– У меня такое ощущение, будто я с разбегу нырнул в выгребную яму, – в сердцах сказал король. – Мой внук трясет своим грязным бельем по всему миру! Мой правнук женился на продавщице и даже, более того, она оказалась «цветной»! Только подумать… Все это не приснится и в страшном сне, и тем не менее это данность, с которой необходимо смириться. Британия будущего утратила все колонии и боевую мощь, из-за чего попала под контроль наших заокеанских кузенов. В мире с ней считаются не больше, чем с какой-нибудь Бельгией. Знаете, сэр Уинстон, настоящих англичан в двадцать первом веке почти не осталось, страна переполнена выходцами из бывших колоний: неграми и магометанами, а в Лондоне есть такие районы, где вовсе не звучит английская речь. В результате этого мэром Лондона уже два года является магометанин по имени Садик Хан. Но худшее даже не в этом, а в том, что сильнее всего деградировала наша элита. Правительство Ее Величества в том мире ведет себя так, будто его набирали исключительно из пациентов Бедлама. Я начал сомневаться – стоит ли нам сражаться за такое будущее для Британии или лучше, открыв кингстоны, уйти на дно на ровном киле?
– Сражаться стоит всегда, – ответил Черчилль, – даже если ситуация безнадежна, а мы со всех сторон не правы. Русские же из обоих миров сражаются рука об руку, хотя две России в разных мирах имеют между собой больше различий, чем сходства. Я не знаю, чем бы могли поддержать ту Британию, но несомненно, что такая поддержка должна быть оказана.
– Скажите, сэр Уинстон, а вот мы смогли бы поддержать коммунистическую Британию, или, например, Британию Кромвеля, пусть даже другая ипостась нашей страны вела бы ожесточенное сражение за собственное существование против нашествия гуннов или лягушатников? – вдруг спросил король. – Я думаю, что нет, и, что еще более вероятно, британские большевики или кромвелианцы тоже не стали бы поддерживать нашу страну. Более того – и мы, и они постарались бы воспользоваться трудностями, чтобы свергнуть в другой Британии законную власть и закрепить у руля братской страны своих собственных ставленников. Наши кузены американцы, хотя они в одном с нами мире и одном времени, совсем не торопятся к нам на помощь, ограничиваясь в этом деле лишь коммерческими предложениями. При этом с не меньшей активностью они обхаживают дядюшку Джо и мистера Путина, поскольку надеются поиметь от них гораздо больше, чем от нас. О, если бы Гитлер сам объявил войну американцам – тогда мы хоть на какое-то время стали бы настоящими союзниками…
Эти слова короля настолько совпали с мыслями самого Черчилля, что он только кивнул, и остаток ланча прошел под ничего не значащую в стратегическом смысле беседу, касающуюся исключительно местных вопросов. Ну а как же иначе. Обескровленный на восточном фронте вермахт не может и мечтать о десанте на Британские острова или наступлении в сторону Суэцкого канала. И в тоже время Британия без поддержки американцев тоже способна проводить только отвлекающие операции. Еще после эвакуации африканского корпуса Роммеля британская армия получит возможность самостоятельно вытеснить итальянцев из Ливии, но эта победа будет слишком мало значить. Кому нужны[4 - О ливийской нефти в 1942 году никто и не подозревает. Геологоразведочные работы там начались в 1955 года, а в промышленных масштабах нефть в Ливии начали добывать с 1970 года.] бескрайние пески Сахары, населенные первобытными дикарями? Правда, из Ливии можно проникнуть в Алжир, Тунис и французское Марокко, «попросив» оттуда французов на том основании, что эти территории поддерживают режим Виши; но на этом военные возможности Британии «западнее Цейлона» исчерпываются.
Атлантическая хартия в настоящее время – это скорее соглашение о намерениях, чем реальный союз. Но Германия, и так терпящая поражение, никогда не пойдет на такую глупость как объявление войны США, а значит, британцы и американцы будет сражаться только каждый за себя. И еще Рузвельту надо сказать спасибо, что пока не отменен и не сокращен ленд-лиз. Но и это лишь потому, что Великобритания у американцев до сей поры числится надежным платежеспособным партнером. Настоящий союз американское правительство будет заключать именно с русскими, потому что только они, ударив по Корее и Манчжурии, в состоянии переломить ход войны на Тихом океане. А дела там у янки обстоят хуже некуда. После погрома в Перл-Харборе, не оставившего от американской базы и камня на камне, японцы высадились на Филиппинах и к настоящему моменту заняли почти весь архипелаг. Единственным непокоренным узлом американской обороны остался укрепленный остров Коррехидор, береговые батареи которого перекрывают вход в Манильский залив.
Не одни американцы погрязли в унизительных поражениях на Тихом океане. Сорок лет назад Британская империя вместе с Североамериканскими соединенными Штатами принялись откармливать маленького азиатского тигренка, чтобы потом натравить его на русских – и вот он, закономерный результат: подросшее чудовище накинулось на своих создателей. Потеряны Британский Борнео, Малайя, Сингапур и Соломоновы острова. Готовятся к вражескому вторжению Австралия и Новая Зеландия, а на границе Индии и Бирмы идут ожесточенные бои[5 - В этом варианте истории японское командование не стало замахиваться на Австралию и Новую Зеландию (вследствие чего из их планов выпала и Новогвинейская операция), а сосредоточила усилия на прорыве в Индию.]. До наступления сезона муссонных дождей японское командование любой ценой стремится захватить провинцию Ассам и прорваться в долину реки Брамапутра. По ту сторону границы их уже ждут отряды так называемой индийской национальной армии, военного крыла национально-освободительного движения «Азад Хинд», подчиняющегося мятежнику, бунтовщику и лидеру индийских повстанцев Чандре Босу – всеядному политику, известному сотрудничеством сразу с советской, германской и японской разведками.
Утрата Индии будет означать для Британии потерю всего. Территорий, политического и военного авторитета, а также падения рейтинга доверия ниже критической отметки. И вот тогда янки могут пересмотреть отношение к Британии, переведя ее из разряда равных партнеров в разряд неплатежеспособных должников. А потому черт с ней, с Северной Африкой, – сохранили за собой Египет, и то хорошо. Все наличные силы следует бросить на Бирманский фронт, чтобы любой ценой остановить японское наступление.
Что же касается русских, то если не удалось их поссорить между собой, необходимо приложить все усилия к тому, чтобы в Европе они встретили самый неблагоприятный прием. Британская агентура должна внушать местным жителям, что русские не освобождают их от немцев, а лишь заменяют одну оккупацию другой. Да-да, эту идею Черчилль почерпнул из газет двадцать первого века, сочтя ее чуть ли не единственной здравой мыслью в той бумажной клоаке. Необходимо вызвать в Форин Офис Миколайчика и прочих и хорошенько накрутить им хвосты. Но если поляки помчатся исполнять британскую указивку впереди собственного визга, то с остальными еще придется поработать…
И самое главное – не стоит забывать о Турции. Если прежде эта страна ориентировалась исключительно на Германию, то теперь президенту Иненю, должно быть, уже стало ясно, что немецкий Росинант необратимо сдох и более не поднимется. Британия – вот единственная страна, готовая гарантировать безопасность тем, кто не желает попадать под большевистское владычество. Разведка докладывает, что в Болгарии сильны прорусские настроения, а ее царь ищет контактов как со Сталиным, так и с русскими из будущего. Объявив Болгарии войну, турки могут отомстить за старые обиды, а заодно поправить свою карму, изрядно испорченную сотрудничеством с Гитлером. Нападать на Советский Союз для Турции было бы самоубийством, а вот союзная Германии Болгария будет ей вполне по силам.
8 марта 1942 года, Третий рейх, Бавария, резиденция Гитлера «Бергхоф».
Группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Рейнхард Гейдрих.
С момента обратного внедрения Рейнхарда Гейдриха в верхушку Третьего Рейха прошло более двух месяцев. Сначала от него шарахались как от зачумленного, потому что он вернулся оттуда, откуда в принципе вернуться нельзя. Гейдрих чувствовал себя кем-то вроде вдруг воскресшего покойника, доставившего в мир живых документы, составленные в канцелярии самого герра Сатаны. Но управляющая верхушка Германии понесла слишком большие потери, а Гитлер испытывал к своему молодому протеже слишком большое доверие, раз отдал в его распоряжение всю репрессивную машину Третьего Рейха, поэтому волей-неволей партийные функционеры и государственные чиновники понемногу начали выполнять волю человека, закодированного в советских документах под прозвищем «Крысиный Волк». Нет, деятели нацистской партии сначала артачились и ерепенились, но потом во время езды по горному серпантину у машины Бормана вдруг лопнуло колесо, и главный спец НСДАП по партийным кадрам улетел на своем «Хорьхе» в пропасть, унося на тот свет все свое влияние.
И только один Гейдрих подозревал, что колесо лопнуло совсем не случайно. Он и сам искал различные способы, чтобы необратимо устранить своего главного конкурента по влиянию на Гитлера; ему никак не удавалось придумать способ, позволяющий убрать Бормана и самому остаться в стороне, чистеньким и не замаранным. И тут – бац! – и все случается как бы само собой. И вот что примечательно – тот, кто это сделал (Гейдрих подозревал агента русских из будущего), не оставил никаких следов. Горная дорога в тот момент была пустынна, так что свидетелей смерти Бормана не было. А может, это сам Борман, убедившись в бессмысленности дальнейшего сопротивления, рыбкой нырнул с борта тонущего нацистского корабля, обрубая за собой концы. Изувеченный и обгоревший труп человека на заднем сидении был схож с Борманом комплекцией и телосложением, но у такого хитреца как он наверняка имелись двойники… Тут поневоле пожалеешь о достижениях будущих времен, позволяющих сделать ДНК-тест и достоверно выяснить, он это или не он.
В силу своего положения Гейдрих сам контролировал ход следствия и позаботился о том, чтобы оно сделало «правильные» выводы. Это был только несчастный случай, и ничего более. Хотя вопросы все равно остались. А если Борман инсценировал свою смерть и скрылся, то следовало ждать неприятностей. Ведь Гейдриху так и не удалось выяснить, на кого работал этот деятель. На англичан, на американцев… или же на русских. Ведь то, что герр Иванов не сдал ему этот контакт, могло не значить ровным счетом ничего. Их обоих могли разыгрывать втемную. Точнее, втемную в таком случае разыгрывают Гейдриха, а Борман должен был понять, откуда дует ветер, и добровольно очистил поляну от своего присутствия. Случилось это вскоре после того, как Гитлер, испуганный близостью фронта, перебрался из «Вольфшанце» в свою альпийскую крепость «Бергхоф». Мол, в следующий раз ему могут подбросить штучку поопаснее, чем его любимый ученик. Правда, Гейдрих подозревал, что если русские из будущего переменят свое мнение и решат уничтожить нынешнего вождя германской нации, то от расправы того не спасет ни удаленность альпийской резиденции от линии фронта, ни ее расположение среди скальных массивов.
Кстати, следствие по генеральскому делу продвигается вполне успешно. Некоторых генералов (тех которые ему еще понадобятся) Гейдрих успешно выводил из-под подозрений, делал невинными жертвами клеветы, зато других низводил до Бухенвальда, Дахау и расстрельной стены. Пустить дело на самотек и расстрелять всех, до кого смогло дотянуться следствие, означало остаться вообще без генеральского корпуса. За исключением тончайшего слоя фанатичных нацистов, все господа немецкие генералы были в той или иной степени нелояльны фюреру в частности и Третьему Рейху вообще. В пору побед, когда немецкие подвижные соединения и люфтваффе одну за другой лихо громили вражеские армии, когда к ногам победоносного немецкого солдата падали Варшава, Роттердам, Антверпен, Париж, Белград, Минск, Лемберг и Рига – эти генералы ничуть не сомневались в военном гении фюрера. Но едва начались неудачи, всю их лояльность будто отрезали ножом – как говорят в таких случаях русские, «по самые помидоры».
Проведя четыре месяца в российском отстойнике для отработанного материала, Гейдрих не только еще сильнее возненавидел закостеневшую в своей спеси германскую генеральскую касту, но и призадумался о том, кто же все-таки они такие – эти русские, с которыми по воле фюрера Третий Рейх вступил в схватку не на жизнь, а на смерть. В то, что это унтерменши-недочеловеки, Гейдрих перестал верить еще до появления Врат. Унтерменши не смогли бы сорвать выполнение плана «Барбаросса», сроки исполнения которого были поставлены под вопрос еще с первых дней продвижения вглубь русской территории, а уже начиная с рубежа Днепра план был забыт, и началась чистая импровизация. Вермахт наступал, и в то же время нес невосполнимые потери, а навстречу ему, с востока, выступали все новые и новые свежие дивизии: сначала это были соединения внутренних округов, а потом и те части, которые большевики успели сформировать по мобилизации. Их бросали в бой без дополнительного обучения и без боевого слаживания, лишь бы любой ценой затормозить разбег продвигающихся вглубь России панцергрупп. Русские дрались яростно, сгорая заживо, но не отступая, и если бы не эта их ярость, то советскому вождю не помогли бы никакие пришельцы из будущего. А ведь Гейдриху уже известно, что один раз Советский Союз также сумел разгромить Германию взять штурмом Берлин и водрузить над рейхстагом свое Алое Знамя Победы – все это без помощи ИЗВНЕ…
Прав был герр Иванов – проблемы Российской Империи заключались в ее последнем императоре, а что он, что его супруга, с точки зрения расовых законов, являлись стопроцентными арийцами. И, напротив, вожди русских, герр Сталин и герр Путин, не имеют никакого отношения к нордической расе, как ее понимают в Германии, но при этом от их свершений хватаются за голову политики в обоих мирах. Нация, развивавшаяся во враждебном окружении, выстоявшая под ударами с запада, востока и юга, и даже, более того, создавшая величайшую в истории человечества континентальную империю… Подумав об этом, Гейдрих произнес короткую молитву, попросив, чтобы в обслугу Альфреда Розенберга назначили самых инициативных и изобретательных чертей, поскольку бредни этого человека загнали Германию в такую ловушку, из которой не мог найти выхода даже изощренный ум Гейдриха.
Как теперь объяснить миллионам немцев, что фюрер и партия по русскому вопросу «немножко» ошибались, что внутри каждого русского солдата сидит зародыш будущего «марсианина» и что когда две России в достаточной степени интегрируются друг в друга, Рейх будет в кратчайший срок стерт в порошок их ужасающей мощью? Как объяснить тем же немцам, что мир с Британией невозможен ровно до тех пор, пока действуют Нюрнбергские расовые законы, а у руля Германии стоит их любимый фюрер Адольф Гитлер? Помимо этого, Черчилль и компания потребуют оставить все территории, которые Германия завоевала силой оружия. Как объяснить народу, что мир на Западе, тяжелый, унизительный и позорный, даже если удастся его добиться, не будет означать мира на Восточном Фронте, ибо одним из условий мира с Британской империей будет продолжение войны против большевистской России? Германскую армию используют в качестве пушечного мяса, а в итоге Германию все равно ждет поражение, ибо никакая помощь англичан не перевесит таранной мощи коалиции двух Россий. Как объяснить немцам, что «белокурые бестии» столько уже натворили на Востоке, что мира в обычном смысле между Германией и Советским Союзом не может быть вообще, а возможна только капитуляция, условия которой могут меняться от почетных до безоговорочных? Как объяснить немецким солдатам, что идеи, в которые они верили, за которые сражались и умирали, во имя которых совершали свои подвиги и преступления – все это было мороком и обманом, ложной теорией, выдуманной одним рижским студентом-недоучкой, которого за врожденную тупость не приняли в русские большевики?
А ведь если никому и ничего не объяснять, то в один не самый прекрасный момент Рейх под сокрушительными ударами с Востока начнет рассыпаться как карточный домик, точно так же как измученная четырехлетней войной рассыпалась империя кайзера Вильгельма. Так же все может рухнуть, как только умрет фюрер. В верхах будут драться за власть, а у солдат на фронте просто опустятся руки. А в том, что фюрер умрет в самое ближайшее время, причем умрет внезапно, у Гейдриха сомнений не было. Ведь на самом деле и герр Иванов, и его начальник герр Путин, и сам герр Сталин, отпуская его, Гейдриха, обратно в Германию, ставили перед собой только одну цель – свою победу. Возможно, это будет почетная капитуляция, сберегающая жизни солдат и материальные ресурсы, а возможно, Красная Армия просто ворвется в Европу, гоня перед собой деморализованные и неуправляемые остатки вермахта – точно так же, как в конце прошлой Великой войны, после крушения монархии, германские солдаты гнали на восток растрепанные толпы русских дезертиров. Разница лишь в том, что тогда Германия не могла и не хотела занять всю территорию России, ограничившись лишь самыми жирными кусками, а вот большевистский Советский Союз сможет оккупировать весь Рейх без остатка, чтобы насадить в нем свои порядки.
То, что задача, стоявшая перед Гейдрихом, выглядела невыполнимой, и при этом провал грозил ему тем, что хуже самой смерти, заставляло его изощренный ум метаться в поисках выхода от одного варианта решения к другому. Первой потерпела крах идея найти Отто Штрассера и возложить на него, непричастного к преступлениям и самого просоветского наци, ответственность за руководство партией и Рейхом. Агенты Гейдриха просто не смогли разыскать этого человека, чтобы вступить с ним в переговоры. Его не было ни в Швейцарии, ни в Швеции, ни в Португалии, ни где-нибудь еще, куда дотягивались щупальца немецкой военной разведки. Потом Гейдрих узнал, что год назад Шелленберг по приказу Гитлера уже затевал грандиозное заграничное предприятие по поиску уцелевших братьев Штрассеров, чтобы убить их там, где они будут находиться. Та операция закончилась провалом, и в этот раз будет примерно то же. Агенты никого не найдут, но при этом понесут потери, от контрразведок тех стран, в которых им придется действовать.
Кроме того, выяснилось, что искать Отто Штрассера бесполезно. Этот человек не имеет в Германии хоть сколь-нибудь значимого количества сторонников и не в состоянии возглавить Рейх. Во-первых – потому, что по уровню харизмы ему далеко до Гитлера. Во-вторых – из-за того, что вариант идейного синтеза большевизма и нацизма оказался мертворожденным уродцем, ибо две содержащиеся в нем идеи взаимно аннигилируют друг друга. Недаром же сторонники его Черного Фронта в итоге разбежались по противоположным флангам: кто в КПГ, а кто и в НСДАП. Большевизм немыслим без интернационализма, а национальная идея – без капитализма. Ведь классический немецкий национал-социализм – всего лишь крайняя форма евросоциализма, требующего, чтобы национальная буржуазия делилась со своими рабочими сверхприбылями, образующимися при эксплуатации колоний. Одним словом, маневр со Штрассером не обманет русских, но при этом существенно ослабит Рейх, ибо этому человеку, не выражающему ничьих интересов, откажутся подчиняться и низы и верхи.
А в остальном, на первый взгляд, все хорошо. Взамен сгоревших на восточном фронте панцеров строятся новые, улучшенной модификации с удлиненными пушками и увеличенной толщиной брони. Правда, при этом категорически не хватает броневой стали, ибо железная руда из норвежского Нарвика и никель из Киркинеса не поступают уже несколько месяцев. Не хватает и вторичного металла, ведь поля сражений, где погибли все четыре танковые группы, остались на русской стороне линии фронта и теперь броня германских танков плавится в уральских мартенах, что усиливает русских и ослабляет Германию. Металл для переплавки в Рейхе собирают где только можно, выгребают запасы Франции, других покоренных стран, а также прямо на стапелях разделывают недостроенные французские линкоры. Но худшее для Рейха заключается не в нехватке металла, и не в том, что модернизированные панцеры, получив возможность бороться против русских Т-34 и (с трудом) против КВ, ничего не смогут сделать с боевыми монстрами из будущего. Проектирование тяжелого самоходного орудия на базе панцера Т-IV и 128-мм зенитного орудия находится в самом начале и сталкивается с неодолимыми трудностями. Самоходка получается настолько тяжелой, тихоходной и неповоротливой, что ее перспективное применение в боевых условиях становится проблематичным. Хуже всего то, что большая часть опытных экипажей с довоенной выучкой, – что в люфтваффе, что в панцерваффе, – к настоящему моменту уже погибла или находится в плену. В ходе Смоленского сражения попали в котлы и были полностью уничтожены практически все дивизии подвижных соединений довоенного формирования, вермахт понес невосполнимую утрату не только в опытных танковых и авиационных экипажах, но и в панцергенадерах, офицерах и солдатах довоенной подготовкой. Солдаты и офицеры, что стояли на острие удара на Московском направлении, составляли золотой фонд германских вооруженных сил, и теперь их просто не существует. После понесенных потерь кадровый состав Панцерваффе необходимо создавать заново, и никто не знает, сколько это займет времени: до лета или, быть может, еще больше.
А ведь русские ждать не будут, их солдаты и офицеры как раз набрались боевого опыта в прошлогодних сражениях и сейчас находятся на пике своей формы. Если главный удар Красной Армии последует на Берлинском направлении, через Белоруссию или Прибалтику, то все кончится еще до летнего солнцестояния. Если же русские армии ударят на юге, то Рейх еще немного потрепыхается, а у него, Гейдриха, появится дополнительное время для захвата власти и поиска политического способа договориться о почетной капитуляции. Еще один путь для этого – сотрудничество с сионистскими организациями. В Женеве уже идут переговоры о том, что если Гейдрих сумеет наладить экспорт живых-здоровых (и желательно молодых) евреев из Третьего Рейха в Палестину, то сионисты, в свою очередь, замолвят за него словечко перед Рузвельтом или тем же Сталиным. Ведь он не может потерпеть неудачу – хотя бы просто потому, что в ином случае Германия подпадет под неограниченную власть большевиков и в ней начнется такое, о чем сейчас лучше не думать.
10 марта 1942 года. Полдень. Болгария. София. Царский дворец на площади Князя Александра I.
Болгарский царь Борис III, по-байроновски сложив на груди руки, смотрел в окно. Погода на улице была мерзкая: над столицей Болгарии нависли низкие серые тучи, из которых сыпался мелкий моросящий дождь, а порывистый ветер выворачивал из рук прохожих зонты и горстями бросал холодную влагу прямо им в лица. Все было под стать настроению болгарского монарха, ведь точно такие же низкие серые тучи нависли и над его страной. Уже вторую Великую Войну Болгария сражается в составе прогерманких коалиций. И оба раза причиной такой политической конфигурации становился македонский вопрос. Тут, в Софии, македонцев считают неотъемлемой частью болгарского народа, а Македонию – западной частью Болгарии, незаконно отторгнутой от нее после вмешательства в балканские дела европейских государств. Потом повторно Македонию у болгар похитили тридцать лет назад. Пока болгарские войска сражались во Фракии, пробиваясь к Константинополю и отвлекая на себя основные резервы турецкой армии, греки и сербы за их спиной втихаря разделили Македонию.
Это мелкое крысятничество стало причиной межсоюзнической войны, в ходе которой Болгария попыталась вернуть свои земли силой (вместо уже назначенного арбитража в Петербурге), и в итоге потерпела сокрушительное поражение. А все потому, что по ходу той войны на Болгарию набросились все соседи, включая битых на предыдущем этапе турок, а также румын, которым Болгария не сделала ничего плохого, но которым очень уж нравилась болгарская провинция Южная Добруджа. Единственная сила, которая еще могла примирить балканские народы, добровольно самоустранилась от этой истории: Русский царь Николай Второй обиделся, что Болгария при подстрекательстве Австро-Венгрии предпочла силовое решение вопроса арбитражу в Санкт-Петербурге и умыл руки, предоставив ее своей судьбе.
В результате самоустранения России от балканской политики в ходе первой Великой Войны Болгария оказалась в стане врагов своих главных обидчиков: Румынии, Сербии и Греции, а все из-за того, что и правящая верхушка, и народ были солидарны в одном – Южную Добруджу и Македонию необходимо возвращать в состав своего государства. Румыния и Сербия были разгромлены и фактически прекратили свое существование, а Болгария воссоединилась со своими отторгнутыми территориями. Впрочем, счастье существования в таком единстве было недолгим. Центральные державы потерпели сокрушительное поражение от Антанты, и по Нёйискому мирному договору[6 - Нёйиский договор – мирный договор (являвшийся частью несправедливой Версальской системы) заключённый между Болгарией, проигравшей Первую мировую войну в качестве участницы блока Центральных держав, и противостоящими блоку странами Антанты. Договор был подписан 27 ноября 1919 года в пригороде Парижа Нёйи-сюр-Сен (фр. Neuilly-sur-Seine).Болгария теряла часть территории (свыше 11 тыс. км? или 1/10 территории страны и 1/7 населения), которая передавалась Греции, Румынии и Королевству Югославия.Сумма наложенной на страну контрибуции составила 2,25 млрд франков золотом (407 млн дол. или 1/4 национального достояния), которые Болгария должна была выплатить в течение 37 лет.Численность сухопутных вооружённых сил ограничена до 33.000, включая 20.000 – армии, 10.000 – жандармерии и 3.000 – пограничников. Призывная служба отменена. Военно-морской флот Болгарии сокращался до 10 кораблей; также Болгарии запрещалось иметь авиацию и любые виды тяжёлого вооружения.] Болгария утратила даже те территории, которыми владела по итогам межсоюзнической войны.
И теперь все повторялось сначала, как будто один раз Болгария уже не наступала на эти грабли. И снова на кон встал Македонский вопрос, ради которого ей пришлось вступить в коалицию с Германией, Венгрией и, ради разнообразия, Румынией. Других вариантов у царя Бориса не было, ведь враги болгар ориентировались на Англию и Францию, а враг врага, как известно, является другом. И снова, как и четверть века назад, Югославия и Греция оказались разгромлены, болгарская армия освободила населенные соотечественниками земли, вернув все утраченное в предыдущих войнах. При этом, казалось бы, издержки были невелики, ибо Франция потерпела поражение и выпала из политики, Британия была далеко, а воевать против Советского Союза царь Борис отказался наотрез, как ему ни выкручивали руки в Берлине. Впрочем, на первых порах немцы не очень-то и старались со своими уговорами, рассчитывая справиться с СССР собственными силами… Ну а потом царь Борис благодарил себя за предусмотрительность, ибо после образования Врат на орехи досталось всем, и немцам в первую очередь, а вот Болгария оказалась от этого «веселья» в стороне. Черная пелена дыма, затягивающая северную часть горизонта из-за горящих Плоештинских нефтепромыслов в течении нескольких месяцев, в хорошую погоду прекрасно наблюдалась с болгаро-румынской границы по Дунаю.
Но то, что Болгария не воюет против СССР, не отменяла того очевидного факта, что вторая прогерманская коалиция, членом которой она является, в самое ближайшее время должна потерпеть такое же поражение, как и Четверной союз в прошлую войну. А там, на горизонте, вместе со своими англо-французскими покровителями, снова появятся обиженные греки и сербы, и Болгарии снова придется отдавать свои земли, унижаться и выплачивать контрибуцию. И ведь чем дальше, тем сильнее Германия требует от царя Бориса выполнять свой союзнический долг – то есть объявить войну Советскому Союзу и послать войска на Восточный Фронт. В противном случае Гитлер грозит оккупацией – мол, никакие вы не союзники, а настоящие враги-изменники, славяне-недочеловеки. И эта перспектива тоже нервирует монарха. Красная Армия и ее российские союзники с той стороны Врат еще далеко, а вот его государство по всему периметру границ окружено либо искренними союзниками Гитлера, которые с радостью потопали на восток за землями и рабами, либо оккупированными Германией территориями. Да, сил у Германии и ее союзников сейчас не особо много, но болгарской армии, сражаясь в одиночестве, все равно не устоять.
Но царю Борису было неизвестно, как русские из будущего отнесутся к его стране, станут они выручать ее из трудного положения или же посчитают, что не обязаны спасать добровольного союзника Германии. Сам он еще бы десять раз подумал, прежде чем связываться с Гитлером, но общественное мнение требовало воссоединения с Македонией, причем любой ценой. И игнорировать этот факт болгарский монарх не мог. В свое время сверхпопулярный премьер-министр Александр Страмболийский, едва посмел отказаться от претензий на Македонию, моментально оказался свергнут в результате военного переворота, а подчиненная лично ему крестьянская Оранжевая Гвардия отказала своему вождю в преданности и разошлась по домам. После этого опальный политик был схвачен солдатами, судим военно-полевым судом как изменник и сразу же расстрелян. И такая участь ожидала любого, кто свернет с заданной обществом политической линии, пусть даже она ведет прямо в ад. И точно так же общество отнесется к тому политику, который посмеет объявить войну Советскому Союзу или России, лежащей по ту сторону Врат. В этом болгарское общественное мнение, за исключением отдельных отщепенцев, тоже было едино.
О том чтобы вести тайные переговоры по официальным каналам через советское постпредство в Софии или болгарское представительство в Москве, царь Борис не мог и мечтать. В Софии, в том числе и в болгарском МИДе, имеется достаточно агентов гестапо, абвера и прочих германско-нацистских спецслужб, чтобы все тайное моментально стало явным. Нельзя было делать это и на территории Турции, ибо ее военная разведка, стоит ей узнать о самом факте проведения подобных переговоров, тут же примется шантажировать всех подряд, угрожая разгласить этот факт перед Германией и Великобританией. Это вам не Швейцария или Швеция, которые вовсе делают вид, что не замечают шпионских и дипломатических страстей, творящихся на их нейтральной территории и требующих только соблюдения внешних правил приличия. Поэтому первый контакт произошел как раз в Швеции, когда доверенный человек болгарского царя передал советскому послу в Швеции Александре Коллонтай личное письмо царя Бориса к товарищу Сталину. Попутно Александре Михайловне напомнили, что госпожа Коллонтай и Болгария совсем не чужды друг другу, ведь ее отец Михаил Домонтович был первым Тырновским губернатором, назначенным сразу после освобождения Болгарии от турецкого ига.
Некоторое время послание болгарского монарха пролежало в посольстве, ибо связь с Москвой была затруднена. Потом, когда после разгрома Финляндии с Москвой наладилось регулярное авиасообщение, письмо все-таки ушло к адресату, но не вызвало у советского вождя особого интереса. Товарищ Сталин – человек недоверчивый и подозрительный, а это послание выглядело как один из тех сюрпризов, на которые у него была аллергия. Впрочем, он не забыл упомянуть об этом факте перед союзниками по второй антигитлеровской коалиции (СССР плюс РФ). В результате в Москве две тысячи восемнадцатого года посовещались и решили взять переговоры с Болгарией тысяча девятьсот сорок второго года на себя. Письмо с предложением прямых переговоров с представителем России двадцать первого века доставил во дворец мальчишка-курьер. По его словам, плотно запечатанный конверт с типографской надписью «Борису, царю Болгарскому лично в руки», ему отдал интеллигентный господин неопределенного возраста и неброской наружности – короче, идеальный шпион, которого второй раз увидишь – не узнаешь. В конце написанного по-немецки письма – несколько неожиданного, но обнадежившего царя своим содержанием – имелась приписка о том, куда положить ответ, а также каковы будут последствия, если человек, пришедший забирать послание, попадет в засаду.
И вот теперь царь Борис думал, отправлять ему ответ или лучше не стоит. Ведь он рассчитывал на переговоры с представителями господина Сталина, а отнюдь не с посланцем России двадцать первого века. Репутация у этих людей, по мнению немецких знакомых болгарского монарха, была жутковатая. Младенцев они не едят – чего нет, того нет; но вот немецких солдат истребляют десятками тысяч. В таких условиях цена нарушения секретности и провала переговоров возрастает неимоверно. Принимая у себя высокопоставленного гостя из России будущего (а никто иной не будет иметь полномочий по ведению переговоров) царь Борис буквально должен поставить в залог свою голову. Но и выиграть в случае успеха удастся все то, ради чего он и пошел на союз с Гитлером. Если ему больше не нужно будет выбирать между Македонией и войной на правильной стороне, то он готов на все.
Дополнительно болгарского монарха настораживало вот что: по словам мальчишки-курьера, господин, передавший ему письмо, разговаривал по-болгарски с чуть заметным немецким акцентом. Вот и понимай, что бы это значило… То ли это хитрый ход русских из будущего, позволяющий их человеку затеряться среди немцев, то ли неуклюжая провокация абвера. Впрочем, для немцев акцент у агента – это слишком грубая работа. Борису рассказывали, что в их разведшколах доходит до того, что курсантов за ошибки в произношении наказывают электрошоком и продолжают занятия, пока выговор не становится безупречным. Значит, агент все-таки русский. В Софии сейчас множество немцев – и не только из люфтваффе, кригсмарине, вермахта и прочих, но имеются также разного рода гражданские: деловые люди и инженеры. Нельзя сказать, что на них можно натолкнуться на каждом шагу, но в то же время нет ничего удивительного в людях, говорящих с немецким акцентом.
Приняв окончательное решение, болгарский царь собственноручно написал несколько строк, потом запечатал письмо своей личной печатью, уложил в неброский конверт и, вызвав к себе доверенного слугу, объяснил, куда отнести это послание.
12 марта 1942 года, 09:45, Аэродром ЛИИ ВВС в Кратово.
Генерал-майор авиации Александр Евгеньевич Голованов[7 - Александр Голованов – фанат дальних стратегических бомбардировщиков, огромных, мощных и прекрасных, но он не в курсе, какое впечатление на солдат третьей панцергруппы, перебрасываемой по рокадным дорогам на выручку окруженной второй армии, произвели налеты тех самых «легких» штурмовиков Су-25. До того дня только у люфтваффе получалось срывать перегруппировку вражеских войск в прифронтовой полосе, так что бомбоштурмовые удары самолетов ВКС стали для немцев настоящим шоком.]
Нельзя сказать, что это будет мой первый полет на турбовинтовом бомбардировщике из будущего. Мне уже доводилось поднимать в воздух почти такую же машину, но только переделанную для перевозки особо важных персон. Тот самолет был заказан на случай если товарищу Сталину вдруг потребуется посетить Британию тли даже Соединенные Штаты, не тратя лишнего времени на полное опасностей и невзгод морское путешествие через Северную Атлантику. Вон, лорд Китченер, кровавый палач бурского народа, в шестнадцатом году при морском переходе из Британии в Архангельск утоп вместе с крейсером «Хэмпшир» и всем его экипажем, только пузыри по воде пошли. Нет, четырехмоторный самолет из будущего гораздо надежнее, особенно в свете того, что межремонтный ресурс его моторов составляет целых пять тысяч часов. На таком ресурсе с его скоростью восемьсот километров в час можно сто раз облететь всю планету по экватору. На наших-то двигателях моторесурс колеблется от двадцати пяти до ста часов в лучшем случае. При этом без бомбовой нагрузки этот самолет способен продолжать горизонтальный полет на двух двигателях, даже если они расположены на одном крыле[8 - Чтобы в таком случае самолет летел прямо, разворачивающий момент от ассиметричной тяги парируют рулем направления, который создает дополнительное лобовое сопротивление.]. И хоть сам товарищ Сталин пока на этом самолете никуда не собирается, без дела тот не простаивает и по возможности поднимает авторитет Советского Союза. Мне уже рассказывали, как был впечатлен американский вице президент Уоллес и сопровождавшая его жена Рузвельта, когда их с ветерком, всего за десять часов, доставили из Москвы в Вашингтон.
И вот сегодня в Кратово из Красновичей перегнали вдобавок к тому членовозу еще четыре почти таких же аппарата. Один в комплектации для дальней разведки и целеуказания, а также три бомбардировщика, каждый по двадцать тонн бомб грузоподъемностью. При этом хочешь – подвешивая четыре пятитонки, от которых любое бетонное укрепление разлетается в труху, а хочешь – устанавливай кассеты для стокилограммовой мелочи и раскатывай бомбовый ковер над марширующими к фронту вражескими дивизиями или узловыми железнодорожными станциями. Какая жалость, что по-настоящему база потомков в Красновичах стала функционировать только после завершения Смоленского сражения, когда Гитлер с размаху бросал в самое пекло свежие дивизии – так, как кочегар швыряет в топку уголь. Вот тогда бомбовые ковры, раскатанные единичными самолетами над коммуникациями противника, могли бы существенно сократить сроки разгрома вражеских войск. Но счастье, как говорится, не бывает полным. Чего не было, того не было. Из-за неготовности аэродрома потомкам пришлось ограничиться ударными вертолетами и легкими штурмовиками, а колошматить свежие вражеские дивизии приходилось танкистам и мотострелкам экспедиционных сил и красноармейцам наших стрелковых дивизий.
Теперь немцам уже ни за что не собрать в одном месте такой мощи – Смоленск стал поворотной точкой переломом войны. Там, на широких русских полях, полегли вражеские отборные полки, получившие боевой опыт еще во время сражений в Польше и во Франции. Но враг хоть тяжело ранен, но еще не добит, а потому эта эскадрилья из четырех самолетов, по боевой мощи равная целой дивизии авиации дальнего действия, ни одного лишнего дня не будет простаивать на аэродромах. Потеряв Плоешти, Гитлер все силы бросил на строительство комбинатов синтетического горючего. Что же, теперь у нас есть возможность разрушать эти заводы по мере их постройки и испортить ему такой хороший план. Подумать только, что может наделать ковер из двух сотен стокилограммовых бомб на территории завода синтетического горючего, где тесно от емкостей с синтетическим бензином и сжиженным[9 - Газобаллонные автомобили на пропан-бутане изобрели как раз в Германии вол время второй мировой войны, потому что смесь этих газов являлась побочным продуктом при синтезе искусственного бензина.] газом… Авиация российских экспедиционных сил уже разрушила один из таких заводов, построенный в Лейне. Бумкнуло, говорят, неслабо; а потом руины и даже сама земля, буквально насквозь пропитанные угольной пылью и синтетическими нефтепродуктами, горели еще неделю.
Правда, применяли потомки не ковровое бомбометание, а точечные удары управляемыми крупнокалиберными бомбами, но результат от этого не менялся. Все в труху. В последнее время потомки все чаще используют фрицев в качестве подопытных кроликов и вместе с боеприпасами с мобскладов, у которых истекают сроки хранения, вываливают на их головы что-нибудь совсем новенькое, даже еще не стоящее у них на вооружении. Кто бы им там позволил стрелять еще не принятой на вооружение противокорабельной ракетой «Циркон» по реальному кораблю, к примеру, американского флота? А тут, пожалуйста, как на заказ – карманный линкор «Адмирал Шеер» и тяжелый крейсер «Принц Ойген» вышли из Киля и направились в Норвегию, на поддержку немецких войск, наступавших на Мурманск.
Но дальше Северного моря эта сладкая парочка не ушла. Крылатая ракета, запущенная над западной частью Балтийского моря с борта сверхзвукового бомбардировщика Ту-22М3, за четыре минуты пролетела семьсот километров и безошибочно поразила «Адмирал Шеер» в отвесном пикировании. В течение следующих четырех минут злосчастный карманный линкор разломился пополам и стремительно затонул. Вроде бы даже на нем никто и ничего не успел понять и даже испугаться. Зато успели испугаться на тяжелом крейсере «Принц Ойген». Правда, боялись там недолго, всего минуту с небольшим, пока и этот немецкий корабль не поразила ракета потомков. «Принцу Ойгену» повезло даже меньше, чем «Адмиралу Шееру», потому что к взрыву боеголовки ракеты добавился подрыв погребов. Из трех тысяч человек экипажей обоих кораблей сопровождающие отряд эсминцы смогли выловить живыми не более сотни. По этому поводу в Германии объявили траур, а у нас Москва салютовала орудийным салютом. Тоже победа, пусть и не такая большая как взятие Хельсинки. И напоминание хитровыделанным британским мореплавателям, что если что-нибудь пойдет не так, на них тоже найдется большая дубина с замысловатой резьбой. А то вдруг удары, которые потомки наносили по другим объектам, включая Плоешти, покажутся британцам неубедительными.
И вот теперь такие же удары по глубоким вражеским тылам сможет наносить еще и авиация дальнего действия[10 - В нашей истории авиация дальнего действия была выделена из состава ВВС РККА только в мае 1942 года, но в этой реальности такое решение было принято почти сразу после завершения Смоленского сражения.] Красной Армии. И темп их будет только нарастать по мере того как к нам из будущего продолжат поступать новые ударные эскадрильи того же состава. Планируется, что в течение следующих двух-трех месяцев к нам поступит в общей сложности двадцать четыре таких самолета: шесть разведчиков-целеуказателей и восемнадцать бомбардировщиков. Вроде бы немного, но по бомбовой нагрузке эти восемнадцать ударных самолетов равны четыремстам бомбардировщикам Ил-4 или же сотне Пе-8, не говоря уже об их полной неуязвимости к атакам вражеских истребителей, точности наносимых бомбовых ударов и огромном радиусе действия, прямо с базы в Кратово захватывающем всю Европу, включая Британские острова. До момента поступления этих машин у нас в дивизиях АДД на вооружении как раз и состояло четыреста самолетов Ил-4, устаревших, тихоходных и не адекватных решаемым задачам, а также три десятка самолетов Пе-8. Так что техника, переданная нам из двадцать первого века, удваивает, утраивает и можно даже сказать, удесятеряет наши возможности наносить удары по глубоким вражеским тылам. Теперь в Европе нет такого уголка, куда бы не могли бы долететь наши самолеты, чтобы разбомбить то, что должно быть разбомблено или сбросить на парашютах груз партизанам-антифашистам.
Такая возможность у нас теперь тоже имеется и, быть может, эта задача даже более важна, чем бомбежка военных и промышленных объектов. С разрушением вражеских заводов прекрасно справляются и самолеты авиагруппы потомков, а вот помогать товарищам по борьбе – это уже наше дело. В конце концов, как я понимаю, потомки воюют против Гитлера, а мы – за счастливое будущее всех народов нашего мира. Поэтому, когда это очень надо, стандартные парашютные мешки подвешиваются в бомбоотсеках вместо бомб калибром сто, двести пятьдесят или пятьсот килограмм. В результате получается полная загрузка в семь-восемь тонн разных вещей, нужных в нелегкой партизанской жизни.
И первый наш боевой вылет будет в Югославию к партизанам первой пролетарской бригады, которая после тяжелейших боев с немецкими карателями и их пособниками отошла в окрестности города Фоча. Раньше мы ничем не могли помочь в их героической борьбе, но теперь все изменилось. Вы сражаетесь с немецкими фашистами и их пособниками? Тогда мы идем вам на помощь, где бы вы ни находились: в Югославии, Греции, Албании, Италии, Франции или даже Испании. С удивлением я узнал, что в горах Страны Басков еще действуют антифранкистские партизанские отряды. Франко помог Гитлеру послав к нему на помощь дивизию самых отъявленных обормотов, а мы пошлем сражающимся с ним партизанам оружие, боеприпасы, взрывчатку и медикаменты.
Но главное не в самих новых огромных самолетах, поступивших к нам из двадцать первого века (хотя они тоже важны), а в том, что вместе с ними СССР получает высокоточные станки, образцы изделий и всю необходимую техническую документацию для того, чтобы самостоятельно серийно производить реактивные и турбовинтовые самолеты поколения пятидесятых годов. Правда, как сказал товарищ Шахурин (нарком авиационной промышленности), кое-какое особо громоздкое и негабаритное оборудование придется производить на своих заводах или приобретать в Америке и везти в СССР на пароходах через Северную Атлантику и Баренцево море. А дело в том, что не все грузы имеет смысл протаскивать через Врата, грузопоток через которые рассчитан буквально с точностью до килограмма на пару месяцев вперед. Если что-то можно приобрести в нашем мире – это надо приобретать здесь. И Рузвельт, который еще совсем недавно ерепенился (это он нам продаст, а это нет), теперь вдруг сделался смирным и покладистым. Японцы громят его вояк на Тихом океане, и он согласен на все, лишь бы мы открыли в Манчжурии второй фронт и позволили американским самолетам использовать наши аэродромы для бомбежек Японии.
13 марта 1942 года. 00:35. Болгария. Варна. Загородный царский дворец Евксиноград.
Получив подтверждение того, что назначенная встреча «состоится в любую погоду», царь Борис сказался больным неизлечимой усталостью и хандрой, после чего, свалив дела на премьер-министра Богдана Филова и военного министра генерала Николу Михова, выехал в Варну «на отдых». Там, на берегу моря, у болгарского монарха имелся загородный дворец Евксиноград. Обычно он использовался для летнего отдыха, чему способствовало сочетание дворца, ботанического сада, виноградников (и винных подвалов), нескольких причалов для яхт и катеров, небольшого уютного пляжа и бассейна с пресной водой, а также большого количества теплого моря и солнца. Зимой или, как в данном случае, ранней весной, с солнцем наблюдались некоторые проблемы, море было холодным и мало-мало штормовым, ведь зимний сезон стабильной непогоды заканчивается в первой половине апреля; ботанический сад и виноградники стояли голые. Зато в это время года на черноморском побережье много морского воздуха, пропитанного запахами соли и йода, а также почти отсутствует праздношатающаяся публика и создаваемая ею суета. Так что условия для излечения нервов в загородном дворце болгарского царя имелись в полном объеме.
В результате этого отъезда все вздохнули с облегчением: сам Борис – потому что наконец поверил, что ему удастся провести страну между Сциллой и Харибдой, а сладкая парочка из премьера и военного министра – потому, что слишком много понимающей о себе монарх им только мешал. Оба этих деятеля были ярыми нацистами, антикоммунистами и сторонниками расовой теории[11 - Нам, авторам, крайне сложно понять, где эти деятели нашли у болгар арийские корни? Наверное, так же, как хорватские усташи, притянули за уши по принципу: «нашему забору двоюродный плетень». Когда-то предки нынешних болгар обитали на причерноморских равнинах по соседству с крымским готами и ариями-алананами. Родство – седьмая вода на киселе, и ведь туда же…] небезызвестного Альфреда Розенберга. Их усилиями в марте сорок первого года через присоединение к Берлинскому пакту Болгария была втянута в число союзников гитлеровской Германии. Правда, выбор тогда стоял не между союзом с Гитлером и отказом от него, а между присоединением к Державам Оси и германской оккупацией. Территория Болгарии была нужна немцам для нападения на Грецию, и немецкие войска уже начали концентрироваться на румынско-болгарской границе.
Царь Борис был в нерешительности и как один из вариантов действия рассматривал даже добровольную абдикцию (отречение) с последующим обращением к СССР за военной помощью, но тандем из премьера и военного министра сумел уломать болгарского царя. Пока Богдан Филов уговаривал строптивого монарха не делать резких движений, Никола Михов, сказавшись больным, поехал в Германию «на лечение». В ходе этой поездки он встретился сначала с Риббентропом, а потом и с Гитлером, и обо всем договорился, поставив царя Бориса перед фактом. В нашем прошлом двадцать пятого ноября сорок первого года усилиями все тех же деятелей Болгария присоединилась еще и к Антикоминтерновскому пакту, но в этой реальности такого не произошло. Даже два этих отмороженных антикоммуниста не стали углублять союз с гитлеровским государством, военное поражение которого после завершения Смоленского сражения выглядело лишь вопросом времени. Но все равно этих двоих по итогам их деятельности не ждало ничего, кроме расстрельной стенки (если они попадут в руки спецслужб СССР), или пожизненного заключения (если судить их будет самый справедливый российский суд).
Но как бы то ни было, а болгарский царь прибыл в Евксиноград вечером двенадцатого марта за несколько часов до начала исторической (а быть может, роковой) встречи.
Все было спокойно. Ни отделение абвера, располагавшееся в Варне в трех километрах от дворца, ни болгарская жандармерия (находящаяся под прямым патронажем гестапо) ничего не подозревали. А быть может, дело в том, что в жандармерии тоже служат болгары, которые по долгу службы не любят коммунистов, но в то же время не станут шпионить за собственным монархом. Личная охрана – опять же из людей, лично преданных царю Борису; им вовсе все равно, с кем он собрался встретиться в своей резиденции на берегу моря: с Гитлером, Черчиллем, Сталиным или с самим Сатаной.
И вот безлунная полночь. Небо затянуто низкими облаками, порывистый ветер швыряет в лицо горсти мелких морских брызг. Сейчас новолуние, из-за чего на морском берегу темно как в подвале, и хозяин дворца, выходя по садовой аллее на берег, вынужден светить себе под ноги электрическим фонарем. На нем охотничий костюм, высокие сапоги, теплая куртка, шапка с пером, но руки его пусты. Не встречают гостей с ружьем наперевес, да и лишнее здесь это. За спиной Бориса – светящиеся теплым желто-розовым окна дворца, полускрытые безлистными ветвями деревьев, впереди – непроглядная чернота моря. Свет из окон дворца, как путеводный маяк, должно быть, виден издалека. На всем остальном побережье – сплошная темнота. Болгария – воюющая страна и в ней действуют правила светомаскировки; да и спят все давно… и только царю никто не указ.
И вот где-то далеко в море, где черная вода встречается с таким же черным небом, свозь свист ветра и шум разбивающихся о берег волн послышался отдаленный, стремительно нарастающий воющий звук. То, что там, в ночи, мчится к берегу, по издаваемому звуку не похоже ни на корабль, ни на самолет, ни даже на торпедный катер с авиационными моторами. Стоя на смотровой площадке над пирсом, приподнятой над уровнем моря на высоту двухэтажного дома, царь Борис напряженно вглядывался в темноту, испытывая жуткое желание убежать отсюда куда подальше и не испытывать судьбу. Вой нарастал, и в то же время менял свой тон – словно то, что двигалось к берегу, сбрасывало скорость. И когда звук оказался уже совсем рядом, вдруг вспыхнули габаритные огни, осветив нечто громоздкое, несуразное и угловатое. Рубка как у корабля, три огромных пропеллера, как у самолета, корпус скорее плоский, чем обтекаемый, палуба его даже несколько выше обзорной площадки, а там, где у нормального корабля проходит ватерлиния – некое подобие огромной резиновой подушки.
Впрочем, болгарский царь так и не успел понять, на что же похоже это чудовище, как оно, прошуршав своей подушкой по песку пляжа, остановилось, наполовину выйдя на берег, после чего, отключив моторы, с тяжелым вздохом слегка осело вниз. Дальше начинался довольно крутой каменистый берег, и кораблю из будущего, даже если он может ходить посуху как по воде, дороги вперед не было. О винтокрылых аппаратах (хубшрауберах), терроризировавших германскую армию в начальной фазе Смоленского сражения, царь Борис уже слышал, а вот описание такого аппарата ему еще не попадались. Тем временем в носу этого земноводного корабля откинулась десантная аппарель – и из слабо освещенного внутреннего трюма на берег цепочкой побежали темные фигуры, в которых даже распоследний дилетант сразу же узнал бы до зубов вооруженных солдат. А болгарский царь дилетантом не был.
«Неужели все так просто? – подумал он, – меня, неосторожно сунувшего голову прямо в пасть тигра, схватят и немедленно отвезут в Москву….»
Но никто хватить его стал. Последним из трюма показался человек, в котором невооруженным глазом за версту узнавалось большое начальство. Несомненно, это прибыл партнер по переговорам, а все прочие – это его личная охрана. Оглядевшись по сторонам, этот человек, в сопровождении небольшой кучки приближенных, двинулся в сторону царя Бориса, и тот тоже не счел дурным пойти ему навстречу. Встретились они у подножия лестницы, ведущей на смотровую площадку. На правах хозяина болгарский монарх первым приветствовал гостя.
– Я очень рад, – по-немецки сказал он, пожимая руку пришельцу из будущего, – что вы приняли мое приглашение провести эти переговоры на болгарской территории.
– Мы тоже рады, ваше величество, – на том же языке с легким шведским акцентом ответил визитер, – что вы ищете способ закончить эту войну без того, чтобы русские убивали болгар, а болгары русских. Разрешите представиться – Сергей Борисович Иванов, помощник президента Российской Федерации и полномочный посол в Советском союзе и вообще в этом мире. Должен сказать, что нас ужасно огорчает, что два наших народа, связанных прямым родством, одной верой и общими страницами славной истории, на протяжении последних тридцати лет почти непрерывно находились во враждебных лагерях.
– Я думаю, – сказал болгарский царь, – что такова была сила вещей, ибо наши враги, сербы и греки, все это время числились вашими союзниками. Мой отец, конечно, тоже наделал глупостей, но будь он даже ангелом во плоти, ему бы не удалось отменить того факта, что эти наши соседи разделили между собой земли, заселенные нашим народом. При этом сербы пытаются лишить болгар имени, а греки – родины. Вступая в союз с Германией, мы лишь пытались добиться справедливости, ведь в противоположном лагере наш голос просто не желали слушать… Впрочем, господин Иванов, думаю, я поступлю невежливо, если продолжу беседовать с вами тут на пляже под открытым небом. В моем рабочем кабинете нам будет не в пример удобнее…
– Не имею ничего против, – ответил Сергей Иванов, – мы надеемся, что в ходе переговоров нам удастся найти решение всех взаимных проблем.
– Я тоже на это надеюсь, – ответил царь Борис, – но, скажите, что это за люди высадились на берег и сейчас окружают мой дворец?
– Это бойцы нашей морской пехоты, которые обеспечивают безопасность нашей встречи, – ответил посланец российского президента. – Если нашему разговору никто и ничто не помешает, то эти солдаты уйдут отсюда так же тихо, как и пришли, не тронув ни одной травинки. Это я вам обещаю.
Полчаса спустя. Там же, Евксиноград, рабочий кабинет царя Бориса.
У себя в кабинете, ярко освещенном светом электрических ламп, царь Борис еще раз внимательно осмотрел своего гостя. Ну что – Мефистофель как Мефистофель: гладко выбритый, подтянутый и сухощавый, и, если бы не вечная саркастическая усмешка на губах, больше похожий на типичного немца, чем на русского. Гость тоже посмотрел хозяина, сравнивая сухую историческую информацию с впечатлением от живого человека. На первый взгляд болгарский монарх выглядел достаточно вменяемым для того, чтобы принять запутанные реалии этого мира такими, какие они есть на самом деле.
– Для начала, – сказал визитер из будущего, – вне зависимости от исхода наших дальнейших переговоров должен предупредить вас, что, по данным НАШЕЙ разведки, в настоящее время британскими агентами влияния и официальными дипломатами в Турции ведется деятельность, которая, по замыслу Уинстона Черчилля, должна спровоцировать нападение Турции на Болгарию и оккупированные греческие территории. А это почти миллион прекрасно вышколенных солдат и офицеров. Против нашей, да и немецкой, армий турки – это не более чем смазка для гусениц, но вот Болгарию они проглотят за один укус…
Болгарский царь предполагал, что разговор начнется с требований и ультиматумов, от которых ему придется отбиваться, поэтому не ожидал такого предупреждения, в которое, однако, он поверил сразу и безоговорочно. Имелась у пришельцев из будущего такая репутация, что ко всем их словам требовалось относиться предельно серьезно. Турция была старым врагом Болгарии, и, хоть в прошлой войне эти страны были союзниками, ничем хорошим для них это не кончилось. Получив такой удар, некоторое время Борис Третий растерянно смотрел на своего гостя, потом, собравшись с духом, спросил:
– Но зачем англичанам нужно, чтобы Турция напала на Болгарию? И вообще – как это возможно, ведь турецкое правительство придерживается прогерманской ориентации?
– Турецкое правительство и президент Иненю лично, – с улыбочкой парировал господин Иванов, – придерживаются ориентации флюгера, с легкостью разворачиваясь в ту сторону, откуда дует самый сильный ветер. Наивные дети природы даже и не догадываются, что британцы, оказавшиеся на периферии последних событий, стремятся перевести войну двух коалиций в схватку без порядка и правил, где каждый будет только сам за себя. Они бы и сами поучаствовали в этой операции, но, во-первых, этого у них фатально не хватает резервов, поскольку все наличные ресурсы уходят в Бирманскую мясорубку; во-вторых – в Лондоне прекрасно знают о прорусских и просоветских настроениях вашего народа. Поэтому британское правительство и прочие причастные лица хотят остаться чистенькими, не запачканными в той кровавой бане, которую тут непременно учинят турки.
– И это в то время, – с горечью произнес болгарский царь, – когда большая часть наших сил сосредоточена в Западной Болгарии и Фракии, а Константинопольское направление прикрыто совершенно недостаточно. К тому же хочу спросить: когда турки нападут на Болгарию, что в это время будете делать вы, русские?
– А это, – сказал исполняющий обязанности Мефистофеля, – завит от того, кем для нас будет к тому моменту Болгария: невоюющим с нами союзником нашего злейшего врага или же ее статус значительно улучшится – быть может, даже до союзного. Кроме того, насколько мы понимаем, у вас есть пожелание сменить сторону в конфликте, но при этом сохранить те территории, которые вы получили в союзе с Германией. Но так не бывает…
– Это наши земли, – сказал болгарский царь, – отнятые у нас соседями незаконно и бесцеремонно. Вступив в союз с Германией, мы не взяли себе ни пяди чужой земли, ограничившись только своими незаконно отторгнутыми территориями. И население на этих землях воспринимает болгарскую армию как свою освободительницу…
– Ой ли? – сказал господин Иванов. – Вы думаете, мы не знаем о жестоко подавленном восстании в Драме, а также о том, что в придачу к другим землям вы хотели забрать себе еще и Салоники с окрестностями, но отказались от этого намерения, устрашившись всеобщего восстания местного населения?
– На тех землях Болгарии которые тридцать лет назад вошли в состав Греции, коренное болгарское население было изгнано или истреблено, а их место заняли греки понаехавшие из Турции и других мест… – ответил царь Борис. – Отсюда и сопротивление болгарской армии, которая всего лишь забрала то, что по праву принадлежит нашей стране.
– И что, теперь надо вычищать из этих земель греков и снова заселять болгар? – спросил господин Иванов. – Снова, сначала начинать этнические чистки, только в прямо противоположном направлении, гнать людей из домов, которые они уже считают своими, или заставлять их забыть свой язык и своим обычаи. Чем вы тогда будете лучше турок, а мы, позволившие вам такое, лучше англичан, которые считают, что ради соблюдения их вечных интересов возможна любая мерзость и подлость?
– Так, значит, вы не поддержите возвращение в состав Болгарии территорий незаконно отторгнутых от нее Грецией и другими странами? – с разочарованием спросил Борис.
Господин Иванов пожал плечами и ответил:
– Те территории, население на которых настроено антиболгарски, в состав Болгарии лучше не включать. Последствия могут быть непредсказуемыми. И неважно, что большая часть нынешнего населения появилась на этих землях всего лишь двадцать или тридцать лет назад. Болгария должна получить за те события определенную компенсацию, после чего закрыть территориальный вопрос раз и навсегда. Кстати, должен напомнить, что до тех самых обменов населения, на которые вы мне здесь пеняли, прибрежная полоса Черного моря была заселена как раз греческим, а не болгарским населением.
– Для нас, болгар, – сказал царь Борис, – выход к Эгейскому морю стратегически важен, ибо если наша торговля направляется исключительно через Босфор и Дарданеллы, то она может быть в любой момент перекрыта враждебной нам Турцией.
– Ну что ж, тогда решайте сами, что вам дороже, – пожал плечами господин Иванов, – выход к Эгейскому морю или наша помощь вкупе с признаниями вашими территорий, на которых и в самом деле в основном проживает поддерживающее вас болгарское население. Другого варианта в данном случае быть не может: только вернув Греции земли, на которых уже не живут болгары, вы можете рассчитывать выпутаться из этой неприятной истории с минимальными потерями. Иначе – барахтайтесь сами, потому что, кроме вас, нам потребуется разговаривать еще с лидерами греческого и югославского сопротивления, и я представляю, сколько при этом будет криков и брызганья слюной. Балканы – это еще та банка с пауками.
– Да, – эхом отозвался царь Борис, – Балканы – это действительно банка с пауками. Но только до тех пор, пока сюда не придете вы, русские. Вас будут слушаться все: и греки, и сербы, и болгары, и даже отчасти румыны. Мы согласны принять ваше главенство и выслушать справедливый приговор. Возможно, если бы мой отец не пошел на поводу у венского двора и согласился на Петербургский арбитраж, то сейчас мы бы жили совсем в другом мире. Единственное, чего мы не хотим – это большевизации Болгарии, и дело даже не в том, что я держусь за трон, совершенно нет. Год назад, когда встал вопрос о присоединении к Берлинскому пакту, я лично был готов абдиктировать[12 - Отречься от престола.], после чего обратиться за помощью к Советской России, но меня уговорили этого не делать. Большевизм разрушит основы существования нашего государства, внесет хаос в культурную и общественную жизнь…
– Выбор невелик, – снова пожал плечами господин Иванов, – либо фашизм, который ваше государство практикует сейчас с правом на все для избранных и бесправием для всех остальных, либо коммунизм, гарантирующий людям равные возможности вне зависимости от их национальности, пола, вероисповедания и других культурных особенностей. Одно из двух, потому что свято место пусто не бывает. Мы понимаем, что у коммунистов в головах тоже бывают перегибы от детской болезни левизны и обещаем поспособствовать тому, чтобы эксцессы переходного периода были сведены к минимуму. Но при этом нам будет гораздо легче отстаивать вопрос сохранения за вами, к примеру, македонских территорий. Ведь там доходит до того, что между собой воюют одинаково антифашистские и коммунистические отряды сопротивления, при том, что одни подчиняются югославскому руководству, а другие – болгарской коммунистической партии.
– Так, значит, Болгария должна будет стать еще одной советской республикой. А мы-то уж надеялись… – с горечью произнес Борис Третий.
– Надеялись на что? – спросил посланец русских из будущего, – на то, что мы возьмем вас под свое крыло?
– Что-то вроде того, – кивнул болгарский царь, – ведь у вас, насколько мне известно, строй отнюдь не коммунистический, и вы могли бы помочь нам пройти сложности переходного периода, не впадая при этом в марксистские крайности…
– А зачем нам это надо, – с ленцой спросил Бориса его собеседник, – это не наш мир, но если бы вы могли посмотреть на Болгарию двадцать первого века, то вас бы просто стошнило. Не буду вдаваться в подробности, просто скажу, что сейчас вопрос заключается не в том, перейдете вы на сторону Советского Союза или нет, а в том с какими потерями и на каких условиях вам удастся это сделать. Присоединение к Советскому Союзу на правах еще одной союзной республики было бы полезно для того, чтобы товарищ Сталин из Москвы мог удерживать местное партийное руководство от разных эксцессов исполнителя. А то очень многие на периферии стремятся быть святее самого Папы Римского, а мерило святости видят в количестве расстрелянных буржуазных элементов. Не могу ничего обещать, но при особо удачном стечении обстоятельств возможен такой вариант, что в Болгарии при наличии советской системы управления сохранится конституционный вариант монархии…
– Я же уже говорил вам, господин Иванов, – сказал болгарский царь Борис, – что совершенно не держусь за свой трон. Если так будет надо для блага моего народа, то я отрекусь немедленно. Впрочем, я еще подумаю над сказанными вами словами и, как только приду к какому-нибудь определенному решению, сразу же сообщу вам об этом…
– Вот, – сказал посланец русских из будущего, поставив на стол небольшой чемоданчик, который он принес в кабинет вместе с собой, – это устройство для связи, прослушать которое при данном уровне местной науки практически невозможно. Заряжается от любой электросети, зарядное устройство само настраивается на параметры электропитания. Дальности действия коротковолнового передатчика хватит для того, чтобы связаться через половину мира, причем удобство этого аппарата таково, что работать за ним может и не подготовленный человек. Разбирать аппарат не рекомендуется, поскольку при этом непременно сработает система самоуничтожения. Одни словом, как придете к определенному мнению, сразу звоните. Только постарайтесь сделать это не слишком поздно, а то нам будет затруднительно выручать вас в тот момент, когда турецкие солдаты будут уже стоять на пороге Софии.
Потом, уже проводив ночного гостя обратно до берега моря и пронаблюдав, как вслед за ним грузятся на борт странного корабля русские солдаты, царь Борис подумал, что, хоть он и не подписывал еще никаких договоров собственной кровью, вся его дальнейшая жизнь изменилась необратимо. Нельзя повстречать пришельца из будущего, делающего предложения, от которых нельзя отказаться, и остаться при этом прежним человеком. Вот и Болгария тоже больше никогда не будет прежней, и от болгарского царя в ее судьбе почти ничего не зависит.
13 марта 1942 года. 17:45. Болгария. Варна. Загородный царский дворец Евксиноград.
Царь Борис III и его супруга Джованна Савойская (Иоанна Болгарская)
Закончив беседу с посланцем России будущего и проводив его «до трапа», царь Борис вернулся в свой загородный дворец и отбил телеграмму жене о том, что у него все хорошо, чувствует он себя нормально, спит крепко и кушает с аппетитом. Обычная телеграмма мужа оставшейся на хозяйстве жене, отправленная из какого-нибудь санатория. И напрасно шифровальщики абвера и гестапо пытались выловить из текста какой-нибудь потайной смысл. Его там просто не было. Само по себе это ничего не значащее послание служило сигналом: «Приезжай немедленно, дорогая. Надо поговорить без свидетелей». В софийском дворце на площади князя Александра микрофоны, небось, в каждой электророзетке, даже в ватерклозетах; а вот Евксиноград в этом смысле чист. Люди, сопровождавшие господина Иванова, молча и без суеты проверили царский кабинет, а также соседние помещения какими-то приборами, после чего дали добро на разговор своего начальника с болгарским царем. Иначе тем пришлось бы вести беседу прямо в парке под ночным небом.
Супруга болгарского царя все поняла правильно и, объяснив фашистской правящей камарилье, что беспокоится за мужа, вместе с детьми села в первый же поезд до Варны. Точнее, к этому поезду прицепили особый царский вагон. Так что не успело солнце коснуться горизонта, как царская семья воссоединилась. Детей вместе с няньками отправили в их комнаты, а супруги уединились в том самом личном кабинете царя, чтобы переговорить без свидетелей. Туда же подали ужин на две персоны, после чего слуги оставили царскую чету наедине.
Когда закрылась дверь, в кабинете на некоторое время установилась томительная тишина. Первой ее нарушила Джованна Савойская. Окинув мужа внимательным взглядом, она со вздохом спросила:
