– Э-э-э… Я из уГоловного розыска, – он отчётливо «гэкнул».
– Так, ФСБ или Уголовный розыск? – спросил я, чётко выговаривая каждое слово, сдерживая смех.
Где-то на том конце провода кто-то сглотнул. Ну да, откуда им знать, в своих краях, как у нас тут всё устроено. Их задача – запугать жертву до полусмерти, а не знать структуру госбезопасности другой страны.
– Короче, – произнёс собеседник злым голосом, – если не хотите, чтобы на вас повесили статью…
– Так уголовный розыск – это полиция. Или у вас особый, уГоловный розыск? – я отчётливо «гэкнул», как он.
Тот в ответ заматерился и бросил трубку. Ну, это ещё консультанты по безопасности банков пока не звонили из ближайшей колонии. Так и с батяней Толика поговорить выйдет.
– Мошенники, – пояснил я, возвращая телефон бабушке. – Достали уже.
– Ох, не то слово, – она забрала телефон и вернулась к плите. – Тут про Петровну вспоминала, так ей недавно сын позвонил, мол, в аварию попал. По видеосвязи, его голосом! Она побежала кредит брать! Квартиру продавать хотела.
– И что потом?
– А он перезвонил, напугал, говорит, всё нормально. Но представь себе! Голос даже подделывают и лицо! Вот она и поверила.
С текущим уровнем нейросетей это немудрено. Вот Трофимов, кстати, никогда не говорит по мобильному телефону. Раньше он опасался, что его голос смонтируют, а теперь – что на его голосе обучат нейросеть.
У меня есть образец его голоса, но, скорее всего, за это время спрятанный диктофон найден. Я туда схожу, но сначала проверю, нет ли там засады или наблюдения. Если Трофимов или кто-то из связанных с ним людей нашёл ту приблуду, то они могли бы решить, что у меня есть сообщник. И вполне могли организовать засаду.
Хотя почти через два месяца такое вряд ли возможно, и всё же, рисковать нужно аккуратно. Сначала проверить, потом делать.
– И звонят, и звонят, – недовольно пробурчал дед, переворачивая страницу газеты. – А Верка-то приедет или нет? Ничего не говорила?
– Нет, не звонила, – ответила бабушка.
– Могла бы уж приехать, раз уж такое с сыном произошло.
– За мужика своего боится.
– Он сам кого хочешь боится.
Фёдор Ильич поморщился. Это они о матери Толика и о её сожителе.
Вскоре бабушка начала расставлять еду на столе. Обед – царский. Она налила мне огромную тарелку парящего борща с мясом. На второе – макароны по-флотски. Также был свежий хлеб, очень мягкий, и порезанные помидорки с луком. К сожалению, как и все помидоры в последнее время, это был безвкусный пластик, но всё остальное было на высшем уровне.
Анастасия Фёдоровна посмотрела на меня с тревогой. Наверное, думала, что парень ничего из этой роскоши есть не будет.
– Картошки фри и наггетсов нету, – развела она руками. – Что есть, то есть.
– Да какая картошка фри? – я уселся за стол и взял ложку. – Когда тут такое.
– Тебе чай или компот?
– Кофе есть? Чёрный, с молоком, без сахара.
– А можно? – с опаской спросила она.
– Немного можно.
Я начал есть суп, наваристый, очень густой. Он был таким же вкусным, как и выглядел.
Вес мне надо набирать, я слишком тощий. И мясо на костях надо наращивать. Так что тарелку я приговорил быстро.
– А сметанку-то забыл? – спросила бабушка.
– А что сметанку-то? – пошутил дед и полез в холодильник. – Вот есть сальце. Будешь?
– Буду, – ответил я.
– А это? – улыбающийся Фёдор Ильич держал в руках запотевший графинчик.
– И это буду.
Дед засмеялся, думая, что я пошутил. Хотя на самом-то деле я не шутил, а ответил на автомате. Но в моей ситуации со спиртным надо завязывать. Да и вообще, сейчас не для того.
– Толенька, ты прям всё съел, – произнесла бабушка, когда я закончил. – Молодец! Но… ты будто какой-то… другой. Обычно слова не скажешь, не разговариваешь с нами, телефон из рук не выпускаешь. А сегодня…
Я посмотрел ей в глаза и нашёл что сказать:
– Так соскучился, ба.
Она заулыбалась очень тепло.
А у меня в душе заскребли кошки. Парень-то в свои двадцать такой смерти не заслужил. Тем более, он был убит без всякой причины, случайно, переходя дорогу не в том месте. Киллеры сбили его на машине, когда уходили.
Но от возмездия они не уйдут. Не так много у Трофимова людей, способных запачкать руки, так что ему придётся с ними работать и дальше.
На них я выйду. Я помню их лица, узнаю о них всё. И не только. Я знаю и подельников Трофимова, всех, с кем он связан.
Пока я собираю данные, но в какой-то момент начну работать против него. Даже если у меня не будет надёжного союзника, я всё равно смогу подпортить ему кровь.
И кое-что я смогу сделать против него уже сегодня.
– Ладно, – я потёр живот.
Внутри разлилось тепло, а тяжесть совсем не мешала. Давно так сытно не ел. Уже чувствую себя сильнее. А всего-то надо было навернуть бабушкиного борща.
– Теперь надо будет походить, – я начал вставать.
– А куда это ты? – Анастасия Фёдоровна встревожилась. – Тебе отдохнуть надо.
– Отдохну немножко и пойду, – я кивнул. – Друзей надо повидать и узнать, что и как. Пару дней у вас поживу, потом в общагу вернусь. Там видно будет.
– Ну, если что, звони, дед приедет, – сказала бабушка.
Я привёл себя в порядок в ванной, сбрив редкую щетину на подбородке и под носом, помылся, переоделся, попрощался с ними и вышел во двор.
Ну что же, начинаем.
Сначала надо связаться с ведущим программистом проекта «Щит», убедиться, что он жив. Хотя я сомневался, что Воронцов столько времени просидит в глуши и никак себя не обнаружит.
Но я ему тогда сказал просто: хочешь жить – слушай, что говорю. И жди, сколько потребуется. Способ связи с ним займёт долгое время, но будет работать в любом случае.
И ещё надо будет забрать кое-что из своих вещей. В смысле, из вещей старого меня. Надо проверить, уцелели ли мои тайники.
Глава 4
Помню, был один случай пять лет назад, ещё до того, как возник проект «Щит».
Одна компания, которой фирма Трофимова оказывала услуги по безопасности, уволила системного администратора. Тот решил, что его уволили несправедливо, и оставил себе доступ к серверам, чтобы в нужный момент удалить все базы.
Это было грубейшим нарушением в нашей безопасности. Когда Трофимов об этом узнал, он рвал и метал, лишал всех премий и грозился уволить всех, даже нас с Петровичем. Пока не приняли меры, он не успокоился. И это было в его духе, такие проколы он не позволял их никому.
А вот во время работы над «Щитом» появились странности.
Там был не обиженный системный администратор, оставивший себе доступ. На этом секретном проекте погиб главный инженер производства дронов. Его смерть признали несчастным случаем, аварией по неосторожности.
Но за прошедший год погибали и другие: трое ведущих программистов, один за другим. Сценарий был схож – они увольнялись по разным причинам, а после погибали при загадочных обстоятельствах.
Один якобы подсел на запрещённые вещества, у другого была неразделённая любовь, без которой он не мог жить, а третий по ошибке хлебнул метилового спирта.
Учитывая, что все погибшие – обеспеченные парни до тридцати, эти смерти не очень соответствовали их возрасту и образу жизни.
Петрович, который тогда был куратором по безопасности проекта, задался вопросом, что происходит. Но Трофимов его успокаивал: мол, они же уволились, это уже не наша ответственность. Занимайся своей работой.
После скончался и сам Петрович. Остановка сердца, как говорили врачи, а причина – алкоголь, жирная вредная еда и любовь к ваннам с очень горячей водой. В такой ванне он и умер, в ней его и нашли.
Петрович и правда много болел, и выглядел сильно старше своего возраста. Но я всё равно начал копать, а после узнал и о смертях среди бывших сотрудников, и о главном инженере, и о прочем.
Теперь знаю, что погибших пытались подкупить. У этих пацанов был стержень, они отказывались, обращались к службе безопасности, после чего принимались меры.
Всё хорошо, враг не прошёл… Вот только через месяцы после этого парней выживали из компании, притесняли, требовали уволиться, хотя, казалось бы – это важный секретный проект государственной важности, такого здесь быть не должно в принципе. Но их списывали, как неподходящих, или находили какой-то компромат, после чего увольняли или угрожали реальными сроками. И здесь без участия Трофимова и его покровителей не обошлось.
После этого парни погибали, уже не работая над проектом. А на их месте трудились новые сотрудники.
Сейчас мне нужно вернуть себе доказательства всего этого и не попасться при этом.
Я двигался в сторону почты, не спеша, будто прогуливался. За плечами рюкзак – тот самый, что был у тёзки в момент аварии, но уже с перешитой молнией. Внутри только бутылка воды и пара шоколадок.
Внимания я не привлекал, обычный парень, таких много. Но сам я внимательно следил за обстановкой.
Около киоска с шаурмой стояли два ППСника. Один из них, пузатый, скользнул по мне равнодушным взглядом. Да, я помню, что с тайниками в городе надо осторожнее. А то увидят и решат, что я закладчик.
В отделении почты посетителей не было. Отделение после ремонта, но электронную очередь сюда ещё не завезли. Работало только одно окно, за которым сидела полная женщина с распущенными волосами. Внутри прохладно.
– Здрасьте! Открытку, – сказал я, кладя перед собой двести рублей, и тут же пояснил, когда оператор посмотрела на меня с удивлением – Бабушке в деревню отправляю, а у неё инета нет.
– Вам какую подать? – она посмотрела на витрину.
– Вот эту. «С днём рождения» на которой написано.
– Картой или наличными? – оператор спросила машинально, хотя деньги лежали перед ней.
– Наличными, – я подпихнул к ней купюру. – А идти сколько будет до Камнегорска?
– Три-четыре дня, – она ненадолго задумалась.
Отлично, но по факту приходит быстрее, и когда я закончу с тайником, уже будет первая возможность для связи. Вот только открытка может где-то застрять, и это я учитывал.
У этого способа было одно важное преимущество – отправить такое письмо или открытку можно без паспорта, просто бросив в ящик, да и получить просто. С более серьёзным отправлением нужно показывать документы.
Расплачиваться сейчас мне нужно только наличными. Вернее, нужно разделять покупки, чтобы не вызывать подозрений, с чего я вдруг резко перешёл только на наличку.
Что-то обыденное буду покупать по карте. Но для своих дел расплачиваться только через наличные.
Я быстро заполнил данные. Адрес – посёлок Верхний Камнегорск. Это было на севере области, почти другой регион, посёлок почти вымерший, но почта там была. Зато не было интернета и мобильной связи. Остались ещё такие глухие места в стране.
Там прятался Воронцов, ведущий инженер-программист проекта. Это молодой парень, лет около тридцати, достаточно умный, но слишком хитрый, склизкий и подлый. И в отличие от своих предшественников, он деньги брал без всяких сомнений, ещё и большими суммами в криптовалюте.
Потом перепугался, когда понял, что скоро будет не нужен. Попытался уехать, сильно наследив, но я его перехватил и спрятал, а перед этим взял показания.
Сейчас он сидит в глухой деревне. Вернее, даже не в самой деревне, а в лесу, в охотничьем домике, якобы принадлежавшему его деду. Уехал к природе, к корням поближе. Но он сам по себе выглядит безобидным бородатым чудаком, и местные, включая участкового, нам поверили. Повидали уже всяких, тем более, ещё дальше в лесу совсем недавно находилась община старообрядцев, и все думали, что он кто-то вроде них.
Воронцов должен был там жить без связи и без интернета, и раз в неделю покупать припасы в посёлке. И должен находиться там столько, сколько потребуется, пока не приеду я сам. Хоть полгода.
Я ему говорил, что буду лично я или кого-то пришлю вместо себя, но придётся следовать сложной системе сигналов, ведь другим верить нельзя.
Альтернатива – смерть, и он это понимал.
Да, вряд ли он жив. Учитывая, сколько прошло времени, скорее всего, его уже обнаружили или он попался сам. Но надо убедиться, при этом не ехать туда лично и не попасться в ловушку, если вдруг какая-то есть.
Этот канал связи хоть и долгий, зато сейчас я почти не рискую, что меня кто-то обнаружит, даже если знает методы связи.
– Вот же ящик! – окликнула меня оператор, когда я пошёл на выход.
– Да я маме унесу, она ещё допишет от себя. А то забыл совсем.
– А-а-а, – женщина заулыбалась.
Лучше брошу в ящик подальше, в другом отделении, чтобы усложнить поиски, где куплена открытка, когда и кем.
