Министерство мертвых. Последние стражи
Ольга Пашнина
Когда-то я ненавидела Мортрум и отказывалась считать его домом, а теперь все, кого я люблю, заложники мира мертвых. Я никогда не хотела быть его частью, но и отдать мир Лилит, безумной арахне, я не могу, ведь под угрозой не только Мортрум, но и смертные миры.
Теперь я – повелительница, а Дэваль Грейв – мой верный страж, вернувшийся из заточения во тьме.
Но власть не дарит свободу. Власть – это извечный вопрос.
Что ты выберешь, Аида Даркблум, спасти мир или свою любовь?
Ольга Пашнина
Министерство мертвых. Последние стражи
Глава первая
Большинство из тех, кого мы встречаем, не знают, что будет с ними после смерти.
Они не задумываются об этом или стараются не задумываться, потому что неизвестность хуже неизбежности. А смерть – это и то, и другое.
На работе я ежедневно с ней сталкиваюсь. Мне хочется верить, что она не всегда… такая. Несправедливая, жестокая, страшная. Что у этой медали есть и другая сторона. Светлая. Похожая на нашу планету, только лишенная тьмы. Эдакий… Элизиум?
Звякнул дверной колокольчик. Ненавижу колокольчики: взгляды всех присутствующих обратились ко мне. К счастью, сегодня я была самой обычной девушкой, зашедшей в свой выходной выпить кофе с маффином в уютном кафе на тихой улочке.
– Вы будете одна? – мило поинтересовалась официантка.
– Нет, у меня встреча. Если кто-то спросит Аиду Даркблум, проводите ко мне?
– Конечно. Меню, пожалуйста. Я подойду через пару минут.
Кофе бы не помешал. С утра я вылетела из дома, даже не досушив волосы. Хелен лишь удивленно посмотрела мне вслед. Но сегодня был мой единственный шанс узнать кое-что важное. Ради этого шанса я пахала почти год.
– Детектив Даркблум? – услышала я.
Уже немолодой, но все еще подтянутый мужчина остановился у моего столика в ожидании разрешения присесть. Несколько секунд я молча на него смотрела, не в силах поверить, что говорю с живой легендой. Да он написал книг больше, чем я за всю жизнь прочитала!
– Мистер Меллроуз! Спасибо, что согласились со мной поговорить. Могу я угостить вас завтраком?
– Мисс, я, может, растерял на пенсии здоровье, но не манеры. Настоящий мужчина не позволит девушке платить. Особенно такому очаровательному детективу.
– На самом деле я вам солгала. Я не детектив, я еще не сдала экзамен. Но активно к нему готовлюсь. Мой наставник разрешил взять какое-нибудь старое нераскрытое дело и покопаться в нем. Я выбрала единственное ваше нераскрытое дело.
– Желание похвальное, но, боюсь, вы взялись за неразрешимую задачку.
– Почему вы так считаете?
– Похищения прекратились. Мы считали, что имеем дело с серийным убийцей. В таких делах, если преступления прекращаются, шансов на продвижение почти никогда нет. Он либо сел за какое-то другое преступление, либо очутился в больнице, либо умер. Возможно, переехал, но мы связывались с Интерполом – они не знают о делах с похожим почерком. У нас не было улик, подозреваемых, свидетелей – ничего!
Мистер Меллроуз помрачнел. Наставник говорит, такие дела оставляют отпечаток в душе. Становятся незаживающей раной.
– У вас действительно есть что-то новое? – спросил мужчина. – Вы ведь написали, что появились новые сведения.
– Возможно. Я не знаю точно. Можете рассказать, что вы помните о деле? В нашем отделе есть материалы только о первом похищении, а мне хотелось бы знать более полную картину. Если вы не спешите, я была бы благодарна за информацию.
– Я уже давно никуда не спешу, мисс Даркблум. Что ж… дайте вспомнить… двадцать третье марта две тысячи первого года. Нас с напарником вызвали на место преступления через неделю после случившегося. Обычно такими делами занимается ФБР, но тогда все думали, что имеют дело с классическим случаем похищения из-за опеки. Мисс Эйденман заявила, что ее трехлетнюю дочь похитили с заднего двора, где она играла. Единственным подозреваемым был мистер Эйденман – отец девочки. Незадолго до похищения он снял крупную сумму со счета и не вышел на работу. Полиция объявила его в розыск. Через неделю с небольшим мистер Эйденман обнаружился в Вегасе: кутил на сбережения и засветился на всех камерах одного из казино. Он дочь не похищал. Тогда подключились мы, но поиски не дали результата. Алина Эйденман пропала без следа. Ни улик. Ни подозреваемых. Ничего. Примерно через месяц, уже в другом штате, похитили еще одного ребенка, Таню Смит. Тот же почерк: девочку забрали быстро, с улицы, свидетелей и улик не осталось.
– Почему вы решили, что это серия? Только из-за почерка?
– Из-за матерей. Матери жертв были иммигрантками из России. Мы отработали все версии. Ненависть на национальной почве, мафия, спецслужбы. Ничего. Это были самые обычные трудяги: официантка, фитнес-тренер, учительница. За следующий год произошло еще шесть подобных похищений у женщин, так или иначе связанных с Россией. С нами работали профайлеры, они предположили, что у субъекта есть какая-то навязчивая идея или травма, связанная с Россией. Может, его мать сама была иммигранткой и он так «избавлял» несчастных детей от участи жить в бедности в чужой стране. Но все это напоминало астрологию, а не расследование. Простите, мисс Даркблум, я – агент старой закалки, профайлинг для меня – лишь повод попилить бабла.
– Понимаю, – улыбнулась я.
Хотя мысленно очень хотелось рассказать ему о том, какой конкурс в академии ФБР и как тяжело попасть на курс по профайлингу в колледже.
– В общем-то, это и есть мое единственное нераскрытое дело. Восемь пропавших бесследно детей. Восемь разрушенных семей. Убитых горем матерей. И ничего, ни одной зацепки. Я буду умирать, думая об этом деле. И верить, что на том свете встречусь с ублюдком и увижу, как ему воздается за содеянное.
– Хотелось бы воздать на этом. На всякий случай. Вдруг там таких любят?
Мистер Меллроуз хохотнул.
– А у вас определенно есть будущее в правоохранительных органах, мисс Даркблум. Мне нравится огонь внутри вас. Так что вы нашли?
Моя очередь показывать козыри.
– Через два месяца после восьмого похищения в службу спасения поступил звонок от женщины. Она утверждала, что ее дочь похитили, и что сделал это тот же человек.
– К тому времени слава о нем вышла даже за пределы страны. Мы получали сотни таких звонков, но они оказывались ложными. В некоторых случаях детей действительно похищали, но в большинстве – они просто заигрывались с друзьями или убегали от матери в торговом центре.
– Но эта женщина была русской.
Мистер Меллроуз отхлебнул кофе и задумался, восстанавливая в памяти события тех дней. Должно быть, его действительно до сих пор гнетет это дело. Двадцать один год прошел!
– Да, я помню. Нам доложили об этом звонке. Мы нашли женщину, Веронику… Чернову. Да, Веронику Чернову, актрису из России. Она была больна. Обострение шизофрении. К счастью, ее дочь никто не похищал. Но опеку над девочкой передали отцу.
– Вы проверили, так ли это? Что девочка в безопасности?
– Да. Боюсь, наш визит окончательно ее… расстроил. Бедняжка покончила с собой вскоре после разговора. Тогда же ее супруг приезжал на опознание вместе с дочкой. Очаровательная девочка. Ему передали опеку, когда миссис Черновой поставили диагноз. Не было никаких причин подозревать, что девочка в опасности. Это и есть ваша информация? Вы наткнулись на запись звонка и решили, что я упустил еще одну жертву?
– Не совсем. Вы не думали, что похищения прекратились не потому что преступник сел в тюрьму или умер, а потому что нашел то, что искал в этих детях?
– Что именно? – Мистер Меллроуз нахмурился.
– Не знаю. Я покажу вам несколько фото. Скажите, это тот человек, которого вы называете Черновым?
Несколько секунд мужчина всматривался в экран моего смартфона. Очень долгих секунд.
– Да. Пожалуй, да. Прошло много времени, но у меня неплохая память на лица. Это он.
– А вот так, – я смахнула фото, – выглядит настоящий Чернов. Они с Вероникой действительно приехали в штаты из России как супружеская пара, но быстро расстались. И он понятия не имел, что ему передали опеку над ребенком. Он вообще умер еще до ее зачатия.
Мистер Меллроуз стремительно побледнел. Мне стало даже жаль рушить его мир. С этой минуты он постоянно будет думать о том, что сейчас произнесет:
– Он был в моем кабинете. Сидел там и делал вид, что сожалеет о бедняжке. Говорил, что хочет оградить дочь от стресса. Я смотрел на него и понятия не имел, кого перед собой вижу… Боже правый, я ведь не поверил Веронике… счел ее сумасшедшей. Она покончила с собой из-за меня.
– Нет, конечно, нет. Ее болезнь была настоящей. Вы не могли знать.
– Я должен был. Я же не сосед и не водопроводчик, я был агентом ФБР и расследовал похищения! Вероятнее всего, убийства. На моей совести девять жертв.
– Восемь, – поправила его я. – Последняя девочка выжила.
– Вы ее нашли?
– Это я. Он меня вырастил. И был лучшим отцом, какого только можно было пожелать.
Несколько долгих минут мистер Меллроуз молча меня рассматривал. Наверняка искал в моем облике черты, которые напомнили бы маленькую девочку, на фото которой он смотрел, сидя в гостиной Вероники Черновой.
– И у вас есть доказательства? – спросил он, когда откашлялся.
– Папа никогда не скрывал, как звали маму. Говорил, они любили друг друга. Были женаты. Перед тем, как она заболела, у них случился кризис. Но он был с ней до конца и очень страдал из-за того, что не уберег.
– И вы решили, что ваш отец – серийный убийца?
– Я хотела его найти. Однажды он просто исчез. Я думала, что вернусь домой – и он как обычно сидит в гостиной, разбирая счета или делая рабочие заметки. А его там не было. И когда я стала искать, то обнаружила, что Виктора Даркблума не существует. У него поддельная страховка, чужие документы, он никогда не работал там, где всем говорил. Всегда расплачивался наличными, ездил на угнанной машине и носил незарегистрированное оружие. Я стала искать дальше. Его прошлое. Следы. Копаться в их истории с мамой и… не нашла ничего. Любовь оставляет следы. Письма, фотографии, переписки в сети, свидетели. Если двое влюблены, они кричат об этом на весь мир. А мои родители словно были не знакомы. Тогда я стала копаться в прошлом Вероники. Нашла записи ее звонка в службу спасения. Она говорила, что ее дочь украл тот же человек, что и остальных девочек. Так я вышла на ваше дело. И так поняла, что, вероятнее всего, мой отец похищал этих детей до того, как нашел меня.
– Но зачем?
– Вы же агент ФБР. – Я пожала плечами. – А я – патрульный коп, который учится ночами, чтобы однажды сдать экзамен на детектива. Понятия не имею. Может, действительно спасал их от тягот иммигрантской жизни, а самоубийство Вероники потрясло его и заставило остановиться. Может, он искал именно ее, я ведь ничего не знаю о его жизни до создания личности Виктора Даркблума. Может, я отвечала каким-то одному ему ведомым критериям.
– И он никогда не причинял вам вред? Не издевался, не насиловал, не вовлекал в какие-то безумные игры?
– Никогда. Идеальный отец. У нас никогда не было много денег, но у меня было огромное количество любви. Я занималась фигурным катанием и участвовала в чемпионате страны. Поехала бы и на Гран-При, если бы отец не… пропал. После этого я бросила спорт.
– Даже не знаю, что сказать, мисс Даркблум. Вы шокировали меня, это точно. Но что вы теперь собираетесь делать? Зачем вы все это мне рассказали? Если у вас было счастливое детство, если вы любили отца… почему убеждаете меня, что он – серийный убийца?
– Мне нужны ответы. Чтобы получить ответы, нужно его найти. Чтобы его найти, нужно понять, кто он и куда мог уехать. Что до целей… Мистер Меллроуз, вы правы, у меня было счастливое детство. Отец был центром моего мира, он дал мне то, чего лишены многие дети – чувство защищенности, уверенность в себе. Но…
Я обхватила кружку руками, чтобы не выдать дрожь.
– Есть еще восемь девочек. Они заслуживают, чтобы мир узнал, что с ними стало. А я заслуживаю правды, потому что прошлое, в котором родители были счастливы и влюблены, стерли. А новое взамен нарисовать забыли.
– Перешлю вам все материалы дела, – наконец сказал мужчина. – Но вряд ли вы найдете что-то, что вам поможет. Мы никогда всерьез не разрабатывали Виктора Даркблума. И с этой ошибкой мне доживать свой век.
– Мистер Меллроуз, вы – единственный свидетель, знакомый и с Вероникой, и с моим отцом. Я смогла отыскать только вас. Вряд ли я найду доказательства, что отец был причастен к похищениям. Улик не было и тогда, а уж сейчас, спустя двадцать лет, – тем более. Но могу просить вас, если понадобится, дать показания?
– Все что угодно, мисс Даркблум. Справедливое возмездие для нашего мира – вещь почти фантастическая. Но если вы готовы за него бороться, этого мне достаточно.
Я слабо улыбнулась. Хотелось бы так же уверенно убеждать себя, что я действительно готова.
– Дайте мне знать, если что-то найдете, – попросил мужчина.
– Непременно, – кивнула я.
Мистер Меллроуз ушел. Наверное, разговор со мной на немолодого копа в отставке подействовал сродни удару дубиной по затылку. И мне даже стало совестно. Он давно смирился с тем, что так и не узнает правду. Давно похоронил нераскрытое дело в недрах памяти, лишь изредка в мыслях возвращаясь в тот год. А я ворвалась в его размеренную старость и расковыряла затянувшиеся раны.
Но что еще мне было делать?
Хелен оставляет меня наверху. Она в шоке, ей явно не помешает что-нибудь выпить. Но я не решаюсь влезть с советами к женщине, у которой вернулась из мертвых падчерица. Интересно, как они это объяснят? Ошибка опознания? Сестра-близнец?
Больше всего на свете мне хочется лечь в постель и свернуться клубочком. Проспать целую тысячу лет, пока проклятые синие глаза не забудутся. Перестанут мерещиться, едва я оказываюсь в темноте.
Так странно снова оказаться здесь. Снова услышать «Аида» из уст Хелен. Странно, но теперь мне не нравится это имя, оно словно… чужое. Словно меня звали иначе, просто я это вдруг забыла. А теперь пытаюсь примерить чужую жизнь, стоя посреди чужой комнаты. Наверное, те месяцы во тьме сделали меня безумной. И теперь я никак не могу смириться со светом.
Здесь много милых вещиц и пыли.
Поношенные, изрезанные лезвиями, коньки в углу. Мудборд с распечатками, фото и открытками из разных городов. Целая коллекция открыток с автографами известных фигуристок. Их имена я знаю, в отличие от своего: Каори Сакамото, Евгения Медведева, Шома Уно, Александра Трусова, Каролина Костнер. На некоторых фото есть я – маленькая счастливая девчушка в дурацких платьицах. Моя первая жизнь.
