СТЕПЬ
Степные пастбища, в которых доминировали кочевники-скотоводы, наконец-то объединились с землями пахарей, где господствовали крестьяне и горожане. Хотя Чингисхан и совершил настоящую революцию, объединив народы степи и обрушив череду их решительных набегов на земли пахарей, но даже при его жизни (и все более – после его смерти) многие из числа завоеванных приветствовали создание поглотившей их мировой империи.
Тюрко-монгольские кочевые племена пасли свои стада на обширной территории, которую обычно называют Евразийской степью. Евразийская степь охватывает широкие пространства, раскинувшиеся от Восточной Европы до Маньчжурии, через Южнорусские степи, Казахстан, Джунгарию, провинцию Цинхай[28 - К степному поясу могут быть отнесены лишь некоторые северные районы тибетского региона Амдо (ныне – китайская провинция Цинхай).] и Монголию. К югу от этого региона степь превращается в пустыню – обширную засушливую зону, усыпанную островами городских и сельских оседлых поселений. Степи, луга и пологие холмы степи, напротив, были лишены крестьянских поселений или городов. Обитателями ее были кочевники-скотоводы и охотники, чья жизнь требовала сезонных миграций для постоянного поиска воды и травы.
Хотя кочевники обычно отказывались от оседлых поселений и постоянных жилищ, маршруты их миграций часто были достаточно устойчивыми. В результате эти степные переселенцы практиковали и земледелие в ограниченном масштабе, засевая подходящие культуры, чтобы позднее, на обратном пути, пожать их. Постоянно находясь в движении, реагируя на изменения климата и окружения и всегда начеку в ожидании опасностей и угроз, все кочевники-скотоводы были прирождеными воинами, а война – делом каждого. Простой пастух был одновременно и бойцом, и налетчиком, а культура степи славна рассказами и песнями героев-воинов. Племя кочевников-скотоводов было одновременно и армией.
Тэмуджин родился в самом центре тюрко-монгольского мира. Чем дальше от этих сокрытых в глубине континента долин и рек, таких как долина Орхона или река Онон, тем интенсивнее взаимодействовали полностью кочевые племена с теми народами, которые восприняли оседлую жизнь. Такие тюркомонголы, как кидани, стали полукочевыми, и многие из них заимствовали некоторые атрибуты китайской культуры. Другие тюркские народы, например уйгуры, многие из которых были купцами, выбирали городскую жизнь. Но для обитателей Монгольского плато жизнь кочевника столетиями протекала без изменений, им не нужны были ни стабильность города, ни очерченные заборами границы, ни стены из камня. Примечательно в истории возвышения то, что Тэмуджин происходил из самого сердца этого крайне отдаленного региона, даже сегодня весьма уединенного и труднодоступного; из незначительной и обездоленной семьи, оставленной даже собственным родом и племенем. Из мрака неизвестности «народ вышел из окраин ас-Сина[29 - То есть Китая. – Прим. перев.]. Они устремились в города Туркестана… оттуда – в города Мавераннахра»[30 - Ибн Ал-Асир. Полный свод истории / Пер. П.Г. Булгакова. С. 356.]. И возглавлял этот народ Тэмуджин, который впитал представления о внешнем мире, а также стремления и надежды Центральной Монголии.
Монгольское плато – особый географический и топографический регион, который охватывает современную Монголию, Внутреннюю Монголию и Забайкалье. Территорию Монголии традиционно помещают между Алтайскими горами на западе и хребтом Большой Хинган на востоке, с юга ее ограничивают пустыня Гоби и горы Иньшань к северу от «великой излучины» Хуанхэ, на севере – озеро Байкал. Ее постоянно заснеженные вершины достигают в высоту более 4000 метров, в то время как равнины, на юго-западе расположенные на высоте около 1000 метров над уровнем моря, к северо-востоку опускаются до высоты в 500 метров. 2210 квадратных километров озера Хулун (Хулун-Нур) и 615 квадратных километров озера Буйр (Буйр-Нур) снабжают водой степной район с соответствующим названием Хулун-Буйр. Великая река Селенга впадает в самое глубокое озеро в мире – Байкал, дренажный бассейн которого охватывает Северную и Центральную Монголию и Западное Забайкалье. Реки Онон и Керулен получают воду из степного района вокруг озера Хулун-Буйр и в конечном итоге впадают в Тихий океан. На юге обширная пустыня Гоби создала естественный барьер для земель монголов, в то время как на севере регион подобным же образом изолировали дремучие сибирские леса.
Внутри этого замкнутого региона ель, кедр и буковые деревья процветали на влажных склонах и в глубоких долинах, которые чередовались со степью, альпийскими лугами и лесами, редевшими ближе к горячим сухим ветрам неприветливой Гоби. Июль и август приносили палящий зной, готовый испепелить широкий, волнистый ковер зелени, украшенный пестрыми гирляндами цветов, который появлялся с наступлением весны и держался до начала лета. А уже в октябре пейзаж начинал одеваться в белое, весь регион покрывали зимние снега, а реки и потоки замерзали на трескучем морозе. Суровые холода держались до апрельской оттепели, что заставляло и человека и зверя приспосабливаться к неумолимым экстремальным условиям. Агент Ватикана Джованни Плано Карпини засвидетельствовал снег в июне 1246 года[31 - См.: Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука / Ред. М.П. Шастина. М.: Географгиз, 1957. С. 73.], что, по общему признанию, весьма необычно для региона, где температура летом может превышать 38 градусов. Жестокие ветры, громы и молнии, пустынные бури, что гонят пылающие пески, а также кусачий сибирский холод наряду с постоянно враждебным ландшафтом взращивали и выковывали очень стойких мужчин и женщин, для которых борьба за выживание в этой беспощадной среде была врожденным умением.
Племена
Великая Монголия, или историческая Монголия, занимала самую восточную часть великой Евразийской степи и с древних времен была заселена тюрками, монголами и тунгусскими племенами. Эти народы алтайской языковой семьи[32 - Не все ученые признают обоснованность выделения этой языковой семьи, объясняя значительный пласт общей лексики не родством, а долгим совместным проживанием и схожим типом хозяйства.] были объединены лингвистически и этнически, имели сходные обычаи и общественное устройство, но жестокий и независимый дух препятствовал их политическому объединению в любой форме вплоть до появления Тэмуджина в конце XII века. Гений Чингисхана заключался в том, что ему удалось объединенить тюрко-монгольские племена, чьи обычаи до тех пор способствовали саморазрушению и междоусобной агрессии, что оставляло их открытыми для откровенного манипулирования императорами Цзинь с востока.
До появления Чингисхана у них не было (общего) вождя или правителя. Каждое племя или два племени жили отдельно; они не были едины, и между ними не стихали войны и не прекращалась вражда. Некоторые из них считали воровство и насилие, разврат и безнравственность (fisq va fujur) занятиями, свидетельствующими о мужественности и превосходстве. Хан китаев[33 - То есть киданей. – Прим. перев.] взимал с них дань и забирал их товары. Одежда их была сшита из шкур собак и мышей, а питались они мясом этих животных и другой мертвечиной… Отличительным знаком важного военачальника были стремена, сделанные из железа, поэтому можно себе представить, каковы были у них другие предметы роскоши. И они пребывали в бедности, лишениях и несчастиях, пока не взметнулось знамя удачи Чингисхана[34 - Ата-Мелик Джувейни. Чингисхан. История завоевателя мира / Пер. Е.Е. Харитоновой. С. 17.].
Для большинства кочевников принадлежность к племени была основой их силы и идентичности, а верность своему хану была непоколебимой. Тэмуджин знал это и смог использовать чувства преданности и сплоченности в своих интересах. Но когда-то племя Тэмуджина бросило его семью в беде, что позволило ему поставить под сомнение основы общественного устройства и посмотреть на все незашоренным взором, без эмоциональных наслоений закостенелой тысячелетней традиции.
Племена отчаянно защищали свою независимость, каждый вождь обычно противился созданию надплеменных властных структур (только если объединение не сулило исключительных выгод), поэтому на более высоком уровне организации степное общество было крайне разобщено. Богатство, как правило, измерялось количеством голов скота, защита и накопление которого были главными заботами племени. Вступление в союз, конфедерацию или иное надплеменное объединение мотивировалось защитой или накоплением богатства. Чингисхан с самого начала отличался тем, что смог сформировать действительно единое и сплоченное надплеменное объединение из столь враждебной и взаимно подозрительной массы воинственных племен.
Племена тюркомонголов XII века можно разделить на чисто скотоводческие, занимавшиеся выпасом крупного рогатого скота и овец, и племена лесных охотников и рыболовов. Менее многочисленных лесных охотников можно было встретить вокруг Байкала, у истоков Енисея и в верховьях Иртыша, тогда как скотоводы заняли земли на юге, от предгорий Алтая до озер Хулун-Нур и Буйр-Нур. Однако лесные охотники могли выращивать скот и пасти овец, да и скотоводы не гнушались собирать урожай и обрабатывать землю, а всех их объединяла страсть к охоте. Воистину охота, называемая нерге или баттуе, играла чрезвычайно важную роль в жизни всех тюрко-монгольских племен. Целями организованной облавной охоты были дикие ослы, антилопы, кабаны и прочая дичь, снежные барсы, а также представители враждебных племен. Лассо, луки и стрелы, копья – применялся широкий спектр орудий. Нерге служило и развлечением, и средством военной подготовки, добыча шла в пищу и запасалась на зиму, и в такой охоте принимало участие все племя. Лошади, коровы, овцы, козы и верблюды выращивались, чтобы обеспечить основные потребности племени в пище, а коров, коз, верблюдов и лошадей использовали также в роли вьючных и тягловых животных. Овцы были источником не только пищи и шерсти, но и кожи. Забой скота производился в начале зимы, после чего мясо консервировалось или замораживалось на несколько долгих зимних месяцев.
Скотоводы перемещались из одной горной местности в другую несколько раз в год. Корма запасали редко, а размеры стада ограничивали дистанцию перемещений. Выбирать участок для стоянки нужно было тщательно, особенно зимой, чтобы удовлетворить потребности в пище всех животных стада, и размер стада часто был основной проблемой. Кочевники были готовы к тому, что легкий доступ их животных к пастбищам может быть нарушен в любой момент, и враждебно реагировали на любые препятствия на своем пути. Скрепя сердце они принимали капризы погоды и периодические природные катаклизмы, когда реки выходили из берегов, или камни срывались со скал, или землетрясения разрушали их пастбища, но, если препятствие было создано людьми, они единодушно отстаивали свои права, широко применяя насилие.
На самом деле рассказы об этом насилии часто были вымышленными. Степь и землепашцы поддерживали симбиотические взаимовыгодные отношения, а живущие на границе миров уйгуры, кидани или чжурчжэни осторожно знакомили кочевое общество с некоторыми «излишествами» и преимуществами спокойной оседлой жизни. Насилие направлялось преимущественно на своих же коллег-кочевников, каждый из которых привык подозревать соседа в желании сунуть свой нос в чужую жизнь и стадо. По мере того как разрастались кланы и увеличивались стада, неизбежно возникавшие конфликты создавали еще одну проблему. Основной единицей тюрко-монгольского общества был патриархальный клан, разделенный на несколько субкланов. Все они были строго экзогамными, то есть невест необходимо было искать за пределами своего клана. Там, где атмосфера не располагала к сотрудничеству, этот хлопотный обычай мог усугубить проблему: если невест не отдавали добром, их забирали силой. Похищение невест порождало множество тяжелых конфликтов, переходивших из поколения в поколение, в числе которых и вражда между меркитами и борджигинами (кланом Тэмуджина), которая едва не поколебала стабильность глобализованного мира XIII века.
Однако при других обстоятельствах обмен невестами мог использоваться и для укрепления межплеменных союзов. Многоженство было распространено среди тех, кто мог себе это позволить, хотя женщины обычно пользовались очень высоким статусом в тюрко-монгольском обществе. Согласие на брак если и требовалось, то, как правило, со стороны клановых старейшин, а брачный союз рассматривался как коммерческое или политическое соглашение или договор. Несмотря на многоженство, первая жена сохраняла статус главной независимо от своих отношений с мужем. Докуз-хатун (ум. 1265) нарушила эту традицию. Она не была первой женой Хулагу, но оставалась главной и пользовалась его уважением, хотя не имела детей. Она принимала участие в поддержании большого и влиятельного орду вплоть до их смерти в 1265 году. После смерти мужчины его состояние доставалось – уникальный монгольский обычай – младшему сыну главной жены, который считался хранителем очага и дома, отчигином. Несмотря на то что племя Тэмуджина – борджигины – когда-то обладало высоким статусом и влиянием, после смерти его отца Есугея все надежды занять достойное положение пошли прахом, и маленькая семейная группа вынужденно влачила жалкое существование на берегах Онона.
Кереиты долгое время были очень могущественным племенем. Хотя по происхождению они были тюрками, со временем их стали воспринимать как монголов. С 1000 года, по утверждению Бар-Эбрея, многие из них начали переходить в несторианство. Они занимали территории в верховьях Орхона и, по рассказам, распространили свое продолжительное влияние в степи в значительной степени за счет того, что рассчетливо выдавали дочерей – широко востребованных невест – замуж за представителей других племен. К западу от кереитов жили найманы, другое могущественное племя, чьи земли простирались от озера Зайсан до верховья реки Селенги и от озера Убсу-Нур на севере до реки Черный Иртыш на юге. Найманы с большой неохотой подчинились Чингисхану. Как известно, хан Кучлук (ум. 1218) из их правящего клана предпочел подчинению бегство и изгнание. Тесные связи Кучлука с соседями-уйгурами способствовали его перемещению в полукочевые и урбанизированные западные регионы[35 - Не существует убедительных данных касательно близких контактов Кучлука с уйгурами – он нашел убежище в государстве каракитаев.].
Когда Тэмуджин был молод, власть в степи принадлежала татарам и меркитам. Меркиты были охотниками, жителями леса, и обитали к юго-востоку от Байкала вдоль низовий Селенги, а татары, пользовавшиеся покровительством императоров Цзинь, жили на востоке, к югу от озера Буйр-Нур. Татары привлекли внимание Цзинь тем, что казались потенциальной, если не реальной угрозой. Воинственность татар и репутация их бойцов обеспечили им видное место в истории завоеваний и варварства Евразийской степи. Имя «татары» стало общим для всех тюрко-монгольских племен, и это отождествление пережило как самого Чингисхана, так и все его попытки подавить использование термина.
Предыстория монголов знала и иные племена. Их имена воскресил из небытия в «Сборнике летописей» (Джами ат-таварих) Рашид ад-Дин, визирь и историк Чингисидов, а потому они также заслуживают краткого упоминания. Предмет гордости киргизов состоял в том, что в 840 году они выгнали уйгуров из Монголии, получив известность своей жестокостью. Но затем столкновение с киданями заставило их уйти в верховья Енисея[36 - Киргизы покинули опустошенные ими монгольские степи задолго до прихода туда киданей – к концу IX в.]. Ойраты жили в лесах к западу от Байкала и заняли господствующее положение в регионе после возвращения императоров династии Юань в Монголию (вслед за изгнанием из Китая императорского двора минскими войсками в 1368 году). Тайджиуты занимали территории в самом сердце Монголии и вместе с Борджигинами составляли ядро собственно монголов, которые населяли зону слияния рек Онон и Ингода, где степь переходила в леса, а люди совмещали занятия скотоводством и охотой. Онгуты жили в довольно засушливом регионе к югу от пустыни Гоби и были обращены в несторианство[37 - Влияние несторианства отмечено еще среди кереитов и в меньшей степени меркитов.]. Жившие по соседству китайцы называли их «белыми татарами».
Джалаиды, чьей славе было суждено прогреметь после падения государства Хулагуидов в 1335 году, происходили из степных регионов в междуречье Онона и Селенги, а унгираты жили к юго-востоку от озера Буйр-Нур.
История уйгуров, вне всякого сомнения, тесно связана с историей тюркомонголов, но их нельзя считать частью этого широкого объединения. В целом они восприняли оседлый, городской образ жизни, но некоторые из них по-прежнему кочевали, то есть были полукочевниками. Еще в 745 году уйгуры основали собственное государство со столицей Орду-Балык на реке Орхон (недалеко от первой столицы Чингисидов – Каракорума). Уйгурское государство поглотило Монголию и распространило свою власть на Тибет[38 - Тибетская империя была заклятым врагом уйгуров, которые десятилетиями воевали с ней за влияние в оазисах вокруг пустыни Такла-Макан.] и Восточный Туркестан. Однако его господство было недолгим, и уже в 840 году оно было разрушено киргизами, перекочевавшими с Енисея на юго-восток. В конце концов уйгуры создали государство на северо-восточной границе Таримского бассейна, которое было без сопротивления поглощено наступающей армией Чингисидов. Уйгуры, исповедовавшие различные религии, стали администраторами, послами и торговцами в новой, расширяющейся империи. Их основанный на семитской письменности[39 - Уйгурский алфавит создан на базе сирийского эстрангело при посредстве согдийского и используется поныне во Внутренней Монголии.] алфавит использовался Чингисидами для записи официальных документов и текстов на монгольском вплоть до изобретения письма Пагбы[40 - Монгольское «квадратное» письмо. – Прим. перев.].
АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ФОРМЫ РОДСТВА
Из-за строгого соблюдения правил экзогамии и широко распространенной практики похищения невест из враждебных племен классификация племен по этническим, религиозным или даже лингвистическим группам представляет серьезную проблему. Оуэн Латтимор [6], исследовавший организацию средневековых монгольских племен, делит их на кланы, занимавшие доминирующие положение, и кланы, считавшиеся зависимыми. Подчиненный статус был результатом военного поражения или потребности в защите со стороны более сильной группы. Внутри клана основным элементом его организации было родство, но не обязательно кровное. Помимо него существовал обычай побратимства – анда, которое заключалось добровольно и скреплялось клятвами и смешением крови, в результате чего двое становились равными по статусу «братьями». Эти свободно создаваемые узы родства считались едва ли не более сильными, чем биологическая связь по крови.
Другой формой свободно образуемого родства в то время был институт нукеров, который заключался в добровольном признании над собой власти господина и не подразумевал каких-либо семейных связей. Термин нукер вошел в персидский язык изначально в значении «партнер» или «товарищ», но со временем приобрел значение «последователь» и в современном языке означает «слуга». Будущий нукер должен был официально отказаться от принадлежности к любому клану, с которым мог состоять в родстве. Опять же, связь между нукером и его господином была едва ли не сильнее уз крови.
Из-за обычаев похищения жен, использования людей в качестве товара для торговли и обмена, а также по причине строгих правил экзогамии и многоженства тюрко-монгольские племена оставались религиозно, лингвистически и этнически разобщенными. Поэтому, чтобы создать и распространить чувство общей идентичности, во множестве придумывались ложные генеалогии, которые объединяли членов клана через лояльность к общей родословной и истории. Вместо того чтобы теснее объединять семьи, связанные подсознательными узами ДНК[41 - Во времена Чингисхана еще никто не подозревал о ДНК, да и конфликты между сородичами в истории свидетельствуют о эфемерности этой «подсознательной связи» людей по общей ДНК. – Прим. ред.], племена и кланы предпочитали разрабатывать сеть политических договоренностей и соглашений на основе личных эмоциональных контактов. Хотя история степи веками держалась на племенной организации, Чингисхан смог отменить ее единовременной серией постановлений, согласованных в ходе одного-единственного курултая, Великого Курултая 1206 года. На нем он был провозглашен Чингисханом, правителем «людей войлочных шатров» и «людей девяти языков» [7]. После замены племен стройной и легкой в управлении системой десятичных подразделений они просто растворились в единой административной структуре под руководством великого хана и его самых верных и надежных полководцев, каждый из которых командовал тумэном (10 000 воинов). Далее на основании личных заслуг назначались командиры подразделений в тысячу, сто и десять человек. Лояльность и успехи вознаграждались[42 - Известно, что, во-первых, подразделения монгольской армии (десятки, сотни, тысячи и тумэны) крайне редко состояли из точного числа воинов. Десятки чаще всего действительно насчитывали десять бойцов, но сотни и тысячи – уже намного реже, а тумэны и вовсе никогда не могли похвастаться десятком тысяч сабель. В среднем даже в имперские времена они включали в свой состав не более 5000–7000 воинов. Во-вторых, основой имперской армии были все те же родоплеменные связи – десяток обычно составляли близкие родственники, сотню – люди из одного клана, тысяча набиралась из небольшого, а тумэн – из крупного племени, вождь которого и возглавлял это подразделение. Военная организация была неразрывно связана с административной и оставалась основой всех кочевых государств как до, так и после Чингисхана. Уничтожение этой древней системы было бы непосильным, а главное, вредным делом. Чингисхан требовал от племенных вождей лишь полной преданности себе и своему роду.].
ЖЕНЩИНЫ
Несмотря на преобладание среди монголов многоженства, женщины принимали участие во всех аспектах жизни племени, включая боевые действия [8]. Во время длительных кампаний женщины сопровождали мужей, а когда мужчины отправлялись в бой, должны были брать на себя все их обязанности. Женщины ездили на лошадях, отвечали за состояние тягловых животных и телег (часто внушительного размера) и, конечно, выполняли более традиционные женские задачи, такие как дойка, вязка и шитье, в том числе тяжелое и трудоемкое изготовление войлочных палаток. Однако доение кобыл наряду с изготовлением и ремонтом стрел, луков, седел и специальных сумок для кумыса оставались прерогативой мужчин. Вожди племен регулярно консультировались со своими женами, от которых ожидали советов и выражения собственного мнения.
Сорхахтани-беки (ум. 1252) [9], жена хана Толуя (ум. 1232), обладала большой закулисной властью и влияла на царствование своих сыновей, все четверо из которых занимали высокие должности, причем трое стали императорами. Просвещенное правление ханов Хубилая (прав. 1261–1294) и Хулагу (прав. 1258–1265) явно несет на себе отпечаток ее влияния. Когда великий хан Мункэ (прав. 1251–1259) отправлял своего брата Хулагу в Иран, он прилюдно дал ему указание слушаться главной жены: «во всех случаях совещайся и советуйся с Докуз-хатун по всем вопросам»[43 - Рашид-ад-Дин. Сборник летописей / Пер. А.К. Арендса. Т. 3. С. 24.]. Женщины часто обладали значительной реальной властью, о чем свидетельствуют факты регентства Дорегене-хатун (вдова великого хана Угэдэя; регентство 1241–1246) и Огул-Хаймиш (вдова великого хана Гуюка, регентство 1248–1251).
Первая жена и ее дети неизменно пользовались особым статусом. Правом наследовать Чингисхану обладали только сыновья от его главной жены Бортэ-фуджин. После смерти мужчины младший сын (в соответствии с обычаем ультимогенитуры, или минората[44 - То есть правом наследования младшего сына. – Прим. перев.]) наследовал и его жен, которые считались частью собственности. Родная мать в перечень наследуемого имущества не включалась.
Учитывая, что женщины в монгольском обществе играли далеко не подчиненную роль, представляется странным, что они сразу же после похищения могли принять роль жены похитителя и матери его детей. Нередко умыкались пожилые и замужние, и подобное могло случиться с женщиной не один раз. Дети, рожденные в таких обстоятельствах, считались полноправными детьми похитителя, как в случае с первым сыном Тэмуджина Джучи, которого Бортэ родила примерно через девять месяцев после вызволения из меркитского плена. Чингисхан заявил, что Джучи будет наделен всеми правами и статусом, которые полагаются его первенцу, и оставался вызывающе глух к шепоту и сомнениям по поводу того, кто был настоящим отцом Джучи. Иногда с женщинами обращались как с живым товаром, их продавали и покупали на рынке, но и мужчины (особенно военнопленные) также могли быть предметом торговли, удачным подарком или вознаграждением. Однако раб не обязательно оставался рабом на всю жизнь, как показывает пример Теркен-хатун, королевы Кермана (прав. 1257–1283) [10].
РЕЛИГИЯ
В нетерпимом мире Средневековья довольно резко выделялась религиозная терпимость монголов, объяснить которую можно по-разному [11]. Монголы были шаманистами, и шаманизм, пусть даже в скрытой и незаметной форме, оставался с ними до самого конца[45 - Нет сомнения, что монголы использовали многие практики, которые близки шаманским, но все-таки шаманизм в чистом виде характерен прежде всего не для скотоводческих, а для охотничьих народов, особенно остро ощущающих свое единство с природой. Главным же нервом монгольской религии времен Чингисхана был культ Вечного Синего Неба, многие детали которого ошибочно воспринимались носителями авраамических религий как склонность монголов к единобожию.]. Шаманизм сам по себе являлся очень терпимой верой без догм и канонических книг. Он проповедовал уважение к объектам природы и взаимодействие с ними и легко инкорпорировал иные системы убеждений. Шаманизм был очень практичен, его заботило в первую очередь то, что происходило здесь и сейчас, а не вопросы духовного развития. Ритуалы исполнялись, чтобы привлечь успех в делах и отвратить несчастья. Молитвы возносились, дабы вылечить болезнь и обеспечить победу в войне. На обожженных овечьих лопатках искали знамения будущего, пытаясь избежать бедствий. Шаманы обеспечивали связь с миром духов и общение с предками, которых нужно было постоянно умиротворять.
Учения ислама, буддизма и христианства принадлежали другому миру, монголы не ощущали никакого конфликта при столкновении с ними, а потому исповедание этих религий не возбуждало среди них враждебности или чувства угрозы. Вместо этого они терпимо относились к другим религиям и старались примириться с их представителями, побудить их молиться за свое благополучие, поскольку видели в этом своего рода защиту от космологических угроз и стремились получить покровительство как можно большего количества богов. «Монголы верили в то, что нужно взять у неба столько гарантий, сколько возможно» [12], – по выражению Дэвида Моргана. Он приводит замечательный отрывок из книги Эдуарда Гиббона, который наделяет монголов не вполне заслуженной, вероятно, степенью просвещенности:
Инквизиторов католической Европы, отстаивавших жестокостью свои абсурдные идеи, мог бы, вероятно, смутить пример варвара, который, предвосхитив будущие достижения философии, в законах своих установил систему чистого теистического мировоззрения и совершенной терпимости [13].
Отличительную религиозную терпимость монголов некоторые интерпретировали как безразличие, в то время как другие отмечали их навязчивый интерес к этой теме и неоднократные заявления о намерении обратиться в ислам, христианство или любую религию, которая была бы целесообразной или актуальной в данный момент времени. Рассказы о тайных крещениях, смене религии и симпатиях к какой-либо из них разбросаны по источникам, и ясно, что в период, когда европейцы еще сохраняли влияние в Сирии и Палестине, элчи (послы) Чингисидов намеренно заявляли, что монгольские ханы находятся в процессе обращения в христианство.
Монголам было нетрудно создать такое впечатление, поскольку все они глубоко и искренне интересовались теологией, а одним из их любимых развлечений были масштабные придворные дебаты, часто богословские, в которых принимали участие сторонники соперничающих вероисповеданий [14]. Одно из наиболее полных описаний этих грандиозных словесных баталий на богословские темы предоставляет папский посланник Гильом де Рубрук (1220–1293). Он в 1254 году прибыл ко двору хана Мункэ [15]. Несторианство к тому моменту уже прочно утвердилось по всей Азии. Ислам все чаще находил последователей среди тюркомонголов. Хан Хубилай посылал своих епископов на запад в роли архиепископа Тебризского или предводителя посольства в Европу и Ватикан, а Святой престол назначал епископов в Ханчжоу и Ханбалык (Пекин), столицу империи Юань[46 - Не стоит забывать и про тибетский буддизм, которым Хубилай интересовался еще со времен, когда он был одним из принцев, и который, вероятно, исповедовал на протяжении всего своего правления.].
Несмотря на принятие новой религии, многие монгольские неофиты по-прежнему сталкивались со скептическим и циничным отношением к себе, отчасти из-за нежелания полностью отказываться от глубоко укоренившихся шаманских убеждений и практик. Даже хан Газан (прав. 1295–1304), главный защитник чингисидского ислама в Иране, оставался уязвим перед уколами недоброжелателей из-за непоколебимой приверженности ясе и некоторым шаманистским ритуалам [16].
Шаманизм, практиковавшийся тюркомонголами, основывался на анимизме с заметными вкраплениями китайской космологии и зороастризма[47 - Связь монгольского культа Неба с аналогичным китайским пока невозможно доказать. Нелегко обнаружить в источниках аргументы в пользу дуализма монгольской религии, без которой немыслим зороастризм (причем скорее можно было бы подозревать наличие влияния на монголов деривата зороастризма – манихейства, бывшего государственной религией Уйгурского каганата, – но и этого влияния обнаружить не удается). Некоторые (очень слабые) связи с зороастризмом могут быть заметны в шаманизме монголов нового времени, но их верования довольно далеки от религии, на которую опирался Чингисхан.]. Отсутствие публичных и коллективных ритуалов, а также священнослужителей, которые четко выделялись бы из общей массы верующих, заставляло многих полагать, что монголы не придерживались вообще никакой религии и были просто безбожными язычниками. Другая крайность представлена взглядами ученого персидского сановника Ата-Мелика Джувейни, который игнорировал противоречия между верой своих монгольских господ и законами шариата. Он утверждал, что Чингисхан «отменил дурные обычаи, которые соблюдались теми племенами и признавались ими, и установил обычаи, достойные похвалы, диктуемые благоразумием. Среди тех установлений есть многие, которые согласуются с шариатом»[48 - Ата-Мелик Джувейни. Чингисхан. История завоевателя мира / Пер. Е.Е. Харитоновой. С. 19.].
Шаман был могущественным человеком в племени. Когда влияние Тэмуджина и число его последователей начало расти, шаман Тэб-тэнгри, также известный как Кокочу, бросил ему вызов[49 - В течение довольно долгого времени Тэб-тэнгри деятельно поддерживал Тэмуджина.], намереваясь стать по меньшей мере закулисным правителем. Чингисхан был так напуган, даже несмотря на то, что его окружали верные тысячники и множество надежных последователей, что не чувствовал себя в безопасности до тех пор, пока Тэб-тэнгри не был убит, а его позвоночник – переломлен пополам. Крайняя степень тревоги Чингисхана ярко показана на страницах монгольского великого эпоса «Сокровенное сказание». Из него следует, что поспешное удаление погребального шатра и всех останков шамана было продиктовано страхом перед последователями Тэб-тэнгри, которые могли отомстить за убийство своего предводителя[50 - См.: Сокровенное сказание монголов / Пер. С.А. Козина. М.; Л., 1941. Т. 1. С. 177–179 [245, 246].].
Для монголов шаманизм был в первую очередь способом поклонения духам предков, а также горных вершин и речных вод. До Тэнгри, небесного божества, можно было достучаться, находясь на вершине горы. Для установления контакта нужно было отбросить шапку или иной головной убор и перебросить через плечо пояс. Джувейни описывает страстные мольбы Чингисхана к Тэнгри, в которых он просил совета о том, как отреагировать на провокацию хорезмшаха. Чингисхан не желал начинать войну с соседом, которого считал могущественным и опасным противником. «В лихорадочном возбуждении Чингисхан взобрался один на вершину горы, обнажил голову, обратил лицо к земле и три дня и три ночи возносил молитву, говоря: “Не я причина этой беды, дай мне силы осуществить возмездие”»[51 - Ата-Мелик Джувейни. Чингисхан. История завоевателя мира / Пер. Е.Е. Харитоновой. С. 53.].
СТЕПЬ ДО ЧИНГИСХАНА
Чингисхан и его объединенные тюрко-монгольские орды не были первыми завоевателями, которые приходили из степи, чтобы нарушить шаткое перемирие на севере Китая. Когда-то кидани, известные впоследствии под именем Ляо, прорвались из-за «Великой стены»[52 - Великая Китайская стена, которую мы можем наблюдать в наши дни, была сооружена не раньше эпохи Мин. Во времена Чингисидов она представляла собой не более чем разбросанные земляные валы и не могла быть серьезным препятствием для армий, настроенных пересечь ее (в любом направлении). – Прим. автора.] и захватили богатые пахотные земли Северного Китая. Полуоседлые кидани не просто грабили и уничтожали все на своем пути, но заселили эти территории, и вскоре цивилизация, с которой они столкнулись, поглотила и приручила их. Именно тогда они приняли китайское имя Ляо[53 - Китайское наименование киданьской империи Да Ляо (Великая Ляо), указывавшее на реку Ляохэ в Западной Маньчжурии – родину киданей, насколько мы знаем, существовало одновременно с собственно киданьским названием Китай гур (Киданьское государство).] и постепенно, ведя все более оседлый образ жизни, переняли китайские нравы и обычаи. Таким образом, кидани распространили «китайское» правление в глубь Монголии, основав гарнизоны в долине реки Орхон и вытеснив к западу те тюрко-монгольские племена, которые не хотели подчиниться. Тем не менее около 1120 года удача резко изменила киданям, которым пришлось уступить свою власть много превосходящей военной силе с севера. Чжурчжэни, пришедшие из Маньчжурии, вытеснили правящий класс киданей из тех земель, которые они заселили на севере Китая, а оставшихся обрекли на жизнь в рабстве[54 - Основная масса киданьской знати и простонародья довольно успешно адаптировалась к чжурчжэньской власти. Из жестких мер новых властей известен только запрет обеих киданьских письменностей.].
Чжурчжэни основали империю Цзинь (1115–1234)[55 - Да Цзинь – Великое Золотое – китайский перевод чжурчжэньского наименования их государства Амбань аньчунь (Золотое государство).] и сразу же объявили войну соседям на юге, древней империи Сун (960–1279), хотя изначально они заключили союз против Ляо, а противоречия возникли на почве споров о дележе захваченной добычи и территорий. Империя Цзинь доминировала во всем регионе, распространив свое влияние вплоть до центральных земель Монголии и Китая. Хотя цзиньский император Си-цзун[56 - Давней (и неудачной) традицией в китаеведении является унаследованная от китайских летописей практика именования правителей не по их личным, а по храмовым именам, которые монархам присваивались только после их смерти. Таким образом, Си-цзун (его личное имя – Вонгьянь Хэла) не знал, что потомки будут звать его именно так.] (прав. 1135–1149) изучал китайскую классику и принял культурные традиции китайцев, ключевые позиции в государстве занимали знатные чжурчжэни, а кидани по-прежнему подвергались угнетению и дискриминации. Еще будучи в состоянии влиять на своих кочевых соседей, чжурчжэни тем не менее запустили масштабную строительную программу по сооружению двух важных секций Великой стены – Пограничной крепости или Пограничного рва. Сперва выкапывались рвы, промеж которых затем размещались участки стен. В некоторых местах для придания дополнительной надежности сооружалось несколько рвов и стен. Работы начались около 1123 года и были завершены примерно в 1198 году, в результате было построено более 2000 километров стен, известных как Старые Минчанские стены или Новые великие стены.
В 1161 году чжурчжэни заключили союз с татарами и помогли им установить контроль над другими тюрко-монгольскими племенами, положив конец амбициям своего бывшего союзника хана Хабула (прав. 1130–1146), прадеда Чингисхана. Чжурчжэни постоянно предлагали помощь воюющим между собой соседям, в том числе кереитам, и таким образом обеспечивали свое господство.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=55594360&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Использующиеся системы транскрипции монгольских имен обычно предоставляют не фонетически близкую транскрипцию, а транслитерацию (причем не всегда последовательную), опирающуюся на написание имени традиционным старомонгольским письмом. Монгольский язык совсем не так богат гласными, как может показаться по транскрипциям. Имя Тэмуджин, вероятно, звучало скорее как Тэмджин, Угэдэй – как Угдэй, Мункэ – как М?нх, и т. п. – Здесь и далее, если не указано иное, за исключением источника цитирования, прим. науч. ред.
2
К 1206 г. под властью Тэмуджина находилась не вся Великая степь, а лишь ее восточная часть – Монгольское плато.
3
Кереиты, меркиты – различные монгольские племена. – Прим. перев.
4
Вади – сухое русло реки. – Прим. перев.
5
Рашид-ад-Дин. Сборник летописей / Пер. О.И. Смирновой. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1952. Т. 1. Кн. 2. С. 12. (Сейчас принято написание Рашид ад-Дин.)
6
«Пришли неизвестные народы, и никто о них ясно ничего не знает: ни кто они, ни откуда пришли, ни языка их, ни какого они племени, ни веры их». См.: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / АН СССР, Институт истории; отв. ред. М.Н. Тихомиров; под ред. и с предисл. А.Н. Насонова. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 264.
7
Ата-Мелик Джувейни. Чингисхан. История завоевателя мира / Пер. Е.Е. Харитоновой. М.: Издательский Дом МАГИСТР-ПРЕСС, 2004. С. 72.
8
Ибн Ал-Асир. Ал-камил фи-т-та’рих («Полный свод истории»). Избранные отрывки / Пер. с араб. языка, примеч. и коммент. П.Г. Булгакова. Дополнения к пер., примеч. и коммент., введ. и указ. Ш.С. Камолиддина. Ташкент – Цюрих: АН РУз, 2005. С. 355.
9
То есть потомки. – Прим. перев.
10
