Ольга Брюс ""

– Да, кроме тебя и Ксюхи, – ответил Сашка, размахивая душистым дубовым веником.

Лёха резко открыл глаза. Ксюха… Это имя прозвучало для него как удар грома среди ясного неба, пробуждая давно забытые, но не угасшие чувства.

– Так я не понял, а Ксюха вроде здесь, в городе? Мама говорила, замуж вышла, в одном подъезде с ней живёт. Как это не было её на встрече?

– Ксюха твоя как вышла, так и развелась, – сообщил Артём. – Года два назад, наверное. А после этого вообще сама не своя. В общем, не до гуляний ей. Даже трубку не взяла, когда её на встречу звали.

– Вот так поворот! – Лёха уставился в потолок. Мысли закружились в голове. – Странно. Почему мама мне не сказала? Она же всегда все новости мне докладывает.

Артём и Сашка переглянулись, и на их лицах появились хитрые ухмылки.

– Да знает тебя мамка, как облупленного, – хмыкнул Сашка. – Напьёшься сейчас, пойдёшь к ней в дверь ломиться. Как раньше. Что, не помнишь, как на выпускном у неё под окнами песни пел, и потом в форточку лез?

Лёха покраснел, вспомнив тот позорный эпизод из юности.

– Да помню я, помню, – пробормотал он, отмахиваясь. – То раньше было. Сейчас же взрослые люди. У меня семья. У неё тоже… была…

– Ты скажи лучше правду нам, браток, – встрял Артём, наклоняясь ближе. – Никому не скажем. Дала тебе Ксюха тогда на выпускном? Или продинамила, как всегда?

Лёха грустно опустил голову, опершись локтями о колени.

– Как всегда… – выдохнул он, и в его голосе слышалась давняя, но не угасшая тоска. – Я за ней с первого класса бегал, и шиш там! Так и осталась в моих фантазиях эта Ксюха!

Парни громко засмеялись, их смех наполнил парную, заглушая шипение камней. Артём похлопал Лёху по спине, утешая.

– Ничего, брат! Зато теперь есть что вспомнить! И о чём мечтать!

Вскоре парни перевели тему, и о своих юных похождениях, и о Ксюхе, которая так и осталась недостижимой мечтой, больше не вспоминали.

***

На следующий день Лёха сидел за завтраком на своей родной кухне. За окном светило яркое летнее солнце, а в доме пахло свежеиспечённым хлебом и утренним кофе, но у него самого во рту был привкус вчерашних посиделок. Мама, в своём любимом выцветшем халате, стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле.

– Мам, а Ксюха, говорят, развелась? – спросил Лёха, пытаясь завести разговор. Вчерашние слова Артёма и Сашки не давали покоя.

– Может и развелась, – недовольно ответила мама, очищая сваренные вкрутую яйца от скорлупы для любимого сыночка. – Я почём знаю?

– Ну, она вроде в одном подъезде с тобой живёт, – напомнил Лёха, наблюдая за её движениями.

– Ну, живёт, не значит общается, – отрезала мать. – Она вообще девка странная. Как была себе на уме, так и осталась. Ты как будто не знаешь?

– Знаю, – вздохнул Лёха, вспоминая все свои неудачные попытки ухаживания в школе. – Потому и спрашиваю.

– Ты лучше, чем болтать, в магазин сходи, – резко перевела мать тему, словно не желая обсуждать Ксюху. – Картошки для супа совсем нет, а я уже мясо почти сварила.

– Конечно, мам, схожу, – Лёха тут же согласился. – Заодно пивка холодного возьму. Ох, и посидели вчера с ребятами!

– А то я не почувствовала! – фыркнула мама. – Перегаром на весь дом надышал.

– Ладно тебе ворчать. Пошёл я за картошкой, – Лёха поднялся из-за стола, и вышел, чувствуя лёгкую головную боль.

Он сунул ноги в сланцы и в старых шортах и выцветшей футболке выскочил в подъезд. Спускаясь по скрипучим ступеням мимо площадки второго этажа, он увидел стоящую в углу девушку, докуривающую сигарету. Её фигура показалась ему до боли знакомой. Высокая, стройная, с длинными волосами.

– Ксюха, ты, что ли? – вырвалось у него прежде, чем он успел подумать.

Девушка резко обернулась. И тут Лёха ахнул. Время, казалось, лишь приумножило её красоту, добавив ей зрелости и какой-то особенной, притягательной женственности. Её волосы, длинные, каштановые, отливающие на солнце золотом, были распущены по плечам, мягкими волнами ниспадая до середины спины. Лицо, беленькое, без единой морщинки, сияло свежестью. Только маленькая родинка над верхней губой, которую он всегда так любил, оставалась неизменной. Под белоснежной маечкой, которая обтягивала её словно вторая кожа, угадывалась высокая, упругая грудь без лифчика, её очертания были настолько чёткими, что Лёха почувствовал, как сердце ёкнуло. Тонкая талия плавно переходила в округлые, соблазнительные бёдра, обтянутые легкими летними брюками. Она стала чуть полнее, но от этого только привлекательнее, её формы стали более аппетитными, а движения – более плавными и манящими.

Лёхе показалось, что вернулись прежние чувства, те самые, которые, казалось, давно угасли. Сердце забилось чаще, в груди стало жарко, а в животе запорхали бабочки, как в те далёкие школьные годы.

– Какие люди! – улыбнулась Ксюха, докуривая сигарету и бросая её в самодельную пепельницу из консервной банки, стоящую на подоконнике. Её улыбка была той самой, которая когда-то сводила его с ума. – К мамке приехал?

– Ага, проведать, – Лёха смутился, чувствуя себя мальчишкой, пойманным на месте преступления.

– А где выводок твой? Жена твоя где? – Ксюха оперлась спиной о стену, скрестив руки на груди.

– Дома остались, – ответил Лёха, стараясь говорить непринуждённо. – Они сюда не особо любят приезжать. Городские, не привыкли к такой тишине.

– Правильно, что в нашем мухосранске делать? – Ксюха хмыкнула. – Сколько там у тебя детей уже? Трое?

– Нет, пока двое. Сын и дочка, – Лёха улыбнулся, вспоминая своих чад. – На третьего никак не решимся.

– Молодцы! – Ксюха проговорила это с какой-то скрытой завистью, её взгляд на мгновение стал грустным.

– А ты как? Замуж вышла? – Лёха сделал вид, что ничего про неё не знает.

– Вышла. Да. – Ксюха вздохнула. – Пожила чуток замужем. Да и подумала: пора завязывать с этим. Не моё это.

– А чего так?

– Да козлы вы все, – вдруг резко выдала Ксюха.

Лёха опешил.

– С чего это?

– Да, не бери в голову, – Ксюха махнула рукой. – Это я так… Вспомнила… Накатило. Проехали.

– Не говори, если не хочешь, – миролюбиво произнёс Лёха.

– А я и не говорю, – Ксюха улыбнулась, и в этой улыбке мелькнула игривость. – Ты лучше расскажи, чем занимаешься в этом своём… где ты там?

– В Екатеринбурге, – ответил Лёха.

– А, вот, а то меня спрашивали, а я даже не вспомнила, представляешь, – Ксюха притворилась, что забыла, но в её глазах читалось лукавство.

– А кто спрашивал?

– Девчонки. Вспоминали, кто с кем… Ну ты понял… На выпускном. Кто, с кем и как… про тебя и меня вспоминали.

– И чего они?

– Спросили, дала ли я тебе тогда. Я сказала, что дала.

Лёха почувствовал, как кровь приливает к его лицу.

– Ну… это же неправда, – немного обиженно произнёс Лёха.

– А тебе-то что? – Ксюха приподняла бровь, её губы изогнулись в хитрой усмешке. – Какая тебе разница?

– Да нет, ничего, – Лёха отвёл взгляд, пытаясь скрыть своё смущение.

– Погоди, ты что, обиделся, что ли? – Ксюха наклонилась к нему, внимательно вглядываясь в его лицо.

– Нет, – буркнул Лёха, отворачиваясь.

– Да ты посмотри! Точно обиделся! – она залилась звонким смехом. – У тебя сейчас лицо один в один, как тогда! Вот точно так же ты на выпускном обиделся, когда я тебя отшила.

Ксюха умело спародировала обиженное лицо Лёхи, надув губы и сдвинув брови, что выглядело очень смешно.

– Да ладно, отстань, – отмахнулся Лёха, но он уже не мог сдержать улыбки.

Ксюха посмотрела на него игривым взглядом, её глаза блестели. Она сделала шаг ближе, и Лёха почувствовал её слабый, но такой знакомый аромат.

– А хочешь, мы всё исправим? – сказала она, подмигивая, и её голос вдруг стал бархатистее.

– Что исправим? – Лёха почувствовал, как сердце замирает в предвкушении.

– Идём за мной! – Ксюха развернулась и, не дожидаясь ответа, лёгкой походкой, словно кошка, направилась к своей квартире, призывно поманив его рукой.

Ксюха потянула Лёху за руку, её пальцы были прохладными и чуть влажными. Он, словно под гипнозом, неуверенно пошёл за ней, совершенно забыв про картошку и мамины ворчания. Сердце колотилось в груди, отбивая какой-то сумасшедший ритм. Как только за ним захлопнулась дверь её квартиры, Ксюха быстро закрыла её на два замка, щёлкнув щеколдой, словно запирая их двоих от всего мира. Затем она прошлась по квартире, закрывая все шторы, погружая комнаты в мягкий полумрак. Свет проникал лишь сквозь тонкие щели, создавая интимную, таинственную атмосферу. Ксюха повернулась к нему, её глаза блестели в полумраке.

Она завела его в гостиную, где стоял старый, но очень мягкий диван, покрытый пледом.

– Жди здесь, – сказала она, и в её голосе звучала едва уловимая нотка предвкушения.

Она ушла в другую комнату. Её не было несколько секунд, но для Лёхи это ожидание тянулось, как вечность. Каждый шорох, каждый звук казался усиленным в этой тишине. Он слышал, как что-то шуршит, как что-то падает, но понять, что именно, не мог. Воздух в комнате наполнился каким-то тонким, цветочным ароматом, который он узнал бы из тысячи – её аромат.

Наконец, она появилась в дверном проёме, и Лёха затаил дыхание. Его сердце пропустило удар. На ней было то самое платье, в котором она была на выпускном – нежное, струящееся, из лёгкой ткани цвета персика. С ума сойти, она в него до сих пор влезала, в то время как объёмы некоторых других одноклассниц Лёхи увеличились вдвое. Платье подчеркивало её тонкую талию, стройные ноги, соблазнительные изгибы бедер. Оно казалось ещё более соблазнительным, чем тогда, десять лет назад.

Даже причёску Ксюха сделала почти такую же, какая была на выпускном – собрала волосы сверху, закрепив их блестящим крабиком, оставив несколько свободных прядей, которые мягко обрамляли её лицо.

Грациозной походкой, которая всегда так его манила, Ксюха подошла к Лёхе. Он сидел на диване, не смея пошевелиться.

– Потанцуем? – спросила она, протягивая ему руку.

– Д-давай, – Лёха с трудом говорил, его голос осип. Он протянул руку и взял её ладонь. Кожа Ксюхи была мягкой и тёплой.

Ксюха поставила музыку на старом магнитофоне – что-то из репертуара того времени, когда они прощались со школой, медленную, чувственную мелодию, под которую они танцевали на выпускном. Затем она взяла за руку своего кавалера и, обхватив его тело, положила его ладони на свою талию.

Лёха почувствовал, как внутри него загорелся огонь. Этот огонь медленно согревал его тело, поднимаясь снизу вверх, и остановился чуть ниже живота, обеспечив туда нужный прилив крови. От её прикосновений по телу пробежала волна мурашек.

– О, а ты не забыл меня! – улыбнулась Ксюха, сильнее прижимаясь к своему кавалеру, так что Лёха почувствовал упругость её груди через тонкое платье, тепло её тела, её дыхание на своей шее. Её бедра мягко касались его, и он ощутил, как её тело будто сливается с ним, словно они были созданы друг для друга.

Лёха сам не заметил, как его руки спустились на её ягодицы. Его пальцы ощутили нежную упругость её кожи через тонкую ткань платья. Он приподнял Ксюху за них, и, не отрывая взгляда от её горящих глаз, понёс её на диван.

– Подожди! – одёрнула его Ксюха, но в её голосе не было ни капли сопротивления, лишь игривость. – Я должна поломаться. Я же приличная девушка!

Но Лёха её не слушал. Он уже не мог себя сдерживать. Его разум был затуманен желанием. Он приподнял её платье, обнажив её белые, изящные ножки и бежевые трусики, которые едва скрывали интимные места.

– Вау, Лёша! – подбадривала его Ксюха интригующим голосом, который обжигал его слух. – Если бы ты тогда был таким настырным…

Но он её уже не слушал. Он снимал с себя шорты и всё остальное, что мешало ему, и ложился на диван, притягивая Ксюху к себе. Он потянулся руками к её груди и освободил её набухшие соски, опустив немного платье. Её грудь была полной, упругой, а соски – твёрдыми и манящими. Прикоснувшись к ним губами, он почувствовал, что больше не может себя сдерживать. Его тело дрожало от предвкушения. Он снял с неё трусики, и его глаза расширились от открывшегося вида. Затем он стал нежно, но настойчиво входить в неё, чувствуя, как её тело обволакивает его, как она тесно прижимается к нему.

Она ещё некоторое время поиграла с ним, сжимая его своими бедрами, как будто не пуская его дальше, наслаждаясь его нетерпением. Но вскоре её сопротивление ослабло, она обмякла и отдалась ему полностью, не сдерживая своих стонов, которые мягко сливались с музыкой. Её руки обхватили его шею, пальцы впились в его спину.

– Стой, остановись! – неожиданно прервала она его, когда Лёха уже почти достиг пика. Лёха было подумал, что это такая игра, и Ксюха хочет остановиться в самый сладкий для него момент. От этой женщины, которая так долго была его тайным желанием, можно было ожидать чего угодно. В его голове пронеслась мысль: «Вот, опять она меня дразнит!».

– Я хочу быть сверху! – сказала она, и в её глазах горел огонь, а губы растянулись в хищной улыбке. Она оттолкнула от себя его, чтобы поменяться местами. Он подчинился и сел на диван, откинувшись на его мягкую спинку, наблюдая за ней. Она взобралась на него, оседлав его бёдра, и запустила свои пальцы в его курчавые волосы.

***Лёха почувствовал тепло её тела, её страстное желание, которое передавалось ему через каждое прикосновение. Она двигалась так нежно, но в то же временно была хозяйкой момента, контролируя весь процесс – как только он приближался к финалу, она замедлялась, наклонялась над ним, страстно целуя его в губы, её язык исследовал его рот, не давая ему сосредоточиться. Всё это время она смотрела в его глаза и улыбалась, словно для неё это было не совокупление, а какая-то игра, танец, в котором она вела. Её грудь мягко касалась его лица, а её волосы щекотали его кожу. Наконец, Лёха, больше не имея сил себя сдерживать, разразился семенем прямо внутри неё, чувствуя невероятное облегчение и наслаждение. После этого силы будто покинули его, и он откинул голову назад, закрыв глаза, чувствуя её благодарность в виде лёгких, но всё ещё нежных поцелуев в шею, которые обжигали его кожу. Её тело тяжело опустилось на него, и они замерли в объятиях, слушая биение своих сердец.

Тишина, нарушаемая лишь редкими вздохами, опустилась на комнату. Дальше они лежали рядом, едва умещаясь на узком диване, их тела были переплетены, кожа горела от прикосновений. Лёха нежно поглаживал её тело: проводил ладонью по животу, поднимался к груди, затем к плечам, касался губами её шеи, чувствуя её нежный, едва уловимый аромат. Она улыбалась, казалась, если не абсолютно счастливой, то глубоко удовлетворённой, её глаза были полуприкрыты, а на губах играла лёгкая, загадочная улыбка.

«Что дальше?» – мелькнуло в голове у Лёхи. Ему было так хорошо, так спокойно, что он не хотел, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. В его голову закралась даже шальная мысль о том, что он готов всё перечеркнуть ради Ксюхи, бросить Женю (свою супругу) и детей, которых он оставил в Екатеринбурге. Лишь бы остаться с ней – с этой женщиной, которая была мечтой всего его детства, недосягаемой звездой, а теперь оказалась такой реальной, такой близкой. Он набрался смелости, повернулся к ней, и его голос дрогнул от волнения.

– Давай будем вместе! – неожиданно предложил он ей, его слова прозвучали как эхо в тишине.

Ксюха приоткрыла глаза, посмотрела на него игриво и улыбнулась.

– Мы, итак, вместе!

– Нет, ты не поняла, – он приподнялся, опираясь на локоть, и посмотрел ей прямо в глаза, стараясь вложить в каждое слово всю искренность. – Вместе, в смысле, всегда вместе. Навсегда. Я готов оставить семью… Я готов ради тебя. Я готов переехать сюда, бросить всё. Я хочу быть только с тобой.

Ксюха смотрела на него сначала кокетливо, на её губах играла та же игривая улыбка. Но в какой-то момент, словно по щелчку, во взгляде её вспыхнула искорка презрения, холодного и колкого. Улыбка сползла с её лица, и оно стало жёстким.

– Я же говорила, – произнесла она осуждающим тоном, и её голос вдруг стал ледяным, как зимний ветер. – Что все вы – козлы!

Лёха опешил. Он почувствовал, как кровь отливает от лица. Его словно окатило ледяной водой. Он думал, что между ними, наконец-то появилась симпатия, та самая химия, которую он так долго ждал. Он верил, что она чувствовала то же самое. Но все эти чувства возникли только у него. Она всего лишь отдала долг. Тот самый, что остался с выпускного, когда он так настырно добивался её внимания. Для неё это была лишь игра. Не более.

***

Минуту спустя он стоял возле её закрывшейся двери, в коридоре было темно и тихо. В голове крутились мысли, словно рой диких пчёл. Он не мог поверить, что всё так закончилось. Но, несмотря на унижение и боль, он ловил себя на мысли, что он думал только о том, как же он хочет повторить всё то, что случилось с ним в этот волшебный день. Как он хочет снова ощутить её тело рядом, её дыхание, её прикосновения.

В этих мыслях, словно в тумане, он дошёл до родительской квартиры, поднялся по лестнице, открыл дверь и вошёл. В квартире пахло свежеприготовленным обедом. Мать сидела на кухне и ждала его.

– Ну, и где картошка? – она подняла взгляд на сына, и её вопрос вернул его в реальный мир.

Картофель! Он ведь ходил в магазин за картофелем!