Харуки Мураками "Убийство Командора. Книга 2. Ускользающая метафора"

grade 4,2 - Рейтинг книги по мнению 1160+ читателей Рунета

«С мая того года и до начала следующего я жил в горах…» Живописное, тихое место, идеальное для творчества. Скромное одноэтажное строение в европейском стиле, достаточно просторное для холостяка, принадлежало известному в Японии художнику. Все было бы мирно и спокойно, если бы не картина «Убийство Командора», найденная на чердаке, если бы не звон буддийского колокольчика по ночам, если бы не странный склеп, что возник из-под каменного кургана посреди зарослей, если бы не встреча с эстетом Мэнсики, который за баснословные деньги попросил написать портрет, сначала свой, а потом, возможно, его дочери, если бы не попытки разобраться в самом себе. «Выходит, началом всему, что происходит вокруг меня, стало то, что я вынес на свет эту картину? И тем самым разомкнул круг?» Эта картина перевернула жизнь главного героя и повлияла на всех, кто ее видел. Она создала в нашем мире еще одну реальность. Как это все возможно?

date_range Год издания :

foundation Издательство :Эксмо

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-04-101069-0

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 14.06.2023

Убийство Командора. Книга 2. Ускользающая метафора
Харуки Мураками

Мураками-манияУбийство Командора #2
«С мая того года и до начала следующего я жил в горах…» Живописное, тихое место, идеальное для творчества. Скромное одноэтажное строение в европейском стиле, достаточно просторное для холостяка, принадлежало известному в Японии художнику.

Все было бы мирно и спокойно, если бы не картина «Убийство Командора», найденная на чердаке, если бы не звон буддийского колокольчика по ночам, если бы не странный склеп, что возник из-под каменного кургана посреди зарослей, если бы не встреча с эстетом Мэнсики, который за баснословные деньги попросил написать портрет, сначала свой, а потом, возможно, его дочери, если бы не попытки разобраться в самом себе.

«Выходит, началом всему, что происходит вокруг меня, стало то, что я вынес на свет эту картину? И тем самым разомкнул круг?»

Эта картина перевернула жизнь главного героя и повлияла на всех, кто ее видел. Она создала в нашем мире еще одну реальность. Как это все возможно?




Харуки Мураками

Убийство Командора. Книга 2. Ускользающая метафора

© 2017 by Haruki Murakami

© Замилов А., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

33

То, что на виду, мне нравится примерно так же, как и то, что скрыто

Воскресенье тоже выдалось ясным, ветра почти не было. В лучах осеннего солнца переливалась листва самых разных оттенков. Расположившись на террасе, я наблюдал, как белогрудые птички, порхая с ветки на ветку, проворно клевали красные плоды. Красота природы беспристрастна и одинаково доступна как богатым, так и беднякам. То же и с временем. Хотя нет. Время – это нечто иное. Его богатеи приобретают за деньги, с запасом.

Ровно в десять, взобравшись по склону, перед домом возникла ярко-синяя «тоёта приус». На сей раз Сёко Акигава была в узких бледно-зеленых брючках из хлопка и бежевой обтягивающей водолазке. На шее поблескивала золотая цепочка. Прическа, как и прежде, – почти идеальная. Когда волосы покачивались, из-под них выглядывал затылок. Сегодня Сёко оставила прежнюю дамскую сумочку дома и взяла замшевую, с ремнем через плечо, на ногах – коричневые парусиновые туфли. Вся одежда простая, но наряд продуман до мелочей. Грудь у нее и впрямь красивая. Ее племянница сказала бы – «без подкладок». Можно сказать, бюст ее меня пленил – исключительно в эстетическом смысле.

А вот Мариэ Акигава сегодня выглядела совсем иначе, повседневно – в потертых голубых джинсах и белых кедах «Конверс». На джинсах местами зияли дыры, разумеется – нарочно проделанные с превеликой осторожностью. Сверху же на ней была плотная клетчатая рубаха – обычно такие носят лесорубы, а на плечи накинута тонкая серая ветровка. Бугорков груди по-прежнему не наблюдалось, а на лице – прежняя кислая мина. Как у кошки, у которой отобрали миску с едой, едва она принялась за еду.

Как и в прошлый раз, я заварил черный чай и принес его в гостиную. Затем показал гостьям три эскиза, которые набросал на прошлой неделе. Сёко Акигаве, похоже, они понравились.

– Какой ни возьми, Мариэ выглядит естественней, чем даже на фотографии. Прямо как живая.

– Это… можно взять? – спросила у меня Мариэ Акигава.

– Конечно, – ответил я. – Когда картина будет готова. Пока же эскиз может мне пригодиться.

– Как ты себя ведешь?.. – укоризненно сказала племяннице тетушка и обратилась ко мне: – Что, действительно можно? – обеспокоенно спросила она.

– Не имеет значения. Завершу портрет – и они мне не нужны.

– Значит, какой-то вы используете для наброска? – спросила Мариэ.

Я покачал головой:

– Ни один не стану. Эти эскизы я сделал лишь для того, чтобы нащупать твой объемный образ. На холсте же я буду писать другую тебя.

– Выходит, образ уже сложился у вас в голове?

Я опять покачал головой:

– Нет еще. Мы с тобой будем создавать его вместе.

– Нащупывать меня объемно? – уточнила Мариэ.

– Именно, – ответил я. – Материально холст – поверхность плоская. А портрет нужно писать в объеме, понимаешь?

Мариэ нахмурилась. Мельком взглянув на обтянутую водолазкой грудь тети, она перевела взгляд на меня, и я предположил, что при слове «объемный» она, вероятно, задумалась о форме собственной груди.

– Как удается так умело рисовать?

– Ты про эскиз?

– И про эскиз, и про кроки на занятиях.

– Практика. Рисуя, постепенно набиваешь руку.

– Но ведь немало и тех, у кого так не получается, сколько б ни рисовали.

Она была права. Сколько моих сокурсников практиковались – но рисовать так и не научились. Как ни старайся, способности людей во многом зависят от их врожденных качеств, хотя об этом сейчас благоразумней умолчать, иначе разговору не будет ни конца, ни края.

– Но это не значит, что можно не практиковаться. Вне сомнения, существует немало талантов и качеств, которые не проявятся, если их не развивать.

Сёко Акигава была полностью со мной согласна, а Мариэ лишь поджала губы, как будто не торопилась принять мои слова на веру.

– Ты ведь хочешь научиться рисовать? – поинтересовался я у Мариэ.

Она кивнула.

– Что на виду, мне нравится примерно так же, как и то, что скрыто.

Я посмотрел ей в глаза и заметил в них некий блеск. Я не очень понял, что она имела в виду, но привлекли меня даже не ее слова, а искорки в глубине ее глаз.

– Весьма странное замечание, – отозвалась Сёко Акигава. – Прямо загадками ты говоришь.

Мариэ, ничего на это не ответив, разглядывала свои руки. Вскоре она подняла голову: блеска у нее в глазах как не бывало. Вспышка эта длилась лишь миг.

Мы с Мариэ Акигавой ушли в мастерскую. Сёко достала из сумочки тот же, как мне показалось, покетбук и, откинувшись на спинку дивана, тут же погрузилась в чтение. Похоже, читала она запоем. Мне еще сильнее захотелось узнать, что это за книга, но спросить название я постеснялся.

Мариэ и я, как и в прошлый раз, расположились в паре метров друг напротив друга. Только теперь передо мной стоял мольберт с холстом, но время кистей и красок пока не пришло. Я попеременно смотрел то на девочку, то на чистый холст и размышлял, как перенести ее облик на него объемно. Ведь для этого требуется некая история. Банальное копирование – не творчество: тогда у меня получится удачный портрет, но никак не произведение искусства. Мне же предстояло не просто перенести ее облик на холст как есть, а именно отыскать ту историю, что должна быть там отображена. И это станет для меня важной отправной точкой.

С высоты своего табурета я долго смотрел на лицо Мариэ Акигавы, которая сидела на стуле из столовой. Она не отводила глаз и почти не моргала в ответ на мой взгляд. Смотрела на меня она не вызывающе, но в ее глазах читалось решительное «не отступлю». Правильные, буквально кукольные черты лица, как правило, создавали у людей ошибочное впечатление, но характер у девочки был крепкий, в ней чувствовался стержень. Такая неколебимо пойдет своим путем, ее с него не собьешь.

Если присмотреться, было в ее взгляде нечто от Мэнсики. Это я ощущал и прежде, но сейчас это сходство поразило меня вновь. Странный блеск ее глаз – его так и подмывало назвать «оледеневшим пламенем», – пылкий и одновременно всецело спокойный, напоминал какой-то драгоценный камень, что мерцает сам в себе. Во взгляде этом остро сталкивались две силы: он искренне звал к открытости и был направлен внутрь, как бы стремясь к завершенности.

Однако подобная трактовка вполне могла возникнуть у меня и после недавнего признания Мэнсики в том, что девочка, возможно, – его родная дочь. А раз такая связь существует, возможно, я неосознанно стараюсь обнаружить и нечто схожее между ними.

Так или иначе, мне предстояло изобразить на портрете эту изюминку ее взгляда. Саму суть выражения ее лица, нечто, приоткрывающее потайную дверку всей ее внешности – вот что важно. Однако я пока не мог отыскать тот контекст, какой мог бы вписать в ее портрет. Не постараюсь это сделать – выйдет лишь холодная стекляшка, а не самоцвет. Мне же нестерпимо хотелось узнать, откуда взялся тот источник тепла у нее во взгляде и куда он устремлен.

Минут пятнадцать я смотрел то на холст, то на лицо девочки, а после оставил эту затею. Отодвинув мольберт в сторону, я несколько раз глубоко вдохнул.

– Давай поговорим, – произнес я.

– Давайте, – ответила Мариэ. – О чем?

– Хочу побольше о тебе узнать – если, конечно, ты не против.

– Например?

– Скажем, твой отец – он какой?

Мариэ слегка скривилась.

– О папе я мало что знаю.

– Редко беседуете?

– Да и видимся не часто.

– Наверное, занят работой?

– Я не знаю, чем он там занят, – ответила Мариэ. – По-моему, он мною просто не интересуется.

– Не интересуется?

– Потому и бросил меня на тетю.

Я ничего на это не ответил.

– А маму ты помнишь? Тебе ведь было шесть лет, когда она умерла.

– Мама мне вспоминается какими-то обрывками.

– В смысле?

– Слишком быстро ушла она из моей жизни. Я тогда еще не понимала, что значит «человек умирает», поэтому считала, что ее просто не стало. Как дыма, ускользнувшего в щель. – Мариэ помолчала, а затем продолжила: – Вот только не стало ее так внезапно, что я никак не могла взять в толк, почему это случилось. Поэтому мне и трудно вспомнить, что было до, а что после ее смерти.

– Тебе, видимо, пришлось нелегко?

– То время, когда мама была, и то, когда ее не стало, словно бы разделилось высокой стеной – и вместе эти половинки уже не сойдутся, – помолчав, сказала Мариэ и прикусила губу. – Понимаете меня?

– Надеюсь, что да, – ответил я. – По-моему, я рассказывал в прошлый раз про мою младшую сестру, которая умерла, когда ей было двенадцать?

Мариэ кивнула.

– У нее был врожденный порок сердца. Ей сделали сложную операцию, все прошло успешно. Но недуг почему-то остался, а это – как жить с бомбой в теле. Поэтому у нас в семье все были готовы к худшему, всегда. Иными словами, это не стало для нас градом с ясного неба, как было с твоей мамой.

– Градом?

– Так говорят – «град с ясного неба», – сказал я. – Когда в погожий день внезапно сыплет град. Ну, то есть неожиданно происходит то, чего даже не предполагали.

– Град с ясного неба… – повторила она. – Какие там иероглифы?

– Ясное небо – «голубой» и «небо». Град – сложные, я сам не помню. Ни разу не писал. Посмотри в словаре, как вернешься домой, если хочешь.

– Град с ясного неба, – еще раз повторила она. Эта фраза словно заняла выдвижной ящичек в ее голове.

– Как бы там ни было, мы в определенной мере представляли, что? может случиться. Но на самом деле, когда у сестры внезапно случился приступ, и она в тот же день умерла, никакая наша готовность не пригодилась. Меня буквально подкосило. Да и не только меня – всю семью.

Похожие книги


Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом