Дмитрий Колодан "Пересмешник на рассвете. Книга 1"

Макс кивнул и принялся крутить тугую ручку настройки. Треск то затихал, то становился громче. Неожиданно сквозь него пробился визгливый голос Президента Республики:

– …только сообща, в едином порыве! Но нельзя достичь Порядка, когда отдельные…

Макс быстро прокрутил дальше, и голос Президента утонул в шипении. Однако следующая волна преподнесла куда больший сюрприз. Сквозь белый шум с трудом пробился тихий звук аккордеона, но Максу хватило и пары аккордов, чтобы узнать мелодию. Одновременно веселую, грустную, бравурную и героическую…

Старик замер, не веря своим ушам. Да быть этого не может! Откуда?! Он и не думал, что когда-нибудь снова услышит эту песню, а уж тем более по радио. Он чуть повернул переключатель, и мелодия зазвучала громче, хотя совсем избавиться от треска не удалось. Словно играла заезженная граммофонная пластинка. Та самая – «Цирковое Танго».

– Это не то радио, – забеспокоилась Дафна. – Мы пропустим начало!

– Погоди. – Макс наклонился к динамику. Вот сейчас… Трубы вступили яростной медью, аж мурашки по коже и в сердце закололо. Старик коротко всхлипнул.

– Макс… Что-то случилось? Вам плохо?

Видать, что-то заметила на его лице.

– Что? Нет, нет. – Он замотал головой. – Все в порядке, милая Дафна. Ты знаешь, что это за песня?

– Не-а. Ни разу ее не слышала.

– Это особая песня для полетов, – сказал Макс. – Мы всегда слушали ее перед началом представления.

– Для полетов? С ней? – Дафна указала на афишу.

Старик кивнул.

– Дениза очень ее любила. Говорила, она приносит удачу.

Дафна продолжала глядеть на афишу.

– Она здесь такая красивая. И такая смелая.

– Слишком красивая… И слишком смелая.

– Когда я вырасту, – мечтательно проговорила Дафна, – я тоже буду как она. Буду вот так летать на самолете и проделывать всяческие трюки.

Макс резко повернулся к девочке.

– Летать?! И думать об этом забудь!

Дафна отпрянула, на лице отразилось недоумение, грозящее перейти в испуг. Зря он так повысил голос, не сдержался. Макс сухо откашлялся.

– Это слишком опасно. Подумай о матери. Мадам не переживет, если с тобой что-нибудь случится.

Несколько мгновений Дафна хмурилась, обдумывая его слова, но затем широко улыбнулась.

– Не волнуйтесь, Макс! Я же вырасту и буду большая и ловкая! И ничего со мной не случится!

– Тут мало быть большой и ловкой, – вздохнул старик.

Динамик захрипел; шум все усиливался, заглушая мелодию. Макс принялся вращать рукоятку, пытаясь поймать ускользающую волну, но становилось только хуже. Он стукнул кулаком по деревянной крышке приемника, однако и это не помогло. И в конце концов не осталось ничего, кроме треска. Потирая ушибленную ладонь, старик отступил.

– Вот зараза! Что это за станция такая? Совсем не ловится.

– Макс, – проскулила Дафна. – А как же «Приключения Клары»? Мы же собирались… Наверное, уже началось…

– Ох! Простите, дорогая Дафна, чуть не забыл. Память совсем дырявая стала.

Макс принялся искать нужную волну, отстраненно думая о том, почему у него трясутся руки. Песня, возникшая из глубин эфира, его взволновала, хотя он и старался не подавать вида. На той волне ведь не должно было быть никаких станций – факт, который он осознал только сейчас. Да и песня совсем не простая… Неужели это Дениза таким образом послала ему весточку из другого мира? Нет! Не может такого быть, потому что так не бывает. И нечего себя накручивать. Это просто… Просто…

Из динамика зазвучали переливы терменвокса – финальные аккорды заставки «Приключений Клары». А следом послышался громкий плеск текущей воды. Дафна уже уселась на пол перед приемником, обхватила колени руками и вся обратилась в слух.

– Успели, – прошептала она. – Начинается…

Глава 5

Из ржавой трубы хлещет мутный поток и разбивается о кирпичную стену. Тесный подвал наполняет водяная взвесь – влажность такая, что ни вдохнуть ни выдохнуть, а от тяжелого запаха ржавчины и гнили Клару мутит. Единственная лампочка мигает каждую секунду, того и гляди перегорит или лопнет, и тогда подвал окончательно погрузится во тьму. Впрочем, еще раньше он до потолка заполнится водой: та поднялась уже на метр и продолжает прибывать.

Клара вздрагивает и понимает, что связана. Запястья стягивает веревка толщиной с палец, обмотанная вокруг спинки и ножек деревянного стула. Узлов так много, и самых разнообразных, словно над ними трудился какой-то моряк-фанатик. Она дергается, пытаясь освободить руки. Отсыревшая веревка впивается в кожу. Стул опасно кренится, и только чудом Кларе удается удержать равновесие. Она сглатывает подступивший к горлу комок. Только этого не хватало: связанной упасть в бурлящую воду и захлебнуться. Пожалуй, это будет слишком нелепая смерть.

Стул стоит посреди подвала, повернутый так, чтобы Клара могла видеть льющиеся из трубы потоки воды. Но куда важнее установленный на трубе огромный будильник с тяжелым бронзовым звонком. Брызги россыпью сверкают на выпуклом стекле циферблата размером с суповую тарелку. У будильника всего одна стрелка, а на циферблате нет цифр – лишь одно слово на двенадцати часах: «КОНЕЦ». Стрелка замерла на девяти.

Осторожно, чтобы не опрокинуть стул, Клара шевелит руками. Она не помнит, как здесь очутилась, кто ее связал и зачем. Но кто бы это ни сделал, он постарался на совесть. Вывернув кисть, Клара цепляет ногтями ближайший узел, но тот выскальзывает из пальцев.

– Проклятье!

Клара глубоко вдыхает, чуть ли не пьет влажный воздух. Голова раскалывается на части. На виске в такт ударам сердца пульсирует жилка, словно кто-то раз за разом стреляет в нее в упор. Клара морщится от боли. Где она? Как сюда попала? Кажется, она должна что-то найти, вернуть что-то важное… Но не время об этом думать.

Она вздрагивает, и красный берет падает в воду; подхваченный течением, кружит вокруг стула, то погружаясь, то выныривая на поверхность. Упрямый красный кораблик никак не хочет тонуть. Клара стискивает зубы. Раз так, то и она не будет сдаваться. Пусть она не может освободить руки, но ноги ей никто не связывал!

Кое-как Клара поднимается, с привязанным к спине стулом. Ежесекундно рискуя поскользнуться, она ковыляет к ближайшей стене. Потоки воды норовят сбить с ног, но ей удается удержаться. Повернувшись к стене спиной, Клара упирается в нее ножками стула и давит что есть силы. Дерево чуть поддается – стул не особо прочный. Тогда Клара наклоняется вперед, а затем падает на стену.

Раздается громкий треск. Веревка впивается в запястья, сдирает кожу. Боль адская; от боли слезы заполняют глаза. Но Клара зажмуривается, считает до трех и повторяет попытку. Не время хныкать. Уж чего, а воды здесь и без нее достаточно. Она так крепко сжимает зубы, что слышит мерзкий скрежет. Вторая попытка, третья, четвертая – пока от стула не остаются запутавшиеся в веревках обломки. Когда Клара окончательно от них избавляется, вода поднимается до бедер. Будильник щелкает, и стрелка смещается к десяти часам.

– Ловко, ловко, – звучит скрипучий голосок. – Мои аплодисменты!

Клара оглядывается, однако никого не видит. Хотя в подвале царит полумрак, прятаться тут негде. Значит, никого тут нет? Клара трясет головой, с волос во все стороны летят брызги. Но не успевает она решить, что голосок ей померещился, как он звучит снова:

– А дальше что? Все заперто, выхода нет, мы в ловушке. Ох, бедные мы несчастные, погибнуть так рано и так глупо!

Клара поворачивается на звук, щурясь и напрягая глаза. И в конце концов видит черный клубок, забившийся в самый дальний угол подвала. Волны треплют его, безжалостно швыряют о стены – больше всего он похож на грязную половую тряпку. Но, судя по всему, именно этой тряпке и принадлежит голос.

– Ты кто? – спрашивает Клара и, не услышав себя, повторяет вопрос громче: – Кто ты?

– Ну вот! – В голосе звучит обида. – Мало того что ты меня бросила, так ты еще и забыла!

– Бросила?

Загребая воду, Клара бредет в угол, по пути избавляясь от остатков веревки. Скоро здесь будет проще плавать, чем ходить. Мокрая одежда сковывает движения. Это меньшая из ее проблем, но именно она бесит Клару сильнее всего.

Черный комок мечется в потоках вод. Клара хватает его, и оказывается, что это плюшевая собака, старая и облезлая. Из швов торчит грязная набивка, глаза-пуговицы болтаются на нитках. Но, несмотря на плачевный вид, Клара узнает ее сразу. Имя словно выпрыгивает из глубин памяти. КЛЯКС! Какого черта? Клара выдыхает сквозь сжатые зубы.

Бросила… Последний раз она видела эту собаку больше восьми лет назад, в тот день, когда они с матерью бежали из дома, спасаясь от контрнаступления роялистов. В спешке игрушку забыли. Мать, конечно, обещала, что скоро они вернутся – как только папа прогонит злых людей. Вот только этого не случилось. Роялистов в конечном итоге разбили, но к тому времени отца, полковника республиканской армии, расстреляли на заднем дворе его собственного дома. Мать умерла через полгода от нервного истощения.

Клара никак не ожидала найти собаку здесь, в таинственном подвале, так далеко от дома. Этот факт поражает ее куда больше, чем то, что за время разлуки плюшевая игрушка научилась говорить.

– Чего уставилась? – бурчит Клякс. – Думаешь, ты выглядишь лучше? Ты собираешься меня спасать или так и будешь пялить глаза?

– Клякс?!

– Надо же! Мы вспомнили! Вот радость-то!

С щелчком стрелка будильника сдвигается на еще одно деление.

– Проклятье! Можно побыстрее? Давай, шевели мозгами, или чем там у тебя голова забита.

Клара поджимает губы. Не время поддаваться панике.

– Ты видел, кто меня связал?

Клякс издает странный звук – что-то среднее между презрительным смешком и тявканьем.

– Какой-то тип с о-о-очень большой головой. Только голова у него фальшивая и такая же пустая, как и твоя.

Фальшивая голова? Пустая? Клара вздрагивает и в тот же момент вспоминает лабиринт среди виноградников, Чудовище по имени Южный Почтовый и разговор с отцом. И кукол каприччо, удирающих по склону холма. Они что-то похитили, то, что она должна вернуть. Она обещала отцу… Это ведь она должна была идти по их следу, а вышло наоборот – каприччо ударили первыми.

– Чего он хотел?

– Ой! Неужели непонятно? Или из тебя в приюте все мозги вышибли? Он хотел тебя убить. И скоро у него это получится. Конец, дзинь!

Тот Клякс, которого помнила Клара, был собакой милой и доброй. Годы сказались не только на его внешнем виде, но и воспитали дурной характер.

– Убить? Таким образом? Не проще ли было пристрелить? Или перерезать горло? Задушить?

Да мало ли существует способов отправить человека на тот свет? И затопляемый водой подвал стоит далеко не первым в этом списке.

– Кому-то, может, и проще, а ему – нет. Ну? Так и будешь языком молоть? – говорит Клякс. – Или сделаешь хоть что-нибудь, чтобы вытащить нас отсюда?

Привычной двери в подвале нет. Вместо нее – круглый металлический люк, судя по всему, задраенный снаружи. Клара добирается до него вплавь под ехидные комментарии Клякса. Однако там нет ни рукоятки, ни рычагов, ничего такого, что помогло бы его открыть. Клара колотит по железной крышке кулаками, но за шумом текущей воды не слышит ударов.

– Думаешь, они нас выпустят? Ха-ха! Зачем же тогда было запирать и связывать? Ох, бедный я, несчастный…

– Помолчи! – Может, в детстве она и мечтала о том, чтобы Клякс заговорил, но сейчас это совсем не к месту.

Лампочка мигает все чаще. Липкий страх расползается по телу. Только бы не остаться в полной темноте. Клара и без того задыхается в тесном, замкнутом пространстве. Под самым потолком темнеет зарешеченное окошечко вентиляционной шахты. Но оно слишком маленькое, нечего и думать о том, чтобы в него протиснуться. Остается единственный выход.

– Куда ведет эта труба?

– Откуда я знаю? В озеро, в море, в пруд, в какой-нибудь канал, – говорит Клякс. – Откуда еще столько воды?

Клара отталкивается от люка и плывет к трубе. Вода бурлит на выходе хлопьями бледно-зеленой пены. Течение сильное, но не настолько, чтобы с ним нельзя было бороться.

Стрелка будильника смещается на еще одно деление. Сейчас Кларе полагается тянуть шею, глотая воздух в тщетной попытке отсрочить неизбежное.

– Как думаешь, она очень длинная?

– Эй! Ты что задумала? Не смей впутывать меня в это! Я…

Клара заталкивает Клякса в карман. Он, конечно, возмущается, но из-под воды не слышно, что он там бубнит. О том, что он может захлебнуться, Клара не беспокоится. В конце концов, он всего лишь дурацкая плюшевая игрушка, у него даже рта нет.

Клара ловит проплывающий мимо берет и натягивает на голову. По лицу текут струйки воды. Вот теперь она готова. Схватившись за края трубы, Клара глубоко вдыхает и ныряет внутрь. Где-то бесконечно далеко звенит будильник, стрелка которого добралась до слова «КОНЕЦ».

К ее удивлению, стоит ей нырнуть в трубу, как течение тут же исчезает. Да и сама труба странным образом расширяется. Клара плывет, широко загребая руками, и не задевает стенок. Она думает, что неплохо бы снять пальто и ботинки, и тут же понимает, что одежда совсем не сковывает движений. А чуть позже понимает и то, что вовсе не задыхается.

Вода холодная и мутная. В темно-зеленом мареве не разобрать, в какую же сторону ей плыть. Клара прекращает грести и повисает на глубине, точно оса, застывшая в кусочке янтаря. Ни вверх, ни вниз… Она выбралась, но что дальше? За спиной она видит круглый провал – вода там словно сгустилась до абсолютной черноты. Похоже, именно оттуда она и выплыла, но значит ли это, что ей нужно плыть в противоположную сторону? В то же мгновение черный провал вытягивается, одновременно приближаясь к Кларе. Контуры едва проступают из мутной зелени, и все же Клара видит выпуклый диск радужки. Глаз… Чудовищный глаз существа, даже размеры которого она не в состоянии представить.

Клара беспорядочно молотит руками, ее захлестывает паника. Она не знает, что это за тварь, но ни в коем случае нельзя допустить, чтобы та ее заметила. Улизнуть, спрятаться, скрыться… Поток воды, поднятый движением неведомого гиганта, подхватывает ее, точно щепку, и вышвыривает на поверхность.

Клара выныривает посреди узкого и грязного канала. Тяжелая намокшая одежда тянет вниз. Клара глотает воды, громко кашляет и погружается с головой. Тут же снова выныривает, барахтаясь, как ребенок, который только учится плавать. К счастью, до берега – рукой подать. Всего два гребка, и ноги уже достают до дна. Спотыкаясь, Клара бредет к спускающейся к воде ржавой лестнице. Карабкается по скользким скобам и падает на мостовую. Ее трясет. Каждая клеточка тела болит так, словно в нее впиваются мириады крошечных раскаленных иголок. Но это пройдет, главное, что она выбралась. Выбралась и спаслась. Влажный камень холодит щеку, гладкий как стекло. Выбралась и спаслась…

Первое, что она видит, подняв голову, – это огромный плакат на стене ближайшего дома. Президент Республики сурово хмурит брови под надписью «Порядок и Процветание!». Клара морщится. Ох… Если бы отец только знал, во что превратится его мечта и какой станет Республика!

– Куда едем?

Клара оборачивается. У обочины стоит черное такси, похожее на горбатого жука. Таксист в мятой кепке курит, сидя на капоте. Его ничуть не смущает ни внешний вид Клары, ни то, что она выбралась из канала. Клара отбрасывает прилипший к рукаву склизкий стебель. Вода течет с нее ручьями, вокруг уже образовалась огромная лужа.

– Отель «Луна». – Она демонстративно поправляет мокрый берет.

Таксист открывает перед ней дверцу машины. Тень от форменной фуражки скрывает его лицо. Оно расплывается, словно Клара видит его сквозь мокрое от дождя стекло. Клара забирается в автомобиль и без сил падает на сиденье, вдыхая плотный запах бензина, старой кожи и пота. Дверь громко хлопает.

– Отель «Луна», – сказал таксист.

Клара кивнула.

– Я сказал: отель «Луна»! – повторил таксист громче. – Приехали, барышня.