То есть, он ее заинтересовал только как пациент?
– Не нужно. Я здоров.
– Нужно! Даже если ты здоров. Особенно, если ты здоров… – Рина вытащила из салфетницы кусочек белого картона и сунула ему в руки. – Позвони завтра обязательно. И еще тебе нужно переехать. Кажется, в нашем доме еще есть свободные квартиры. Я спрошу у домовой. Понимаю, что моя настойчивость тебе непонятна и ты удивлен, но поверь, тебе необходима моя помощь. Точнее, не так, мне необходима твоя помощь. Поможешь?
Девушка заглянула ему в глаза, и у Влада закружилась голова. Что она имеет в виду? Этот… Лев Клыков ее преследует? Но… черт! Что тут вообще происходит?
– Хорошо, я позвоню, – слабо улыбнулся он. Внезапно накатила жуткая слабость и его потянуло в сон.
– Давай я вызову тебе такси…
– Не стоит. Я на велике.
– Такси! – твердо сказала Рина. – Велосипед завтра заберешь, никто его не угонит, не волнуйся. У нас тут… дом строгого режима. Диктуй адрес.
Курьер продиктовал адрес своей пиццерии, пообещав, что завтра обязательно отдаст долг и за такси, и за испорченный заказ, но девушка только отмахнулась.
Забрав мятую сумку, Влад потопал по лестнице, внимательно глядя себе под ноги. Казалось, бетонные ступени мелко дрожали, тихо вздыхали и всхлипывали.
– Спать надо по ночам, вот что! Третья ночная смена подряд – вредно для психического здоровья, – пробормотал себе под нос курьер.
Снизу донесся тяжкий стон. Пролет содрогнулся. Влад едва успел схватиться за перила.
Прыжками преодолел еще один пролет, и увидел сидевшую на ступеньках между вторым и первым этажами скорченную фигуру с длинными, разметавшимися по голым татуированным плечам светлыми волосами. Сидела она так, что не обойти – вытянув одну ногу поперек пути и согнув вторую в колене. Живой шлагбаум. Влад остановился, присматриваясь. Да это же троллиха из тридцать второй, саблезубая скалолазка! Как ее… совершенно неподходящее имя… Рая?
– У тебя что-то случилось? – вздохнув, поинтересовался курьер.
Влипнуть за одну ночь в две неприятности женского рода – это слишком даже для него.
Девица вздрогнула… вместе лестницей. Это уже не пугало, – человек быстро ко всему привыкает, – но желание унести ноги целыми из этого странного дома усилилось. Влад только покрепче сжал ладонью перила.
– А, это ты… – скалолазка оглянулась через плечо на парня и вытерла ладонями заплаканные глаза, размазав густую тушь по щекам. – Не твое дело, слышь.
– Я могу чем-то помочь? – для очистки совести спросил курьер.
– Можешь. Сгинь с глаз! – грубо рыкнула скалолазка, но даже на миллиметр не подвинулась, чтобы освободить путь. И вдруг плечи ее затряслись, и она горько всхлипнула, уронив голову в ладонь. – Я ему всего лишь рецепт от Ринки принесла, слышь. А он… Он обозвал меня тупой надоедливой трольчихой. Приставучей как каменный клоп. Ненавижу, когда меня трольчихой называют! Троллица я! И я же не виновата, что родилась в семье горных троллей, понимаешь? И пентаграммы я ему порчу только потому, что внимание хочу обратить… ну и… а вдруг он к Ринке этой в спальню портал откроет? А он меня ненавидит! За что? Вот чем я хуже Ринки, а? Да я лучше, слышь! В сто раз красивее, в тысячу сильнее… У меня что ни татушка, то накопитель или заговор на силу, что ни лабретка, то амулет вживленный. А у нее что? Только крылышки стрекозиные! Да у нее силы ноль, она сама от нее отказывается, дура!
Влад во время этого монолога сел на ступеньку выше девицы, – ноги уже не держали, – и ошеломленно внимал. Семья горных троллей, пентаграммы, амулеты…
– Меня каменной молью обзывает, а сам… у него самого сердце ледяное! Мертвое, хуже камня. Даром, что он по Ринке сохнет. Не любит он ее, вид только делает, что подкатывает, понимаешь? А я его, чернокнижника проклятого, люблю. Больше жизни, слышь. А он даже стены в своей квартире все деревом обшил и рунами умертвил, чтобы значит я сквозь камень не прошла незваной. А я и не стала бы позориться, больно надо. Так, присматриваю, чтобы баб к себе не водил, а сама – ни-ни. Гордость блюду, понимаешь? А у самой сердце скоро в пыль раскрошится от такой дурацкой безответной любви, провались она в бездну! Вот вместе с этим домом и провались! Не могу я так больше. Не могу! Если не мой, то ничей!
Рая резко поднялась, и Влад не упал от изумления только потому, что уже сидел.
Скалолазка вдруг стала такой огромной, что ее голова касалась «потолка» – побеленного дна верхнего лестничного пролета. Ее руки выглядели величиной с ногу Влада, а ноги напоминали столбы. Кожа, покрытая татуировками, тоже изменилась: стала серой, шершавой, и рисунки теперь выглядели как наскальное творчество древних живописцев.
Огромные, как чугунные сковородки, ладони троллихи уперлись в стену, и по той сразу пошли трещины.
Все это походило на страшный сон. А во сне чего бояться? В любой момент можно проснуться! Подпрыгнув, Влад повис на руке гигантши:
– Рая, что ты творишь! Прекрати немедленно!
8
Стоило коснуться голыми руками кожи великанши, похожей на каменную корку, как его накрыла такая жажда и такой чудовищный голод, каких он не испытывал, наверное, никогда в жизни.
Даже после того, как он узнал смерти своей любимой бабушки. Той, кто давал ему всю любовь, какую не могли дать сбежавшие мать и отец. Тогда дед запер его на три дня в чулане, не позволив пойти даже на похороны.
Мальчику оставили три пятилитровых бутыли с водой, какую-то еду – много еды! – даже конфеты, целый пакет. И о ведре для отправления нужды не забыли. Он ел как не в себя и одновременно умирал от голода и ужаса, что его предали самые близкие люди и бросили тут навсегда. Ему казалось, что после смерти бабушки мир стал пустым, сухим и мертвым. Маленький Влад пил и не мог утолить жажду, ел и не мог насытиться. Плакал, звал и не получал ответа.
Три дня, пока он не потерял сознание от страха и истощения.
Тогда его вытащили.
В те дни он впервые поссорился с дедом, просто возненавидел и его, и дядю. И эта ненависть помогла выкарабкаться.
И вот сейчас, внезапно вспомнив то свое состояние, Влад испугался. Своего Голода.
И ненависти, которая его сопровождала с того времени, как он страдал в чулане. Ненависти, которая всегда приходила вместе с голодом.
Он немедленно выпустил огромную руку великанши и отпрыгнул.
Поздно.
Огромная фигура пошатнулась, подернулась дымкой и… сдулась, как шарик, из которого выпустили воздух. Упала на ступени и покатилась, Влад едва успел схватить ее за руку, чтобы скалолазка не расшибла голову.
– Не трогай ее! – раздался сверху крик.
Сероглазая Рина, легко перепрыгивая через ступени, подлетела – Владу даже показалось какое-то смазанное хрустальное сверкание за ее спиной, как будто действительно трепетали тончайшие крылышки!
Он выпустил безвольную руку Раи и протер глаза. Примерещится же чертовщина!
– Иди, Влад, иди уже! – замахала на него Рина. – Я помогу соседке, не переживай. А ты едь домой. Тебя такси ждет! Между прочим, ожидание платное. Не забудь завтра позвонить и записаться на прием!
Поверженная скалолазка пошевелилась и застонала, когда тонкие пальчики Рины легли на ее виски.
Влад попятился, развернулся и бегом покинул подъезд, прихватив на бегу многострадальную сумку разносчика.
И только в такси, размещая измятую ношу в багажнике, вспомнил, что оплата за десять пицц была наличными, а заказчица так и не заплатила.
– А мы уже в полицию собрались звонить и заявление подавать о пропаже курьера! – набросился на него старший смены Ильдар.
Мужчина кипел от негодования, и в другое время Влад успокоил бы его похлопыванием по плечу, но курьер был сыт этой ночью по горло, во всех смыслах.
Он вывернул над мусоркой свою сумку, вытряхнул крошки и картонки с ошметками раздавленной пиццы и, взяв тряпку, начал протирать покрытый фольгой короб.
Ильдар резко сбавил тон.
– Говори, что случилось! Почему мобильник не брал? Опять телефон разрядился? Сколько раз говорить тебе, чтобы заряжал перед выездом? Запасную трубу купи!
– Ни к чему. Я увольняюсь.
– Смену доработай! Утром решишь, – уже примирительно сказал бригадир. – Деньги сдай.
– Нет налички. Сниму в банкомате и отдам.
– Заказчик не заплатил? – догадался коллега. – Только не говори, что ты его побил! Нам неприятностей не нужно!
– Нет… не заказчицу. Ее гостя.
– Тьфу ты, шайтан! Ладно, пиши заявление, я утром в отдел кадров передам, – Ильдар махнул рукой в сторону стола.
Влад не стал дорабатывать смену. Переоделся, сдал фирменную куртку и кепку, закрыл долг сероглазой заказчицы и вызвал такси.
Домой он приехал уже под утро и с трудом заставил себя принять душ – глаза уже слипались. Не столько от усталости, сколько, наоборот, от сытости и какого-то странного чувства правильности происходящего. Как будто он долго искал непонятно что, давно забытое и надежно потерянное, и даже не искал, а ждал. Просто ждал втайне от самого себя, не отдавая себе отчета, не рефлексируя. И вдруг… нашел.
Стоя под ледяными струями, бьющими из тропической лейки, Влад пытался припомнить это давно забытое. И вспомнил! Так правильно, на своем месте, он последний раз ощущал себя в далеком детстве под боком у бабушки, когда она читала ему сказку на ночь и делилась с внуком таким родным и уютным теплом.
Странно. Очень странно. Почему он вдруг второй раз за последний час вспомнил покойницу? Он давно уже мужчина, а не сопливый пацаненок!
Он резко закрутил вентиль, едва не свернув кран. Вышел из душа, растер покрытое мурашками тело полотенцем, бросил его в корзину для белья и нагишом, как был, упал в кровать. В глаза бросились раскиданные шмотки Люськи. «Надо бы в пакет собрать и выкинуть», – с этой мыслью он мгновенно уснул.
Его разбудил назойливый звук.
Влад машинально нашарил будильник, хлопнул по кнопке отбоя, но звук не умолкал. К нему добавился грохот, словно по железной двери стучали молотком.
Да, точно. Грохот доносился из прихожей.
Простонав ругательство, Влад приподнялся на локте. Чувствовал он себя так, словно попал между валиками древней стиральной машинки, которой до смерти пользовалась бабушка, не признавая технический прогресс.
– Я что, забухал вчера? – спросил парень у зеркала, в котором отразилась его опухшая и помятая физиономия с отросшей щетиной.
9
Грохот, перемежаемый трелью звонка, вколачивался в голову как гвозди. Влад потер виски, нашарил в ящике прикроватной тумбочки пакет с новыми трусами, разорвал зубами целлофан и натянул белье, забыв про бирку. Назойливый шум не умолкал. Пришлось ползти в коридор.
По пути Влад вспомнил ночные приключения и выругался. Наверняка за дверью полиция пришла по жалобе побитого Льва как его там…
Он распахнул дверь, пока ее не вынесли, и едва не получил по колену железной набойкой десятисантиметровой шпильки! Успел отскочить, к счастью.
Взломщицей, долбившейся в дверь, оказалась его бывшая подруга. Влад ожидал ее возвращения – Люськино «Ухожу навсегда, сволочь!» на деле всегда оказывалось «До завтра, солнышко!». Но не так же рано!
Люська, не встретив сопротивления, дрыгнула ногой и не удержала равновесия. Растянулась, выронив сумочку. Влад не стал мешать встрече разъяренной девушки с грязным бетонным полом лестничной площадки, но все же руку протянул, чтобы помочь подняться.
Она ухватилась за его ладонь, Влад машинально «вобрал» ее злость и почувствовал себя гораздо бодрее, как после чашечки хорошего кофе, сдобренного щепоткой перца.
– С ума сошла? – ласково спросил он. – Ты мне дверь испортила набойками!
– Если бы ты не отобрал у меня ключи, я бы не вынуждена была стучать! Ты же дрыхнешь как убитый! И телефон твой опять отключен!
«И дверной звонок надо отключить!» – Мрачно подумал Влад.
– Отобрал? – криво усмехнулся он. – Ты сама их бросила мне в лицо.
Люська поднялась, элегантно отряхнула мини-юбку (продемонстрировав заодно пышные формы) и поправила вырез облегающего топа, не забыв эротично погладить бюст кончиками нарощенных на дюйм разноцветных ногтей. И кинула знакомый провокационный взгляд из-под полуопущенных, густых, как зубная щетка, ресниц.
Парень не повелся, смотрел на блондинку холодно и отчужденно.
– Ты почему так долго не открывал? – капризно оттопырив надутую силиконом губу, спросила Люська.
– Я после ночной смены, – напомнил бывший курьер.
– Врешь! Я приехала в пиццерию к семи утра, хотела тебя встретить и подвести домой, но мне сказали, что ты уже давно ушел!
– И ты стучишь тут с семи утра? Как только тебя соседи с лестницы не спустили? – Влад, привалившись к дверному косяку плечом, скрестил руки на груди.
– Не с семи. Сначала я заехала в салон красоты. А почему ты меня в квартиру не пускаешь? – Девушка попыталась привстать на цыпочки и заглянуть через плечо Влада вглубь помещения, но с такими каблуками это была напрасная затея. – Ты что, не один?
– Так ты же вчера ушла навсегда, – усмехнулся парень.
Люси наморщила нос, сложила губы бантиком.
– Ну Вла-а-адик! Как я могу уйти навсегда, когда я тебя люблю и у тебя осталась моя любимая косметичка? Если ее кто-нибудь тронул, глаза выцарапаю!
И Люська неожиданно сделала рывок вперед, оттолкнув с пути Влада, и проскочила в квартиру.
Через мгновение ее стальные каблуки уже цокали в спальне, потом процокали в сторону ванной.
Влад отлепился от дверного косяка и вернулся в помещение как раз в тот момент, когда девушка, подобрав в ванной его вчерашние джинсы, вывернула карманы и с победным видом разглядывала выпавший на ладонь кусочек белого картона.
– Что ты творишь? – поинтересовался парень.
