– Поэтому ты меня моришь голодом и выкручиваешь мне пальцы? – голос императрицы выражал весь спектр недовольства.
– Поверьте, от того, что вам читают книжечки, занимают беседами и бегают вокруг вас с десертами, болезнь не проходит, – возразила я. – Она, наоборот, усугубляется! Посмотрите, до какого состояния вас довели! Вы сами даже ложку в руках не удержите! А только что говорили, что когда-то удерживали меч.
– А как же зелья! Зелья помогают! – произнесла императрица неприятным отрывистым голосом, сочащимся ядом.
– Если бы они помогали вам на самом деле, то вы уже давно бегали по дворцу, а не лежали бы в постели, – произнесла я в сердцах.
Я ведь понимала её. Разрушить старые привычки бывает невероятно сложно. Но в такие моменты нужно спрашивать себя, что важнее? Здоровье или привычка?
С одной стороны, я была рада, что всё получилось именно так!
Я жива. Это самое главное.
Но с другой, я понимала, что она чувствует. Понимала её боль, ломку старых устоев и традиций. И мне хотелось, чтобы это всё было фильмом, который можно быстро промотать вперёд. Обычно я так всегда делаю, когда мне тяжело. Я начинаю представлять пациента с улучшениями, видеть благодарное лицо, улыбаться первым успехам. И от этой мысли мне всегда становилось светлее на душе.
– Я поняла! Я всё поняла! Я вижу тебя насквозь! – резко произнесла императрица, глядя на меня так, словно у кого-то глаз – алмаз, а у неё ренген. – Я поняла твой коварный замысел. Ты ведь здесь неспроста!
Глава 10
– Ты хочешь подобраться к моему сыну, не так ли? Ну конечно… Молодая, красивая, нищая… Что еще нужно? Ты хочешь, чтобы император обратил на тебя свое внимание?
Я хотела возразить ей, что я здесь не для этого, но не успела.
– И ты готова делать вид, что лечишь меня, чтобы попасть к нему в постель. Стать его фавориткой! А там и глядишь, бриллианты, земли, поместья… – скривилась ее императорское величество. – Наряды!
Ну всё! Клятва Гиппократа – глуши меня лопатой! Иначе я просто сорвусь. Рано или поздно это происходит со всеми докторами.
“Нет!”, – четко внутри себя произнесла я. – “Ты не должна давать волю гневу. Где твой профессионализм? Где спокойствие?”
“Да она кого угодно из себя выведет!!!” – орала какая-то часть меня. И мысленно сжимала чужую шею. Обеими руками.
“Нет, я сказала!”, – твердо произнесла я, словно отсекая невидимые руки от тонкой шеи императрицы, украшенной драгоценностями. – “Ты должна быть профессионалом до конца! Поняла? Срываться можешь в другом месте, но не с пациентом!”
Я сделала глубокий вдох, а потом выдохнула.
О? А что? Так тоже можно? – спросила я, чувствуя, как накатила невероятная усталость.
Прошло всего три дня, как я в этом мире, а устала я как скаковая лошадь. Ну еще бы! Помощи никакой! И пациентка ведет себя так, словно я ей лично смерти желаю и на тот свет за руку тащу.
– Нахалка! – выкрикнула императрица. – Я никогда не позволю ему сделать тебя фавориткой! Слышишь?! Ты знаешь, как я отношусь к таким, как ты! И поэтому ты хочешь моей смерти! Я это знаю! Только я стою между тобой и моим сыном. Только через мой труп. И ты это знаешь. Поэтому решила пораньше меня отправить на тот свет… Чтобы я тебе не мешалась? Да? ДА?!
Тише, Мария, тише… Больные часто ведут себя неадекватно. Это говорит в них болезнь, а не сам человек.
Пожалуй, я в жизни насмотрелась и на бабок, которые наводили на меня порчу за то, что запрещаю горстями пить таблетки, как советовал консилиум из теледоктора и подруг. На разгневанных родственников этих бабок, которых вытаскиваю с того света. А все потому, что где-то, словно заря, забрезжила бабушкина квартира. Жизнь врача – штука тяжелая и увлекательная. Со временем обрастаешь цинизмом и черным юмором. Потом уже не можешь смеяться над добрыми шутками…. Ну да, все туда и катится…
– Вы закончили? – спросила я так вежливо, как только могла.
Но в ответ получила лишь холодное презрительное молчание. “Тварь ты! Знай, и живи с этим!”, – читалось в этом гордом молчании.
Я знала, что этот момент был критическим. Как врач, я должна была находить путь к каждой душе, даже если она отталкивала меня.
Слёзы подступали к глазам, но я сдержалась. Какова бы ни была борьба, я должна была найти в себе силы остаться стойкой. Императрица могла ненавидеть меня, но я оставалась её последней надеждой.
“Ты – ее последняя надежда! Без тебя она умрет!”, – пронеслось в голове, а я вспомнила, что мало кто из пациентов говорит “Спасибо!”.
Такое чувство, что это слово считается взяткой. А иногда одно слово способно придать врачу мужество работать дальше, преодолеть себя, победить страхи и отчаяние. Это как витаминка для души. А у меня в последнее время редкостный душевный авитаминоз.
– Развлеки меня сплетнями, пока повар готовит мне ужин! – приказала она. И губы ее снова скривились.
Может, когда-то она и была милейшим человеком. До болезни такое часто бывает. Но я уже заметила, как болезни меняют характер людей явно не в лучшую сторону. – Как ты смеешь обвинять меня в том, что я не привыкла себе отказывать в простых радостях!
– Я не собираю сплетен, – заметила я. – Мне нечем вас развлечь. Но могу сделать массаж!
– Никакого массажа, – заметила императрица, а ее голос стал тише. – Ничего, посмотрим, милочка, кто кого!
Глава 11
«Крепись!» – строго произнесла я себе, как вдруг в комнату вошла служанка, неся вареные овощи и унылую куриную котлету.
Если вы думаете, что это та самая ароматная котлета в панировке с поджаренной золотинкой бочка, то вы ошибаетесь. Это была огромная вареная котлета без специй и приправ. На вкус она напоминала стельку.
Не то чтобы мне доводилось прибегать к таким экспериментам, но вкус стельки я представляла именно таким! Где-то на середине котлеты хотелось завыть волком и проклинать тот день, когда еда превратилась в вот это вот.
– Пора ужинать, – улыбнулась я, радуясь, что повар успел точно в срок.
– Да, пожалуй, – заметила императрица, резко сменив гнев на милость.
Так! Тут что-то не так! Она как-то быстро согласилась. Не порядок!
– Несите сразу мне! – приказала императрица, а служанка покорно понесла золотой поднос через всю комнату мимо меня.
Она поставила его на столик, а императрица собиралась сама взять вилку, как вдруг… уронила ее на пол, едва ли не крякнув от досады.
– Я же говорила вам, – заметила я, поднимая вилку и унося ее мыть. – Что у вас слишком слабые руки. Поэтому мы делаем разминку для мышц. Вот к чему привело то, что за вас все делали слуги.
Я принесла ложку, собираясь разломать котлету ложкой, как вдруг предчувствие, которое вдруг у меня обострилось, заставило меня поднести кусочек не к ее рту, а к своему.
– Ты кто такая, чтобы есть с тарелки императрицы! Я не буду есть после тебя! Я брезгую! – произнесла императрица, а я вдруг почувствовала приятный вкус специй.
Да твою ж налево!
– Считайте, что я – дегустатор. Чтобы вас не отравили! – ответила я, понимая, что не ошиблась. Котлета хоть и была замаскирована под диетическую, таковой на самом деле не являлась, пестря разнообразием вкусов. Внутри котлеты было масло, а я прожевала кусочек и проглотила.
А я уж думала, что страшнее «добреньких» родственников ничего нет. Оказывается, есть! Слуги – подхалимы.
– Я после тебя это есть не буду! – повторила императрица.
– И не надо! Котлета приготовлена неправильно! Не так, как я говорила, – произнесла я, убирая порцию на стол. – Уносите обратно! И передайте повару, что еще один такой фортель, и я нажалуюсь императору!
У повара наверняка семья. И он хочет сейчас выслужиться перед императрицей, чтобы потом напомнить ей, кто сделал ее жизнь сносной и даже приятной во время “сурового” лечения.
Я понимала, что подхалимов во дворце хватает. Поэтому решительно направилась к двери. Кто посолит, кто поперчит лишний раз котлету, чтобы угодить ее капризному величеству, а в итоге ухудшение.
Только сейчас, когда я стояла в коридоре, до меня дошло, что все, что сегодня было, было лишь представлением для императора. И мнимая смерть, и чудесное исцеление от глотка какой-то сомнительной дряни. Все это было направлено на то, чтобы вышвырнуть меня из дворца, а на мое место поставить добренького Дуремара, чьи пациенты мрут как мухи от дихлофоса.
Чувство обиды заполонило меня. Из-за этого представления я чуть не лишилась жизни!
– Спокойно, – выдохнула я. – Сейчас нужно поговорить с императором. Да, опять! Я понимала, что в этом дворце я – никто. И распоряжаться мне права не давали. И сейчас я хочу это право получить. Мне нужно совсем чуть-чуть прав, чтобы обезопасить императрицу от “доброты” и “сострадания”.
Вспомнилась одна лежачая бабка и палец. Держу я бабку на диете, делаю массажи. Бабка порозовела, стала куда более энергичной. Если раньше она лежала лежнем, рассказывая всем о том, в каком гробу ее заколачивать, то после недели со мной бабушка очень захотела жить. А потом приехала ее любящая и сердобольная дочка. Три недели дочка ухаживала за матерью. А потом снова позвонили мне. Я пришла, видя, что бабушка в носочках. Ну, думаю, позаботились, чтобы ножки не мерзли. А потом черт дернул меня заглянуть в носочки. И через пять минут я звонила во все колокола.
“На одной ноге мизинец почернел! На другой безымянный!”, – кричала я в трубку ее дочке. “Ой, а я йодом помазала… Думала, пройдет! А что? Не прошло?”. На мои крики прилетел бабкин сын.
Методом допроса я узнала, что бабушке устроили праздник живота. Кормили ее всякими вкусностями. И бабка была вполне довольна.
Бабушку прооперировали. Можно сказать, отделалась легким испугом и двумя пальцами. А ведь могло быть и хуже!
Эта мысль меня подстегнула. И я направилась в сторону покоев императора. Роскошная дверь, уходящая под потолок, пугала меня. Мне казалось, что я сама нарываюсь на неприятности. Но если так дальше будет продолжаться, то императрице станет только хуже.
Я занесла над деревяшкой согнутый палец, чтобы постучать.
“Одумайся!” – послышался внутренний голос. – “Ты еще можешь уйти!”.
Я сглотнула. Да, могу. Но не стану, ведь на кону жизнь пациентки!
И тогда я постучала.
Глава 12. Дракон
Я стоял в своей комнате, рука сжата в кулак, и чувствовал, как гнев кипит внутри меня, словно вулкан, готовый извергнуться.
Мать… Как она могла? Как могла так подло поступить, устроить это представление, чтобы избавиться от Августы Сеннет?
Я никогда не думал, что моя собственная мать способна на подобное – на мелкую ложь, на театральную игру, на мелкое коварство. Она сымитировала слабость, чтобы я казнил невиновного человека!
Казнить невинного! Сейчас! Когда ситуация вокруг короны такая напряженная.
Все прекрасно видят, что я продолжу политику отца и не стану выстилаться перед знатными родами, осыпая их незаслуженными милостями.
Я вспомнил взгляд.
Серые, красивые женские глаза, распахнутые от ужаса.
Они до сих пор передо мной, словно призрак.
– Вон! – скрипнул зубами я, пытаясь прогнать наваждение. – Я не должен поддаваться слабости. Пусть радуется тому, что я сохранил ей жизнь.
Но даже эти слова, сказанные сквозь зубы, никак не умаляли чувства, что я чуть не совершил непоправимую ошибку. В самом начале своего правления.
И сейчас… сейчас я чувствую себя глупо и опустошенно. Я так устал разгребать завалы имперских дел, а тут еще удар в спину от матушки.
Я не узнавал ее. Из властной, рассудительной и мудрой женщины она превратилась в капризного ребенка, который не задумывается о последствиях своих поступков!
Да. Я был жесток, возможно, даже чересчур. Но я не позволю считать, что я слабый, поддающийся манипуляциям. Не позволю считать, что я просто драгоценный мальчик-тень, мальчик-символ, мальчик-знамя, спрятанный за пышными юбками своей властной матери.
Я поморщился. Но снова передо мной встали серые глаза целительницы, в которых плескался страх. Они словно заглядывали мне в душу.
Да. Мне было больно принимать это решение о казни.
Страшно обрекать на смерть молодую, красивую девушку.
И это решение далось мне нелегко.
И, если быть до конца откровенным, я был даже рад тому, что не пришлось ее казнить.
Внутри меня что-то рвалось, будто осколки разбитого стекла разрывают душу – острое, холодное чувство вины.
Я не могу избавиться от этого ощущения, что чуть не поступил неправильно. Я – император, сильный, непоколебимый. Я должен удержать в руках власть. Не дать растащить империю, не дать вспышкам мятежей, подстрекаемых недовольной знатью, распространиться пожаром гражданской войны.
– Так даже лучше, – произнес я, успокоившись и стараясь все обдумать досконально. – Если все будут уверены, что моя матушка впала в мою немилость, то ее не тронут. Сейчас, пока все не уляжется, важно показывать, что матушка для меня не так много значит.
Мне было горько осознавать, что я – дракон, но даже в моем положении есть место слабости и сомнениям. А сомнения и слабость сейчас – это смерть империи. Смерть династии.
Глядя в пустоту, я понимал – эта легкая тень вины не отпустит меня. Она будет кружиться в голове, как назойливая муха, напоминая о том, что я – не безупречен, что даже я могу быть обманут и предан. Даже я могу принять неверное решение, которое может стоить кому-то жизни.
На меня снова посмотрели призрачные серые женские глаза, умоляющие и напуганные.
И тут я услышал стук в дверь.
Глава 13
– Простите, можно войти? – спросила я, с замиранием сердца ожидая ответа.
