Алексей Небоходов "Не говори Пустоте Да"

Дом Советов – единственное пятиэтажное здание в центре города, построенное ещё при Сталине – выделялся среди деревянных построек как динозавр среди ящериц. Серый, с претензией на монументальность, с облезающей штукатуркой и железными балконами, он считался элитным жильём в Стрептопенинске. Алевтина помнила, как в детстве они с Верой мечтали жить в таких квартирах – с горячей водой, не отключаемой летом, с телефонами и мусоропроводом на каждом этаже.

Квартира Веры находилась на третьем этаже. Алевтина поднялась по выщербленным ступеням, отметив контраст между обшарпанным подъездом и новой, явно дорогой дверью – дубовой, с бронзовой фурнитурой и глазком в позолоченном обрамлении.

Гостья нажала на звонок, и из-за двери раздалась мелодичная трель – не обычный резкий звук, а что-то похожее на колокольчики. Через несколько секунд дверь распахнулась, и на пороге появилась Вера.

Семь лет изменили её до неузнаваемости. Из нескладной девушки Вера превратилась в женщину, сознающую свою привлекательность и умеющую её использовать. Крашеные платиновые волосы, собранные в высокий небрежный хвост, яркий макияж с акцентом на глаза. Шёлковый халат бордового цвета, плотно обхватывающий фигуру, был расстёгнут достаточно глубоко, чтобы показать ложбинку между грудей, украшенную золотым кулоном в форме ключа.

– Аля? – глаза Веры, подведённые чёрным, расширились от удивления. – Алька, чёрт возьми! Какими судьбами?

Алевтина улыбнулась – не тёплой улыбкой старой подруге, а профессиональной, отработанной на деловых встречах.

– Здравствуй, Вера. Можно войти?

– Конечно, заходи, – Вера отступила, широко распахивая дверь. – Не ожидала тебя увидеть, если честно. Все говорят, ты прилетела выходить замуж за покойника, но я думала, ты будешь слишком занята примеркой свадебного платья.

В её голосе звучала смесь иронии и любопытства. Бывшая подруга держала бокал с чем-то тёмно-красным – судя по запаху, вино не из дешёвых.

Алевтина вошла в квартиру и осмотрелась. Прихожая поражала контрастом с подъездом – мраморная плитка на полу, зеркало в позолоченной раме, антикварная консоль с причудливыми ножками, на которой стояла хрустальная ваза с живыми цветами.

– Проходи в гостиную, – Вера махнула рукой в сторону открытой двери. – Хочешь вина? Или чего покрепче? У меня есть отличный коньяк, Антон из Франции привозил.

– Вино, пожалуй, – ответила Алевтина, проходя вслед за хозяйкой.

Гостиная выглядела словно перенесённая из парижской квартиры. Тяжёлые бархатные шторы, диван и кресла в стиле рококо, картины в золочёных рамах, хрустальная люстра, ковёр с замысловатым восточным узором. Всё это великолепие странно смотрелось в стандартной советской квартире с низкими потолками и узкими окнами.

– Присаживайся, – Вера указала на диван и направилась к бару, уставленному бутылками. – Рассказывай, как Москва? Всё так же пожираешь слабых и наступаешь на головы конкурентов?

Алевтина села, чувствуя, как проминается мягкая обивка дивана.

– У меня всё хорошо, спасибо, – сдержанно ответила гостья. – А ты как? Я слышала, ты была… близка с Антоном Густавовичем.

Вера обернулась, протягивая бокал с вином, и рассмеялась – громко, с ноткой цинизма, которого Алевтина не помнила в прежней застенчивой подруге.

– "Близка" – это так дипломатично из твоих уст. Да, я была его шлюхой, если говорить прямо. Три года. – Вера опустилась в кресло напротив и закинула ногу на ногу, не заботясь о том, что халат задрался, обнажая бедро. – А ты, значит, решила стать его женой. Посмертно. Забавно, правда? Я трахалась с ним живым, а ты будешь спать с ним мёртвым.

Алевтина сохраняла непроницаемое выражение лица, хотя внутри всё сжалось от отвращения.

– Я здесь ради наследства, ты же понимаешь, – москвичка отпила вино, отметив его действительно хорошее качество. – Мне просто интересно… какой он был? К чему мне готовиться?

Вера откинулась на спинку кресла, разглядывая бывшую подругу оценивающим взглядом.

– Готовиться? – хозяйка хмыкнула. – Ну, если ты про то, как он был в постели, то могу рассказать. Он был как бык, Алька. Прижмёт к стенке – и не вырвешься.

Вера сделала глоток вина, не отрывая взгляда от Алевтины.

– Любил всякие игры. Подчинять, командовать. В мэрии своей меня на столе брал, прямо на документах. Говорил, что так интереснее – секретарша за дверью сидит, посетители в приёмной ждут, а он трахает свою девочку и ржёт.

Алевтина приподняла бровь, оценивая откровенность бывшей подруги с холодным профессиональным интересом. Взгляд скользнул по вульгарной роскоши квартиры, по бокалу в руке Веры, по расстёгнутому халату. Две хищницы разного калибра. Где-то под слоями цинизма мелькнул образ – крыша гаража, болтающиеся ноги, детские секреты – но Алевтина отогнала его, как назойливую муху.

– Но щедрый был, зараза, – продолжила Вера, обводя рукой гостиную. – Эту квартиру после третьей ночи подарил. Сказал, что я ему понравилась, что "отрабатываю" хорошо. А потом пошли подарки – шубы, украшения, поездки за границу. В Ниццу возил, представляешь? Я, Верка из Стрептопенинска, на французском пляже загорала рядом с миллионерами!

Собеседница говорила с гордостью, словно материальные блага полностью оправдывали способ их получения.

– А почему вы расстались? – спросила Алевтина нейтральным тоном.

Вера поморщилась и залпом допила вино.

– Молоденькую нашёл, постройнее. Ему же всегда свежее мясо нужно было. – Хозяйка встала и направилась к бару за новой порцией. – Но, знаешь, не обидел. Квартиру оставил, содержание назначил. Я теперь салон красоты держу – "Вера-люкс", может, видела на центральной улице? Не бедствую.

Алевтина видела этот салон по дороге – кричаще-розовая вывеска, стразы, золочёные буквы. Типичная провинциальная безвкусица, которая, видимо, казалась Вере верхом шика.

– И всё-таки, – настойчиво продолжила гостья, – какой он был… как человек? Что о нём говорили в городе?

Вера вернулась с полным бокалом и снова села в кресло, на этот раз подогнув под себя ногу.

– Разное говорили. Что деньги у него нечистые, что связи в столице мутные. Но кому какое дело? Он город держал на плаву, завод работал, зарплаты платили. А то, что девок молодых любил и особняк себе отгрохал как дворец – так это его право. Он хозяин был, понимаешь? Настоящий хозяин.

Вера замолчала на секунду, словно вспоминая что-то, и её взгляд стал отстранённым.

– Знаешь, в нём что-то такое было… страшное временами. Особенно когда злился. Глаза становились… не как у человека. И холод от него шёл, как от ледяной глыбы. В такие моменты я его боялась до усрачки, если честно.

Алевтина внимательно наблюдала за бывшей подругой, отмечая, как меняется лицо при этих воспоминаниях – маска циничной женщины на мгновение спала, обнажая испуг той девчонки, которой Вера была когда-то.

– А что ты знаешь о традициях его семьи? – спросила москвичка. – Об этой… свадьбе с мертвецом?

Вера передёрнула плечами, словно отгоняя неприятные мысли, и лицо снова стало насмешливым.

– Ничего конкретного. Он не любил об этом говорить. Только раз обмолвился, что его род особенный, что кровь у них не такая, как у простых смертных. Я тогда не придала значения – мало ли что мужик в постели болтает. – Вера усмехнулась. – Но знаешь, было в нём что-то… нечеловеческое. Особенно когда он… ну, ты понимаешь. В самый момент. Словно другое существо просвечивало сквозь кожу.

Алевтина подавила дрожь. Слова Веры перекликались с рассказом отца о странностях на заводе, о существе в подвале с глазами не человеческими.

– И вот теперь ты станешь его женой, – продолжила бывшая подруга, наклоняясь вперёд и понижая голос до интимного шёпота. – Представляешь, ты станешь его женой! Посмертно! Интересно, он и с тобой в постели будет таким же горячим?

Бывшая подруга засмеялась – злорадно, с каким-то нездоровым весельем. Алевтина сохраняла бесстрастное выражение лица, хотя внутри всё сжалось от отвращения и страха.

– Это просто формальность, Вера, – холодно ответила москвичка. – Три дня странных ритуалов, а потом я вернусь в Москву с наследством, которое сделает меня одной из самых богатых женщин страны.

– Если вернёшься, – неожиданно серьёзно сказала Вера, и взгляд стал острым, почти хищным. – Не всех своих баб Антон отпускал.

– Что ты имеешь в виду? – Алевтина нахмурилась.

Вера пожала плечами и снова натянула на лицо маску циничного веселья.

– Ничего особенного. Просто слухи ходят разные. В городе говорят, что до тебя были и другие кандидатки в посмертные жёны. Просто… не все дожили до церемонии.

Вера отпила вино, наблюдая за реакцией гостьи поверх бокала.

– Не пугай меня детскими страшилками, – Алевтина поставила бокал на столик. – Я не верю в мистику. Длиннопёров мёртв, и никакие ритуалы этого не изменят.

– Как знаешь, – Вера откинулась на спинку кресла. – Я просто подумала, что должна тебя предупредить. По старой дружбе.

Алевтина встала, показывая, что визит окончен.

– Спасибо за вино и за… информацию.

Вера тоже поднялась, запахивая халат плотнее.

– Не за что, дорогая. Удачной тебе свадьбы. И брачной ночи.

Хозяйка проводила Алевтину до двери, и уже на пороге, когда гостья собиралась уйти, внезапно схватила за руку.

– Знаешь, что самое странное? – прошептала Вера, и глаза были совершенно серьёзными. – Мне иногда кажется, что он до сих пор приходит сюда. По ночам. Я просыпаюсь от ощущения, что кто-то смотрит. И в комнате холодно, хотя окна закрыты. А потом я чувствую его запах – одеколон "Дипломат" и ещё что-то… сладковатое. Как тухлое мясо, но не совсем. Более… пряное.

Алевтина вздрогнула, узнавая в этом описании слова, которыми отец характеризовал запах в подвалах завода.

– Ты просто пьёшь слишком много, – сказала москвичка, высвобождая руку из цепкой хватки Веры. – И у тебя богатое воображение.

– Возможно, – Вера улыбнулась, но в глазах сохранялась тревога. – В любом случае, будь осторожна, Алька. Традиции его семьи… они не просто так существуют столько веков.

Алевтина кивнула и вышла из квартиры, чувствуя облегчение, когда дверь закрылась за спиной. Она быстро спустилась по лестнице, жадно вдыхая затхлый воздух подъезда, который казался чище после тяжёлого аромата дорогих духов в квартире Веры.

На улице женщина остановилась, глядя на праздничные приготовления по всему городу. Рабочие уже почти закончили арку, украшая её белыми и красными цветами. Мимо прошла группа музыкантов с инструментами – видимо, местный оркестр, нанятый для свадебной церемонии. Все кивали Алевтине, некоторые даже улыбались, словно она была обычной счастливой невестой.

"Я не верю в мистику," – повторила про себя фразу, сказанную Вере. Но где-то глубоко внутри шевельнулся страх – иррациональный, первобытный, от которого не спасал ни московский лоск, ни рациональный ум. Что, если в словах Веры, в рассказах отца, в предупреждении Георгия была доля правды? Что, если традиции семьи Длиннопёровых оказались чем-то большим, чем просто суеверия?

Алевтина тряхнула головой, отгоняя эти мысли. Пятьсот миллионов долларов. Особняк на холме. Завод. Дом в Лондоне. Шато во Франции. Вот что имело значение. Вот за чем она приехала. А всё остальное – просто провинциальные сказки, призванные напугать московскую выскочку, осмелившуюся претендовать на состояние местного "хозяина".

С этой мыслью невеста направилась обратно к дому родителей, чувствуя, как взгляды горожан следуют по пятам, словно тени, от которых невозможно скрыться в маленьком городке, где все знают всё и обо всех.

Вечерняя тишина в доме Каглицких нарушалась только монотонным тиканьем старых часов на кухонной стене и негромким шорохом фотографий, которые Лидия бесцельно перебирала, сидя за столом. Свет единственной лампы под выцветшим абажуром создавал вокруг островок желтоватого света, за пределами которого кухня тонула в сумраке. Пальцы Лидии, с коротко остриженными ногтями и огрубевшей от домашней работы кожей, методично двигались от одного снимка к другому – лица родственников, семейные праздники, детские дни рождения – всё то, от чего Алевтина старательно отгораживалась все эти годы.

Варя появилась в дверном проёме бесшумно, как тень. Младшая сестра остановилась на пороге кухни, наблюдая за Лидией, которая, казалось, не заметила присутствия. В этот момент старшая сестра выглядела старше своих двадцати трёх – глубокая морщинка между бровей, плотно сжатые губы, напряжённая линия плеч. Свет лампы подчёркивал эту напряжённость, превращая обычную домашнюю сцену в нечто тревожное, почти зловещее.

– Опять старые фотки смотришь? – негромко спросила Варя, делая шаг в кухню.

Лидия вздрогнула и подняла голову. На мгновение в глазах мелькнуло что-то похожее на страх, но она тут же овладела собой.

– Искала кое-что, – ответила девушка, собирая фотографии в стопку. – Не спится?

Варя подошла к столу и опустилась на стул напротив сестры. В движениях сохранялась подростковая угловатость, неловкость тела, ещё не до конца осознавшего свои пределы.

– Не могу заснуть, – призналась младшая, потянувшись к чашке с недопитым чаем перед Лидией. – Слишком много всего происходит.

Варя отпила глоток уже остывшего чая и поморщилась. В наступившей тишине отчётливо слышалось, как где-то на втором этаже скрипнула половица – Алевтина ходила по своей комнате, словно запертый зверь по клетке.

– Лида, – Варя поставила чашку и наклонилась ближе, понизив голос, хотя их никто не мог услышать, – зачем ты всё это затеяла? Эту… свадьбу? Втянула Алю, нас всех?

Лидия вздрогнула, как от удара, и взяла со стола чайную ложку. Пальцы сжались вокруг серебряной ручки так, что костяшки побелели.

– Не понимаю, о чём ты, – сказала старшая сестра, старательно глядя мимо Вари.

– Брось, – Варя подалась вперёд. – Я же видела, как ты звонила ей в Москву. Слышала твой разговор с Тучковым на прошлой неделе. Это ты предложила Алю в качестве… невесты.

Лидия начала постукивать ложкой по краю стола – размеренно, с одинаковыми интервалами между ударами. Звук получался приглушённый, но отчётливый, словно отсчитывающий время.

– Иначе нельзя, Варюша, – наконец произнесла Лидия, и в голосе смешались напряжение и какая-то обречённая уверенность. – Это долг, традиция. Ты не понимаешь, какая сила у рода Длиннопёровых.

Тук-тук-тук – ложка выстукивала ритм, неумолимо, как метроном.

– Какая ещё сила? – Варя нахмурилась. – Лида, это же средневековье какое-то! Выдавать замуж за мертвеца? Что будет, если Аля откажется? Град побьёт урожай? Мор начнётся?

Но Лидия не улыбнулась. Она продолжала отстукивать ритм, глядя куда-то поверх плеча младшей сестры.

– Есть вещи, которые лучше не проверять, – тихо сказала старшая. – Традиции существуют не просто так. Особенно наши. Ты думаешь, это случайность, что от нашей семьи в Стрептопенинске осталось так мало людей? Что все мужчины Длиннопёровы умирали такими странными смертями?

Тук-тук-тук – ложка отбивала слова, будто заклинание.

– Когда умер прадед Густав, никто не устроил свадьбу, – продолжила Лидия. – И что случилось? В ту же ночь его младший брат умер во сне. Потом дядя Карл попал под поезд. Дед Вильгельм утонул в реке на трезвую голову. Проклятие, Варя. Настоящее проклятие рода.

– Лида, это просто совпадения, – Варя накрыла ладонью руку сестры, пытаясь остановить гипнотический стук. – Несчастные случаи случаются.

– А то, что видел отец в подвалах завода? – Лидия вырвала руку и продолжила стучать, теперь уже быстрее, словно пульс, участившийся от страха. – Это тоже совпадение? А странные звуки по ночам из особняка на холме? А люди, пропадающие в полнолуние?

Варя открыла рот, чтобы возразить, но в этот момент в дверях кухни появилась Алевтина. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, в шёлковом халате цвета слоновой кости, со скрещенными на груди руками. Лицо, лишённое косметики, казалось одновременно моложе и жёстче.

– А вот и наша московская звезда! – Лидия резко изменила тон, заставив ложку умолкнуть. Голос зазвучал почти игриво, с едва уловимыми нотками иронии. – Не спится в родных пенатах?

Алевтина молча прошла к столу и села на свободный стул, окинув сестёр оценивающим взглядом.

– Мне пора, – Варя поднялась, инстинктивно реагируя на возникшее напряжение. – Спокойной ночи.

Младшая поцеловала Лидию в щёку, кивнула Алевтине и выскользнула из кухни, оставив сестёр наедине.

Некоторое время они молчали. Лидия снова начала перебирать фотографии, но теперь в движениях появилась нервозность, словно не знала, куда деть руки. Алевтина наблюдала за сестрой с тем же холодным интересом, с каким наблюдала за подчинёнными в Москве, выжидая момент слабости для удара.

– Не спится, Алька? – наконец спросила Лидия, используя детское прозвище, которое, как знала, раздражало старшую сестру.

– В этом доме никогда нормально не спалось, – Алевтина пожала плечами. – Слишком тихо. В Москве я привыкла к шуму.

– Конечно, – Лидия усмехнулась, доставая из стопки старую фотографию. – В Москве всё лучше. Громче, ярче, богаче. Вот, смотри, нашла. Помнишь этот день?

Средняя сестра протянула снимок Алевтине. Три девочки на фоне старой яблони – Алевтина, серьёзная, с прямой спиной, тринадцатилетняя Лидия с косичками и маленькая Варя, ещё совсем ребёнок, с огромным бантом в волосах.

– Мамин день рождения, – Алевтина взглянула на фото без особого интереса. – Девяносто восьмой год, кажется.

– Девяносто седьмой, – поправила Лидия. – Последний день рождения перед тем, как ты начала готовиться к отъезду. Уже тогда ты смотрела мимо нас, словно мы были… недостаточно хороши для будущей московской штучки.

В голосе прозвучала горечь, которую Лидия не пыталась скрыть. Алевтина положила фотографию на стол и откинулась на спинку стула.