Северозаводск
Андрей Валерьевич Степанов
Северозаводск – город контрастов. Здесь за мощными стенами проверенных временем заводов прячется рэкет и бандитизм, а старые склады у реки давно превращены в казино и места встреч. Здесь рабочие получают копейки, пока верха рапортуют о росте и развитии.
Токарь Игорь и курьер Алексей – две песчинки, попавшие в жернова системы, откуда либо выносит выше, либо выносят вперед ногами.
Андрей Степанов
Северозаводск
Последняя смена
1
Будильник сдох еще прошлой зимой. С тех пор Игорь Коваленко просыпался по внутренним часам – или по соседскому перфоратору, который будил весь дом, если у соседа снова начинался «ремонт». Сегодня – без перфоратора. Только тишина, мерзлая, как и само февральское утро.
Он открыл глаза и первым делом посмотрел на потолок: облупленная побелка, тонкая трещина от угла к углу. Все как всегда. В соседней комнате хрипло кашлял старший сын, Сережа. А жена Лена пыталась перекричать этот кашель:
– Сережа, не пей холодную воду, я же сказала!
Игорь сел на край кровати. В комнате пахло чем-то металлическим – может, батареи опять текли. Или это просто был запах жизни, которая ржавела.
На кухне оказалось холодно. Газовая плита горела синими языками, чайник шипел. Лена налила ему чай в старую кружку с облупленной надписью «Лучший токарь цеха №3». Надпись уже давно не смешила.
– Опять на завод? – спросила она.
– А куда ж еще, – ответил он.
Завод не был работой. Он был точкой возврата. Там Игорь отмотал двадцать лет – с тех пор, как после армии устроился учеником токаря. Завод кормил, когда другие предприятия сдыхали, но теперь и сам едва дышал.
Он оделся в потертый китайский пуховик, проверил карман – пачка сигарет, мелочь на автобус. Глянул на сыновей. Младший спал, уткнувшись носом в игрушечный самосвал. Старший кашлял, тонко и злобно. Лена сказала:
– Таблетки кончились. Эти новые – две тысячи стоят
– Возьму подработку, – ответил он.
Он сказал это спокойно, будто знал, где взять. Хотя не знал. В мебельном цеху заказов почти не было. Там хоть и платили живыми деньгами, но теперь Баранов, мастер, шептал всем про «штрафы». За что – никто не понимал.
Автобус до завода шел сорок минут. В салоне – сплошь серые лица, как под копирку. Все такие же, как он. Никто не разговаривал. Только радио бубнило про «рост производства». Игорь смотрел в окно. Северозаводск, как и вчера: серый, унылый, с провалами асфальта и облупленными фасадами.
На проходной охранник не поздоровался – зачем, если видит тебя каждый день.
Цех пах железом, потом и тоской. Молотки, стружка, гул станков. Время застыло где-то в восемьдесят девятом. Только плакаты сменились – теперь не «Пятилетку за три года», а «Работай эффективно – получай премию!».
Игорь включил свой токарный станок. Сталь визжала под резцом. В голове стоял гул – будто и там, внутри, тоже работал станок. Он думал о Сереже, о лекарствах, о том, что еще неделя – и в долг уже не дадут.
К обеду к нему подошел мастер участка Баранов – он же владелец мебельной мастерской. Якобы. Город маленький, как он сам говорил, надо крутиться. А сам маленький, нервный, всегда с папкой.
– Коваленко, ты там в мебельном косяк допустил. Заказ не принят.
– Какой еще косяк? Все ровно было.
– Клиент сказал – брак. Лихачеву делали, сам понимаешь.
– Так то Лихачев, директор же. Мы ему и делали?
– Ага. Так что готовься – штраф будет.
Игорь молчал. Слова «штраф будет» бахнули, как гильотина по листу стали.
После смены он зашел в мебельный цех, попытался выяснить, что за косяк. Ему ответили: «разберемся». И не разобрались.
Вечером дома Лена тихо сказала:
– Может, тебе на вахту? В Мурманске люди деньги зарабатывают.
– Там чужие, – ответил он. – Я тут свой.
– А толку?
Он промолчал.
За окном валил серый снег, похожий на пепел. Игорь стоял у окна и думал, что, может, где-то там, в тьме, действительно есть другой мир – где не нужно крутить железо, считать копейки и бояться штрафов. Но этот мир был не для него.
Он допил чай, затушил сигарету и тихо сказал:
– Завтра разберусь.
2
На следующее утро Игорь проснулся раньше будильника – вернее, раньше внутреннего хронометра, который никогда не подводил. Было еще темно, в квартире стоял запах вчерашнего картофельного пюре и холодного металла – от старой батареи, что гудела где-то у стены.
Он сел на кровати, долго смотрел в пустоту. Сегодня разберусь, сказал себе. И впервые за долгое время почувствовал злость – холодную, тяжелую, как кусок чугуна в ладони.
Лена спала, сыновья мирно сопели. Он оделся тихо, чтоб не разбудить, и вышел в подъезд. Лампочка на площадке моргнула пару раз и сдохла – будто устала жить.
На улице валил липкий и тяжелый снег. Северозаводск просыпался лениво: гул машин, запах дешевого дизеля, редкие фигуры в серых куртках. Все это было похоже на один большой цикл.
На заводе его встретил тот же гул. Станки, как и люди, несли свою повинность без жалоб. Баранов появился ближе к обеду – довольный, как кот, что вылизал сметану.
– Ну что, Коваленко, я тебе говорил – косяк серьезный. Клиент в ярости. Лихачев вчера устроил разнос, всех на уши поднял.
– Так я-то при чем? – тихо сказал Игорь. – Я все по чертежу делал, каждый шов, каждую деталь.
– Бумаги говорят обратное. Не бери в голову – подпишем акт, снимем с тебя ползарплаты, и все.
Игорь сжал кулаки.
– Ползарплаты? За что?
– Не кипятись. Лучше без скандала, а то знаешь – начальство у нас теперь нервное.
Баранов ушел, оставив на столе серую папку с актом. Подпись требовалась снизу. Подпишешь – признаешь, что виноват. Не подпишешь – не выплатят вообще ничего.
Игорь долго смотрел на бумагу, потом убрал ее в ящик.
В цеху по-прежнему пахло маслом и ржавчиной. Он работал, но мысли сбивались. Ползарплаты… Это значило, что лекарства Сереже не купить, и опять надо брать в долг у аптеки, а там уже намекали – без гарантий не дадут.
После смены Игорь не пошел домой. Он свернул в переулок, где стояла убогая вывеска «Мебельное производство Баранов и Ко».
Внутри было привычно тепло, оттуда несло лаком. За столом сидел бухгалтер, тучная женщина с лицом, будто вылепленным из дрожжевого теста.
– Мне бы с мастером поговорить, – сказал Игорь.
– А он занят, – ответила она, не поднимая глаз.
– Я подожду.
Через десять минут появился Баранов.
– Коваленко, ты чего приперся? Я ж сказал – все решено.
– Кто решал? Ты или Лихачев?
– А тебе какая разница?
– Большая. Если я не виноват – штрафа не будет.
Баранов ухмыльнулся.
– Слушай, Игорь, не ломай себе жизнь. Бумажки подписаны, все законно.
– Законно? – повторил Игорь, чувствуя, как внутри поднимается злость. – Законно у вас только то, что выгодно.
Он вышел, не попрощавшись.
Вечером дома Лена сказала, что приходила участковая – спрашивала, не сдает ли он квартиру кому-то. Игорь только усмехнулся. Значит, уже и туда добрались.
Он налил себе водки, дешевой, из синей бутылки, сел у окна. Снег валил без остановки, редкий свет фонаря прорезал темноту.
Штраф придумали. Чтобы закрыть чей-то косяк. Лихачев – жирный кот, ему все можно. А мне – копейки и долги.
На следующий день он все-таки решился. После смены пошел не домой, а к особняку Лихачева – за городом, на холме, где у богатых свой Северозаводск, с теплыми гаражами и охраной за заборами.
Дом был светлый, большой, с колоннами. За калиткой стояла собака, лаяла, будто чувствовала беду.
На пороге появился сам Лихачев – лысоватый, в халате, с сигарой.
– Ты кто?
– Коваленко. Токарь у вас.
– И что тебе нужно, токарь?
– С вами хотят по-человечески поговорить.
Он объяснил про штраф, про заказ, про лекарства. Лихачев слушал с улыбкой.
