– Глотнешь? – дружелюбно вопросил депутат. Протянул маленькую бутылочку «Реми Мартен» и пластиковый одноразовый стаканчик. Это выглядело настолько смешно, что я, не колеблясь, налил себе тридцать граммов. Даже на такой скорости и на разбитой дороге машина шла мягко, коньяк не расплескивался.
Я вернул бутылку, кивнул, вытянул из кармана наушники плеера, надел, включил диск. Выпала старая-престарая песня «Воскресения», моя любимая.
Тот городок был мал, как детская игрушка,
Не знал он с давних пор болезней и нашествий.
На башне крепостной ржавела молча пушка,
И стороной ушли маршруты путешествий.
И так за годом год, без праздников и будней –
Весь город спал.
Во сне он видел земли городов безлюдных
И мертвых скал…[3 - «Городок». А. Романов – Ал. Макаревич.]
Мы вышли на трассу. Машина все наращивала скорость, я еще никогда не ездил в Москве так быстро. Да и не только в Москве… Если бы не вычищенное вероятностное поле, заставил бы сбросить ход, а так – просто страшновато.
Среди холодных скал музыка звучала,
А город спал…
Куда она звала?
Кого она искала?
Никто не знал…[4 - «Городок». А. Романов – Ал. Макаревич.]
Я невольно вспомнил о том, что Романов – сам Иной. Только неинициированный. Его заметили слишком поздно… Предложение было сделано, но он отказался.
Это тоже выбор.
Интересно, как часто он слышал эту музыку в ночи?
Кто в духоте ночной не закрывал окна –
Того уж нет.
Ушли искать страну, где жизнью жизнь полна,
За песней вслед…[5 - «Городок». А. Романов – Ал. Макаревич.]
– Еще хочешь? – Депутат был сама благожелательность. Интересно, что ему внушили Медведь и Тигренок? Что я – его лучший друг? Что он – мой вечный должник? Что я – внебрачный, но любимейший сын президента?
Какая ерунда все это. Существуют сотни способов вызвать в людях доверие, симпатию и желание помочь. У Света есть свои методы, жаль только, что и у Тьмы их немало. Ерунда это.
Вопрос в другом: зачем же я потребовался шефу?
Глава 6
У дороги меня ждал Илья. Стоял, засунув руки в карманы, с отвращением глядя в небо, сыплющее мелким снежком.
– Долго, – только и сказал он, когда я, за руку распрощавшись с депутатом, выбрался из машины. – Шеф заждался.
– Что тут происходит?
Илья ухмыльнулся. Но обычной жизнерадостности в этой улыбке не было.
– Сейчас увидишь… идем.
Мы зашагали по утоптанной дорожке, обгоняя бредущих от супермаркета женщин с сумками. Как странно, супермаркеты у нас появились совсем как настоящие. А вот походка у людей осталась прежней, словно они только что отстояли часовую очередь за синими куриными трупиками…
– Далеко? – спросил я.
– Было бы далеко – взяли бы машину.
– А что наш сексуальный гигант? Не справился?
– Игнат старался, – только и ответил Илья. Почему-то я испытал короткое и мстительное удовольствие, будто провал красавца Игната был в моих интересах. Обычно, если требовало задание, он оказывался в чужой постели через час-другой после получения задания.
– Шеф объявил готовность к эвакуации, – вдруг сказал Илья.
– Что?
– Полная готовность. Если воронка не стабилизируется, то Иные покидают Москву.
Он шел впереди, и я не мог заглянуть в его глаза. Но зачем бы Илье врать…
– А воронка по-прежнему… – начал я. И замолчал. Я увидел.
Впереди, над унылой девятиэтажкой, на фоне темного снежного неба медленно вращался черный смерч.
Его уже нельзя было назвать воронкой или вихрем. Именно смерч. Он тянулся не из этого здания, а из следующего, еще скрытого. И, учитывая угол темного конуса, смерч шел почти от самой земли.
– Дьявол… – прошептал я.
– Не накликай! – оборвал Илья. – Вполне пролезет.
– В ней метров тридцать…
– Тридцать два. И продолжает расти.
Я торопливо посмотрел на свое плечо и увидел Ольгу. Она вышла из сумрака.
Вы когда-нибудь видели испуганную птицу? Испуганную по-человечьи?
Сова казалась взъерошенной. Неужели перья могут вставать дыбом? Глаза горели желто-оранжевым янтарным огнем. Моя несчастная куртка была изодрана на плече в мелкую лапшу, а когти все скребли и скребли, будто намеревались добраться до тела.
– Ольга!
Илья обернулся, кивнул:
– Вот-вот… Шеф говорит, что в Хиросиме воронка была ниже.
Сова взмахнула крыльями, взмыла в воздух, беззвучно, плавно. За спиной вскрикнула женщина – я обернулся, увидел растерянное лицо, изумленные глаза, провожающие птицу.
– Ворона летит, – негромко, вполоборота взглянув на женщину, сообщил Илья. Реакция у него была куда быстрее моей. Через миг случайная свидетельница уже обогнала нас, что-то недовольно ворча об узкой тропинке и любителях заслонять дорогу.
– Быстро растет? – кивнув на смерч, спросил я.
– Рывками. Но сейчас идет стабилизация. Шеф вовремя отозвал Игната. Пошли…
Сова, по широкому кругу обогнув смерч, снизилась и полетела над нами. Какое-то самообладание Ольга сохранила, но неосторожный выход из сумрака явно показывал ее растерянность.
– А что он натворил?
– Да ничего… кроме излишней самоуверенности. Завязал знакомство. Стал форсировать и добился роста воронки… да еще какого роста.
– Не понимаю, – растерянно сказал я. – Такой рост может идти при энергичном подпитывании со стороны мага, вызвавшего инферно…
– О чем и речь. Кто-то отследил Игната и подбросил в топку уголька. Сюда…
Мы вошли в подъезд того здания, что заслоняло нас от вихря. Сова в последний миг влетела следом. Я недоуменно посмотрел на Илью, но спрашивать ничего не стал. Впрочем, тут же стало ясно, зачем мы здесь.
На первом этаже в одной из квартир был развернут оперативный штаб. Могучая стальная дверь, в человеческом мире прочно закрытая, в сумраке была распахнута настежь. Илья, не останавливаясь, нырнул в сумрак и прошел, я несколько секунд провозился, поднимая свою тень, и последовал за ним.
Большая квартира, комнаты четыре, все очень уютно. При этом – шумно, жарко и накурено.
Здесь было больше двадцати Иных. И оперативники, и мы, конторские крысы. На мой приход даже внимания не обратили, на Ольгу поглядывали. Я понял, что старые работники Дозора ее знают, но никто даже не попытался поздороваться или улыбнуться белой сове.
Что же ты натворила?
– В спальню, шеф там, – бросил Илья, сам сворачивая на кухню. На кухне гремели бокалами. Может быть, пили чай, а может, и чего покрепче. Бросив беглый взгляд, я убедился, что прав. Игната отпаивали коньяком. Наш сексуальный террорист выглядел совершенно убитым и раздавленным, на его долю давно не доставались такие неудачи.
Я прошел дальше, толкнул первую попавшуюся дверь, заглянул.
Это была детская. На маленькой кровати спал ребенок лет пяти, на ковре рядом – его родители и девочка-подросток. Все понятно. Хозяев квартиры погрузили в сладкий и здоровый сон, чтобы не путались под ногами. Можно было развернуть весь штаб в сумеречном пространстве, но к чему зря тратить силы?
Меня похлопали по плечу. Я обернулся – это оказался Семен.
– Шеф – там, – коротко сообщил он. – Давай…
Похоже, все в курсе, что меня ждут.
Я вошел в другую комнату и на миг оторопел.
Нет ничего нелепее, чем оперативный штаб Ночного Дозора, развернутый в жилой квартире.
Над туалетным столиком, обильно заставленным косметикой и заваленным бижутерией, висел магический шар средних размеров. Шар транслировал вид на вихрь сверху. Рядом на пуфике сидела Лена, наш лучший оператор, молчаливая и сосредоточенная. Глаза у нее были закрыты, но при моем появлении она чуть приподняла руку в приветствии.
Ладно, это дело обычное. Оператор шара видит пространство в комплексе, от него невозможно укрыться.
На кровати, обложившись подушками, полулежал шеф. Был он в пестром халате, мягких восточных туфлях и тюбетейке. Сладкий дымок переносного кальяна наполнял помещение. Белая сова сидела перед ним. Судя по всему, они общались невербально.
Тоже нормальное дело. В минуты особого напряжения шеф всегда обращается к привычкам, перенятым в Средней Азии. Он там работал на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков, маскируясь вначале под муфтия, потом – под предводителя басмачей, затем – под красного комиссара, а под конец лет десять прослужил секретарем райкома.
У окна стояли Данила и Фарид. Даже моих способностей хватало, чтобы заметить пурпурное мерцание магических жезлов, спрятанных в их рукавах.
Вполне заурядная раскладка. Без охраны в такие минуты штаб не оставляют. Данила и Фарид бойцы не самые сильные, но опытные, а это зачастую куда важнее грубой силы.
Но вот как относиться к еще одному Иному, находящемуся в комнате?
Он сидел в уголке, на корточках, скромно и незаметно. Худой как щепка, щеки впалые, черные волосы коротко, по-военному, пострижены, глаза большие, печальные. Возраст совсем непонятен, может, тридцать лет, а может, и триста. Темная одежда. Свободный костюм и серая рубашка хорошо гармонировали с обликом. Человек, наверное, принял бы незнакомца за члена маленькой секты. И в чем-то был бы прав.
Это был Темный маг. Причем маг высочайшего уровня. Когда он вскользь взглянул на меня, я почувствовал, как скорлупа защиты – не мной, между прочим, поставленная! – затрещала и начала прогибаться.
Я невольно сделал шаг назад. Но маг уже опустил глаза в пол, словно показывая: зондирование было случайным, мимолетным…
– Борис Игнатьевич. – Я почувствовал, что голос мой слегка хрипит.
Шеф коротко кивнул, потом повернулся к Темному магу. Тот сразу же уставился на шефа.
– Выдай ему амулет, – отрывисто велел шеф.
Голос Темного оказался грустным и тихим, как у человека, удрученного всеми бедами мира сразу:
– Я не делаю ничего запрещенного Договором…
– И я не делаю. Мои сотрудники должны быть иммунны к наблюдателям.
Вот как! В нашем штабе – наблюдатель со стороны Темных. Значит, рядом развернут полевой штаб Дневного Дозора, и там сидит кто-то из наших.
Темный маг опустил руку в карман пиджака, порылся, достал резной костяной медальончик на медной цепочке. Протянул мне.
– Бросай, – сказал я.
Маг слегка улыбнулся, все так же меланхолично и сочувственно, взмахнул рукой. Я поймал медальон. Шеф одобрительно кивнул.
– Имя? – спросил я.
– Завулон.
Я не слышал раньше этого имени. Либо он не слишком известен, либо стоит у самых верхов Дневного Дозора.
– Завулон… – повторил я, посмотрев на амулет. – У тебя нет больше власти надо мной.
Медальон потеплел в ладони. Я надел его поверх рубашки, кивнул Темному магу и подошел к шефу.
– Такие дела, Антон, – сказал шеф чуть неразборчиво, не выпуская из губ мундштук кальяна. – Такие дела. Видишь?
Посмотрев в окно, я кивнул.
Черный вихрь вырастал из такой же девятиэтажки, как та, в которой мы находились. Тонкий гибкий черенок вихря кончался где-то на уровне первого этажа, и, потянувшись сквозь сумрак, я смог точно локализовать квартиру.
– Как это могло случиться? – спросил я. – Борис Игнатьевич, это ведь уже не кирпич на голову… и не взрыв газа в подъезде…
