Морвейн Ветер "Однажды в Калифорнии"

Однажды в Калифорнии
Морвейн Ветер

Бизнес-леди и бродяга мексиканец. Что может быть общего? Серхио приезжает в Лос-Анджелес, чтобы сбежать от навязчивого внимания богатых родителей. Дженнифер – девушка с неженской профессией, в глубине души прячет слабость. И надежду встретить того, кто сумеет её защитить.

Пролог

Серхио Моралез, ещё неделю назад – сын одного из виднейших плантаторов Мериды, а сегодня – бездомный эмигрант, затерявшийся на просторах Беверли Хиллз, поставил на стол полупустой стакан из-под пива и откинулся на стуле.

Деньги заканчивались, и Серхио понимал, что на вторую кружку ему уже не хватит, а сидеть в баре предстояло ещё долго – до тех пор, пока в половине двенадцатого не закончится основная часть шоу и не настанет его очередь – занять «эфир» до утра. Таков был принцип бара «Palm Springs» – только живая музыка. И Серхио такой принцип оказался весьма кстати, потому что это было единственное место, где без лишних вопросов взяли на работу человека без резюме и рекомендаций, да к тому же готового работать только после полуночи.

Серхио неплохо играл на гитаре, хотя если бы ещё пару месяцев назад кто-то сказал ему, что он будет зарабатывать этим себе на жизнь, Серхио рассмеялся бы шутнику в лицо.

В свои двадцать пять лет Серхио никогда не работал больше четырёх часов в день, да и эти четыре, если признаться себе совсем уж честно, проходили не слишком напряжённо – в директорском кабинете компании отца.

Всё изменилось довольно быстро – куда быстрее, чем хотелось бы Серхио. Небольшая интрижка стала причиной скандала не только в доме благородного дона Моралеза, но и в семье Риккардо Васкеса, без которого не обходилась ни одна сделка по сбыту полотна. Кто же мог знать, что Вероника Васкес окажется не только смазливой как куклка, но и такой же пустоголовой, и всё своё грязное бельё вывалит отцу…

Педро Моралез, отец Серхио, был человеком понимающим. Понимающим ровно настолько, чтобы не пристрелить родного сына, в лучших традициях любовного романа лишившего чести дочку его любимого партнёра. Впрочем, скрепя сердце, Педро может, и смог бы ему это простить. Разве что заставил бы жениться, но супружество дело наживное и ни к чему не обязывающее. Однако обиженная Вероника заняла твёрдую позу и отказалась идти на компромисс, так что, дав своему чаду подзатыльник, сеньор Моралез спешно обеспечил ему работу в Нью-Йорке – без вопросов и лишних разговоров.

Подзатыльники Серхио не любил. Также, как не любил он Нью-Йорк, где по его представлениям было слишком холодно, чтобы жить человеческой жизнью. Об этом он думал всё время, наблюдая, как добрая донна Розалия, причитая, собирает его вещи, а затем всю дорогу в аэропорт. В аэропорту же решение пришло к нему само собой – увидев, как стоявший рядом с ним в очереди на регистрацию пожилой метис кладёт билеты на стойку и наклоняется, чтобы достать из сумки документы, он спешно поменял их местами со своими и проскочил зелёный коридор раньше, чем кто-либо успел разобраться в ситуации.

Серхио положился на удачу и, как ему показалось тогда, не прогадал – теперь он летел в Лос-Анджелес, где даже в ноябре светит солнце. Не учёл Серхио разве что одного – в Лос-Анжелесе его никто не ждал. В Лос-Анжелесе он больше не был сыном дона Моралеза, а был одним из многих беженцев из Мексики, приехавших в поисках лучшей жизни.

В кармане у Серхио было около двухсот долларов, и он потратил половину из них на такси в первый же день своего пребывания в городе. Затем ознакомился с ценами на проживание в отелях и уже потянулся было за платиновой кредиткой дона Моралеза, когда понял, что если продолжит её доставать и, более того, вставит в терминал, его вольная жизнь закончится моментально и, скорее всего, уже к вечеру его всё-таки доставят в Нью-Йорк.

Серхио поспешно убрал руку в карман и ушёл из отеля, не обращая внимания на презрительный взгляд администратора. Серхио было плевать. Первая ночёвка под мостом даже показалась ему романтичной.

Со второй дело обстояло немного хуже – к тому времени в кармане у Серхио было уже не двести, и даже не сто долларов, а шестьдесят пять. Ни одна фирма в городе не нуждалась в услугах человека, который ничего не мог сказать об опыте работы, но претендовал на должности топ-менеджеров. Бесперспективность поисков, впрочем, Серхио понял довольно быстро и решил снизить планку – но никому не требовались также ни координаторы, ни управляющие, ни даже менеджеры по продажам.

На третий день дело пошло ещё хуже, потому что джинсы Серхио украсила солидных размеров дыра пониже задницы, а чемоданы таинственным образом исчезли. Более или менее серьёзные заведения вовсе отказывались теперь вести с ним разговор, хотя Серхио был уверен, что подобный имидж только на руку обитателям предместий Голливуда.

На четвёртый день, имея в кармане двадцать пять долларов и уже две дыры на джинсах, Серхио нашёл агента, который предлагал ему сняться в рекламе. Он пришёл на место съемок в назначенное время и обнаружил, что помимо оператора его ждёт двухметровый квадратный траходром и грудастая блондинка с подержанным лицом. Серхио не стал спрашивать, что они собираются рекламировать. Он не то, чтобы не любил блондинок… Скорее ему не понравился матрас. И он ушёл молча, напоследок заехав ни в чём неповинному оператору по лицу и разбив ему объектив.

На ночь Серхио решил сменить место ночёвки и не зря – другому бездомному, ночевавшему под его мостом, тоже начистили объектив той же ночью.

Серхио был уверен, что удача всегда на его стороне, и всё же к середине пятого дня он был вынужден признаться себе, что эта капризная дама, видимо, улетела на самолёте в Нью-Йорк вместо него. Отчаяние приближалось неумолимо, когда фортуна скинула карты на стол, и Серхио повезло целых два раза: в первый раз, когда ему назначили испытательный срок в качестве инструктора по картингу. Второй – когда тем же вечером менеджер «Palm Springs» дал добро на его первое выступление.

Изрядно потрёпанный к тому времени Серхио вздохнул с облегчением, однако, узнав размеры своих первых гонораров, был неприятно поражён. В его представлении денег, которые ему собирались платить за неделю работы в две смены – днём на пляже и ночью в баре – едва хватило бы на один полноценный ужин, и уж точно не хватило бы на оплату жилья.

Однако выхода не было, и Серхио решил, что обижать Фортуну не стоит и нужно брать всё, что она может предложить. О возвращении думать он по-прежнему не желал. Только позвонил отцу и сообщил, что с ним всё хорошо.

Серхио достал из кармана полупустую пачку сигарет и, вытащив одну из них, неторопливо раскурил. Сигареты тоже подходили к концу, но Серхио был из тех людей, кто всегда уверен, что сможет бросить.

Он поднял глаза от столешницы и от безделья принялся разглядывать посетителей. Ничего интересного, обычная пёстрая публика ночного заведения с сомнительной репутацией.

Он уже собирался уткнуться снова в свой стакан, когда взгляд его приковала к себе девчушка лет восемнадцати, сидевшая у барной стойки напротив немолодого мужчины в дорогом пиджаке. Девчушка была гибкой, как тонкое деревце. Светлые волосы едва закрывали уши и чуть завивались на кончиках, будто от влажной погоды. Она заливисто смеялась, запрокидывая голову далеко назад и демонстрируя собеседнику белоснежное горло, которое так и хотелось поцеловать.

Отсмеявшись, она выпрямилась на секунду и припала губами к высокому стакану, а затем будто невзначай повернулась и приподняла брови, давая понять, что заметила нацеленный на неё взгляд.

Серхио чуть заметно улыбнулся, но блондинка тут же отвернулась, делая вид, что увлечена содержимым стакана.

Времени у Серхио по-прежнему было много, и он продолжал сидеть, оглядываясь по сторонам, но то и дело поглядывая на блондинку за стойкой, пока не обнаружил, что мужчины уже нет, и девушка сидит одна.

Серхио залпом допил пиво и, поднявшись, направился к незнакомке. Когда между ними оставалась всего пара шагов, блондинка обернулась и смерила мексиканца оценивающим взглядом, особо задержавшись на порванных у бедра джинсах.

– Серхио, – представился тот, ничуть не смутившись.

Девушка не удостоила его ответом и молча отвернулась к стойке.

Серхио присел на соседний стул.

– Может, по коктейлю? – предложил он. Девушка ему понравилась. Понравилась до какой-то болезненности, так что Серхио мгновенно забыл о том, что этот коктейль будет стоить ему остатков денег.

Девушка повернулась и одарила его ещё одним презрительным взглядом.

– Адриана. Но с тобой я не пью.

Она встала и демонстративно пересела к другому концу стойки, а Серхио разозлился от этого короткого отказа. Время к тому же уже шло к двенадцати, и он решил, что пора начинать готовиться к выступлению. Серхио встал и направился к выходу в гримёрки.

***

У Дженнифер день не задался с самого начала – ещё тогда, когда чёртов Пауэр в последний момент снял заказ, наплевав на то, что половина ролика уже отснята. Дженнифер не любила тратить время и деньги зря и потому в любом другом случае не стала бы связываться с подобным клиентом второй раз, но с Джеймсом Пауэром она работала уже больше десяти лет и к тому же неплохо знала Джеймса лично.

Дженнифер проглотила недовольство и не стала требовать неустойку, обещав лишь составить смету расходов, которые уже были произведены – на что Пауэр ответил своей фирменной ухмылочкой и столь же характерным похлопыванием по плечу. Вот за эту манеру спускать всё на тормозах Дженнифер и не любила альфа-самцов. То есть, если уж быть честной до конца, таких альфа-самцов, как Пауэр, она любила – но только в своей постели и строго по субботам с двенадцати ночи до шести утра, потому что в обычной жизни они были невыгодны, нерентабельны и попросту невыносимы.

Джеймс был исключением и не только потому, что хорошо отрабатывал свою ночную смену – эта часть их с Дженнифер отношений давно отступила на задний план, потому что при прочих равных Дженнифер не любила спать с теми, с кем вела дела. Скорее дело было в том, что Дженнифер к нему привыкла и попросту разучилась на Джеймса злиться.

И теперь, когда одна неудача плавно перетекала в другую, Дженнифер предпочитала злиться абстрактно, не предъявляя претензий к кому-то конкретно.

Второй её неудачей за день стал Бентли, выскочивший из-за поворота на Севентин-Стрит и плавно прошедший своим холёным бампером по крылу коллекционного Ягуара Дженнифер. Материться было бесполезно – но Дженнифер не сдержалась и высказала золотистому солнцу и синему небу Лос-Анджелеса всё, что она думает о Бентли в целом и их владельцах в частности. Однако встречу с владельцем «Palm Springs» отложить было нельзя, и до места Дженнифер добиралась уже на хромавшем на одно колесо инвалиде. Машину было жалко. Даже больше, чем потраченное время и выброшенную на ветер плёнку с улыбающейся брюнеткой, державшей тюбик зубной пасты в руках.

Дженнифер не могла бы сказать, стало ли неудачей третье событие, ознаменовавшее тёплый вечер Лос-Анджелеса, потому что ей было трудно сформулировать своё отношение к проблеме.

– Поставить травести-шоу? – Дженнифер смотрела на Томаса Джентли в упор. Она видела этого человека в третий раз в своей жизни, но до сих пор не ожидала от него подобных увлечений.

Джентли самодовольно кивнул.

– Простите, Томас, это очень инте… Чёрт, Томас, почему я?!

– Все мои коллеги отзываются о вас как о надёжном и пунктуальном человеке, Дженнифер. В нашем деле это редкость.

Дженнифер попыталась вежливо улыбнуться, но улыбка вышла какой-то кособокой.

– Я ничего не пониманию в хореографии, Томас. Я не отказываюсь… просто вы должны понимать, что мне нужно подумать. Знаете в таких…. делах имеет значение цена вопроса. И…. Нет, Томас, всё-таки, почему я?!

– Я вам уже сказал…

Дженнифер посмотрела на Томаса в упор, так что тот заткнулся на полуслове.

– Только поэтому? – процедила она.

– Не скрою, – сдался Джентли, – я считаю, что вы лучше понимаете… м… эстетику вопроса.

Дженнифер промолчала. Очевидно, Дженлти считал, что если она женщина – то обязательно должна любить гомосексуально настроенных мужиков. А деньги пахнут одинаково – платит их владелец стрип-клуба или поставщик зубной пасты. Деньги – это то, что позволяет с таким трудом в урываемое свободное время заниматься любимым делом, которое, правда, всё чаще тонет в километрах видеозаписей с рекламой той самой зубной пасты и дешевых презервативов.

– Я подумаю, – сказала Дженнифер и улыбнулась. Эта улыбка тоже была фирменной, как и у Джеймса.

Дженнифер встала и направилась к выходу, но уже в дверях ей не повезло в четвёртый раз – она уже выворачивала в зал, когда прямо ей в грудь ударилась довольно широкая грудь мексиканца в кожаной куртке и узкой, слишком узкой, как показалось Дженнифер, футболке. Мексиканец растянул губы в улыбке, которая могла бы напомнить Дженнифер Джеймса, если бы не тёплые искорки, плясавшие в карих глазах.

– Не ушиб?

«О, чёрт!» – подумала Дженнифер и качнула головой, скорее отгоняя глупые картинки, промелькнувшие в сознании, чем пытаясь выразить отрицание.

Дженнифер вышла в зал, поясницей чуя жадный взгляд мексиканца. Дженнифер была уверена, что она, как хорошее вино, с годами становится только лучше. Хотя, конечно, тот тип мужчин, которые обычно будили в её теле сладкую дрожь, как правило, не отличались большим умом и предпочитали пустоголовых тонкокостных барби.

Кость у Дженнифер была тонкой. Но это помогало не всегда. Впрочем, у Дженнифер было одно преимущество – деньги. И если она не могла получить то, что хотела, бесплатно, для неё никогда не было проблемой заказать это по телефону.

Дженнифер всё-таки вышла в зал и, выбрав свободный столик, достала из кармана длинную тонкую сигарету с ментолом. Те, кто знал её плохо, могли смеяться над этой привычкой, но Дженнифер любила именно такие, и на всё остальное ей было плевать.

Предложение, поступившее от Джентли, стоило закурить. А лучше заполировать бокальчиком Мартини, что Дженнифер и решила сделать. Окликнув официанта, она оставила заказ и стала ждать, а через пару минут поймала себя на том, что изучает посетителей бара с профессиональной точки зрения: возрастная категория, пол, социальный статус. Всё это могло понадобиться, если бы она согласилась поставить шоу, и всё же глубоко внутри Дженнифер чувствовала, что всему есть предел. Когда-то давно она не хотела браться за рекламу вообще. Два её первых фильма прошли довольно неплохо, и Дженнифер предполагала, что через какое-то время найдёт новых спонсоров и поставит ещё один, но что-то изменилось – то ли время, то ли она, и когда Дженнифер выплыла из трёхгодичного заплыва по зарабатыванию Линкольнов на дешевом ситкоме, стало ясно, что снимать кино прямо сейчас она не готова. Правда, вместе с опытом работы в самом дешевом и массовом из видов шоу-бизнеса Дженнифер приобрела неплохой особнячок на окраине Беверли, за который предстояло выплачивать кредит. И когда Пауэр предложил ей первое «дело», Дженнифер решила, что деньги не пахнут, а кредит надо отдать как можно скорей.

Прошло три года, и к опыту работы над ситкомом прибавились около сотни рекламных роликов, а фильм так и не был снят. Зато кредит был выплачен досрочно, а Дженнифер нашла отдушину – театр. Театр был дешевле кинематографа со всех точек зрения – меньше затраты на постановку и меньше гонорар режиссёру. Театр не приносил денег, но, по крайней мере, это была не зубная паста. И сейчас Дженнифер терзало навязчивое ощущение, что травести-шоу – ещё один шаг куда-то совсем не туда.

Дженнифер опустила глаза и покрутила в пальцах визитку, оставленную ей Джентли. На обратной стороне была написана цифра «пятьдесят». Дженнифер догадывалась, что не долларов. Затраты по времени, правда, могли оказаться куда как большими и… Дженнифер неудержимо тянуло хихикать каждый раз, когда она представляла себе будущую постановку в действии.

«С другой стороны, – тут же успокаивала она себя, – нет в жизни вещи, которую нельзя сделать стильно».

Она-то старалась убедить себя, что заказ Томаса – вызов её мастерству, то тихонько хрюкала в бокал с мартини, а решение всё не приходило и не могло, в сущности, прийти так скоро.

В конце концов, Дженнифер решила отвлечься и, подняв глаза на сцену, увидела знакомого уже мексиканца. Тот сидел на высоком стуле, подогнув под себя ноги. На правом бедре джинсы пересекала широкая дыра, и, несмотря на полумрак, царивший в помещении, Дженнифер показалось, что она очень отчётливо видит смуглое мускулистое бедро. Нет, мексиканец не был похож на Джеймса. Слишком мечтательный у него был взгляд. Или это просто отблески тусклых огней в карих глазах придавали ему этот странный налёт романтики?

Дженнифер достала ещё одну сигарету и закурила, вслушиваясь в неторопливый перебор струн и задумчивые слова на испанском:

«En la isla del dolor

Recuerdo tu calor

Desear?a morir

Cerca de ti»[1 -

На острове боливспоминаю твоё тепло,я хотел бы умеретьвозле тебя.Antonio Banderas – La bella maria de mi amorВольный перевод]*

Дженнифер усмехнулась собственным мыслям. Она не сомневалась, что мексиканец адресует эти слова темноте, потому что на лице у него было написано, что никого и никогда он не любил настолько, чтобы желать смерти. Но от этого песня не становилась хуже. По крайней мере, не для Дженнифер, которая привыкла к фальшивым улыбкам и бесконечной лжи.

Она докурила сигарету, затем ещё одну, и когда поняла, что пачка подходит к концу, время уже близилось к трём.

Дженнифер бросила на стол две сотни долларов и встала. Сделав пару шагов, остановилась и подозвала официанта.

– Как зовут гитариста? – спросила она, кивая на сцену.

– Серхио.

– Серхио? А фамилия?

Официант пожал плечами и беспомощно улыбнулся.

– Рики, – прочитала Дженнифер на бейджике, – Рики, я дам тебе две сотни… можешь оставить себе одну, а другую передай ему. Скажи… Скажи, на острове боли нельзя умереть, потому что время там не идёт.

Рики вежливо улыбнулся и с готовностью принял две купюры, а Дженнифер пошла к выходу – утром ещё предстояло отгонять в автосервис Ягуар.