Она тут же влюбилась в плохого парня, начитавшись всяких книжек и насмотревшись фильмов. Но быстро столкнулась с тем, что в жизни всё бывает иначе, ведь гопник, когда заделал ей ребёнка, начал пить, распускать руки, а после сел за воровство. Когда вышел – попался на воровстве через неделю.
Об этом она писала особенно подробно.
Всё её общение с сыном заключалось в редких голосовых сообщениях, мол, "как дела?"
Конечно, она мне звонила после пробуждения, но ничего не поняла, а я ссылался на усталость. Долго с ней не говорил, только писал.
Сначала у меня были опасения, что она тут же поймёт неладное, но приедет она нескоро. Да и не особо она интересовалась парнем, который всё детство был предоставлен сам себе.
– Да куда ты едешь? – проговорил дед, глядя, как по зебре проехала группа пацанов на самокатах. – Совсем ни ума, ничего. Собьют же, – он покосился на меня.
Вспомнил он, по какой причине я попал в больницу. Ну а я смотрел в окно. Июль, жара. Вокруг много девушек в коротких шортах и юбках.
Я уже чувствовал, что у молодого тела есть свои потребности и ограничения. И, несмотря на долгое пребывание в больнице, они никуда не делись. Так что надо держать себя в руках по возможности.
Вообще, тёзка был достаточно скромным парнем. Я изучил его телефон – в основном там были всякие картинки и мемы, и разные видео для записи в ТикТок, которые он не успел выложить. Включая то, где был записан я сам в тот день, когда чуть его не сбил.
Живых снимков мало, фото девушек нет совсем, так что подруги у него не было. Да и вообще, он мало с кем общался вживую. В основном сидел в разных чатах, с кем-то переписывался, но среди них было много людей из других городов, а не из Кислевска.
Конечно, знакомые были, они писали, спрашивали, куда я делся и как себя чувствую. Я нейтрально отвечал, что в больнице, прихожу в себя. В подробности никто не вдавался, они присылали ободряющие картинки и стикеры и на какое-то время забывали.
Так что близких друзей у парня тоже не было. Хотя порой он с кем-то пересекался – играл в баскетбол во дворе и порой виделся с другими анимешниками. Аниме, судя по всему, он обожал смотреть особенно, как и обсуждать.
Были одногруппники. В телефоне нашлись контакты старосты из университета, где осенью ждала сдача весенней сессии, которую я пропустил. Но тут можно сослаться на здоровье, которое не позволяет учиться, а потом что-нибудь придумаю.
И кого-то Толя должен был знать в общаге, там же лежал ноутбук парня. А вот денег и ценностей у него особо не было. Только телефон, купленный в кредит, уже просроченный, ноутбук, за который кредит был выплачен весной. И ещё кредитная карта.
Короче, активов мало, зато были водительские права, полученные в девятнадцать лет. А кое-что ценное было у старого меня.
В целом, я уже спланировал, что и откуда начать. Начну прямо сегодня.
Дед за время дороги почти не говорил. Судя по всему, с внуком у них не было общего языка, и в целом дед казался мрачным. Чтобы не нарушать маскировку, я пока тоже помалкивал.
Будь у меня ресурсы ФСБ, я бы живо узнал всё и о парне, и о деде, и обо всех его родственниках до седьмого колена. Впрочем, у меня и сейчас были возможности это узнать. Но если таким будет пользоваться двадцатилетний пацан, это может вызвать вопросы. Секретность – моё главное оружие.
Дед так и ехал молча, но в какой-то момент вдруг произнёс:
– В институт звонили, – голос у него глухой. – Сказали, осенью надо будет сдавать хвосты. Готовиться. Так что давай без своих телефонов и мультиков китайских. У нас ещё будешь жить, – добавил дед. – В этих общежитиях ничего не подготовишь.
Тон у отставного офицера был такой, что возражения не предполагались. Но я с ним поговорю.
– Не, дед, – я подумал назвать его Фёдор Ильич, но вряд ли внук так обращался к родному деду. – Ты смотри, какая ситуация. Во-первых, в общежитии много чего лежит из моих вещей. Во-вторых, там знакомые, кто может помочь. В-третьих… ну, вот включите вы с бабушкой телевизор на всю катушку, будете смотреть сериалы.
– Я не смотрю сериалы, – буркнул Фёдор Ильич, покосившись на меня.
– Вот. А она смотрит. А ты новости смотришь, да? И всё – какая учёба? Будет телевизор вместо учёбы. А там телевизора нет.
– Так-то оно так, но там у тебя телефон есть.
– Телефон у меня всегда с собой. Думаешь, без него сейчас можно?
Я покрутил в руках айфон Толика с треснутым экраном. Фёдор Ильич промолчал, сжав губы.
– Без телефона сейчас никак, – продолжал я. – Но учёба, конечно, нужна…
Всё это время я смотрел на реакцию. Нет, ничего он не понял. Слишком мало он общался с внуком, но судя по виду, дед думал, что парень будет капризничать, а не вести разговор, уважительно, но в то же время твёрдо.
– Тут ты прав, да, – я убрал мобилу. – Надо и старые хвосты сдавать, и к новой сессии готовиться. Но мне же ещё восстанавливаться надо… с памятью до сих пор не всё в порядке.
– Так-то оно так, – пробурчал дед. – Да вот не лечат нынче ничего.
– Это же мозг, так просто не вылечишь. Главное – потихоньку, полегоньку. Тем более доктор сказал: чем больше узнаваемых мест вокруг – тем проще будет идти восстановление. А в общаге-то там всё знакомо. И на телефоне фотки смотрю, помогает. Так что всё мне нужно. Вот такие пироги. Так что немного у вас поживу, потом вернусь. Добро?
– Добро, – он кивнул, ничего необычного в этом для себя не услышав.
На самом деле в общаге жить я не собирался, при первой же возможности куда-нибудь съеду. Но какое-то время придётся оставаться у бабушки с дедушкой, потом студенческое общежитие – оно работает летом, я узнавал, а потом – по обстоятельствам. Главное, чтобы никто не мешал.
Но если с первого дня уйду в нелегальную деятельность и скроюсь, это станет подозрительно. Сейчас не восьмидесятые и не девяностые. Сейчас у каждого человека есть свой цифровой след.
И если свою деятельность я могу делать тайно, то жизнь молодого Толика нужно изображать, чтобы не вызывать подозрений.
Мы ехали дальше. Магнитолы нет, на зеркале заднего вида болталась ёлочка, которая почти не давала запахов. На бардачке были закреплены три автомобильные иконки.
Я поглядел назад, на лежащую на заднем сиденье сумку, и на чехол из-под удочки, торчащий в багажнике. Немного пахло валерьянкой. Ещё и одежда подходящая, и складной стульчик позади, и глина в протекторах.
Это всё объясняет. Да ты рыбак, Фёдор Ильич. Я вот, кстати, тоже учил Олега брать на рыбалку валерьянку. И рыбачить он любит до сих пор, я знаю.
– Как рыбалка этим летом? – спросил я.
– Ты же не рыбачишь, – дед снова на меня покосился.
– Так в больнице делать было нечего. Вот и сидел, видео смотрел про рыбалку, что-то заинтересовался. Потом вспомнил – ты же рыбак.
– Дождей маловато в этом году, – сказал он намного теплее. – Я же тебя звал в том году, ты не поехал. Вот тогда клевало. А в этом году так себе. Хотя есть места.
– Давай с тобой потом съездим, когда время будет.
Это растопило его суровое сердце. Дед тут же начал рассказывать всё подряд, вспоминая новости, политику и всё остальное.
Ну а я расслабился. Мне никогда не мешало с кем-то говорить и думать о своём.
С дедом было несложно, я для него – пацан его дочери, которого он совсем не знает. С другими будет сложнее. Но после такой травмы провалы памяти объяснимы, и все это понимают.
О парне я много чего узнал из его телефона. Знаю, что он чаще всего заказывает в доставках, что покупает на маркетплейсах, какие смотрит каналы и сайты.
Хотя история браузера была подозрительно чистая. Наверняка он её удалял. Молодёжь же любит шутить, говоря, что если не удалишь историю браузера, то её увидит товарищ майор.
Не знаю насчёт майора, но товарищ полковник посмотреть её не смог. Впрочем, вряд ли там было что-то действительно нужное.
Телефон вдруг звякнул, я его достал. Пришло сообщение от какого-то парня с ником jojokun и аватаркой с каким-то анимешным парнем в фуражке. Впрочем, у меня самого было что-то подобное, только там был рисованный парень в псевдо-военной форме и с мечом, больше похожим на огромный канцелярский нож с такими же пропилами.
«Выписался уже из больнички», – спросил он, но вопросительный знак не поставил.
«Да», – написал я.
«Красава, бро! Домой катишь или к нам в общагу зарулишь? Зацени Дандадан, второй сезон подъехал. Огонь! Только Турбобабки там мало».
Ничего не понял, поэтому выбрал стикер с грустным котом, укрытым пледом, Толя часто его присылал знакомым, причём по любым поводам. Собеседника это устроило, он больше ничего не писал.
Ну а мы с дедом тем временем приехали. «Нива» остановилась у первого подъезда старенькой девятиэтажки.
На второй этаж я поднялся пешком. Слабость небольшая, она скоро пройдёт. Немного беспокоила нога, но это мелочь. Тем более, сегодня меня ждёт большая прогулка.
Дед открыл своим ключом. Квартира вполне себе неплохая и просторная. За дверью находился достаточно большой коридор, где пол был обложен светлой плиткой, а слева стоял шкаф вдоль всей стены.
Затем было здоровенное межкомнатное пространство, где стояло ещё два шкафа: один для одежды и один для книг. В нём было достаточно много советских изданий, в том числе таких, которые в своё время были серьёзным дефицитом.
Санузел раздельный, но вместо ванной только душевая кабинка. Слева две комнаты: спальня и ещё одна гостевая, где стоял зелёный кожаный диван и был телевизор, подвешенный на стену. Справа было большое помещение, где в своё время сломали перегородку между кухней и комнатой, из-за чего освободилось много места.
Бабушка, она же баба Настя, она же Анастасия Фёдоровна, хотя она ещё совсем не старая, сидела на диване, раскладывая карты на журнальном столике с резными ножками. В углу стоял телевизор, по которому показывали «Давай поженимся».
У стены стоял шкаф со стеклянными дверцами, старый, в нём сервиз и фотографии дочери, то есть матери Толи, и его самого в детстве, то есть, теперь меня самого. Там же был фотопортрет деда в молодости, молодой бабушки в платье и снимок с их свадьбы.
Ещё было несколько наград в открытых коробочках. Я глянул на них мельком, но запомнил, и это сказало мне больше, чем телефон. Дед, оказывается, старый вояка, прошёл Афганистан и обе Чеченские. Боевой мужик, майор запаса.
– Ой, а худой-то какой, – произнесла бабушка, всплеснув руками, и подошла ближе. – Не, так дело не пойдёт, Анатолий Борисыч. Тебе надо мясо есть. А то одна кожа да кости.
Она потрогала пальцами худое плечо с татуировкой.
– Само собой, баба Настя, – сказал я, чуть усмехнувшись. – А то в больнице кормили не особо шикарно.
– Ой, да не то слово.
Бабушка накинула на себя передник, висящий на стуле, и пошла к холодильнику.
– Не то слово, – всё повторяла она. – Я же лежала весной. Утром кашка на воде, в обед супчик постный, причём в любой день, а не только когда поститься надо. А вечером – смех один, а не ужин. Говорила им тогда, что даже мне этого мало, а как вы мужиков-то таким кормите? Куда это годится? А они всё – диетическое, диабетическое.
Она хлопотала по кухне. Разожгла газовую плитку, достала из холодильника огромную белую кастрюлю с нарисованными сбоку жёлтыми цветами. Я отошёл, чтобы ей не мешать, и уселся в мягкое кожаное кресло, провёл руками по шершавым подлокотникам и взглянул на карты, лежащие на столике.
– Ну что, казённый дом выпал? – спросил я в шутку. – Или на что ворожишь?
– Откуда ты такие вещи знаешь-то? – Анастасия Фёдоровна посмотрела на меня. – Я тогда сказала, что ворожу, а ты на меня посмотрел, как на слабоумную. А у Петровны внук твоих лет вообще сказал ей, что ты, бабка, совсем с ума посходила на старости лет.
– Не, ты чего, – нашёлся я. – Это же сейчас модно.
– А, вот оно что, – бабушка вернулась к своим делам, заулыбавшись. – Как модно, так сразу не старая суеверная бабка, а какой-нибудь хендмейд, – она засмеялась. – Или как это называется-то?
– Молодёжь любит всякую фигню придумывать, – пробурчал дед, садясь на диван. – Хренмейд.
– А я тут ходила в магазин, – продолжала баба Настя. – Говорю, вот у вас же написано-то, что скидка для пенсионеров. А посчитали без скидки.
Дед тем временем с шелестом развернул газету и начал читать новости.
– А продавщица говорит, а покажите приложение для скидки. А я говорю: какое приложение? Связи-то нет. У меня не открывается. А вы что, спрашиваю, не верите, что я пенсионерка? А она мне снова про приложение. Вот же народ пошёл. И главное – говорит так грубо!
Баба Настя продолжала рассказывать, нарезая белый хлеб толстыми ломтями. Он свежий, судя по сильному запаху, который сразу пошёл в комнате.
– А я говорю, ваш магазин – страшно смотреть. Цены – ужас, фрукты гнилые, над ними мошки летают. Ещё и гомном воняет. А вы мне всё про приложение.
Лежащий на столе телефон оглушительно зазвонил.
– Верка, что ли, звонит? – спросил дед, поднимая голову.
– Незнакомый номер, – бабушка надела очки и присмотрелась к экрану. – Кто это, интересно. Да, я слушаю, – ответила она, нажав кнопку. – Здравствуйте. Да, я. Кто? Что?!
Лицо изменилось, баба Настя приоткрыла рот, глаза расширились.
– Да что вы говорите-то такое? Да не может такого быть. И что мне делать-то?
Не понравилось мне это, я решил вмешаться.
– Кто звонит? – спросил я, поднимаясь с кресла, опираясь на поручни.
– Какое дело? – переспросила бабушка в трубку, не слыша меня. – Какое дело? Вы что?
– Дай телефон, – произнёс я твёрже, уже понимая, к чему всё идёт.
Она замотала головой, мол, не дам, важный разговор.
– Дай телефон – повторил я.
Анастасия Фёдоровна протянула мне маленький смартфон. Бабушка достаточно продвинутая, технику более-менее освоила, чтобы звонить и писать. Но с подобными вещами она ещё разбираться не умела.
– Я слушаю, – сказал я.
– Говорит майор ФСБ Свиридов, – раздался чей-то голос, достаточно молодой для майора и слишком дерзкий. – Уведомляю вас, что против вас открыто дело о финансировании экстремизма.
– Какой-какой майор? – спросил я, улыбаясь.
– Свиридов, – повторил собеседник.
– И откуда?
– ФСБ! – напыщенно произнёс он.
– Не, ну понятно, что ФСБ. Только какой отдел таким занимается? Вы из местного управления или из центра?
Собеседник замялся.
