– Скромный парень.
– В этом есть доля правды – время правления Аменхотепа Третьего рассматривается как один из величайших периодов расцвета древнеегипетской цивилизации, о чем свидетельствуют грандиозные храмовые комплексы и скульптура.
– Большому человеку – большие кошки.
– В искусстве времени Аменхотепа сочеталось стремление к громадному.
– Ну что, может, пойдем тоже потрем грифонов и посмотрим в глаза Сфинксам, вдруг поженимся и будем счастливы? Родится сын – назовем Аменхотепом.
Анна рассмеялась:
– Легенда гласит: кто посмотрит в глаза Сфинкса – сойдет с ума. Зачем мне муж сумасшедший?
– Ладно, безумный подойдет?
– Уже подошел, ближе некуда.
– Может, тогда просто поцелуемся?
– Люди же вокруг.
– Мы же закроем глаза.
– Подожди. Если провести от Сфинксов мысленный меридиан, то пройдет он через здание Пулковской Обсерватории и придет прямо в египетскую Александрию, на родину Сфинксов! – не хотела целоваться Анна.
– Мистика!
– Обиделся? – поцеловала она меня в щеку.
– Что ты! Мужчины не должны обижаться. Обиды – это женские безделушки. Пойдем к воде, на кораблики посмотрим. – Я начал спускаться вниз по ступенькам.
– А что, экскурсия уже надоела?
– Нет, очень насыщенно. Хочется разбавить, может, Невой? – При слове «Нева» громче стали слышны крики чаек, они звали. – Расскажешь мне про Неву?
– Хорошо, только лучше с прогулочного катера. Готов?
– Легко, – ответил я почти как пионер. – Хоть на байдарке. С милой рай и на плоту! – С этой девушкой я готов был отправиться куда угодно даже вплавь.
– Утопия. Знаешь, какая холодная в Неве вода? Даже летом.
– Мы возьмем с собой антиутопию.
– Не поняла.
– Я про спасательный круг.
– Смешно, – улыбнулась Анна. – Действительно, антиутопия. Филолог.
Нева
Просто посмотри в небо, где плывут облака. Попробуй плыть вместе с ними. Неважно – куда, просто плыть. Не бойся, ты не утонешь, доверься небу. Невозможно утонуть, когда умеешь плавать.
Мы сели на кораблик, и под рокот мотора Анна рассказала мне всю биографию Невы:
– Река Нева берет начало из озера Ладога, самого большого озера в Европе, и впадает в Финский залив – часть Балтийского моря. Длина реки – семьдесят четыре километра, средняя глубина – восемь-десять метров. Нева переносит огромный объем воды – в среднем две тысячи пятьсот кубических метров в секунду, а скорость течения в черте города – примерно три-четыре километра в час. Нева – очень молодая река. Археологи находят на берегах Невы следы стоянок первобытных людей.
– Люди первобытные, а река молодая. Факт бессмертия налицо.
– Ты уже был на «Алых парусах»?
– Не был еще, но очень хочу.
– Тогда ты бы понял, что люди мало в чем изменились. Я про поведение.
– Не будь такой строгой к современникам. Отличие в том, что у первобытных на первом месте быт, – улыбнулся я.
– Примерно с седьмого-восьмого века нашей эры здесь стали жить финно-угорские и славянские племена. Они занимались охотой и рыболовством, но главное – торговлей. По Балтике, через Неву и вверх, по озеру Ладога, шел один из главных торговых путей Средневековья. Именно здесь, на северо-западе нынешней огромной территории страны, в восьмых-девятых веках зародилась российская государственность.
– Значит, здесь жили наши предки?
– Да, но «окно в Европу» прорубили значительно позже, и Петр основал город отнюдь не на пустой земле, а поставил столицу на весьма доходном, бойком и населенном месте шведского города Ниен.
– После слова «прорубили» почему-то окном в Европу представилась прорубь.
– Есть доля правды. Вода в Неве студеная.
– А летом в Неве купаться можно?
– Можно, вода чистая, но холодная – в среднем семнадцать-двадцать градусов.
– Ты уверена, что чистая? – вглядывался я в темно-изумрудную толщу воды.
– Конечно. За чистотой следят раки.
– Раки? Тоже на службе? Как и кошки? Я смотрю, в Питере и животным приходится работать, чтобы прокормить семью.
Анна залилась своим теплым смехом.
– Раки – это лучшие биодетекторы. Эти животные реагируют на малейшие изменения в составе воды: специальный датчик, закрепленный на панцире, фиксирует стресс у рака в случае загрязнения воды. Раки работают посменно: три дня на дежурстве, шесть – отдыхают.
– Я прямо представил эту службу, как рак говорит своей рачихе и рачатам: «Ладно, я на дежурство. Вести себя прилично, а то будете, как я, вкалывать всю жизнь».
– Не всю жизнь, только год, потом раку дают отпуск, чтобы отоспаться. Проезжаем Благовещенский мост, – неожиданно накрыла нас тень. – Это первый постоянный мост через Неву, он открылся в тысяча восемьсот пятидесятом году году. Прежде с одного берега Невы на другой зимой переправлялись по льду, а на лето наводили временные, наплавные мосты. В ряд поперек течения выстраивали барки, на них клали проезжую часть. Несколько недель в году: весной, во время ледохода, и осенью, когда река начинает замерзать, сообщения между разными частями города почти не было. Уже в восемнадцатом веке было ясно, что постоянный мост необходим, но сильное течение реки, полноводность и подвижные грунты на дне сильно осложняли строительство. В тысяча восемьсот сорок втором году инженер Станислав Кербедз предложил проект с использованием самых новых на тот момент технологий. Правительство выделило средства, и начались работы. В дно вбили деревянные сваи, на них возвели каменные устои, семь неразводных пролетов перекрыли арки из чугуна. Восьмой пролет, ближайший к правому берегу, был разводным. Два его крыла поворачивались в горизонтальной плоскости, чтобы пропускать большие суда. Огромная металлическая конструкция производила на современников неизгладимое впечатление. Мост называли драгоценным ожерельем красавицы Невы. Поражала и стоимость проекта: с тех пор в Петербурге принято выражение «дорого, как чугунный мост». Благовещенский мост служит символической границей между Невой и Финским заливом, здесь встречаются «причина и следствие» Санкт-Петербурга.
– Красиво!
– Ты про панораму?
– Я про слова.
– Спасибо. Это несравнимо.
– Ну почему? Если вид – причина, то экскурсия – следствие.
– Значит, туристы под следствием? – улыбнулась Анна.
– Под впечатлением, в крайнем случае подшофе.
– Слева от моста раскинулся парадный, имперский центр: ровным строем стоят бывшие особняки знати и богатых купцов на Английской набережной, золотой громадой высится купол Исаакиевского собора, пронзает небо шпиль Адмиралтейства, в глубине, у Дворцового моста, изумрудом сияет Зимний дворец. А по другую сторону, за мостом – территория грузового порта и огромные заводы, где строят и ремонтируют корабли.
Ощущение торжественной гармонии городского пейзажа создает совершенно равнинный рельф, обширные водные пространства и особый высотный регламент.
– Так вот, значит, в чем волшебство! – воскликнул я. – Вот отчего так красиво.
– Именно. В центре города с восемнадцатого века запрещено строить здания выше Зимнего дворца, исключением могут быть купола, колокольни и башенки. Справа здание Академии Художеств, гнездо русского искусства, – одно из главных украшений набережной Васильевского острова. Песочно-розовые стены, мощные светлые колонны и монументальный купол, увенчанный бронзовой скульптурой богини Минервы – покровительницы искусств и ремесел, производят впечатление спокойного величия и гармонии. Его начали строить в тысяча семьсот шестьдесят четвертом году по указанию императрицы Екатерины Второй, чтобы разместить здесь училище, как тогда говорили – «трех знатнейших художеств» – живописи, скульптуры и архитектуры. Мысль о том, что России необходимы собственные мастера во всех областях искусства, появилась еще при Петре Первом, но только в правление его дочери Елизаветы Петровны была создана полноценная система профессионального художественного образования. Ее главным создателем стал Иван Шувалов – фаворит императрицы. В первые годы ученики, которых набрали из талантливых мальчиков восьми-десяти лет, жили и занимались в доме Шувалова, а жалованье преподавателям и материалы меценат оплачивал из собственного кармана.
– Хотел бы я быть тем талантливым мальчиком.
– Можно подумать, ты не талантлив.
– И не мальчик.
– Все лентяи говорят, что у них нет таланта. Без таланта в мире нельзя. Пропадешь. Город съест, станешь серым, как мрамор.
– Твои стихи?
– Да, мои стихи.
– Вот это талант, я понимаю.
– Строительство огромного здания для училища началось при следующей императрице – Екатерине Второй. Скульптура богини мудрости и покровительницы искусств напоминает об одном из льстивых титулов государыни – Северная Минерва. Здание занимает огромный, почти квадратный участок, а посредине его устроен круглый внутренний двор. Высокие окна первого и второго этажей освещали классы и мастерские, а на третьем этаже жили ученики. Воспитанниками и профессорами Академии Художеств были самые знаменитые мастера русского искусства: Брюллов, Репин, Крамской, Серов, Айвазовский, Куинджи, Шишкин и многие другие. У Академии есть даже свой призрак. Дух первого ректора Академии Художеств Александра Филипповича Кокоринова, который повесился на чердаке Академии.
– Карточный долг или несчастная любовь?
– Да, любовь к искусству. Дело в том, что Екатерина приостановила финансирование строительства Академии. С тех пор по Петербургу гуляет легенда о призраке первого ректора, который время от времени корит нерадивых студентов Академии.
– В каждом уважающем себя замке должно быть привидение.
– Это точно, в Михайловском замке тоже живет свой призрак, я, правда, не видела, но слухи ходят.
– Ты про Инженерный?
– Ага.
– Надо будет проверить. Кстати, почему его называют Инженерным?
– В свое время там располагалось Инженерное училище. А привидение также воспитывало двоечников.
– Можно подумать, призраков брали на работу по воспитанию трудных детей.
– Ну в Инженерном-то привидение давно на пенсии, студентов нет, сейчас там одни туристы.
– Видимо, на пенсии подрабатывает, у призраков, наверное, и пенсия призрачная, – рассмеялся я.
– Если бы только у призраков, – вздохнула Анна, не отрывая взгляда от Академии.
– А здание действительно похоже на замок. За ним находится знаменитая Мозаичная мастерская, – вдруг просияло словно янтарное стекло лицо Анны. – Это легендарное место: здесь с середины девятнадцатого века и по сей день создается волшебное стекло. По сути – это кухня, где варят матовое стекло, варят по различным рецептам. Потом застывшую массу рубят на кусочки, из которых собирают узор. Необходимость в мозаике возникла в девятнадцатом столетии, когда началось строительство Исаакиевского собора. Для того чтобы украсить главный храм империи картинами из цветного стекла, несколько студентов Академии Художеств были отправлены в Италию постигать тонкости ремесла. А в Петербурге было основано производство смальты, которая вскоре становится лучшей в Европе. Одним из первых мозаичистов был Никита Фролов. Его сын Александр пошел по стопам отца, а внук Владимир Фролов стал, наверное, самым известным мастером мозаики не только в России, но и в мире. Самая большая работа Фроловых – легендарный храм-памятник Спас-на-Крови в Петербурге, где мозаики покрывают семь тысяч квадратных метров стен, сводов и куполов. В тысяча девятьсот сорок первом году Владимир Фролов собирает мозаику для Московского метрополитена – огромные панно с изображениями счастливой советской жизни создаются в ледяной стуже Блокады. Погибая от истощения, художник, завершил заказ. Драгоценные панно ушли по Дороге жизни, через Ладогу. А Владимир Фролов скончался через несколько дней от голода.
– Грустная история.
– Да.
Анна замолчала. Обняв ее, я продолжал смотреть на воду. Нева сверкала мозаикой в лучах уходящего солнца, постоянно меняя стекляшки, будто сомневаясь, какую смальту подобрать, чтобы было еще красивее.
– Смотри на воду, так быстрее уходит грусть.
– Я смотрю, – Анна улыбнулась. Скоро катер причалил к Университетской набережной.
