«Не сомневаюсь, что они выберут войну, – мелькнула мысль. – Слишком хорошо здесь знают о нашей с Торном вражде. Сами кланы не сталкивались уже давно… но нападение есть нападение, и вражда с предводителем есть вражда со всеми. Клан поднимется. А это значит – войны не миновать. Мы сами вымостим дорогу Прирожденным…»
И в то же время Ритор даже помыслить не мог скрыть от собратьев правду. Быть может, когда отгорит первый гнев, ему удастся сдержать своих.
Потому что надо тратить силы не на бессмысленную распрю с могучим кланом Воды (подавляющее число людей в нем, само собой, ни в чем не виноваты), а уничтожить, пока не поздно, вызванного Торном Убийцу Дракона. В этих словах врага Ритор не сомневался. Таким не бросаются.
И не важно, что Убийца скорее всего тоже не виноват. Простой подсчет – тысячи жизней или одна.
Иное-решение? Чтобы никто не погиб? Увы, мы не на занятии по этике, к сожалению.
…Ему казалось, он никогда не уснет. Когда так устаешь, организм словно во вред самому себе отказывается засыпать. Мол, помучайся, помучайся, будешь знать, как измываться над собственным телом. Виктор понимал, что это всего-навсего чрезмерный уровень адреналина и эндорфинов, повышенный ток ионных каналов и слишком активная перекачка синаптических пузырьков, – однако понимал как-то умом. А другая половина сознания отчего-то талдычила – это судьба тебя предупреждает, не спи в эту ночь, не спи, не спи, не спи-и-и!..
Раньше об эльфах, гномах и тому подобном он читал только в бульварной фантастике. Да и то изредка, когда ничего другого не находилось взять в дорогу. А вот теперь сам лежит на кровати в гостинице, охранником в которой служит самый что ни на есть настоящий эльф! Гм, если таковы эльфы – то каковы же тогда эльфийки? Эльфки, эльфиянки, эльфочки, эльфессы… интересно, а полуэльфки – они какие? Или их на самом деле никогда не бывает? Начинаешь понимать, почему эльфы не зарятся на человеческих женщин, а вот мужчины…
Он приподнялся на локте. Тэль мирно спала, тихонечко, как мышонок, посапывая в дреме. Виктор снова лег на спину. Невольно ему вновь вспомнились давешние разбойники… и тот несчастный, моливший сохранить ему жизнь… Как он там сказал? «Я раб твой, Владыка»?
Владыка…
Ничего не скажешь, приятно услышать. Что ни говори, каждый из нас втайне думает о себе – мол, меня не оценили, не поняли, я куда выше и лучше их всех, только вот из-за всяческих козней не могу развернуться как следует, а тогда бы я всем показал… Неудивительно, что лесть – одно из сильнейших человеческих орудий.
Виктор не уловил прихода сна. Сознание оставалось ясным, мысли – четкими и определенными. Он думал, что рассуждает про себя… и потому даже несколько удивился, внезапно увидав себя стоящим на незнакомом берегу. Песок был абсолютно, нестерпимо снежно-бел. Это еще неудивительно, хотя отыскать такую белизну на Земле… точнее – в Изнанке – не удалось бы, наверное, и на Северном полюсе.
Да, песок был бел, а вот вода, напротив, – иссиня-черна. Словно самая настоящая нефть. Виктор собрался было протереть глаза – правда, тотчас же понял, что удивляться глупо. Тут так и должно было быть. Сны – особая страна. Взгляд его скользнул вдоль берега – наверное, в полукилометре вода становилась красно-алой, словно солнце ветреным закатом; еще дальше, уже у самого горизонта виднелась блистающая, яркая зелень – а может, это уже были шутки атмосферной рефракции. Солнце, наверное, уже скрылось – светилось само небо, на горизонте ярче, а в зените уже проглядывали робкие звезды.
Вплотную к берегу подступали горы. Не обычные, привычные нам – а длинный строй математически правильных фракталей, как, едва вглядевшись, понял Виктор. Каждая «гора» чем-то напоминала исполинское дерево – блистающий полупрозрачный «ствол» в километр высотой, идеально правильные грани, каждая разделена на три части, средний отрезок служит основанием еще одного треугольника, поменьше, и так без конца…
К морю эти странные образования повернуты были гладкими срезами – словно основаниями.
Между этими не то строениями, не то естественными образованиями тянулись длинные языки привычно зеленой травы, высокой и острой, на манер осоки.
Еще дальше виднелся лес. Правда, фиолетовый, а местами и просто синий, словно в этом мире не существовало законов фотосинтеза.
А над самым краем леса Виктор заметил курящийся дымок.
И пошел к нему – что еще оставалось делать?
Все это время он прислушивался к себе. Странный был сон. Очень уж яркий и реалистичный. Даже фиолетовые листья и черные волны выглядели уместными. И ладно бы просто уместными… во снах все кажется правильным. Но почему тогда он ощущает чуждость окружающего?
Непорядок. Хоть во сне бы расслабиться!
Он сделал шаг, другой… и вдруг понял, что ему здесь нравится. Тело наполнила пьянящая легкость, словно в воздух подкачали кислорода. Это немного напомнило симптомы глубинного опьянения – но Виктор-то сейчас не на глубине!
Он с трудом удержался, чтобы не пуститься бегом.
Широколистная «осока» затянула весь берег. В зарослях – ни единой тропки. Убедившись, что острые стебли не в силах проколоть джинсы, Виктор с удовольствием пошел напрямик.
Немного погодя он увидел, что дым поднимается над широкой и низкой крышей большого одноэтажного приземистого дома, сложенного из розовых каменных плит, сейчас изрядно подпорченных жирной копотью. Из широченной каменной трубы, тоже низкой и какой-то приплюснутой (отчего так? Тяга ведь плохая…) валил дым. Был он, как и положено дыму, густ, клубист и черен. Вокруг дома одуряюще воняло чем-то омерзительно-кислым – словно там, внутри, стояла целая батарея открытых чанов с дымящейся «солянкой», НС1, или там, скажем, с серной. Едкий запах полез в ноздри, Виктор закашлялся… точнее, это собралась закашляться его память. Сам он только с силой выдохнул, гоня прочь из легких эту гадость, ничего общего с привычными нам кислотами, конечно же, не имевшую.
Это был яд, вдруг понял он. Яд, напоенный вдобавок еще и магией. Правда, ему, Виктору, отрава почему-то вреда причинить не могла.
Дверей в доме не было. Широкий темный проем, где во мраке что-то тускло и равномерно вспыхивало.
– Эй, есть тут кто? – негромко спросил Виктор.
Огонь в глубине дома испуганно замигал и погас. И тотчас же раздалось гневное рычание, длинная разъяренная рулада, сложившаяся в нечто вроде «Кто посмел?!», только куда изобретательнее, с многочисленными отсылками ко всем родственникам виновника вплоть до двенадцатого колена.
Из тьмы выкатился невысокий, очень толстый человечек, широкоплечий, краснорожий, с необъятным брюхом и нависающими кустистыми бровями. Нос хозяина украшали многочисленные алые и синюшные прожилки. Запах ядовитой кислятины тотчас сменился до боли знакомым перегаром, словно от того же жэковского сантехника.
– Ты кто такой? – зарычал коротышка. Холщовые рубаха и портки на нем были все в пятнах и подпалинах. Руки же – в тонких хирургических перчатках, и при виде их Виктор едва не лишился дара речи. – Язык проглотил, неуч? – напирал меж тем хозяин.
– Молчи, – вдруг вырвалось у Виктора. – Как смеешь ты держать меня на пороге?!
Толстяка враз прошибло потом. Он отступил на шаг, однако взгляда не опустил.
– Ух ты, знатный гость ко мне пожаловал, – медленно процедил он сквозь зубы, стаскивая с рук перчатки. – Знатный и редкий… ну что ж, заходи, раз пришел, прочь не погоню. Запашок у меня, правда, тебе едва ли понравится… но уж не обессудь, коли явился незваным.
Толстяк если и боялся, то страх свой умело скрывал. И, судя по нему, был отнюдь не дурак подраться. Хоть и пригласил внутрь, сам стоял, загораживая почти весь широченный проход.
– Плохо ты гостя привечаешь, – нагло сказал Виктор, сам донельзя дивясь этой наглости.
Впрочем – это ведь сон… всего лишь сон.
– Уж как умею, – огрызнулся коротышка. Сдернув наконец с рук перчатки, он метко зашвырнул их в бочку – что-то отвратительно зашипело, из бочки повалил пар. – Как там у вас говорится? В гимназиях не обучались…
«Ну конечно же, я сплю, – подумал Виктор. – Откуда здешнему обитателю знать „Золотого теленка“?»
Ухмыляясь, толстяк пялился на Виктора. Глаза-буравчики беспокойно сверлили незваного, невесть откуда взявшегося гостя. Коротышка откровенно и недвусмысленно нарывался на неприятности.
«В этом мире уважают только силу, – подумал Виктор. – Деликатность, вежливость, миролюбие здесь воспринимаются как слабость».
Впрочем – только ли здесь? Мир снов – лишь слабый отсвет реального мира. Если здесь и сейчас, в сумбурном – пусть и таком ярком сне, от него ждут напора и натиска – значит, и на самом деле происходит то же самое. Давно ли нахрапистость и наглость превратились из пороков в достоинство? Может, и недавно, но порой кажется, что навсегда…
И все-таки, наверное, в Москве он едва ли решился бы на подобное. Протянуть руку и молча отодвинуть хозяина с порога его собственного дома.
Помня Серый Предел и ломающуюся с сухим треском шею несчастного полуэльфа, Виктор толкнул коротышку не в полную силу. Однако тот лишь похабно осклабился:
– Что-то слабоваты нынче стали срединники! Нукась, ты толкнул, теперь моя, стало быть, очередь…
Это, разумеется, оказался не толчок в плечо. Толстяк коротко и без замаха провел очень грамотный апперкот. Настолько быстро и профессионально, что невеликого умения Виктора не хватило даже отдернуть голову. Собственно говоря, он понял, что поднявший его в воздух удар именуется апперкотом, только оказавшись лежащим на спине.
«Ярость в тот же миг подняла его на ноги. Это точно сон, – снова подумал Виктор. – После таких ударов встают только в дешевых гонконгских боевиках. У меня сейчас должны были быть сломаны шейные позвонки, выбита челюсть и половина зубов – а я скачу как ни в чем не бывало…»
Теперь вокруг него был огонь. Руки, раскинутые в стороны, словно крылья, рассекали ярящийся океан испепеляющего пламени. Как смел этот… этот червь… как он смел поднять руку на него? На него. Владыку?!
Кулак обернулся сгустком рыжего огня. Мелькнуло перекошенное злобой лицо коротышки… вскинутая для защиты рука… но поздно.
Виктор ударил оскорбителя в скулу. И тот, несмотря на немалый свой вес (полтора центнера на глаз, не меньше) – кубарем покатился через порог, внутрь дома. С грохотом обрушились какие-то полки, кто-то жалобно не то заблеял, не то замяукал – и все стихло.
Огонь исчез. Душащая ярость – тоже. Болел кулак – словно Виктор хватил им по каменной стенке. Кожа на костяшках была содрана. Виктор поморщился, потряс кистью.
– Ну-у, какой ты, однако… – плаксиво пробубнили из темноты. – Предупреждать надо…
– «А кто у нас муж? – Волшебник! – Предупреждать надо!» – передразнил его Виктор цитатой из «Обыкновенного чуда». – Дальше драться станем?
– Чего уж… до срока, – буркнули из темноты. – Входи, входи, чего стоишь? Помоги встать – не видишь, полкой придавило? Я, ежели ворохнусь, все на ней переломаю…
Виктор проворно шагнул через порог. Глаза подозрительно быстро привыкли к темноте – слишком быстро даже для сна. В снах у нас порой есть крылья, и пули из дул нашего оружия летят медленно-медленно, по длинным изогнутым дугам – но вот в темноте мы видим плохо даже там.
Это, несомненно, была лаборатория. Совершенно не похожая на привычные ему – «изнаночные», как сказали бы в Срединном Мире. Здесь не было никаких приборов, агрегатов или устройств. Только здоровенные полки на стенах. Но на полках – ни единой бутыли, коробки, банки или любого иного вместилища. Непонятные предметы свалены кучами, следуя какой-то непостижимой внутренней логике. Огонь в очаге горел сам по себе, ни дров, ни угля; на мгновение Виктор даже подумал, не подтянут ли сюда газ.
Но, конечно, никакого газа тут не было. Просто сам по себе горящий огонь. И над ним котел, черный, закопченный, с иззубренными краями. Виктору стало даже немного не по себе – зазубрины на краях очень уж напоминали следы зубов. Прямо на глаза попался очень неплохо сохранившийся рельефный отпечаток человеческой челюсти. В натуральную величину. Верхней, с косыми, не исправленными в детстве резцами.
Виктор приподнял тяжеленную полку (каменная она, что ли?), и коротышка выбрался на волю.
– Спасибо, – кажется, это было сказано довольно-таки искренно. – А ты не из слабаков. Угощать, как у вас принято, мне тебя нечем, так что не обессудь. Все в дело пошло.
– А что за дело? – как бы между прочим полюбопытствовал Виктор. Котел висел над огнем без всяких подпорок, запашок оттуда шел отвратительный, и помыслить об угощении сил не было.
– Да так… – ответствовал коротышка без видимой охоты. Почесал затылок. Покашлял. Снова почесал затылок.
И в это время в громадном сундуке, единственном сундуке во всем доме, что-то мерзко заскреблось и зашебуршилось. «Крыса, что ли?» – подумал Виктор.
Коротышка скривился, как от сильной зубной боли. Бросился к сундуку. Рывком распахнул крышку. Запустил туда руку по самое плечо, ойкнул и миг спустя выпрямился.
Виктор окаменел.
В кулаке у коротышки дергался, суча тонкими ручками и ножками, крошечный человечек, размером чуть больше перочинного ножа. В нелепой коричневой шляпе с полями, красной рубашке и коричневых же штанах. Лицо у него было словно выгоревшее, все в струпьях и шрамах. А на правой руке – что-то вроде перчатки с пятью длинными (по его мерке, конечно) остриями, что-то вроде монтерских «кошек».
– Извини, – промямлил коротышка. Размахнулся и швырнул пищащее создание прямо в котел.
Всплеск, раскаленная жижа полетела прямо в лицо Виктору; вскинул руку, загораживаясь… и в тот же миг проснулся.
Тишина. Все спокойно. Он в комнате отеля, или постоялого двора, или гостиницы – тут и не поймешь, как чего называть. Еще темно, как ни странно. На соседней кровати еле слышно посапывает Тэль. Все в порядке. Все хорошо.
Только сердце бухает и ладони взмокли. Даже сейчас, вопреки обыкновению, сон не стал казаться нескладным. Нелепый, нереальный мир – но он до сих пор оставался столь же убедительным, как, например, эта гостиница.
Да, не помог Радин коктейль. Каких уж тут «Приятных снов!».
Попав из мира в мир, увидев существ, которым место в сказках, убив… после этого на иные сны трудно претендовать. Только на мордобой с тупым уродом, который варит в котле миниатюрного Фредди Крюгера…
Виктор повертелся немного в постели, стараясь найти позу понеудобнее. Не хотелось снова засыпать после такого кошмара.
Но сон все же пришел – видимо, он слишком устал. Не было в нем никаких сновидений, ни приятных, ни страшных.
И то хорошо.
До того, как соберется совет, оставалось совсем немного времени. Ритор сидел у себя, на третьем этаже школы, в скудно обставленной просторной комнате – узкая жесткая кровать в углу, умывальник, небольшой шкаф – вот и все «для жизни». Остальное пространство занимали книги на тянущихся вдоль стен и поднимающихся под самый потолок полках да громадный письменный стол.
Дверь только что закрылась за матерью Таниэля.
Ритор, с усилием нажимая, провел ладонью от лба вниз по лицу. Что он мог сказать этой несчастной? Что ответить на горячечный бред ее обвинений? Ровным счетом ничего.
И он не отвечал. Хорошо, что не пришел брат. Значит – не обвинял. Значит – простил. Или – боялся дать волю своему гневу? Лучше не думать…
Сейчас соберется совет. Проголосовать за войну. Выставить голову Торна насаженной на кол – для всеобщего обозрения. Стереть с лица земли саму память о клане Воды. Они сильны? Ничего, наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!
Переубедить их невозможно. Даже самых лучших. Значит, ищи способ повернуть их гнев. На Убийцу Дракона. А потом будем думать, как сделать войну «странной»… до того момента, как из душной, парящей мглы южного моря не вынырнет орлиноголовый флот Прирожденных.
Что ж, в таком деле маленькая ложь позволительна. «Мне надо сберечь клан Воды для отпора врагу, – думал Ритор. – Торн может… гм… внезапно исчезнуть. А потом уже придет время Дракона». Он невольно вздрогнул.
Невдалеке звякнул колокольчик. Очень тихо – но услужливый порыв ветерка позаботился донести звук. Ритор решительно поднялся.
Совет начинается.
Он вышел из комнаты, не позаботившись запереть дверь – никто не дерзнет проникнуть к нему. Двинулся по широкой галерее, соединяющей все помещения школы. Конечно, никаких занятий сегодня не предвиделось, но все же ученики не разошлись. Близко к главной зале, где состоится совет, они не подходили, не рискуя наткнуться на суровую отповедь, а то и оплеуху, нанесенную невидимой воздушной рукой – маги сейчас были скоры на расправу. И все же и во дворе болтались мальчишки, едва умеющие чувствовать воздух, вроде бы играя, но нет-нет да и посматривающие на купол главной залы. А в комнатах для занятий с открытыми раз и навсегда окнами, просторных и пронизанных ветром, сидели ученики постарше… якобы погруженные в чтение книг. Ближе к зале Ритору попался один из самых талантливых выпускников школы, вотвот готовящийся пройти испытание и получить плащ Воздушного, с поразительным усердием оттирающий и без того чистый пол.
Аура у мальчика была почти непроницаема… но только не для Ритора. Несмотря на всю серьезность предстоящего, Маг улыбнулся.
Что ж, пусть. Так было и будет всегда – ученики, переоценивая свои силы, пытаются подглядеть и подслушать. И он был таким. Пусть. Если вдруг у паренька получится – значит, он настолько силен, что уже вправе знать решения магов.
– Странное дело, – добродушно бросил Ритор, – раньше я не видал с тряпкой в руках учеников старше десяти лет…
Юноша поднял на него наивные – чересчур наивные – глаза. Невинно заявил:
– Мне показалось, что нехорошо все время отряжать на уборку младших.
– Какая мудрая мысль, – кивнул Ритор. – Разрешаю тебе заниматься уборкой каждый день, до самого испытания.
Паренек тоскливо уставился на тряпку, а маг прошел дальше.
Защиту уже поставили, причем такую, что Ритор даже не стал ее усиливать. Круглый зал, где собралось почти три десятка человек, был окружен по самым стенам коконом ветров. Ничего лишнего – только легкие плетеные кресла да такой же плетеный стол в центре, с парой старых книг, на случай, если кому-то изменит память и придется рыться в древних наставлениях, в бесполезной, но чтимой мудрости столетий. Воздух в зале был неприятно сух, но, учитывая все обстоятельства, это было необходимо. Разумеется, не было никакого огня – да и какая нужда в нем, купол был раскрыт, и помещение заливал солнечный свет. Конечно же, чистота царила стерильная, ни одной пылинки, ни одной крошки земли на полу.
Секретность. Может быть, преувеличенная, а может быть, совершенно недостаточная. Но лучше, если она есть.
Все взгляды остановились на Риторе, и маг поднял руку, приветствуя товарищей. Предстояла схватка. Беззлобная схватка между друзьями, желающими одного, но расходящимися в тактике. Самая тяжелая схватка.
– Кто-нибудь считает меня трусом? – спросил Ритор. Дал тишине устояться и неторопливо прошел в центр залы. Окинул взглядом магов клана, в который раз прикидывая, кто согласится сразу, кого удастся переспорить, а кто будет стоять на своем до конца. – Тогда я скажу то, что не всем понравится. Врага можно победить по-разному. Можно убить его. Если хватит сил…
Легкий, недовольный шум. Но возражений не было – среди сидящих здесь не водилось дураков и безумцев.
– А можно понять замыслы врага – и убить их.
– Уверен ли ты, что понял? – раздался тихий голос, при звуке которого Ритор вздрогнул. Кан-неудачник, так и не ставший хорошим магом, но прославившийся как лучший травник Воздушных, смотрел ему в глаза.
– Да, брат, – тихо сказал Ритор. – Да.
– Значит, мой сын не останется неотмщенным?
