Алан был полностью согласен с королем. Вплавь миновать захваченный гайифцами Старый город и выбраться из реки над самыми порогами… Такое могло прийти в голову лишь безумцу.
– Я хорошо плаваю, господа. – Рамиро вскочил на подоконник. – Алан…
– Да?
– Нет, ничего… До встречи.
Часть третья
«Да я-то уже не я,
И дом мой уже не дом мой…»
1
Эту ночь Алан Окделл запомнил навсегда. Гайифцы были умелыми бойцами и знали, чего хотят. Захваченный ими Старый город находился между Цитаделью и Новым городом, за стенами которого располагался вражеский лагерь. Замысливший предательство капитан рассчитывал овладеть мостом через ров и ворваться в Цитадель, одновременно пробив коридор через Новый город к Мясным воротам. План был хорош, а маршал Придд в очередной раз доказал свою полную бездарность. Спрут умел и любил вешать бунтовщиков или же тех, кого почитал таковыми, но настоящий бунт прозевал. К счастью, стоявшие у ворот люди Савиньяка и распоряжавшийся на стенах Цитадели Михаэль фок Варзов не сплоховали.
Ворваться в королевскую резиденцию бунтовщикам не удалось, но вожака гайифцев это не обескуражило. Леворукий с Цитаделью! Если город будет взят, Люди Чести рано или поздно запросят пощады.
Оставив напротив поднятых мостов пять сотен человек, предатель построил своих людей клином и пошел на прорыв. Хорошо вооруженные гайифцы сломали оборону Берха?йма, вырвались в Новый город и… налетели на южан Алвы, к которому примкнул Роксле?й, ставящий дело превыше чистоты крови. Рамиро буквально вбросил наемников назад, в Старый город, и на улицах закипела резня.
Кэналлийцы шаг за шагом шли вперед, и у изменников не осталось иного выхода, кроме как снять охрану с мостов. Для Окделла и фок Варзов это стало сигналом, и их дружины ударили по гайифцам с тыла.
Алану было страшно и дико убивать недавних соратников, из-за чего Повелитель Скал дважды едва не погиб – рука не поднялась на тех, кого он знал в лицо. Один раз герцога спас оруженосец, второй – прорубившийся к нему Алва. Кэналлиец не был столь сентиментален – гайифцы для него были такими же чужаками, как все остальные. Южане, повинуясь своему сюзерену, сносили презрение «истинных талигойцев» и их наемников молча, однако это отнюдь не означало, что они прощают. Когда пришлось повернуть оружие против бунтовщиков, кэналлийцы не колебались и не скорбели, к тому же у них имелся опыт боев в городе.
Алва шел впереди своих людей. Глядя на забрызганную кровью фигуру в обманчиво легких доспехах, Окделл поймал себя на мысли, что ему страшно. Кэналлиец не щадил никого и казался железным. Потом южанина с северянином разметало в разные стороны. Ночь закончилась, взошло солнце, осветив заваленные трупами улицы, но бой все еще продолжался – гайифцы, понимая, что пощады не будет, огрызались до последнего.
Добивать бунтовщиков пришлось фок Варзов с Савиньяком – Бездомный Король, поняв, что в городе творится нечто необычное, не преминул атаковать многострадальную западную стену. Алва и Окделл бросились туда. К счастью, штурм больше походил на разведку. Убедившись, что защитников на стенах хватает, марагонец отступил, а Рамиро с Аланом в изнеможении рухнули прямо на раскаленные солнцем ступени Червленой башни.
– Вы опять спасли город, Алва.
– Не уверен. – Кэналлиец сорвал шлем и теперь жадно хватал ртом горячий воздух. – Если думать об этой стране, следовало поддержать бунт, а не подавлять его.
– Рамиро!
– Вы – хороший человек, Алан, но вы не видите того, что вам не нравится. Талигойя подыхает. Отказавшись от Четверых, Эрнани Святой подрезал подпругу коню, который вас вывозил тысячелетиями. Теперь вы пытаетесь удержаться за хвост и все равно свалитесь в пропасть. Мы прикончим Оллара, но придут другие, много хуже… Придут агарисские святоши, придут уэ?ртские грабители, придут гайифские вымогатели, не говоря уж о дри?ксенских живодерах. Не те вас с вашей Честью сожрут, так другие, а бастард… Бастард пришпорит Талигойю, под ним она вспомнит, что значит бег! Оллар рожден королем великой державы, и он ее создаст. Если мы не помешаем.
– Почему тогда вы с нами, а не с ним?
– Так вышло, – пожал плечами Алва, – и, потом, я могу и ошибаться. Вдруг у Эрнани хватит духу вернуть то, от чего отказался его святой тезка, или взять то, что еще никто не брал?
– Вы говорите загадками.
– А вам надо в лоб? Извольте. Или Эрнани вернет столицу в Гальтару и обопрется на силу Четверых, если таковая существует, или станет тем, кем стал бы для страны Бездомный Король. Третьего не дано. Будь хоть конем на берегу, хоть рыбой в море, но не жабой в болоте…
– Соберано… – Черноглазый юноша в синем и черном нерешительно переминался с ноги на ногу.
– Говори.
– Госпожа беспокоится…
– Сейчас буду. – Рамиро легко вскочил. – Простите, Окделл, я должен идти.
Кэналлиец умчался, на прощанье махнув рукой. Алан остался – ему спешить было не к кому, а в словах Алвы было слишком много правды, чтобы от них отмахнуться. Талигойя и впрямь застряла между «вчера» и «сегодня», а с ней вместе увязли и Повелители.
По легенде Окделлы вели свою родословную от старшего из канувших в небытие Четверых. На гербе Повелителей Скал красовался золотой вепрь у подножья черной скалы, ска?лы были и на гербах кровных вассалов – Карлио?нов, Тристра?мов, Рокслеев, Берхаймов. «Незыблем» – это слово с герба сюзерена входило в девиз каждой фамилии Дома. В чем незыблем? В глупости? В упрямстве? И существовали ли они, всесильные предки, завещавшие мудрость и силу избранным родам и покинувшие Талигойю для смертельного боя, или же великое минувшее – это сказки? Обычные сказки, придуманные дикарями, некогда населявшими Золотые Земли[21 - Золотые, Седые, Бирюзовые и Багряные Земли – четыре материка, разделенные Полуночным, Холтийским и Померанцевым морями.]?
Темнело, нагретые камни мало-помалу остывали, с реки потянуло холодком, да и застывшие в нескольких шагах свитские истомились. Надо было вставать и идти… Все дела на сегодня закончены – они перебили гайифцев и отразили очередной приступ, вернее, это Рамиро Алва подавил бунт и сбросил Оллара со стен. Кэналлиец поспевает всюду, но маршалом ему не бывать, потому что он – полукровка и, по мнению самовлюбленных болванов вроде Придда и Тристрама, не имеет права приказывать им, великим… Следуя этой логике, можно договориться до того, что Оллар не имеет права их бить, однако ж бьет.
Алан с трудом поднялся. Он устал, как ломовая лошадь, как табун ломовых лошадей, сегодня в Старом городе и Цитадели вряд ли бы нашелся хоть кто-то, способный держать оружие. Оставалось надеяться, что Бездомный Король подтвердит мнение Рамиро о своих воинских талантах и, опасаясь ловушки, на штурм не пойдет. Герцог Окделл медленно брел по извилистой улице, нехотя поднимая руку в ответ на воинские приветствия. Может, его прародитель и состоял в родстве со скалами, но тело потомка об этом не знало. Алан предвкушал хоть какой-то отдых, но его ждало разочарование, принявшее образ Женевьев в роскошном, но не слишком идущем ей церемониальном наряде и с фамильным ожерельем Окделлов на белой шее. Рядом с матерью хмурился Дикон, с которым явно было что-то не так. Алан с недоумением уставился на свое семейство, супруга сочла уместным пояснить:
– Собирается Полный Совет.
– По чьему слову?
– Повелителя Волн.
Окделл поморщился. Этого еще не хватало! Что надо этому спесивому дураку? Другой бы на месте Придда забился после сегодняшнего позора под стол и не вылезал до первого снега, а Спрут созывает Совет… Неужто хватит совести снять с себя маршальскую цепь? Нет, вряд ли… Для этого довольно Совета Мечей[22 - Совет Мечей – военный совет при особе короля; в него входят главы Великих Домов и их доверенные военачальники.], да и не таков Эктор, чтоб расписаться в собственной бездарности. Что же он затеял, собирая не только глав фамилий, но и их жен, наследников, всех Людей Чести, находящихся в пределах дневного конного перехода? Сколько же их сейчас в Кабитэле? В начале осады было человек восемьдесят, а сейчас? Затея маршала нравилась Окделлу все меньше и меньше, но он молча прошел к себе. Полный Совет требовал соответствующих одеяний.
Обычно Алан обходился без чужой помощи, но на сей раз кликнул слуг. Разрубленный Змей, как же он устал, как они все устали…
Затянутый в парадное платье герцог подал Женевьев руку, на которую та и оперлась, причем очень неудачно, задев место ушиба. Люди Чести терпят любую боль молча, к тому же жена не желала ему зла, и Алан ничего не сказал, только сжал зубы.
– Отец, – нарушил молчание Ричард, – а кошки после смерти возвращаются к своему повелителю?
– Кто тебе такое сказал? – быстро спросила Женевьев.
– Кэналлиец. Барса убили. – Мальчик шмыгнул носом, но сдержался.
– Герцог Алва заходил к нам, – чужим голосом пояснила жена.
– Он сказал, что котенок теперь у своего хозяина и тот его никому в обиду больше не даст, – темно-серые глаза сына были очень серьезными, – это так?
Похоже на Рамиро. Утешить и при этом поставить весь мир с ног на голову. Хотя, если вдуматься, кому мешают кошки? Когда-то их считали священными. Почему то, чему прежде молились, объявили греховным? Мышь – символ мудрости и скромности… А то, что эта мудрость и скромность жрет чужой хлеб и разносит чуму, не важно?! Зато воюющие с грызунами и змеями грациозные и гордые зверьки стали прислужниками Чужого. Дескать, они охраняют врата Заката. Ну и пусть охраняют, жалко, что ли… Что же сказать Дикону? От необходимости отвечать герцога избавила жена.
– Никогда больше не говори о хозяине этих тварей, – в голосе Женевьев слышался страх, – слышишь?
– Да, – угрюмо кивнул сын, – мы ведь Люди Чести? Мы отличаемся от простых людей?
– Конечно. – Как хорошо, что сын заговорил о другом.
– Но Люди Чести раньше чтили кошек, – заявил сын, – я смотрел книгу Четверых. Ну ту, что дома, в библиотеке. Закат сторожили кошки, а ты мне говорил, что Окделлы – дети Заката и Полуночи.
Он прав. И Рамиро прав. Нельзя жить между «вчера» и «сегодня». Или носи медальоны с забытыми знаками, или бойся кошек и их зеленоглазого господина. Да какие там кошки, «истинники» – вот кто по-настоящему опасен!
– Мы с тобой поговорит об этом позже. – Он тоже смотрел книгу Четырех, там были красивые картинки, сейчас так не рисуют, но вот язык, на котором это написано… За восемь сотен лет половина слов стала непонятной.
– Мы правда поговорим? – уточнил сын. – Клянешься Честью?
– Клянусь.
2
Лицо Эрнани не выражало ничего – серая маска, безнадежная, как осенний дождь. За спиной короля тускло блестел знаменитый меч Раканов, привезенный Эрнани Святым из древней Гальтары. Предки Эрнани повелевали всеми Золотыми землями, но былое величие ушло, как уходит в песок вода… или кровь.
Приглашенные чинно занимали места на крытых сукном скамьях. Никакого железа – атлас, бархат и шелк, как в мирные времена, когда все доверяют всем… Алан учтиво подвел Женевьев к скамье, на которой сидели женщины Дома Скал, и занял свое место за столом. Он пришел последним, хотя из двадцати кресел пустовало семь. Семь некогда избранных родов исчезли с лица земли; вернее, девять, потому что Алва не были истинными Повелителями Ветров, а нынешние Ариго унаследовали титул лишь при Эрнани Четвертом.
– Люди Чести, – голос короля был столь же невыразителен, как и его лицо, – глава Дома Волн Эктор Придд по праву Чести потребовал собрать Полный Совет. Я, Эрнани из рода Раканов, подтверждаю законность его требований. Пусть говорит.
– Пусть говорит. – В голосе Шарля Эпинэ сквозило презрение.
– Пусть говорит. – Генрих Гонт, как всегда, ничего не понимал.
– Пусть говорит. – Алан произнес освященную обычаем фразу, пытаясь понять, что? же ему так не нравится. Эрнани явно болен, однако дело не в этом.
– Пусть говорит. – Голос Алвы звучал лениво и равнодушно, в нем не осталось и следа утренней горячности.
Алан украдкой взглянул на женскую скамью, где виднелась одинокая фигурка в синем. Срок Октавии близок, ночные бдения вряд ли пойдут ей на пользу.
– Пусть говорит, – буркнул Огюстен Дорак, с весны называвший маршала не иначе как каракатицей.
– Пусть говорит… Пусть говорит… Пусть говорит…
Что-то происходит, что-то скверное. Окделл поймал взгляд Эпинэ – глава Дома Молний казался удивленным и раздраженным, не более того, а с места, где сидел Алан, ни фок Варзов, ни Савиньяка не разглядишь.
– Я говорю свое Слово и обращаюсь к Чести и Памяти. – Придд держался уверенно, чтобы не сказать нагло. Он отнюдь не походил на человека, допустившего чудовищный промах, с трудом исправленный другими. – Я, глава Дома Волн и маршал Талигойи, с болью и горечью объявляю, что силы нашего возлюбленного короля Эрнани истощены и он просит Высокий Совет принять на свои плечи заботу о государстве.
Недуг сразил короля в тяжелый час, мы осаждены сильным и коварным врагом, простонародье, подстрекаемое изменниками, отвернулось от нас. У нас нет надежды на победу, но честь выше смерти. Мы не сдадим Кабитэлу! Да, мы умрем, но умрем, как должно умереть потомкам владык Золотых Земель. Наши жены и дети разделят нашу судьбу, но, прежде чем пробьет наш час, мы обагрим наши мечи кровью ублюдков. Небеса надолго запомнят наш последний бой!
Что он несет! Разрубленный Змей, что он несет?!
– Ты лжешь! – сверкнул глазами Шарло, и государь положил на плечо Повелителя Молний бледную руку. – Король здоров!
– Нет, герцог, – прошелестел Эрнани, – я болен и не могу отвечать за доверившихся мне. Вокруг – измена, Кабитэла не с нами, она против нас. Нам придется выбирать между почетной гибелью, смертью от голода и признанием своего поражения, а значит, выбора у нас нет.
– Есть! – Эпинэ не собирался сдаваться. – Выгоним взашей ненадежных, договоримся с бастардом, чтобы он отпустил женщин и детей. Он согласится, а мы… Мы – воины! Мы или прорвемся в Гальтару, или умрем, но сделав все, что возможно.
– Люди Чести раз и навсегда отреклись от демонов Гальтары. – Ариго были кровными вассалами Эпинэ, только кансилльер не может перечить королю.
– Мы говорим не о том. – Карлион принадлежал к Дому Скал, но его жена была сестрой Придда. – Нужно принять отреченье и избрать регента.
– Называю Алана Окделла, – раздельно произнес Михаэль фок Варзов. Старый рыцарь принадлежал к Дому Волн, но сегодня, похоже, умерла еще одна традиция – кровные вассалы один за другим отрекались от своих Повелителей.
– Называю Эктора Придда. – Карлион никогда не спорит с Кунигундой.
– Придд, – тихо и внятно произнес кансилльер.
– Придд! – рявкнул Генрих Гонт.
– Молчу. – Алан изо всех сил сохранял спокойствие. Все случилось слишком быстро, но почему Эрнани их не предупредил?
– Окделл, – бросил Савиньяк.
– Придд, – Тристрам всегда ненавидел своего сюзерена, но зарычал на него впервые.
– Окделл! – рявкнул глуховатый Дорак и тоном ниже добавил: – Только каракатицы нам и не хватало.
– Молчу, – пожал плечами Алва, играя сапфировой цепью. Кэналлиец прав – тот, кого поддержит полукровка, больше проиграет, чем выиграет.
– Окделл! – весело выкрикнул Шарло.
– Молчу, – Берхайм внимательно рассматривал свой перстень. И на том спасибо.
– Окделл, – Роберт Рокслей не имел обыкновения предавать.
– Придд!
Алану показалось, что он ослышался. Никогда еще рыцарь не называл сам себя! Нет, напрямую это не запрещалось, зачем запрещать то, от чего и так удержит честь?
– Вы удивлены, – Эктор счел уместным объяснить свой жест, – но я маршал Талигойи, и я знаю, что делать. Я не уроню нашей чести.
– Закатные твари! – крикнул Арсен Савиньяк. – Конечно, не уроните, нельзя уронить то, чего нет!
– Спокойно! – голос Михаэля фок Варзов мог перекрыть и грохот боя, и шум самой отчаянной пирушки. – Слово короля!
Эрнани медленно, словно не понимая, что от него требуется, поднял голову и тихо сказал:
– Придд!
– Трое из нас промолчали, – Ариго старался выглядеть беспристрастно, – пятеро назвали Алана Окделла, пятеро Эктора Придда, его же имя произнес король. Люди Чести, признаете ли вы маршала Придда регентом Талигойи до конца войны? Есть ли среди вас готовые оспорить его избрание?
Таких не нашлось и не могло найтись. Закон не был нарушен, а король молчит. Если б кто-то из членов совета схватился за меч, возможно, у него и нашлись бы сторонники, но отступничество Эрнани выбило почву из-под ног даже у Эпинэ. Алан, словно в затянувшемся дурном сне, смотрел, как поднялся новоявленный регент, будто бы ставший еще выше ростом.
– Я не сомневался в сердцах Людей Чести. Нам некуда отступать, но мы…
