Глеб Архангельский "Русская промышленная революция: Управленческие уроки первой половины XIX века"

Русская промышленная революция: хронологические границы исследования

Тема индустриализации и тема тайм-менеджмента необъятны. Чтобы сфокусироваться и поставить решаемую в рамках одной книги задачу, наметим несколько границ.

Первые границы – хронологические. Наша страна проходила несколько «волн» активного развития промышленности. Начиная с первых литейных заводов царя Ивана III, через захватывающие истории экспансии Строгановых при Иване IV, Демидовых при Петре I и т. д.

Наконец, через промышленную революцию в XIX в. и форсированную советскую индустриализацию первой половины XX в.

Однако в строгом смысле «индустриализаций», результатом которых стали существенное увеличение доли промышленности в ВВП и выход страны в число мировых промышленных лидеров, у нас было две: предреволюционная имперская и послереволюционная советская.

Советской индустриализации посвящены тысячи добротных, качественных, с богатейшей фактологией советских книг; ей занимался целый отдел Института истории Академии наук СССР. Региональный разрез, отраслевой разрез, анализ конкретных предприятий и госорганов – углубляйтесь в любой аспект проблемы.

После краткого, но шумного охаивания в 1990-е, – Сталин-ГУЛАГ, американские заводы руками зеков, – стали появляться взвешенные работы как научного, так и популярного характера.

В современных работах раскрываются и обсуждаются плюсы и минусы, достижения и провалы сталинской индустриализации. Несомненным явлением стала великолепно иллюстрированная книга А. Галушки и соавторов «Кристалл роста» [Галушка].

В отношении русской предреволюционной индустриализации, к сожалению, такой «разработанности вопроса» нет и близко. Есть советские и современные исследования, но их гораздо меньше, чем по советскому периоду.

Сначала я хотел охватить всю имперскую индустриализацию до 1917 г. Однако работа над источниками начала XIX в. показала, что самое интересное, основополагающее, фундаментальное для дальнейшего промышленного роста было сделано в эпоху императоров Александра I и Николая I.

Этот же период оказался самым недоисследованным, недоописанным, недовоспетым. И заслуживающим отдельной книги полноценного объема и глубины.

Именно два упомянутых императора и их сподвижники сделали самую неблагодарную и незаметную работу. Они заложили организационные, регуляторные и образовательные основы для промышленной революции.

Эпохе «Витте и Менделеева» досталось гораздо больше славы благодаря наблюдаемому стремительному росту отечественной промышленности. Однако этот рост был бы невозможен без усилий, приложенных в первой половине XIX в.

Крупнейший советский историк российской промышленности Станислав Густавович Струмилин выделяет период с 1800-х до 1850-х гг. как время российской промышленной революции, т. е. перехода от мануфактуры к фабрике.

Напомню, мануфактура, в марксистской концепции производственных укладов, это предприятие, в основе которого лежит ручной ремесленный труд. Это несколько десятков или сотен ремесленников, собранных под одной крышей, но работающих вручную на примитивном оборудовании, мало отличающемся от средневекового[2 - Или даже не собранных под одной крышей. Для русской легкой промышленности первой половины XIX в. очень характерна «распределенная мануфактура», когда часть производственного процесса отдана на аутсорсинг сотням «самозанятых» ремесленников, работающих на небольших ткацких станах в своих крестьянских избах.].

Фабрика – это революционный переход от мануфактурного к машинному производству, с использованием сложных станков, паровых двигателей и т. п. [Ленин, 353][3 - Замечу, что в публикациях и документах эпохи термины «мануфактура» и «фабрика» употребляются как синонимы; я ни разу не встречал их различения.].

Именно на фабрике возникает возможность стандартизации деталей и высокого уровня разделения труда. Следствием является резкое повышение производительности труда.

После [изобретения паровой машины,][4 - Здесь и далее в исторических цитатах в квадратных скобках пояснения автора.] венчающей эпоху великих изобретений XVIII в., революции в самой системе механических двигателей, вполне законченной фабрикой стала лишь система машин, обслуживаемая такой универсальной паровой машиной.

И если спорадического появления машин на той или иной мануфактуре еще недостаточно для перерастания ее в фабрику, то появление на ней парового двигателя в качестве завершающего звена системы машин может быть принято за вполне осязательный признак такого перерастания.

Промышленный переворот означал собой победу фабричного строя над мануфактурным. Конечно, эта победа потребовала немало времени и отнюдь не означала полного вытеснения мануфактурного ручного труда машинным во всех отраслях индустрии [Струмилин, 362].

Основываясь на этой периодизации, я с чистым сердцем переименовал книгу из «Русская индустриализация» в «Русская промышленная революция». И сосредоточился на столь же интересном, сколь и малоисследованном периоде нашего индустриального развития[5 - В статье М. Г. Нечаева подробно разобраны советские и современные дискуссии историков о периодизации промышленной революции и индустриализации, критериях промышленной революции (механизация фабрик, формирование класса пролетариата и т. п.). По итогам этого анализа автор поддерживает позицию С. Г. Струмилина, согласно которой промышленная революция в России совершилась к 50-м гг. XIX в. [Нечаев, 7–14].].

Достижения русской промышленной революции

Академик Станислав Густавович Струмилин – убежденный большевик, прошедший все традиционные дореволюционные тюремные испытания «борца с режимом». Один из создателей Госплана СССР и крупный деятель советской индустриализации.

Его трудно заподозрить в симпатиях к царизму и желании приукрасить достижения крепостников и феодалов.

Тем ценнее именно его анализ результатов, достигнутых страной в ходе русской промышленной революции, т. е. именно в рассматриваемую эпоху 1801–1855 гг.

Начиная с 30-х гг. [XIX в.] механическое бумагопрядение [т. е. производство хлопчатобумажных тканей] в России сделало огромный скачок вперед, не только не отставая, но даже опережая соответствующие темпы промышленной революции в Англии.

Хотя промышленный переворот в крепостной России запоздал в бумагопрядении лет на 50–60 по сравнению с Англией, зато взлет темпов роста здесь был круче, чем в Англии.

Вот почему тот малоизвестный факт, что путь, который Англия прошла лет за 30, в России был пройден за одно 20-летие, заслуживает особого внимания.

Если в Англии за весь период промышленной революции во все отрасли производства было внедрено всего 4543 лошадиных силы паровой мощности, то в России в 1860 г., т. е. еще до падения крепостной системы, насчитывалось уже до 60 000 л. с. паровой мощности в стационарных установках, до 100 000 л. с. – на железных дорогах и до 40 000 л. с. – на паровых судах, а в сумме – до 200 000 л. с.

Это немного, конечно, на наш современный масштаб, но все же в 44 раза больше того, что имела Англия в результате промышленного переворота.

В первую треть XIX в. фабрики возникают еще спорадически и мануфактура продолжает господствовать почти безраздельно; во вторую треть, начиная с 30-х гг., фабрика вступает в решительную борьбу с мануфактурой.

С 1815 до 1830 г. одних лишь паровых машин внутреннего производства внедрялось ежегодно не меньше десятка, а в сумме за 15 лет – до 150 паровых двигателей, около 650 разных механических станков, до 975 прядильных машин и свыше 3000 разных других машин – подъемных кранов, прессов, насосов, вальцов и тому подобных механизмов.

А с 1830-х гг. механизация приняла уже гораздо более широкие масштабы – на многие миллионы рублей. И вот, если с 1815 по 1830 г. число учтенных в нашей таблице рабочих возросло всего на 47%, то за следующие 15 лет, с 1830 по 1845 г., оно уже удвоилось. Таким образом, уже первые, еще очень скромные успехи механизации удваивают темпы промышленного развития крепостной России [Струмилин, 375–379, таблица на с. 379].

Рис. 1–2

Русская промышленная революция в цифрах [Струмилин, 379]

Переведу абсолютный рост промышленности за эти четыре десятилетия в годовые темпы роста: 4,29%. С учетом гораздо меньшего, чем в наши времена, уровня инфляции, это очень хороший показатель. Успешный «управленческий кейс», заслуживающий тщательного анализа.

Тематический фокус и цель исследования

«История русской индустриализации XIX в.» – это многотомная энциклопедия. Но я сфокусируюсь на одном ее аспекте: управленческих механизмах, – с особым интересом к тайм-менеджерской составляющей.

Большинство исследователей рассматривало индустриализацию «с высоты птичьего полета». Их интересовали вопросы макроэкономики, отраслевого развития, масштабных экономических и социальных процессов, общественных дискуссий, успешных или неуспешных экономических итогов.

Свой угол зрения на успешность индустриальной трансформации страны может дать институциональный подход, как у Д. Асемоглу в «Почему одни страны богатые, а другие бедные», или анализ больших макроэкономических и макрополитических циклов, как у Р. Дэлио в «Принципах изменения мирового порядка».

Оригинальный взгляд на три российских индустриализации, через призму вопросов общественного разделения труда, вычленения предпринимательской и инноваторской функции, выдвигает П. Г. Щедровицкий [Щедровицкий].

Меня же как консультанта по управлению и эксперта по тайм-менеджменту интересует в этих глобальных процессах управленческий, и в частности тайм-менеджерский, аспект.

Кто были люди, управлявшие индустриализацией? Как они организовывали свое и чужое время и планировали свою деятельность? Как ставили цели развития промышленности и с помощью каких коллегиальных органов принимали решения?

С помощью каких организационных структур – департаментов мануфактур, мануфактурных советов, губернских и горнозаводских администраций, – претворяли эти решения в жизнь?

Изучая управленческие механизмы промышленной революции, я везде, где возможно, буду акцентироваться на тайм-менеджерском аспекте управления. Но под тайм-менеджментом я понимаю не просто искусство планировать день и вести ежедневник.

Тайм-менеджмент – это технология, помогающая человеку использовать невосполнимое время жизни в соответствии с его целями и ценностями [Архангельский Тайм-драйв, 183].

Таким образом, раскрывая тему «управленческий инструментарий и тайм-менеджмент русской промышленной революции», я буду акцентироваться на:

1. Людях, двигателях, акторах индустриализации, их ценностях и целях, которые они реализовывали в процессе индустриализации страны; распределении их времени, внимания и приоритетов.

2. Организационных, управленческих механизмах, которые создавали и использовали эти люди, – программных и целевых документах, учреждаемых институциях, поддерживаемых механизмах принятия решений и т. д.

Понятно, что непросто провести идеально точную границу между тайм-менеджментом и «общим менеджментом» или другими разделами менеджмента.

Личное участие императора в промышленной выставке или комитете о построении первой железной дороги, как часть его рабочего графика, – это, несомненно, тайм-менеджмент.

Личное вручение императором бриллиантового перстня отличившемуся промышленнику – это вопрос на стыке тайм-менеджмента и раздела «мотивация» общего менеджмента.

Устройство, цели и механизмы работы Департамента мануфактур – общий менеджмент.

Рис. 1–3

Тематический фокус исследования: на стыке истории русской промышленной революции и осмысления русской модели управления

Относя в книге тот или иной управленческий инструмент к тайм-менеджменту или общему менеджменту, я буду опираться на эти соображения.

Итак, цель исследования – раскрыть управленческие, в частности тайм-менеджерские, механизмы индустриализации России в период промышленной революции первой половины XIX в., а также вынести из этого раскрытия полезные управленческие уроки для нас сегодняшних.

Подробный обзор различных научных подходов к анализу российской индустриализации сделала в своей докторской диссертации В. А. [Погребинская]. Я не нашел в ее обзоре того взгляда со стороны управленческих механизмов индустриализации, который здесь описал. Видится, что в таком подходе есть научная новизна.

Границы глубины исследования

Еще одно ограничение – уровни экономических систем, которые я рассмотрю в книге. Выделю три уровня:

Макроуровень: деятели и институции «федерального» масштаба. Первые лица страны, высшие коллегиальные органы – Комитет министров, Госсовет, Правительствующий сенат, – министры и министерства, департаменты, имеющие отношение к управлению промышленностью.

Мезоуровень: отраслевые и региональные структуры – Мануфактурный и Коммерческий советы, губернаторские администрации, горнозаводские округа и т. п.; образовательные и технологические институции.

Микроуровень: менеджмент конкретных фабрик и заводов, персоналии конкретных промышленников. Это исключительно интересный материал, но колоссальный по объему – даже если только задействовать уже вышедшие исследования по отдельным предприятиям и персоналиям, не говоря уже об архивных материалах.

Примеры отдельных предприятий и промышленников я буду приводить при обсуждении «федеральных» мер воздействия на промышленность. Здесь было не избежать субъективизма и личных симпатий в выборе примеров.

Отмечу здесь традиционный вопрос «о роли личности в истории». На одной из первых публичных встреч-презентаций будущей книги участник воскликнул: «Как вы можете все привязывать к царствованиям Александра I и Николая I, к личностям? Это же противоречит историческому материализму!»

Исторический материализм и марксистская модель экономического развития достаточно удобны для описания процессов индустриализации. Историки-марксисты обработали и систематизировали огромный фактический материал.

В марксистском представлении «<…> история развития общества есть, прежде всего, история развития производства, история способов производства, сменяющих друг друга на протяжении веков, история развития производительных сил и производственных отношений людей» [Хромов, 3].

Этот подход неплохо бы вспомнить и в какой-то мере реанимировать. Для сравнения, в лучшей известной мне современной книге по истории императора Николая I, авторства Л. В. Выскочкова [Выскочков], вовлекшей огромное количество нового архивного материала, нет не то что главы или раздела, но даже странички, посвященной промышленной политике императора. А главному двигателю индустриализации, министру Е. Ф. Канкрину, посвящена едва ли пара страниц.

Однако принимать марксистские научные гипотезы за догму было бы странно. Ведь, обладая неплохой объяснительной силой при рассмотрении процессов индустриализации, они очевидным образом показали свою несостоятельность в предсказании дальнейшего развития человечества.

Пролетарская революция произошла совершенно не в тех странах, где «должна была» произойти, и привела совсем не к тем результатам, к которым «должна была» привести.

Поэтому во взгляде на роль личностей я буду придерживаться здравого смысла. Очевидно, что личные управленческие стили императора Николая Павловича, министра финансов Егора Францевича Канкрина, руководителя Департамента мануфактур Якова Александровича Дружинина и других крупных деятелей промышленной революции оказали огромное влияние на ее успехи и неудачи.

Сквозной фабричный пример

Если невозможно в одной книге охватить все фабрики и заводы страны, но можно делать небольшие «пункции» на микроуровень для примера, то почему бы не воспользоваться авторской привилегией и не давать примеры из симпатичного лично автору региона?

В качестве такого региона я взял мою малую родину, Верхневолжье, где с 1720-х гг. жили девять поколений моих предков.

Я родился и вырос в Ленинграде, но лучшие летние моменты моего детства – бабушка-дедушка, лес, речка, огород… – прошли в поселке Селижарово Тверской области. В XIX в. это Осташковский уезд Тверской губернии.

Регион этот вполне «среднестатистически-показательный». Не столица, не горнозаводские округа, не отдаленные малозаселенные окраины. Обычная среднерусская Тверская губерния, обычный уезд, не самый развитый и не самый захолустный.

Эта территория находится практически на полпути между Петербургом и Москвой. Но в невыгодной точке «полпути», в стороне от Петербурго-Московского шоссе и железной дороги, таким образом проигрывая Вышнему Волочку или Валдаю в удобстве доступа к петербургскому рынку сбыта и порту.

И вот в этом среднестатистическом Осташковском уезде располагается предприятие, с которым мне очень повезло как модельным примером для использования в книге.

В Осташкове с 1730 г. (или, по другим источникам, с 1799 г.[6 - [ЖМ 1831–8–35] называет 1799 как год основания фабрики Савиных. В документах конца XIX в., цитируемых ниже, в реквизитах предприятия видим «Основан в 1730».Возможно, здесь было что-нибудь подобное году основания знаменитой бани Сандуны на фирменной шапке бани: до ребрендинга – 1896, после ребрендинга – 1808. Поставщики ребрендинга, очевидно, обратили внимание, что 1896 – это дата строительства современного здания бани, но дата основания самой институции – 1808, и выигрышнее в коммуникациях использовать именно ее.На «Плане осташковской слободы» 1766 г. [Покровский, ил.] на месте кожевенного завода лес. Проф. Любомиров в своем чрезвычайно глубоком обзоре отраслей российской промышленности XVIII в. упоминает получение Мануфактур-коллегией ведомостей с 650 кожевенных заводов. В перечне городов, где на заводах были 20 и более рабочих, Осташкова нет. «Немало попадается ведомостей, в которых вопрос о рабочей силе освещается фразой "обрабатываю сам или своим семейством"» [Любомиров, 173–174].Весьма вероятно, что именно с такой самозанятости начиналось кожевенное дело Савиных в 1730 г., а в 1799 г. оформилось в фабрику. Точное решение этого вопроса требует трудоемких изысканий по фондам Мануфактур-коллегии и для нашего исследования избыточно.]) непрерывно работает одно промышленное предприятие – Верхневолжский кожевенный завод, основанный купцами Савиными.

Кожевенная отрасль принадлежит к очень давним и традиционным для русского народа. Наш среднерусский климат дает отличную кормовую базу для скота и обилие природных материалов, нужных именно для выделки кожи.

В 1806 г. Кондратий Савин помогал снаряжать одну из дивизий для первой войны с Наполеоном. В 1818 г. учредил второй по счету в стране городской общественный банк. В 1820 г. принимал в Осташкове с визитом императора Александра I.

С 1819 г. у Савиных кроме кожевенного есть еще и сахарный завод, первый в Тверской губернии. В 1828 г. на нем работало 40 человек и было переработано 23 000 пудов гаванского сахарного песка.