«Расслабьте руку, – снова прошептала я, понимая, что от этого зависит моя жизнь. – Просто расслабьте её немного».
Я осторожно начала мягко массировать и делать простенькие упражнения. Рука немного подалась, но не полностью – я чувствовала, как напряжение и страх пробиваются сквозь каждое мое движение.
– Вот так, – сказала я, продолжая аккуратно работать. – А теперь другую руку.
Пока что до локтя мы ещё не дошли. Мы прорабатывали кисть.
– Сейчас будет немного дискомфортно, но вы скажете, когда боль отступит, – произнесла я так, как обычно говорила тем, кто приходил ко мне на восстанавливающий массаж. – Вы готовы. Потом станет легче двигать рукой.
Император кивнул.
Я нажала на напряженную мышцу и стала давить. На красивом лице императора не отразилось ни боли, ни страдания.
Минута, вторая…
Глава 3
Я подняла глаза на него, видя, что он смотрит на меня с удивлением. Кисть в моих руках сжалась, а потом расправилась.
– Ну легче же? – спросила я с улыбкой.
Я все еще держала его руку в своей ладони, ощущая тепло и слабость в пальцах, и почему-то ужасно не хотела её отпускать. Мне казалось, что как только я сделаю шаг назад, он скажет холодным голосом: «Стража!» – и начнется тот самый момент, когда всё станет безвозвратно.
– Да. Мне стало легче, – произнес император задумчиво, слегка нахмурившись, словно в размышлении о чем-то важном. В этот момент я поняла, что нужно вернуть ему его конечность, чтобы не навлечь гнев.
В роскошных покоях вдруг стало тихо. Я не осмелилась нарушить эту тишину, ожидая, что он скажет что-то еще. Внутри у меня уже кипели сотни мыслей – и о судьбе, и о казни.
Наконец, император заговорил, его голос был тихим, но твердым.
– Августа Сеннет, – произнес он, и его взгляд проникал прямо в меня, – моя матушка – самое дорогое, что у меня есть.
Я почувствовала, как сердце забилось чаще.
Я вспомнила, что между нами – огромная пропасть, расстояние, которое кажется непреодолимым. Но даже несмотря на это, внутри билось что-то странное чувство – не только страх, но и восхищение. Он держит в своих руках целую империю, и это казалось мне невероятным – такой молодой. Ну сколько ему на вид? Тридцать пять? Где-то так. А власть его уже безгранична!
– Если что-то случится с моей матушкой или ей станет хуже, – продолжал Аладар, его голос стал тихим, но насыщенным угрозой и решимостью, – ты знаешь, что я не кровожадный. Но если дело касается моей матушки – ты будешь наказана смертью. Надеюсь, я ясно выразился?
Я внутренне вздрогнула. Эти слова звучали как приговор, тяжелый, смертельный.
– Да, – быстро кивнула я, – только мне нужна ваша помощь. Ваша матушка меня совсем не слушает. Она хочет, чтобы я потакала всем ее капризам, кормила ее любимыми булочками с шоколадом, носила на балкон, читала ей книги, кормила с ложечки и не делала массаж. Но вы должны понять – это путь в один конец. Именно потакание ее слабости и капризам привело к тому, что сейчас она не может встать с постели, – мои слова прерывались, я постаралась говорить спокойно, – но если так продолжать, она больше никогда не встанет на ноги.
Я помолчала и добавила:
– Понимаете… Даже после того, как ваша матушка поправится, ей придется соблюдать диету. Всю жизнь. Иначе – ухудшение. Оно может произойти в любой момент.
Император внимательно слушал, его лицо оставалось спокойным, но в глазах – скрытая тень.
– Ты знаешь, что делаешь, – произнес он наконец. – Надеюсь, ты не ошибаешься.
Я выдохнула с облегчением, впервые за долгое время ощущая, что хоть чуть-чуть взяла ситуацию под контроль.
“Ох, эти родственники!” – пробормотала я про себя. – “Вместо того, чтобы не поддаваться на уговоры больного и довести лечение до конца, они начинают потакать капризам. А потом удивляются, почему всё становится только хуже. Врач всегда виноват: родственники жалуются, разрешают то, что нельзя, забывают о лекарствах. И когда наступает ухудшение, начинают кричать, виноват доктор!”
Я взглянула на императора, ощущая прилив решимости.
– Могу я идти? – спросила я, опасливо глядя на стражу за дверью.
Аладар кивнул.
– Да.
Я вздохнула с облегчением. Это был настоящий подвиг – пройти через этот разговор. Я уже почти поверила, что меня уволокут в тюрьму или – хуже – на казнь. А тут – всё обошлось!
Пока я собиралась уходить, вдруг услышала громкий требовательный стук в дверь покоев.
– Ваше императорское величество! – голос за дверью прозвучал испуганным.
Я сама вздрогнула, почувствовав тревогу, которая вдруг охватила меня. Я посмотрела на императора – его лицо резко изменилось, в глазах мелькнула тень опасности.
“Что-то случилось!” – пронеслось в моей голове.
– Войдите! – резко встал император, его голос стал твердым и решительным.
В дверь ворвался лекарь Абермарль – худощавый мужчина в возрасте, с худым узким и длинным лицом и водянистыми глазами, полными тревоги. Я про себя называла его Дуремаром, потому что в его методах было много сомнительного: зелья, пиявки, кровопускания и потакания капризам богатого пациента. За это пациенты его любили. Как только речь шла о потакании, лести и учтивости, он был мастером своего дела. Но как врач – откровенным шарлатаном!
Я вспомнила, как императрица настаивала, чтобы именно Дуремар занялся ее лечением. Но судьба распорядилась иначе: перст судьбы, украшенный драгоценностями, в тот злополучный день указал на меня.
– Ваша матушка… – начал Дуремар, его голос дрожал, а глаза расширены от страха, – она… умирает…
Глава 4
От новости я вздрогнула. Как? От чего? Я же все делала правильно! Я нигде не нарушила протокол! Неужели я ошиблась с диагнозом?
В такие моменты у меня холодели пальцы рук, а в голове начинал вращаться клубок слипшихся мыслей.
Конечно, ошибка была возможной, ведь здесь нет ни лаборатории, ни анализов крови, ни даже нет элементарных приборов для измерения сахара в крови, но у императрицы налицо все признаки диабета!
Неужели это не диабет? Тогда что это?
В этот момент император смерил меня взглядом.
Его глаза – словно острые клинки, пронзающие насквозь.
От этого взгляда у меня словно всё внутри сжалось, земля под ногами словно превратилась в мягкую вату, и ноги начали будто проваливаться. Сердце забилось учащённо, дыхание сбилось. Я почувствовала, как меня охватывает паника, и страх подступает к самому горлу, когда император резко встал с кресла.
“У меня нет никого дороже ее!” – в голове эхом пронеслись слова. – “Если что-то с ней случится…”.
Я хотела попросить его разрешения пойти к пациентке, помочь ей, попытаться выяснить, что случилось. Или хоть немного облегчить страдания. Но император опередил меня властным жестом.
Словно отталкивая, он поднял руку, приказывая страже схватить меня. Его взгляд – холодный, безжалостный, – будто он уже принял решение, и спорить тут бесполезно!
Дюжие молодчики из стражи обступили меня, явно будучи уверенными, что я дам деру.
Видимо, прецеденты уже были.
Потом двое молодцов взяли меня под руки и грубо повели вслед за его императором, величественно шагающему по коридору.
“А это, чтобы ты не взлетела!” – заметила я, чувствуя, что меня буквально волоком тащат следом, взяв под стражу со всех сторон.
Дуремар забегал то с одной стороны императора, то с другой, пытаясь всеми силами привлечь его внимание. Он яро осуждал мои методы лечения, косясь в мою сторону. Всеми силами Дуремар пытался показать свой профессионализм и сыпал направо и налево умными псевдомедицинскими терминами, которые, видимо, придумал сам для пущей солидности.
– А я говорил, что все так будет! Говорил! – убеждал Дуремар. – А я вас предупреждал, что такое лечение до добра не доведет! И как видите! Ваша матушка при смерти!
Дуремар зыркнул на меня, словно пытаясь глазами указать на виновника.
Лица императора в этот момент я не видела.
И даже не могла ответить на вопрос, хочу ли я его сейчас увидеть.
Тяжелая поступь словно отмеряла последние удары моего сердца.
Только на повороте я заглянула в побелевшее как полотно лицо в ореоле черных волос. В голове быстро сложилось два плюс два, и я поняла, что жить мне осталось совсем чуть-чуть.
Учтивые лакеи открыли перед императором роскошные двери, ведущие в покои императрицы-матушки, а в нос ударил знакомый запах ее сладких, пудровых духов, напоминающий о сладких пряниках.
Если на императора слуги смотрели с благоговением и страхом, то я ловила на себе взгляды: “Хорошо, хорошо, что не меня!”.
Внутри всё кипело – и одновременно я ощущала, как в моей душе рождается странное, почти зловещее спокойствие. Словно барахтаться нет смысла. Моя участь предрешена.
Первое, что мы услышали, когда вошли в обитые бархатом покои ее императорского величества, так это глухой стон.
– Матушка! – голос Аладара был таким обеспокоенным. Он тут же забыл о том, что он – император и бросился к матери.
Глава 5
Аладар встал на колени возле ее кровати, поднимая тонкую, красивой формы, ослабевшую руку моей пациентки.
– Матушка, что с тобой? – услышала я шепот, видя, как сын покрывает поцелуями ослабевшую руку матери.
– Ах… – простонала императрица.
Её голос угасал, словно последние искры пламени в камине. Её большие выразительные глаза были закрыты, а она бессильно лежала среди роскошных и поразительно мягких подушек, буквально утопая в них.
– Сынок… – едва слышно простонала она, повернув синие глаза, так поразительно похожие на глаза сына.
Эти слова Ее императорское величество Ингерина Гельфрейх прошептала, словно задыхаясь под тяжестью пуховых одеял. Она чуть-чуть повернула голову, скользнув взглядом по застывшей над ней фигуре сына.
– Мальчик… мой… – прошептала императрица, а потом простонала и поморщилась. – Мне так плохо… Я… умираю…
– Матушка, – слышала я задыхающийся голос императора.
Теперь я его не узнавала. На коленях перед постелью матери стоял не наводящий ужас император, а испуганный сын с дрожащими губами.
– Матушка…
Он резко повернулся к Дуремару. И взгляд его изменился. В глазах снова сверкнула сталь. Дуремар даже дернулся.
– Сделайте же что-то! – произнес император так резко, что дернулись даже стражники, которые меня держали. – Чего встали!
Теперь это было адресовано уже слугам. Те растерялись, не зная, куда бежать и что делать.
Огромная рука императора коснулась бледной щеки матери, а императрица снова простонала и всхлипнула.
– Матушка, – прошептал Аладар, пытаясь бережно повернуть красивое лицо к себе. – Где болит? Скажи мне… Не молчи…
– Ах! – простонала императрица, морщась от боли.
Император бросил второй взгляд на Дуремара. Чудо-лекарь тут же забегал глазами, но тут, видимо, вспомнил про какую-то настойку. И стал рыться в роскошной сумке, позвякивая флаконами.
– Сейчас, ваше императорское величество, – лепетал он. – Одну минутку… Тут где-то был у меня… Как раз на такой случай…
Я не верила в чудодейственные зелья, хотя в этом мире все строилось на магии. Меня так и подмывало поинтересоваться, а маг во время приготовления зелья руки с мылом мыл? А косынку надевал, чтобы волосы в котел не сыпались!
– Вот! – обрадовался Дуремар, протягивая маленький невзрачный флакон. – Держитесь, ваше императорское величество… Вот… Выпейте скорее!
Бледные губы разомкнулись, а императрица сделала глоток из поднесенного к ее губам горлышка. О, скольких усилий ей стоил этот глоток. Она даже закашлялась.
– Ммм… – простонала она, вдруг резко открывая глаза. – Ой… Мне сразу стало легче.
Ничего себе! Может, я ошибалась насчет магии?
– Спасибо, сын, – прошептала императрица, гладя большую руку императора. Судя по виду, ей стало намного лучше. – Спасибо, мой дорогой… Я уже видела призрак твоего отца вдалеке… Он был так же красив, как в день нашей свадьбы… И я рада, что вернулась… Я обещала ему заботиться о тебе… Ах… Я думала, что уже все… Я соблюдала эту ужасную диету… Думала, что мне станет легче… А потом у меня потемнело в глазах. Ты говорил, что диета поможет…
В этот момент она посмотрела на меня с таким укором, что я почувствовала себя мучителем.
– Ваше императорское величество, всегда рад служить! – поклонился Дуремар, качая головой. – Как видите, пациентке от лечения стало только хуже. Еще бы немного, и она бы умерла. Ее величество была на волосок от смерти. Хорошо, что вовремя под рукой оказалось нужное зелье… А теперь ей нужен покой. Думаю, вы сможете навестить ее вечером.
– Да, сынок, – прошептала Ингерина. – Оставь меня… Мне нужно время прийти в себя…
Император послушно поцеловал руку матери. Та прикрыла глаза и вздохнула.
