Павел Смолин "Открывашка и пробой"

То же мне благодетель – сейчас на волчицу наорет и уйдет, а я?то с ней останусь.

– Хорошо, что не отыгрывается, – смирился он и открыл чемодан, вынув оттуда привычного вида тонкую тетрадку с зеленой бумажной обложкой. – Помоется – передай, чтобы больше не забывала. Хорошо, что мне по пути, так бы пришлось ей завтра двойку ставить.

Приняв тетрадку с аккуратно выведенным «для домашних работ по русскому языку», увидел «нашу» фамилию – Штырковы. Запомним.

– А у вас отдельная школа получается? – спросил я.

– Отдельная, – указал он направо по улице. – Пятеро учеников и двое преподавателей – Вадим Андреевич точные науки преподает, я – естественно?научные и гуманитарные, – немного подумав, он спросил. – А ты школу?то успел закончить?

– Наверное да, – кивнул я. – Аттестат есть, ни одной тройки.

– Какой ты молодец! – похвалил меня Константин Владимирович и поднялся на ноги. – Пойду я, время позднее. А ты оптимизма не теряй – это самое главное! Валька к тебе привыкнет, еще подружитесь, а там, глядишь, и свадьбу вашу сыграем! – подмигнув, он заржал и пошел к калитке.

Да я скорее на змее подколодной женюсь, чем на этой!!!

Глава 6

Мылся я на чистом автоматизме – думал про разговор с Константином Владимировичем. Валентина у нас получается очень трагичная, а я должен терпеть и пытаться подружиться. А мне типа легко – выдернули из уютной квартирки, сломали весь план на жизнь, заперли в лаборатории, а потом выпнули в волчье логово. Удачи тебе, пацан, ждем через год в военкомате!

А какие альтернативы? Сбежать и попроситься в детдом? А кто гарантирует, что там будет лучше? И возьмут ли вообще? Я же типа отработанная «открывашка». Бюрократия – ей вообще на всё плевать, человек для нее – статистическая единица, которую при необходимости нужно как можно быстрее «провернуть» через шестеренки механизма. Армейский лейтенант мне уже все объяснил – сбегу отсюда, скорее всего отдадут на воспитание другим оборотням. Грёбаный замкнутый круг, выйти из которого получится только естественным образом – в армию.

А Константин Викторович вообще правду говорил или нет? У меня две картины мира теперь в голове: одна – официальная, другая – оборотническая. В какую верить? А зачем вообще верить? Нужно приспосабливаться – сделать?то я все равно ничего не могу, а жить хочется. И жить, по возможности, как можно лучше.

Сполоснув после себя тазик, повесил его на стену и принялся одеваться, вспоминая последнюю на сегодня (очень на это надеюсь) встречу с Валей – когда она вышла из бани, я вручил ей тетрадку, получив в ответ холодный вопрос:

– Нажаловался?

– А на что мне жаловаться? – пожал я плечами. – Своя комната, вкусная еда, воздух свежий – не жизнь, а малина.

И Валентина с разочарованной миной – не хочет раб нарываться – ушла в дом.

Вернувшись мыслями в здесь и сейчас, я вышел из бани и повесил старенькое белое полотенце – в шкафу еще два, желтое и синее, но тоже старые – на веревку сушиться. Подумав, перевесил – теперь рядом с Валиным висит. Маленькая, трусливая, совершенно никчемная гадость. Достойная раба! Перевесив полотенце снова, я похлопал ладонями по распаренным щекам и пошел в дом. К черту – вкалывать я согласен, это типа оплаты комнаты и питания. Это – справедливо и даже полезно для здоровья. К тому же – хорошая подготовка к армии, там здоровье – главное. раба! Вернувшись мыслями в здесь и сейчас, я вышел из бани и повесил старенькое белое полотенце – в шкафу еще два, желтое и синее, но тоже старые – на веревку сушиться. Подумав, перевесил – теперь рядом с Валиным висит. Маленькая, трусливая, совершенно никчемная гадость. Достойная раба! Перевесив полотенце снова, я похлопал ладонями по распаренным щекам и пошел в дом. К черту – вкалывать я согласен, это типа оплаты комнаты и питания. Это – справедливо и даже полезно для здоровья. К тому же – хорошая подготовка к армии, там здоровье – главное.

Но с этого момента унижать себя никому не дам! На короткой дистанции играть в подчинение – это выгодно, потому что волчице от этого неприятно, и она теряет интерес, но так я рискую заиграться – вон, уже мелкие пакости придумываю. Это же не нормально! Прелести добавляет тот факт, что для этого хватило нескольких часов. Я же не такой! Я – целостная, сформированная личность с четкими жизненными ориентирами и непробиваемой самооценкой!

Пылая праведным гневом, зашел домой и направился в темную, освещаемую попадающим в окно светом уличной лампочки, большую комнату.

– Куда это ты полез, раб? – раздалось из?за шкафа.

Там тоже темно – ей свет и не нужен. Я пошел к шторке.

– Тебе сюда нельзя, раб! – в голосе послышался закипающий гнев.

Я отодвинул штору. Окно было и здесь, и свет звездного неба помог рассмотреть контуры шкафа у правой стены, письменный стол у окна и кровать с сидящей на ней Валей у стены левой.

– Ты что, совсем страх потерял? – прошипела она на меня.

Именно!

– Я?

– Ты! – рявкнула она.

– А что такого? – нагло спросил я.

В темноте увидеть движения Валентины не получилось вовсе – меня второй раз за день схватили за горло, прижав к спине.

– Ничего ты мне не сделаешь! – прохрипел я.

Фыркнув, она усилила давление:

– Уверен?

– Плевать! – просипел я.

А вот в этом совсем не уверен – страх вернулся, остро захотелось жить дальше. Тут же так много хорошего! Корова, например – смотришь на нее, и на душу снисходит покой.

Волчица разжала руку, я удержался на ногах и закашлялся. Она – снова не успел разглядеть движение, будто сквозняк по комнате пронесся – вернулась в кровать и накрылась одеялом. Голая спит, что ли?

– Утром я с тобой разберусь! – грозно пообещала она.

– Спокойной ночи, – пожелал ей я и пошел к шторе.

На первый раз, думаю, достаточно.

– Это твоя последняя ночь, раб, – бросила она мне в спину.

Нет, недостаточно.

– Что ты как попугай заладила – «раб», «раб»? – остановившись, раздраженно спросил я. – Типа игра такая? Ты от этого возбуждаешься? Или охеренно важной себя чувствуе…?

Договорить я не успел – Валентина повалила меня на пол, я больно ударился спиной, а Валя добавила ощущений, приземлившись сверху и предсказуемо вцепившись в горло. Если бы не это, было бы даже приятно – она теплая и вкусно пахнет чем?то навевающим ассоциации с лесом.

Можно чисто ради челленджа попытаться дать ей сдачи, но мама всю жизнь учила меня не бить девочек. Затухающее от удушья сознание явило мне сально улыбающегося, натянувшего розовые девичьи трусы на голову, одетого в повязку для сумо, противного мужика средних лет. Бог анимешного жанра «этти» пришел ко мне на помощь! Оторвав руки от пола, я схватил Валентину за грудь. Так и есть – голая! Хе, а размерчик?то скромный, но до чего же мягкая кожа и щекочущие ладонь со…

– А?а?а!!! – завизжала она, убрала руки с шеи, ее силуэт на фоне показывающего звездное небо окна покачнулся, и меня поглотила темнота.

* * *

Солнечные лучи неприятно светили в лицо, я, не открывая глаз, поморщился и ощутил боль. В голове пронеслись последние несколько часов жизни, и я резко сел в кровати, надеясь, что это был страшный сон. В кровати? И в одежде? Левая сторона лица неприятно ныла. Подвигал челюстью – вроде не сломана. С внутренней стороны двери шкафа есть зеркало. Встав ногами на ковер, ощутил и другие последствия – болели спина, плечи и руки. Это от физически полезного труда на свежем воздухе. Открыв дверь, грустно вздохнул – на шее яркой синевой проступили тонкие Валентинины пальчики. Левую скулу украшал тянущийся от глазницы до середины щеки, синяк. Картина ясна! Валентина – все ощущения я запомнил, ха! – вырубила меня и принесла сюда, уложив в кровать. Что ж, оно того стоило. И била она не в полную силу – остаточный самоконтроль и гуманизм у приемной сестренки имеются. Или в тюрьму не хочет.

А Зинаида Матвеевна уже вернулась? На часах семь утра. Режим! Очень удобно, что я уже одет. Зубную щетку с собой, паста есть в бане. Марки «Здоровые зубы – 3», маркетинг в этом мире, похоже, не очень развит. И телевизор посмотреть не получилось. Ладно, еще наверстаем.

Аккуратно выглянув на кухню, никого в ней не нашел. Неосторожно скрипнув по пути половицей, заглянул в большую комнату. Никого.

– Не ходи сюда, бабушка сейчас придет! – раздалось почти жалобное из?за шкафа.

– Тонак дай! – остановившись перед шторой, ответил я.

– Что дать? «Тумак»? – растерялась она и ехидно спросила. – Вчера не хватило?

– Тональный крем. Или пудру.

– Откуда у меня косметика? – фыркнула она. – Скажи, что ударился.

– Ясно, – буркнул я и вернулся в комнату.

Отыскав синюю «домашнюю» футболку с нормальным воротником, застегнул все пуговицы и поднял борты. Нормально, следов удушения почти не видно. А синяк… Ну ударился, варианта лучше тут все равно не придумаешь.

Хлопнула входная дверь, я зашел в кухню и пожелал одетой в линялый ситцевый халат на молнии бабе Зине:

– Доброе утро.

– Доброе утро, Андрюшенька, – радушно улыбнулась она в ответ, прищурилась, подошла и обеспокоенно спросила, протянув руку к моей щеке. – Чего это у тебя? Ударил кто?

– Да сам виноват, – ответил чистую правду.

– Ударился? – уточнила она, легонько коснувшись синяка пальцами.

В каком?то смысле – да: взял и ударился о волчицу.

– Ударился! – бодро кивнул я и аккуратно убрал ее руку.

– У меня мазь есть, – оживилась она. – Сейчас, – ушла в комнату и сотрясла дом жизнерадостным. – Валька! Вставай давай, в школу опоздаешь!

– Я не сплю, бабушка! – прощебетала в ответ двуличная волчица.

Стоп! Я что, недавно с ней нормально поговорил? Бунт удался! Настроение резко улучшилось, боль как будто уменьшилась, и жить дальше захотелось еще больше.

– В школу собирайся тогда, чего валяешься? Не дай бог Константин Викторович опять на тебя жаловаться придет.

– Вчера приходил, – вклинился я.

– А чего приходил? – напряглась баба Зина.

Валя ударила по шкафу. Просит не трепаться.

– Познакомились, – пожал я плечами.

– Вот и хорошо, что познакомились, – одобрила она и вернулась на кухню с тюбиком мази «Спасатель».

Вне времени и пространства!

– Спасибо, – протянул я руку за тюбиком.

– Да я намажу, – не поняла она намека.

Придется потерпеть заботу.

– Ты – молодец, Андрюша, – сдобрила она процесс похвалой. – Я под утро пришла?то, в стайку сунулась – чисто, скотина накормлена.

– Спасибо, – снова поблагодарил я.

– Ну вот, – закончив мазать синяк, она закрыла тюбик и ушла с ним в комнату.

Я отправился в баню. И как теперь умываться? Ладно, ограничимся чисткой зубов. Один день в деревне и уже начинаю морально опускаться. Когда я набрал теплую воду из бака в кружку, в баню зашла одетая в сине?зеленый халат без рукавов Валентина:

– Выйди!

Я закрыл кран, поставил кружку на скамейку, взял с полочки зубную пасту.

– Ты что, глухой? – раздраженно топнула она ногой.

Я выдавил пасту на щетку, подхватил кружку и пошел на улицу, по пути с улыбкой пожелав ей:

– Доброе утро!

– Угу, – буркнула он и закрыла за мной дверь.

Это уже ответ. Прогресс налицо!

На улице было хорошо – тепло, солнышко уже встало и теперь освещало крыши и заборы соседских домов. Ну и этого дома тоже! Усевшись прямо на крылечке, принялся за дело, мысленно хваля себя за правильное решение. Лучше сильно огрести один раз, чем много раз понемножку, попутно позволяя себя чмырить. Вон она – пара недель, и будет мне булочки стряпать. Мы еще посмотрим, кто вожак в этой стае! Ррр!

Трава за сараем впитала мыльную воду – от одного раза ничего не будет, но в следующий раз лучше сплевывать куда положено – в сток под баней. Посетив удобства, вернулся домой, оценил разогревающую супчик бабу Зину, спросил:

– А корову пастись выгонять надо?

– Сегодня – надо, – кивнула она. – А вчера у Толи, земля ему пухом, смена была, подумали, что болеет. Сейчас Кузьмич придет, они на пару коров пасли, он теперь один остался. Да я выгоню, ты садись, кушай.

Я сел, она налила мне тарелку супа – в этот раз с куском грудинки и крылышком – и я хорошенько позавтракал. В процессе ко мне успела присоединиться Валентина, а бабушка Зина – выгнать корову пастись с деревенским стадом.

После завтрака меня оставили мыть посуду, Валя ушла в комнату одеваться в школу, а Зинаида Матвеевна переоделась в траурное и убежала помогать готовиться к похоронам. Когда я закончил с тарелками, в кухне появилась одетая в темно?коричневую школьную форму с бантиками, красным галстуком и фартуком Валентина. В руке – толстый кожаный портфель, на ногах – гольфы, черные туфельки я видел в сенях. Просто пай?девочка!

– Классный синяк! – хохотнула она, проходя мимо меня.