– Сделаешь анализ?
Элиот протянул Сэмюэлю Белоу, руководителю больничной лаборатории, целлофановый пакетик с крошками из пузырька с таблетками.
– Что это?
– Вот ты мне и расскажешь…
Он пошел в кафетерий, принял там первую дозу кофеина, затем поднялся в хирургическое отделение, где переоделся и встретился со своей бригадой: анестезиологом, медсестрой и индийской практиканткой. Пациентом в этот раз был слабенький семимесячный младенец с врожденным пороком сердца. Кровь маленького Жака недостаточно обогащалась кислородом, и у ребенка развился цианоз: об этом свидетельствовали его негнущиеся пальчики и губы синюшного цвета.
Готовясь делать надрез в области грудной клетки, Элиот вдруг почувствовал страх, как артист перед выходом на сцену. Операция на открытом сердце всегда была для него не хирургическим вмешательством, а чудом. Сколько он их уже провел? Сотни, а то и тысячи. Пять лет назад о нем даже сняли телевизионный репортаж, в котором превозносили его золотые руки, способные сшить нитью, не видимой невооруженным глазом, тончайшие, не толще булавки, кровеносные сосуды. И все-таки каждый раз он испытывал огромное напряжение и страх неудачи.
Операция длилась больше четырех часов, и все это время сердце и легкие малыша были подключены к аппаратам. Элиот зажал отверстие между двумя желудочками и открыл один из легочных путей, чтобы перекрыть поступление в аорту крови, обедненной кислородом. Это была кропотливая работа, требовавшая мастерства и сосредоточенности. Его руки не дрожали, но какая-то часть сознания была захвачена другими мыслями: о собственной болезни, которую он уже не мог игнорировать, и о странном сне. Заметив, что ослабил внимание, Элиот заставил себя сконцентрироваться.
Когда операция закончилась, Элиот объяснил родителям ребенка, что пока еще рано судить о результатах. В течение нескольких дней маленького пациента будут наблюдать в отделении интенсивной терапии, где он по-прежнему будет подключен к аппарату искусственной вентиляции легких, пока организм не начнет мало-помалу работать в обычном режиме.
Не сняв хирургический халат, хирург вышел на больничную стоянку. Высоко стоящее в небе солнце ослепило его – на какую-то долю секунды все поплыло перед глазами. Он был опустошен, обессилен, а в голове роились вопросы: разумно ли он поступает, игнорируя свою болезнь? Можно ли работать, подвергая опасности жизнь пациентов? Что может случиться с ребенком, если хирургу станет плохо во время операции?
Чтобы подстегнуть работу мысли, он зажег сигарету и с наслаждением сделал первую затяжку. Это было единственное, что примиряло его с раком: сильнее курение навредить уже не могло.
От легкого ветерка его охватил озноб. Теперь, когда Элиот узнал, что скоро умрет, он стал более чувствителен ко всему, что его окружало. Он почти физически чувствовал сердцебиение города, как будто Сан-Франциско стал живым организмом. Больница стояла на небольшом холме Ноб Хилл. Отсюда хорошо просматривались гавань и набережная, где кипела жизнь. Сделав последнюю затяжку, он потушил сигарету. Решение было принято: он оставит хирургическую практику в конце месяца и расскажет дочери и Мэтту о своей болезни.
Все, это конец. Назад пути нет. Он поставит крест на призвании лечить людей.
Он вдруг почувствовал себя старым и никчемным.
– Доктор Купер?
Элиот обернулся: перед ним стояла Шари – его индийская стажерка. Она уже переоделась в потертые джинсы и нарядную маечку на тонких бретельках. Слегка робея, она протянула ему стаканчик кофе. Все в ней дышало красотой, юностью и здоровьем.
Элиот взял стаканчик и благодарно улыбнулся.
– Я пришла попрощаться с вами, доктор.
– Попрощаться?
– Сегодня кончается моя стажировка в Соединенных Штатах.
– Ах, да, – вспомнил он, – вы возвращаетесь в Бомбей.
– Спасибо за теплый прием и за доброжелательность. Я многому у вас научилась.
– Спасибо за помощь, Шари. Из вас выйдет хороший врач.
– А вы – великий врач!
Элиот покачал головой, смущенный комплиментом. Девушка шагнула и приблизилась к нему почти вплотную.
– Я подумала… может быть, поужинаем сегодня вместе?
На какой-то миг ее красивое смуглое лицо стало пунцовым. Она была застенчива, и ей нелегко дались эти слова.
– Мне очень жаль, но это невозможно, – ответил Элиот, удивленный таким поворотом разговора.
– Я понимаю, – смутилась она и, выдержав паузу, добавила: – Моя стажировка официально заканчивается в шесть часов вечера. Вы уже не будете моим начальником, а я – вашей подчиненной. Если вас смущает это…
Элиот посмотрел на Шари внимательнее. Сколько ей лет? Года двадцать три – двадцать четыре? Никак не больше двадцати пяти. Он никогда не делал ей намеков и теперь чувствовал себя неловко.
– Дело не в этом.
– Странно, – призналась она, – а мне всегда казалось, что я вам небезразлична…
Что он должен был ответить? Что одна его часть умерла, а скоро умрет и вторая? Что утверждение «любви все возрасты покорны» – полная ерунда?
– Не знаю, что вам сказать.
– Тогда не говорите ничего, – пробормотала она и отвернулась, но, спохватившись, обиженно добавила: – Ах да, я забыла, наш оператор получил сообщение от вашего друга Мэтта: он ждет вас полчаса и уже начинает терять терпение…
* * *
Элиот выбежал из больницы и бросился ловить такси. Они с Мэттом планировали сегодня вместе пообедать, и сейчас он страшно опаздывал.
Существует не только любовь с первого взгляда, но и дружба. Мэтт и Элиот познакомились сорок лет назад при особых обстоятельствах. Казалось, между ними нет ничего общего: Мэтт – француз, экстраверт, любитель красивых женщин и бонвиван; Элиот – американец, скорее сдержанный и тяготеющий к одиночеству. В долине Напа[6 - Долина Напа – винодельческий район в Калифорнии.] они купили виноградник и назвали его «Калифорнийский Перигор». Вина, которые они производили – приятное каберне-совиньон и шардоне с привкусом ананаса и дыни, – приобрели хорошую репутацию благодаря стараниям Мэтта, который настойчиво продвигал их продукт не только в Америке, но и в Европе и Азии.
В Мэтте Элиот был уверен полностью, он не сомневался, что если позвонит другу среди ночи и попросит спрятать труп, то Мэтт, не колеблясь, сразу возьмется за дело.
Но сейчас Элиот опаздывал, и Мэтт собирался устроить ему разнос.
* * *
Роскошный ресторан «Бельвю» на Эмбаркадеро, где они постоянно обедали, выходил на набережную. С бокалом в руке Мэтт Делюкка уже тридцать минут терпеливо ждал на террасе, с которой открывался вид на мост Бэй-Бридж, Трежер-Айленд[7 - Трежер-Айленд (остров сокровищ, англ.) – искусственный остров, названный в честь романа Р. Л. Стивенсона.] и небоскребы делового квартала. Он уже собирался заказать третий бокал, когда зазвонил его мобильный телефон.
– Привет, Мэтт, извини, я немного опоздаю.
– Ради бога, не спеши, Элиот. Я уже свыкся с твоим своеобразным представлением о пунктуальности…
– Я, наверное, сплю! Ты устраиваешь мне сцену?
– Да нет же, старик, ты – врач и спасаешь жизни, так что опоздать не можешь…
– Так и есть: ты устраиваешь мне сцену…
Мэтт не смог сдержать улыбку. Прижав телефон к уху, он вышел с террасы и направился в зал ресторана.
– Хочешь, я сделаю заказ за тебя? – предложил он, подходя к витрине с моллюсками. – Передо мной как раз суетится один краб, и он наверняка почтет за честь оказаться в твоей тарелке…
– Я тебе полностью доверяю.
Мэтт разъединился и, кивнув официанту, решил судьбу бедного членистоногого:
– И одного запеченного краба, пожалуйста!
Четверть часа спустя Элиот бегом пересекал просторный зал, декорированный зеркалами и обшитый панелями из ценных пород деревьев. Споткнувшись о тележку с десертами и нечаянно толкнув официанта, он, наконец, сел напротив Мэтта и сразу предупредил:
– Если ты дорожишь нашей дружбой, постарайся не произносить в одной фразе слова «снова» и «опоздал».
– А я ничего и не сказал, – заверил Мэтт. – Мы зарезервировали этот столик на двенадцать дня, а сейчас половина второго, но я ни слова не сказал. Итак, как прошла поездка в Камбоджу?
Едва Элиот произнес несколько слов, как его охватил приступ кашля.
Мэтт налил ему бокал минеральной воды.
– Что-то ты слишком много кашляешь, – встревожился он.
– Не беспокойся.
– И все-таки… Ты не хочешь пройти какое-нибудь обследование? Компьютерную томографию или что-нибудь в этом роде…
– Кто из нас двоих врач? – спросил Элиот, открывая меню. – Интересно, что ты мне заказал?
– Не обижайся, но, по-моему, ты скверно выглядишь.
– Ты еще долго будешь говорить мне любезности?
– Я просто переживаю за тебя. Ты слишком много работаешь.
– У меня все нормально, говорю же! Просто поездка в Камбоджу немного утомила…
– Тебе не надо было лететь в Азию, – отрезал Мэтт, скорчив недовольную гримасу. – По-моему, там…
– Наоборот, это было весьма познавательно. Со мной там произошел очень странный случай…
– То есть?
– Я встретил одного старого кхмера и помог ему; и он, этакий джинн из лампы, захотел узнать мое самое заветное желание…
– И что ты попросил?
– Невозможное.
– Выиграть, наконец, партию в гольф?
– Прекрати.
– Нет, продолжай…
– Я сказал, что хотел бы снова увидеть одного человека…
В эту минуту Мэтт понял, что друг не шутит, и с лица его исчезла улыбка.
– И кого бы ты хотел увидеть? – спросил он, зная ответ.
– Илену…
Оба замолчали. Но Элиот не стал поддаваться меланхолии. Пока официант приносил закуски, хирург продолжил рассказ, не забыв упомянуть об удивительном эпизоде с таблетками и кошмаре, который выбил его из равновесия прошлой ночью.
Мэтт решил его успокоить:
– Если хочешь знать мое мнение: забудь ты эту историю и возьми тайм-аут на работе.
– Ты не можешь представить, до какой степени этот сон был похож на реальность и как он меня напугал. Это было так… дико… увидеть себя тридцатилетним.
– Ты действительно думаешь, что кошмар вызвали те золотистые таблетки?
– А что еще?
– Может, ты съел что-нибудь несвежее, – рискнул предположить Мэтт. – На мой взгляд, ты слишком часто наведываешься в китайские закусочные…
– Перестань…
– Я говорю серьезно. Не ходи ты к Шо: уверен, его утка по-пекински на самом деле из собачатины…
Оставшаяся часть обеда прошла в доброжелательной обстановке. С Мэттом всегда было весело. Рядом с ним Элиот забывал о своих мрачных мыслях и заботах. Разговор принял шутливый тон и перешел на пустяки.
– Ты заметил девушку у стойки бара? – спросил Мэтт, беря кусочек банана, облитого карамельным соусом. – По-моему, она на меня смотрит.
Элиот обернулся: пленительное существо с ногами от ушей и взглядом лани томно потягивало из бокала сухой мартини.
– Это девушка по вызову, милый мой.
Мэтт замотал головой:
– Вовсе нет!
– Хочешь пари?
– Ты так говоришь, потому что она смотрит не на тебя, а на меня!
– Сколько ей лет, по-твоему?
– Лет двадцать пять.
– А тебе?
