– Я вам покажу, у нас она есть, – обнадежила ее Клавдия.
– Мы сделали ее на заказ, – прошептал Леонид. – По образцу 1941 года, который применялся в Нью-Йорке, а потом фигурировал в судебном процессе против Райха. Его обвинили в том, что по его милости некоторые раковые больные переставали лечиться, потому что исцелялись в камере. Это был заговор американской страховой медицины против гениального ученого-одиночки.
– Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – перебила его Клавдия. – Мы приглашаем вас в свою лабораторию.
– Так мы ее называем, – почти беззвучно добавил Леонид. – Мы ведем сложную исследовательскую работу.
Александра, теряя остатки терпения, улыбнулась и встала:
– Я обязательно к вам загляну, как только выполню срочные заказы по реставрации. Оставьте телефон, пожалуйста.
Визитеры переглянулись. Клавдия тоже поднялась. Ее внушительный рост и властный вид должны были производить большое впечатление на сеансах медиума, предположила Александра. «Как-то неудобно говорить, что медиум ошибается, когда рядом с ним стоит такая телохранительница!» – подумалось ей.
– Вообще-то, мы рассчитывали, что вы поедете с нами прямо сейчас, – почти угрожающим тоном произнесла Клавдия.
– Но я вас не ждала и не могу… – начала Александра. И осеклась, услышав за спиной густой сиплый голос:
– Саша, ты водку, надеюсь, не вылила? О, у тебя гости!
Обернувшись, она увидела на пороге кухни Стаса во всей красе – с помятым лицом, растрепанными буйными кудрями, ошалелым взглядом. Шрам, пересекавший его высокий античный лоб, эффектно багровел, красиво оттеняя лиловый шелк стеганого халата, подаренного Юлией Петровной. Вдова художника одевала своего непутевого возлюбленного в дорогих магазинах, не считаясь с расходами. Все подарки Стас принимал без стеснения, «чтобы не обидеть хорошего человека», как выражался он сам, и так же без стеснения укатил с ними в Питер.
Медиум и его ассистентка были впечатлены. Червячок что-то тихо промямлил, а Клавдия добавила гораздо более мирным тоном:
– Конечно, мы пришли без предупреждения, но все-таки… Игорь так горячо вас рекомендовал…
– Добрый день, простите за беспокойство. – Стас молниеносно оценил Клавдию, и поскольку он остался к ней равнодушен, Александра сделала вывод, что Клавдия не вдова. Скульптор реагировал только на юных моделей и на вдов. Остальные женщины его интересовали только в том случае, если они работали в винно-водочном магазине. – Мне тут надо…
Достав из холодильника ополовиненную бутылку, он с живой благодарностью посмотрел на Александру. Ухватив последнее яблоко, Стас с победным видом удалился. Вскоре из мастерской послышалось негромкое пение. Настроение скульптора улучшалось с каждой секундой.
–Давайте назначим день, и я к вам приеду,– скрепя сердце пообещала Александра. Ей не терпелось выпроводить диковинную пару, а также избавиться от Стаса, который явно начал обживаться в ее мастерской.– Сегодня никак не могу. Да и в принципе… Я с каким-то подобием мистики имела дело всего однажды, когда продавала коллекцию одного московского алхимика. Он жил неподалеку, на Яузском бульваре. Именовал себя бароном Варнбюллером. Этакий московский граф Сен-Жермен, искатель философского камня[2 - Анна Малышева. «Дом у последнего фонаря».].
– Это не Дмитрий Лыгин был, часом?! – воскликнул чрезвычайно оживившийся медиум.
– Он самый, – призналась Александра. – Я удивлюсь, если на Яузском бульваре жил еще один алхимик и некромант такого масштаба. Хотя в Москве бывает всякое.
– Это мой учитель! – с пафосом произнес Леонид, прижимая руки к груди. – С его помощью я вошел в свой первый транс. Так вы знали барона?
– Лишь в последний год его жизни, – сдержанно ответила Александра.
– Он умер так ужасно, – прошептал Леонид, закрывая глаза. – По Москве ходили разные слухи, говорили о черной магии, о ритуальном убийстве… Я входил в транс, пытался что-то увидеть и каждый раз видел лестницу и нож.
Александра молчала. Память о тех давних событиях, во многом изменивших ее жизнь, воскресла с пугающей ясностью. Она снова видела черные смоляные глаза Лыгина, слышала ироничный, насмешливый голос, изрекающий парадоксы, низвергающий истины.
– Лестница и нож там участвовали, – отрывисто подтвердила она. – Но об этом в конце концов стало известно многим. Ведь было громкое уголовное дело.
– Барона убивали трижды, – проговорил Леонид, не открывая глаз. – И там были еще мертвые черные птицы…
– Ты волнуешься? – Клавдия положила сильную руку на плечо спутника. – Сейчас не время и не место.
Тот замер, только под опущенными голубоватыми веками быстро двигались глазные яблоки. Это производило жуткое впечатление, словно слепой безуспешно пытался прозреть. Александра взяла со стола телефон:
– Дайте ваш номер, я позвоню, как только освобожусь и буду готова приехать.
Клавдия, не снимая руки с плеча своего безмолвного кавалера, продиктовала номер мобильного телефона и уточнила:
– Это мой. У Леона телефона нет, он мобильниками не пользуется. Я бы тоже с удовольствием отказалась, это грубое нарушение вибраций. Но сами понимаете, невозможно. Клиенты, запись на прием, заказы… Ведь все на мне. Что же, до встречи!
Она повлекла Леонида-Леона к двери. Тот, внезапно открыв глаза, в упор посмотрел на Александру:
– И вы там были, когда барон погиб!
Художница содрогнулась всем телом, желудок словно наполнился ледяной кислотой. «Вот этого он ниоткуда не мог узнать!»
– Я позвоню, – сказала она Клавдии, подходя к двери и поворачивая ключ в замке. – В самое ближайшее время. Возможно, завтра.
– Горел фонарь, – уже в дверях сообщил Леонид, не сводя с художницы неподвижного взгляда. – Была абсолютная тьма, и в ней горел один фонарь. Вы видели это.
– Ты волнуешься, – повторила Клавдия и буквально выволокла медиума на лестничную клетку.
Александра поспешила закрыть за ними дверь. Сердце сильно колотилось, она облизывала пересохшие губы. «Он говорит то, что действительно было, но это ничего не значит! – твердила про себя художница. – Если он был учеником Лыгина, то вращался в самых ближних кругах, где знали такие подробности. Мог общаться и с его женой, и с дочерью. Хотя они жили отдельно. Но могли быть и другие связи. В любом случае, это производит сильное впечатление, да».
Она залпом выпила стакан воды и вернулась в мастерскую. Стаса она застала стоящим перед окном, меланхолически оценивающим на просвет остатки водки в бутылке.
– Знаешь, что я думаю? – Заслышав ее шаги, скульптор обернулся. – Не надо мне сейчас соваться к Марье. Пойду сразу к Юлии. Как думаешь, она обрадуется?
– Я будущее предсказывать не умею, – мрачно ответила Александра. – От тебя зависит.
– Скажу, что в больнице три месяца с язвенным колитом лежал, а телефон украли, – вдохновился Стас. – Номеров наизусть, само собой, не помню, вот и не звонил. Тогда она меня пожалеет!
Он допил водку и с сожалением поставил пустую бутылку в угол, как непослушного ребенка. Пригладил ладонями растрепанные волосы, покрутил головой, словно проверяя, крепко ли она держится на могучей шее. Беспутная жизнь не могла сломить ни здоровья, ни жизнелюбия скульптора, его неукротимый оптимизм не иссякал никогда.
– Ну, так я пойду к ней. – Стас заглянул в сумку, вытащил помятые элегантные брюки и серый кашемировый свитер в пятнах от гипса и красного вина. Дорогие подарки Юлии Петровны моментально превращались на его мощном теле в жалкие тряпки. – Можно вещи пока у тебя оставлю?
– Ни в коем случае! – запротестовала Александра. – Ты должен прийти с вещами, будто только что с поезда, и даже не упоминай, что заходил ко мне! Рассказывай ей сказки про больницу и украденный телефон, может, поверит. Если захочет. Сам-то ты…
Она сделала паузу. Стас в это время переоделся за ширмой и появился уже в более официальном виде.
– Сам-то ты чего хочешь? – закончила фразу художница. – Остаться с ней надолго? Жениться?
– Боже упаси, – зажмурился Стас. – Нет, женщина она хорошая. Конечно, сильно старше меня…
– Ты еще рассуждать начал?! – повысила голос Александра. – Марья Семеновна еще старше, вся Солянка гадает, сколько ей лет! Говорят, и в девяностых точно так же выглядела! А сколько раз она тебя из грязи вытаскивала? Да тебе необходим авторитет кого-то старшего, или через год в канализации будешь ползать!
– Марья – гарпия, – с чувством произнес скульптор. – Она бессмертна. Это мифологическое существо, рожденное из хаоса еще до богов Олимпа. А Юлия – совсем другое дело, слабая земная женщина. Она любви хочет, а мне ее только жалко. Ладно, пойду сдаваться.
Запихав атласный халат в сумку и с трудом застегнув молнию, Стас выпрямился и, взглянув в лицо приятельнице, вдруг нахмурился:
– Слушай, а что это с тобой?
– Что со мной? – Александра машинально провела ладонью по лицу.
– Да на себя не похожа. Эти двое, там, на кухне, тебя расстроили чем-то?
– Напомнили кое о чем, скажем так, – уклончиво ответила художница.
– Долги? – осведомился Стас. – Ты мне только скажи! Я сейчас на мели, но для тебя деньги найду! Не в первый же раз друг друга выручаем.
– Ну, если долги, то разве что моральные и очень давние. – Александра попыталась улыбнуться. – Тут ты мне не помощник. Иди свои личные долги плати. Женщина всю зиму в депрессии из-за тебя была.
В дверь позвонили. Они синхронно повернули головы в сторону коридора.
– У тебя сегодня приемный день? – осведомился Стас.
– А может, Юлия Петровна услышала голоса и решила наведаться? – шепотом предположила Александра. – Я никого не жду.
Мастерская, которую она снимала у вдовы художника, была частью большой старинной квартиры с двумя входами – парадным и черным, и двумя ванными комнатами в разных концах квартиры. Покойный художник устроил себе отдельное жилье очень простым образом: наглухо перегородил коридор гипсокартоном, оштукатурил и покрасил перегородку, так что она стала неотличима от настоящей стены. Таким образом, из одной квартиры получилось две. Из переулка, через парадный вход, попадали в квартиру к Юлии Петровне. Чтобы попасть в мастерскую, нужно было свернуть в подворотню, пройти через двор и подняться на второй этаж по лестнице черного входа. С одной стороны, это была абсолютная изоляция от хозяйки квартиры, с другой… Гипсокартон отлично пропускал звуки, а одинокая женщина, живущая среди картин покойного супруга, обожала подслушивать, стоя в коридоре у перегородки. Александра убедилась в этом, когда Юлия Петровна пару раз упомянула в разговоре такие детали, о которых ничего не должна была узнать из их непосредственного общения.
Звонок повторился. Александра сделала Стасу знак оставаться на месте и пошла открывать.
– Извините, это снова я, – виновато прошептал Леонид, переминаясь с ноги на ногу. Он был один.
– Вы забыли что-то? – Художница оглянулась, окидывая взглядом стол.
– Нет, то есть я должен… Впустите меня, пожалуйста, это одна минута!
Александра недоуменно посторонилась, и червячок вполз в кухню. Не останавливаясь у стола, он проследовал в коридор. Обеспокоенная хозяйка поспешила за ним:
– Простите, я сейчас собиралась уходить по делам, и…
Она остановилась. Леонид, даже не взглянув на дверь в комнату, подошел к перегородке и медленно, осторожно приложил к ней раскрытые ладони. Низко склонил голову, словно разглядывал бурый затоптанный паркет. Подойдя ближе, Александра убедилась, что его глаза закрыты. Из комнаты выглянул Стас. Она сделала отрицательный жест, и скульптор бесшумно исчез.
Установилась тишина, нарушаемая лишь рокотом капели, падающей с крыши на жестяные отливы под окнами. Это был чрезвычайно тихий переулок, где нечасто проезжали машины, и почти безмолвный дом. На первом этаже старинного двухэтажного особняка располагались офисы двух загадочных фирм, занимавшихся неизвестно чем. Золотые таблички на дверях ничего не сообщали о роде их деятельности, и эти высокие солидные двери никогда не открывались. На площадке второго этажа, напротив двери Юлии Петровны, находилась дверь в другую жилую квартиру, но и та никогда не открывалась. Владелец, кем бы он ни был, предпочитал, вероятно, попадать домой с черного входа. Юлия Петровна обмолвилась как-то, что ни разу не повстречала его в подъезде.
– Да, – внезапно выдохнул Леонид. Открыв глаза, он со свистом втянул воздух. Александра поняла, что примерно с минуту он не дышал совсем. – Я это сразу почувствовал, когда вошел, только не мог уловить где. Это не у вас, это идет отсюда. Какая странная стена.
– Это не стена. – Александра прислушалась. За перегородкой было тихо. – Гипсокартон. Там другая часть квартиры.
– Вот оно что. – У Леонида был вид внезапно разбуженного человека, который в первый миг не понимает, как он оказался в своей спальне, если только что убегал от ягуара в джунглях. – Поэтому я ощутил, что это случится у вас, и хотел предупредить. Я ошибся.
– Что случится? – Глядя в часто моргающие, неуловимые глаза медиума, Александра почувствовала тревогу. Вялый человечек внушал беспокойство.
– Там, за перегородкой, скоро случится что-то очень плохое, – уверенно ответил Леонид. – Но не сейчас. Сейчас там никого нет.
И, не добавив больше ничего, стремительно пошел на кухню. Александра опомниться не успела, как за ним закрылась входная дверь. Выскочив на лестничную площадку, художница услышала только, как хлопнула дверь подъезда. Леонид исчез с молниеносной быстротой, словно пылающая на мартовском солнце радужная капель растворила его в своем спектре.
Вернувшись на кухню, она застала там уже совершенно одетого Стаса. Тот застегивал роскошную замшевую куртку, продранную на одном локте, – также подарок Юлии Петровны. На плече у него висела сумка.
– Что этот клоун забыл у тебя? – прогудел скульптор. – Как хочешь, а он очень подозрителен, и баба его тоже. Они кто такие? Из какого шапито сбежали?
– В них и правда есть что-то цирковое. – Александра прикрыла дверь. – Работают на публику. И возможно, правда жулье.
– Гони в шею! – решительно предложил Стас.
– Как ни странно, их направил ко мне человек, которого я очень уважаю, – задумчиво проговорила Александра. – И это потенциальные клиенты, а в наше время разбрасываться заработками неразумно. Так ты идешь к Юлии Петровне?
– А что делать? – Стас поправил ремень сумки на плече. – Ты же меня на улицу выставляешь.
Александра помедлила, глядя на сверкающее мелькание капели в окне. Вынула из кармана спортивных штанов мобильник, пролистала список контактов до номера Клавдии. Стоило удалить этот номер – и больше ничто бы не связывало ее с фантастической парой, побывавшей здесь с визитом. Но… Леониду удалось произвести впечатление. Художница, никогда не доверявшая экстрасенсам и медиумам, должна была это признать. «Хотя тут явно была игра на внешний эффект, – повторяла она про себя. – Запугать, удивить, не сказав ничего конкретного… Я тоже могу ворваться к незнакомому человеку и заявить, что скоро у него за стеной случится что-то ужасное! Только… Что им нужно от меня? Обобрать? Так брать-то нечего».
– Саша, я второй раз спрашиваю, а ты где-то витаешь! – повысил голос скульптор, встревоженный ее отрешенным видом и молчанием. – Мне идти сейчас или погодить чуток? Глядишь вдаль, будто этот дохляк тебя загипнотизировал!
– Не может быть, – встряхнувшись, ответила Александра. – Когда бы он успел?!
– У, милая моя, есть умельцы! – помотал головой Стас. – Меня один раз цыганка на Ярославском вокзале так обработала за минуту, что я очнулся в пустой электричке, в Софрино, без денег, без документов. Патруль обходил состав перед тем, как в депо отправить, они меня и нашли в тамбуре, на полу. Решили, что пьяный, а я был чист, как хрусталь. За гранитом на памятник собирался ехать, при деньгах был, естественно. А всего-то она мне сказала, помню: «Очень ты доверчив, дорогой мой, сердце у тебя золотое, вот и веришь нехорошим людям. Надя-сербиянка все тебе скажет…» И я, дурак, ей в глаза посмотрел и руку дал. Больше ничего не помню, все стерлось.
– Перестань, это не цыгане с Ярославского вокзала, – сердито ответила художница, заглядывая в пустой холодильник. – Эти двое работают «по науке». Нормализуют какие-то вибрации, как я поняла. В любом случае, платить будут они мне, а не наоборот.
Стас скептически хмыкнул.
– И знаешь, – добавила художница, закрывая холодильник, – поставь-ка пока сумку. Давай сходим в магазин и пообедаем вместе. Юлии Петровны все равно дома нет.
– Откуда ты знаешь? – обеспокоился Стас.
– Ну, я хоть и не Надя-сербиянка, но кое-что угадывать умею, – усмехнулась Александра. – Погоди, найду резиновые сапоги. Смотри, что на улице творится!
* * *
Во время оттепели или сильных дождей переулок превращался в ручей. Он шел под уклон, от Солянки к Покровскому бульвару, и бурая вода бежала по нему, затопляя водостоки. В подворотне стояла лужа по щиколотку. Стас чертыхнулся, моментально зачерпнув полные ботинки. Выйдя в переулок, Александра сощурилась на солнце, игравшее в безоблачном небе:
– Глядишь, за неделю все растает. Слушай, проверь для меня кое-что. Сбегай в парадное, постучись к Юлии Петровне.
– Ты же говорила, ее нет?
– Я хочу убедиться.
– А если она дома?
– Падай моментально в ноги и кайся. Вещи у меня потом заберешь.
Обескураженный Стас с великой неохотой отправился в подъезд. Александра ждала долго. Через десять минут скульптор явился с отчетом:
– Звонил, долбился в дверь, не отвечает.
«Это абсолютно ничего не доказывает, – говорила себе Александра, направляясь в сторону ближайшего продуктового магазина. – Дневное время, рабочие будни, за стеной тихо. И Леонид долго прислушивался, прежде чем сказать, что там никого нет».
…В магазине Стаса приветствовали как старого знакомого. Так как этот маленький, существовавший еще в советские времена магазинчик располагался неподалеку от дома с прежними мастерскими Стаса и Александры, скульптор часто туда заглядывал. Иногда он даже прятался в подсобке от Марьи Семеновны, преследовавшей его по пятам, и умудрялся за пять минут уничтожить только что купленную бутылку. Вот и сейчас пожилая продавщица из винно-водочного отдела расцвела, увидев бывшего постоянного клиента:
– Какими судьбами!
