла глаза и начала с осмотра себя, любимой.
Сумка пропала! От этой новости хотелось заорать во всю глотку.
Спокойно… спокойно, Огни. Давай хотя бы оглядимся.
Наблюдения всегда отвлекали, переключали с эмоций на рассуждения, анализ происходящего, вырывали из воронки психоза.
Под ногами темнела неровная граница трассы. Упрямые зеленые кустики откалывали асфальт, будто скорлупу на яйце. Вот она! Победа природы над техническим прогрессом.
Я стояла на самом краю шоссе. Оно уходило вперед и назад и, казалось, бесконечным. Справа, слева, насколько хватало глаз, к трассе неумолимо подбирался лес. Деревья начали осваивать даже придорожные кюветы. Кустарники протягивали мне, бредущему по обочине страннику, спелые ягоды, будто пытаясь подкормить для долгого пути. Беспомощно оглядываясь по сторонам, так и не смогла определить – куда идти до ближайшего города. Поэтому зашагала, в надежде, что ровное серое полотно дороги ведет к цивилизации.
Совершив скачок, я четко поняла – энергии на следующее путешествие не хватит. Хочешь еще? Жди месяц или два. А пока? Иди куда глаза глядят.
…
Сколько дороги отмерила шагами – не знаю. Вообще я довольно вынослива, часто и подолгу гуляю на своих двоих. Это успокаивает расшатанные нервы и помогает ни о чем не думать. Хотя бы на время насквозь пропитываться монотонностью движения и очищать сознание.
Мимо разноцветными пятнами проносились машины, оставляя шлейф противного запаха горючего и обожженной асфальтом резины. Пара водителей сбавили скорость, похоже, хотели подбросить. Но я делала вид, будто не замечаю акта доброй воли. Прежде, чем доверять свою жизнь незнакомцам, нужно внимательно «прочитать» новый мир.
Куратор говорит у всякой галактики, планеты, города, есть информационное поле, сравнимое разве что с цепочкой ДНК. Там записывается каждая мелочь, каждая деталь жизни небесного тела. Со временем, когда сведений чересчур много, самые незначительные для грядущего вытесняются, замещаясь новыми.
Забравшись туда, как в интернете нароешь все, что хочешь о месте, где очутился. Одна беда – информация идет как попало. Можно сразу напороться на все интересующее, но чаще всего получаешь сведения урывками, то об одном, то о другом и на составление полной картины требуется не один день, а то и не один месяц.
Очередная копия Земли, надо отдать ей должное, поражала воображение. Россия, Франция, Япония, прочие знакомые страны давно исчезли с местной карты, объединенные в одно мегагосударство, как мечтали фантасты моей Родины.
Всемирным языком признали гремучую смесь нескольких человеческих и сверхдиалектов, каким–то чудом доведенную лингвистами до более–менее удобоваримого и произносимого вида.
Будто гигантский пазл, каждый континент дробился на зоны. Квартал людоедов, квартал ледяных, квартал гентов, квартал смертных… Почему–то вспомнились резервации – не слишком приятная ассоциация, если честно. Словно изюминки в кексе, среди зон разных рас и ничейных земель рассыпались «нейтральные кварталы». «Рабочие» – кишели экологичными заводами, фермами, офисами, «веселые» – пестрели и заманивали ночными клубами, гипермаркетами, кинотеатрами. Здесь же отвоевали себе места пресса и телевизионщики.
Назначение «правительственных кварталов» объяснять нет нужды.
Хорошо или плохо, но людей здесь пока оставалось немногим больше, чем сверхов.
Возможно, поэтому среди демократических лидеров только «смертные», как их тут часто называют. Немного странно, учитывая, что оборотни, хоть и живут дольше, но, в отличие от вампиров, вовсе не бессмертны.
Если не случалось ничего из ряда вон выходящего, раз в месяц главные кланы немертвых, советы вождей двусущих и гентские монархи встречались с всепланетным президентом и лидерами парламентских фракций на закрытом собрании. Обсуждали новые законопроекты, предлагали свое, пытались мирно разрешить споры между народами.
Кроме того, «шишки» ледяных, оборотней и лесные короли – вместе или поодиночке могли потребовать сколько угодно внеочередных заседаний. Такова цена за видимое господство человечества.
Склоками, преступлениями с участием смертных и других рас занималась «полиция сверхов», отчитывающаяся только перед городским руководством, или самим штабом президента. Увы! Прав у нее было не очень много – уж больно сильное влияние имели «нелюди» на управление мегастраной. Не мудрено – опасность конфликтов с могущественными существами, вроде ледяных, канов, верберов сложно переоценить.
Нарушения закона, традиций, обычаев внутри каждого племени расследовались и карались тоже внутри, не вынося сор из избы.
Человеческими ведали обычная полиция, суды, прокуратура, адвокаты.
…
Книга истории близняшки Земли увлекла как роман, вышедший из–под пера талантливого писателя. Я погрузилась в нее, утонула, захлебнулась подробностями.
Лишь когда ноги заныли, а дневная жара уступила место бодрящей прохладе, стало ясно – миновало несколько часов. Навязчивое дурное предчувствие заставило бросить интересное занятие. Да и пора бы обдумать, что делать дальше. Вечерело, а ночевать под открытым небом в мире полном монстров – не слишком удачная идея.
Ладно, что не нашла сейчас, «прочту» позже. Хотелось бы выяснить про деньги, про то на что живут разные племена, да и многое другое.
Восторженные трели птиц смолкли, ветер насвистывал соло в пышных кронах деревьев. Самозабвенно. В гордом одиночестве. Запахи леса стали свежее, легче, тоньше, изысканней.
Но не успела до конца вынырнуть из информационной оболочки, как нечто большое и черное столкнуло меня в кювет. Рывком схватило за ворот блузы и затащило в лес.
С ужасом смотрела в морду огромного черного тигра, чьи передние лапы буквально впечатали меня в землю. Кан. Мысли путались. Мной завладело смятение, подкидывая ненужные сейчас и даже вредные вопросы. Неужели вот так, бездарно сгину? Неужели все было зря? Неужели это конец? За что?
Дыхание застряло в груди. Будто воздух вдруг стал плотным, тягучим и тяжелым, как жидкий бетон, и никак не желал выходить из легких. То, что вытворяло сердце, и мастер чечетки не повторит.
Но почему оборотень медлит? Кан даже пасть не открыл. Лишь смачно вдыхал и переминался на задних лапах. Я понимала, что любое движение, любой крик, даже ненароком оброненный стон может стоить мне жизни. Замешательство лишило воли. Подобно запуганному птенцу, съежилась, вжавшись в мягкую траву.
Кан тряхнул головой и обратился. Сказать, что человеком он был брутален, не сказать вообще ничего. Большой, тяжелый, горячий, людоед придавил мощным телом так, что и шевельнуться не могла.
–Кто ты? – потребовал резко.
