Видел этих господ затем и в вагоне-ресторане, куда ходили обедать вместе с Дормидонтом Степановичем. Вот уж четыре раза, и всегда садились через один стол от них, хотя, перебил себя моряк, может это всё и случайность какая. Ну мало что попутчики, из одного поезда, вот и попадаются на глаза. Но излишние внимание этих людей к Глазьеву всё же настораживало.
Все уже укладывались спать, и никто не ходил из вагона в вагон. Перегон был длинный, и станций не ожидалось часа четыре. Между тем вечерело, капитан погасил окурок, бросив в урну, открыл дверь тамбура, тут же захлопнув её за собой. Он уже прошёл два купе, как вагон чуть качнуло на стыке рельсов, и из тамбура будто послышался вскрик и глухой удар. Потом в коридоре словно дохнуло свежим вечерним воздухом.
Стабров стремительно повернулся, и в три шага оказался у тамбура, рывком открыл дверь и…Но полу на животе лежал купец Глазьев с разбитым лицом, и чуть ли не ногтями вцепившийся в стальной пол вагона. Один из подозрительных людей держал Дормидонта Степановича за ноги, пытаясь выкинуть того из вагона в уже открытую дверь. Другой же деловито перелистывал банковские билеты из дорогого кожаного портмоне.
– И чего вы тут, любезные, – только и сказал капитан, быстрым ударом под дых заставив согнуться негодяя, державшего ноги купца. Глазьев опять грохнулся об пол, но не огорчился и не обиделся, а почти на четвереньках выкатился из тамбура, словно освобождая место для драки.
Это было кстати, и Стабров ловко отклонился от удара здоровяка, пересчитывавшего деньги. Впрочем, мордобой мордобоем, а портмоне он убрал за пазуху весьма проворно, не рассыпал банкноты. Тут моряк в два удара разбил своему противнику нос, и коленом сумел достать в живот.
Как ни странно, подоспела кавалерия, нет, полиция с криком:
– Руки вверх!
Это был давешний знакомый Сергея Петровича, старовер, только теперь без бороды, но зато с револьвером, наведенным на разбойников.
– Не возьмёшь, гад! – заорал тот, кто держался за живот у открытой двери и сиганул из поезда.
Другого полицейский ударил рукояткой револьвера, так что разбойник упал на колени, и кровь с разбитой головы полилась на пол.
– Дверь закройте Сергей Петрович! – попросил его попутчик.
Капитан захлопнул дверь, закрыв замок торчавшим в нём ключом, который вытащил и отдал в протянутую к нему руку полицейского.
– Позвольте представиться, – говорил старовер, – Минаков Александр Владимирович, служащий сыскной полиции города Москвы.
– Капитан-лейтенант Стабров Сергей Петрович, – назвался и офицер.
– Очень рад. И тем, что так вовремя появились.
– У этого господина деньги купца Глазьева, – заметил капитан.
Полицейский кивнул, и пошарив за пазухой у налётчика, выудил толстенное портмоне.
– Это мои деньги, господин хороший! Можно сказать, с детства копил, складывал- перекладывал, – пожал голос преступник.
– Да ну? – оживился сыщик, доставая портмоне, – так ты, собиратель денег, копил в депозитных расписках Госбанка? – засмеялся он, посмотрев на непривычные бумаги, – тебя бы туда и на порог не пустили!
– Наговариваете вы на меня, ваша честь, креста на вас нет, – и налетчик сделал благостное лицо, – наша семья всей России известная.
Минаков только покачал головой, и рванув вверх руки преступника, заставил того встать.
– Вот так то. Сейчас отдадим деньги пострадавшему да расписку возьмём, Без неё никак.
– А ваш товарищ, Филостратов, Аполлон Геннадьевич? – с улыбкой проявил интерес Стабров.
– Ну, он из жандармов. Железные дороги их ведомство охраняет. Ну пойдёмте, чего стоять. А то пассажиры увидят, волноваться станут. Как там, тебя? Грабитель?– обратился сыщик к пойманному.
– Иван Иванов, – гордо произнёс мужчина и осклабился.
Руки злодея теперь украшали новехонькие наручники. Минаков повёл злодея в свою каюту.
– Ладно, сейчас в купе тебя досмотрим, – пообещал он.
Сергей Петрович шёл впереди, за ним двигались закованный налётчик и полицейский. Капитан постучался в дверь купе, купец ответил почти сразу.
– Кто это? – говорил срывающимся голосом не то что бы счастливый, но точно удачливый Дормидонт Степанович.
– Я это, ваш сосед, – явственно ответил капитан.
– Заходите, пожайлуста.
И двери купе открылись. На пороге стоял купец, уже расставшийся с изрядной долей хмеля, с совершенно несчастным побитым лицом. Рубашка на нём была ещё грязная, как впрочем, и брюки. Тем временем полицейский открыл своё купе, завёл в него Иванова, приковал того к столу, во избежание глупостей. Затем господин Минаков, не спрашивая разрешения, сел на диван, и вопросительно посмотрел на Глазьева.
– Бумага у вас имеется? И чернила с пером.
– Так найду, – немного растерянно ответил купец.
Требуемое нашлось в саквояже купца, великолепный дорогой дорожный прибор для письма, и два листа бумаги.
– Садитесь, пишите…
« Я , Дормидонт Степанович Глазьев, получил из рук сотрудника сыскной полиции своё портмоне с…»
– Пересчитайте при мне, почтеннейший, – попросил – потребовал полицейский чин.
– Я немного нетрезв… Руки трясутся…
– Лично, именно лично, Дормидонт Степанович. Деньги, они счёт любят.
– Подчиняюсь должностному лицу, – не спорил больше пострадавший.
Купец открыл портмоне и принялся пересчитывать денежные знаки, которые капитан флота его Величества видел теперь во второй раз в жизни. Это были билеты по десять червонцев золотом, необыкновенного розового цвета. Всего Глазьев насчитал тысячу десять билетов, иначе говоря, на кругленькую сумму в сто одну тысячу золотом.
– Ну как? – утонил Минаков.
– Всё точнехонько. : согласился Глазьев.
– Вот, дописывайте, будьте так любезны.
« Я , Дормидонт Степанович Глазьев, получил из рук сотрудника сыскной полиции своё портмоне с. сто одной тысячей рублей, которые ранее у меня отняли грабители.
Подпись Глазьев Дормидонт Степанович
Писано в присутствии капитан – лейтенанта Стаброва Сергея Петровича»
– Ну вот. Отдохнёте, господин Глазьев, позовём вас на опознание грабителя.
– Так их двое было!
– Один испугался господина Стаброва и выпрыгнул из поезда на полном ходу, – изволил пошутить полицейский, – ну пойду. Ночь, спать надо. И вам, спокойной ночи. И хотел бы я записать показания ваши, господин офицер.
Стабров только кивнул в ответ, и принялся за свой чай. Отхлебнул и чуть не плюнул от огорчения. Тем более отвлечься было проще, и он рассказал полицейскому, как воевал, попал в плен, затем лечился, был списан со флота по ранению и ехал домой, в Орловскую губернию, жить на небольшую пенсию. Ну и как заметил двух злодеев и вмешался в события. Полицейский кивнул, дал подписать показания, и еще раз кивнув, удалился.
Капитан- лейтенант вернулся к чаю, пододвинув к себе подстаканник. Он опять отпил немного, но лучше бы этого не делал. Чаем ЭТО назвать было сложно, особенно если уже приохотился к нормальному чаю. Именно нормальному, на хороший у тогда лейтенанта денег бы точно не хватило. Подумал, а если заварить свой чай у проводника- так ночью не заснёшь. Лучше поутру хорошего чаю сделать, а сейчас спать, как подумал Стабров.
Сон в летнюю ночь
В юности Сергей Петрович увлекался Шекспиром, многое перечитал, и в его поэзии понимал преотлично… Перед дождём, когда сильно падало давление, Стабров чувствовал себя преотвратно, голова болела и кружилась, и начинали преследовать тяжёлые сны. Вроде бы лечили- лечили в госпитале, а это, видимо, на всю жизнь осталось. Капитан видел своих друзей с миноносца «Страшный». Он их видел живыми, они с ним здоровались, моряки занимались своими делами, а их ?орабль во сне стал ослепительно белым. Только вот Малеев без устали носил коробки патронов для митральезы. Бывали и жуткие сны- развороченная палуба японского корабля, в дырах, словно это дуршлаг, и кровь на палубе, будто малиновое варенье разлили.
Но сегодня ночь, после этого суматошного дня, выдалась спокойная. Он принял немецкий аспирин, порошок, запив его теплой водой, и заснул сразу, позабыв про свою больную голову.
Он с сопровождающим, японским офицером Мэдока Такахаси ехал на поезде в Дого, на воды. После контузии и осколочного ранения доктор Красного Креста прописал лечение и командование лагеря Мёэндзи в Мацуяма, не стало в этом препятствовать. Бани здесь были деревянные, из хорошего дерева. Сергей Петрович переоделся, и вместо мундира был теперь в халате, или по местному в кимоно, и деревянных банных тапочках. Он сел в бочку с горячей водой, рядом в такой же бочке сидел Мэдока Такахаси, и довольно пыхтел, выражая удовольствие. Они вышли передохнуть и попить чай. Японец понимал по- английски, так что Стабров говорил с ним на языке Шекспира.
– Я больше пуэр люблю, – говорил лейтенант.
– Пуэра много сортов, – заметил японец, – у каждого свой вкус и аромат.
– Согласен. Не думаю, что бы нам привозили нечто удивительное. Покрепче, и то хорошо.
Оба надолго замолчали, наслаждаясь моментом счастья. Но тут их отвлекли. Подошли даже японские молодые барышни, и поклонившись, передали мандарины и печенье. Одна из гостий увлекла японца в одну из комнатушек, и рядом с русским присела прелестная молодая японка.
– Меня зовут Игами Окуё, – представилась барышня по – английски.
– Лейтенант Стабров Сергей Петрович, – растерявшись, пытался дотронуться до головного убора, которого на нём здесь не было. Кто же, позвольте узнать, фуражку в баню надевает?
– Пойдёмте, я вас развлеку, – загадочно начала красавица.
Девушка, с очень правильными чертами лица, с небольшим носом с горбинкой, хотя и небольшого роста, была прелестно по -женски сложена, так мило улыбалась, и отказаться было решительно невозможно. Он пошёл за ней, барышня быстро разделась, и присела на циновку. Моряк не может разочаровать барышню, пусть и японскую, и лейтенант мигом тоже разделся догола.
– Ты очень красив, – не опуская глаз, заметила японка.
– Красавица, – в тон ей ответил Стабров, привлекая девушку ближе к себе и касаясь её крепкой груди и крепкой и округлой задницы.
Кстати оказались уроки Аннушки-китаянки, и русский моряк удивил женщину из Страны Восходящего Солнца прекрасным массажем, так что в долгу перед красавицей он не остался.
– По средам я буду приходить в дом рядом с вашим лагерем, – пообещала прелестница, исчезнув через другую дверь.
Лейтенант вернулся в гостиную в отличном расположении духа, голова больше не болела, а в его руке был кулёк с печеньем и мандаринами.
– Повеселел? – спросил его лейтенант Мэдока Такахаси, – голова не болит?
Стабров отрицательно покачал головой, и положил гостинец на стол.
– Вот, угощайся.
Японец отчего -то удивлённо покачал головой, и прошептал по – японски.
– Поедемте в лагерь, лейтенант.
– Конечно.
Он вернулся в свой барак затемно, где делил комнату с четыремя флотскими офицерами с броненосца «Бородино».
Через неделю вечером, Стабров осторожно прошёл мимо бараков, стараясь не попадаться караульным. Охраняли собственно, не так что бы усиленно- убежать не убежишь, океан кругом, а русский человек отличается от местных и лицом, и ростом. По крайней мере, так утверждали некоторые циники. Но вот, среди зарослей оказался синтоистский храм, а за ним стоял так ожидаемый моряком дом. У входной двери висел масляный фонарь, освещая путь ночному путнику. Лейтенант поднялся по деревянным ступенькам, постучался в дверь и ему открыли. Пожилая женщина знаками показала, куда ему пройти. Сергей Петрович разулся, и в чулках вошёл в дом. Четыре фонаря горели по углам комнаты, и здесь было довольно светло.
Игами сидела на циновке, перелистывая старую книгу. Как заметил гость, это был скорее альбом с иллюстрациями, а не книга. Девушка же весьма внимательно изучала картинки, и наконец, подняла глаза на пришедшего.
– Привет тебе. Сейчас принесу чай.
Она встала, и принесла чай, чайник и приборы. Затем, знаком пригласила лейтенанта.
– Что за книга? – поинтересовался Сергей Петрович.
– Книга трактат о любви. Посмотри, – и она положила фолиант перед собеседником.
Стабров открыл книгу. Нет, миниатюры были занимательные, хотя моряк наделся, что всё же не покраснел. Здесь были все возможные позиции для плотских утех между мужчиной и женщиной. Даже были картинки, где обнаженная женщина связана определенными образом. Правда, страдания на лице видно не было заметно, у этой книжной красотки.
– А это зачем? – удивился он.
– Это шибари, ритуальное связывание. Некоторым парам нравится такие игры, – и она очаровательно повела плечиком, – и ты, если пожелаешь…
– Нет, – только и смог ответить Сергей Петрович, заключая возлюбленную в объятия.
Трудные разговоры
