Мы уже давно торчим в Алоэ. Одноглазый мог что-нибудь выкинуть просто от скуки.
Тут до меня дошло. Старик четко все выразил, а я пропустил мимо ушей. Одноглазый перестал вести себя как Одноглазый, и началось это после того, как Хромой улетел на своем ковре на запад.
По дороге в город ко мне прицепился Крутой:
– Отлыниваешь от дела? Заметил, что ты не заглянул в лазарет.
Об этом я и не подумал.
– Вдруг тебя там человек пятнадцать дожидаются?
– Разве что уставших от муштры симулянтов.
– Многие жалуются на головокружение.
– Не слышал таких жалоб. Ко мне приходят только с грибком, вошками и триппером. А в последнее время – только с грибком. У местных храмовых проституток никакой заразы нет. Если кто-то скажет, что у него триппер, я даже не взгляну. Пускай верещат, когда мочатся.
– В чем тебе, Костоправ, не откажешь, так это в безграничном человеколюбии.
Что-то было не так.
Крутой тоже это почувствовал:
– Мы в Алоэ или где? Куда народ подевался?
На улицах было почти безлюдно. Ветер – горячий, сухой и грязный – все усиливался. По дороге катились клочья сухой травы.
Я сбавил шаг и вынул нож, пожалев, что нет при мне оружия посерьезнее. Крутой отошел вправо, чтобы нас не смогли уложить одной атакой, и тоже обнажил нож.
Клубок травы едва не прилетел мне в грудь. Я дважды полоснул его и почувствовал себя как дурак. Но расслабляться было рано.
Ветер стих. Трава перестала летать. Возникли и тут же рассеялись пыльные вихри.
– Плевать, что там говорит Молчун. Я боюсь.
Крутой лишь фыркнул. Он был настроен на драку, а не на размышления.
– Чертовщина какая-то. Неспокойно мне, – пробурчал я.
– Просто ты не доверяешь Алоэ.
Золотые слова. Это чересчур приветливый город. На меня не бросаются из каждой подворотни. Люди искренне благодарят, когда я лечу их детей. Ценят спокойствие и порядок, которые принес им Отряд. Сообщают о любых злодеяниях.
По приказу Капитана наши бойцы работают в полях и на стройке – не для того, чтобы завоевать симпатию, а чтобы лишний раз не буянить.
– Ты прав, – признался я. – Чем дольше Госпожа оберегает нас от неприятностей, тем сильнее чувство, что мы вот-вот окунемся в дерьмо с головой. Всякие ужасы мерещатся.
Перед нами закружился и растаял пыльный вихрь. Крутой не обращал на такие мелочи внимания.
– Через пятьдесят шагов будешь в безопасности.
Все верно. Ровно столько оставалось до «Темной лошадки». Буквально рукой подать. А когда я расслабился, то увидел вокруг людей и понял, что на улице мы не одни.
Мы вошли в трактир. Мой час еще не пробил.
– Крутой, надо бы мне обзавестись каким-нибудь хобби.
В трактире не оказалось ни Гоблина, ни Одноглазого. Зато был наш третий колдун, Молчун. Играл в тонк на своем привычном месте. Ему составляли общество Масло, приятель Крутого, и Эльмо. Несколько солдат следили за игрой.
– Сержант, и ты сачкуешь? – спросил я Эльмо.
– В яблочко, черт побери. Старик совсем из ума выжил.
– Может, и его этот город допек.
– В смысле?
Крутой объяснил:
– У Костоправа мурашки по коже оттого, что в Алоэ все такие дружелюбные и приветливые.
– Он из тех, кто смотрит в зубы дареному коню, – кивнул Эльмо.
Облюбованное Одноглазым место, где проще мухлевать, было занято Причиндалом.
– Костоправ, садись, я выхожу. Устал проигрывать.
Вид у меня, наверное, был чересчур озабоченный. Молчун жестом показал, что готов подвинуться.
Я признался:
– Покоя не дает мысль о том, что грядут большие неприятности. Мне едва ли не хочется, чтобы они наконец начались.
– Совсем спятил, – заключил Эльмо. – Околесицу несет.
– Костоправ, много думать вредно, – добавил Масло.
Эльмо с ним согласился:
– Вот что с людьми делает образование. Ну, чего там Старик хочет?
– Беспокоится о Гоблине с Одноглазым. Думает, Хромой с ними что-то сотворил.
– С запада не было вестей? – спросил Эльмо.
– Нет.
Послания из Башни обычно передавались воздушными курьерами. В случае чрезвычайной важности – через Гоблина. Но после отбытия Хромого летучих ковров мы не видели.
– А из главного штаба?
Уже ближе. Депеши оттуда привозили конные гонцы.
– Нет никаких вестей. Смотри не сглазь. Я бы предпочел, чтобы о нас совсем забыли.
Молчун поддержал меня, подняв вверх большой палец, после чего сдал мне просто ужасные карты.
Колода пошла по столу. Делались ставки, забирались выигрыши. Завязался разговор о том о сем.
– Если бы я был Госпожой и хотел отправить Капитану тайное послание, то сделал бы это через Шепот, – сказал Эльмо.
– Тебе что-то известно?
– Просто мозгами шевелю.
Мы повернулись к Молчуну. Недовольный всеобщим вниманием, он жестами показал:
– Чую опасность.
– И как я этого не понял? – буркнул я.
– Успокойся, – произнес Эльмо. – Тебе сдавать.
Он показал пальцем на дверь. Пришел Гоблин.
Низкорослый колдун втиснулся между Маслом и Эльмо. Сегодня он, как никогда, напоминал жабу.
– С севера надвигается сильная буря, – произнес он.
Масло сказал:
– Может, это от погоды всем не по себе.
– С севера? – удивился Эльмо. – Странно. В это время года здесь случаются бури?
– Примерно раз в пять лет. Да еще какие!
– Надвигается сильная буря, – повторил Гоблин. – Костоправ, у меня нарыв. Ты бы взглянул, а?
– Прямо здесь? – Я пил пиво с жареной курицей и старался поаккуратнее брать карты жирными пальцами.
– Приду завтра в приемные часы. Ты, главное, сам не забудь появиться.
Эльмо с Маслом нашли эту хохму смешной.
– Да я вкалываю больше всех в Отряде.
– Не знаю насчет «больше всех», но в число самых усердных шестисот пятидесяти человек ты входишь, – поддел меня Эльмо. – А теперь кончай жрать и ныть, играй по-человечески.
Но карточные богини по-прежнему не благоволили мне.
– Гоблин, сядешь вместо меня?
Колдун пробурчал что-то неразборчивое. Вид у него был смурной. Неужели нарыв так сильно болит?
Или у него что-то похуже?
Гоблин стар как сам мир. Кто знает, какая гадость могла к нему прицепиться.
– Тебе плохо? – спросил я.
– Нормально. Но с севера буря надвигается.
Масло перебил нас:
– Костоправ, бери карты. Надо снять с тебя шкуру, пока ты теплый.
После завтрака я открыл лазарет. Воздух был тяжелым, влажным и спертым. Один из тех дней, когда у всех плохое самочувствие, дурное настроение и никакого желания работать. Вскоре с севера подул резкий холодный ветер.
На осмотр пришли трое. Ни одного симулянта. Двое – с очагами фиолетового грибка на ногах. Каждый день он у кого-нибудь появляется. Откуда берется – никто не знает. Солдаты говорят, что перед возникновением пятен у них кружилась голова. Борная мазь с солью избавляет от грибка за три втирания.
Эта напасть постигла не только Отряд. Для местных врачей грибок тоже стал сюрпризом. Однако он не был опасен, и повторных заражений не случалось.
Гоблин появился, когда я уже устал его ждать. Он был явно не в своей тарелке. Непривычно для него. Я осматривал и лечил его уже много лет. Ему нечего было стесняться.
– Что-то ты на себя не похож.
– Не знаю… Думаю, со мной что-то сделали.
– Ты говорил про нарыв?
Гоблин начал что-то бурчать о себе в третьем лице на два голоса. Я перебил его:
– Кончай придуриваться, коротышка. Раздевайся.
Он заткнулся. Разделся. Его бледную одутловатую тушку едва ли можно было назвать магнитом для девушек.
Нарыв был на пузе, справа от пупка. Диаметром полтора дюйма, округлый, гнойный и вонючий, но без признаков гангрены. Чем-то похожий на мишень: внешний круг ярко-красный, с признаками воспаления, средний – черный, а посередине – гнойная головка в треть дюйма диаметром.
– И давно ты с этим ходишь?
