Дэнни Шугерман "Никто не выйдет отсюда живым"

Никто не выйдет отсюда живым
Джерри Хопкинс

Дэнни Шугерман

Дискография
Наиболее полная и беспристрастная биография Джима Моррисона – лидера группы «Doors», идола 60-х, судьба и творчество которого до сих пор будоражат весь мир.

Джерри Хопкинс, Дэнни Шугерман

Культовая биография Джима Моррисона

Эрин, Никни

    Джерри

Алекс, Рэю и Джиму

    Дэнни

Давайте считать, что я исследовал границы реальности. Мне было любопытно посмотреть, что произойдет. Вот и все: просто любопытство.

    Джим Моррисон, Лос-Анджелес, 1969 г.

Jerry Hopkins and Danny Sugerman

No One Here Gets Out Alive

* * *

Издательство выражает благодарность литературному агентству Andrew Nurnberg за содействие в приобретении прав

This edition published by arrangement with Grand Central Publishing, New York, New York, USA. All rights reserved

© Jerry Hopkins, 1980

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2019

Предисловие

Джим Моррисон превратился в мифического героя еще при жизни – он был, мало кто будет спорить, живой легендой. Его смерть, окутанная тайной и вызвавшая непрекращающиеся домыслы, завершила процесс канонизации, обеспечив ему место в пантеоне «проклятых» художников, которые чувствовали жизнь слишком остро, чтобы вытерпеть ее: Артюром Рембо, Шарлем Бодлером, Ленни Брюсом, Диланом Томасом, Джеймсом Дином, Джими Хендриксом и другими.

Эта книга не подтверждает и не развенчивает миф о Моррисоне. Она просто напоминает, что Джим Моррисон (и «Doors») – это не только легенда; что легенда основана на фактах. Иногда содержание книги резко расходится с мифом, иногда практически неотличимо от него. Таким и был этот человек.

Я лично верю, что Джим Моррисон – бог. Кому-то это может показаться безумием, другим – как минимум эксцентричностью. Конечно же, Моррисон настаивал, что все мы боги и что мы создаем свои судьбы. Я просто хотел сказать, что Джим Моррисон – бог нашего времени. Или, черт побери, хотя бы святой.

До сих пор мы мало понимали этого человека.

Его работа как участника группы «Doors» продолжает обретать новых поклонников, в то время как настоящий талант этого человека и источник его вдохновения полностью игнорируются. Истории о его арестах и выходках в последнее время циркулируют все шире и шире, хотя наше видение его личности тает в тумане.

Моррисон изменил мою жизнь. Он изменил жизнь Джерри Хопкинса. На самом деле Моррисон изменил множество жизней, и не только тех людей, которые находились в его ближней орбите, но и тех, кому он был знаком лишь как неоднозначный певец и автор текстов группы «Doors».

Эта книга рассказывает о жизни Джима, но не о его предназначении. Но ведь можно понять сущность человека, просто узнав, откуда он появился и как оказался там, куда в итоге пришел.

Вообще-то стать фанатом Моррисона еще в 1967 году (когда большинство из нас впервые его услышали) было непросто. Для этого требовалось немало покопаться в своей душе: если твоим кумиром был Джим Моррисон, это означало, что ты был посторонним, который предпочитает всматриваться внутрь. Рок-н-ролл всегда привлекал множество неудачников с проблемами идентификации, но Моррисон не просто стал посторонним – он пошел на шаг дальше. Он как бы говорил: «Все классно, нам здесь нравится. Здесь больно, здесь ад, но здесь все чертовски более реально, чем тот путь, по которому ты идешь». Он тыкал пальцем в родителей, учителей, в авторитеты. Никаких неясных высказываний – ненавидя обман, он не намекал, он резко, яростно обвинял. И показал нам, как это выглядит на самом деле: «Люди кажутся странными, когда ты чужой. / Лица кажутся уродливыми, когда ты одинок». Он показал нам, что может произойти: «Нам могло бы быть так хорошо вместе. / Я расскажу тебе о мире, который мы придумаем, / бесшабашном мире без горести, / предприимчивости, / приглашений и изобретений». Он делился с нами своими эмоциями, гневом, милосердием и мудростью. Он был не способен на компромисс.

Джим явно не хотел быть внутри системы. Джим не хотел пройти мимо или существовать рядом с ней. Единственной целью Джима было прорваться сквозь окружающее. Он читал о тех, кому это удалось, и верил, что это возможно. И он хотел забрать нас с собой. «К вечеру мы будем внутри, за воротами», – пел он. Первые несколько волшебных лет жизни «Doors» значили чуть больше, чем просто парень и его группа, собирающие фанатов во время своих кратких вылазок, – это была территория, которая выходила за грани добра и зла: чувственный, драматический музыкальный ландшафт.

Конечно же, абсолютный прорыв на другую сторону – это смерть. Перешагнуть грань между жизнью и смертью, между «здесь» и «там» можно только навсегда. Джим это сделал – и теперь отчаянно машет нам рукой, призывая нас следовать за ним. Самое грустное, что мы, казалось, были нужны ему больше, чем он был нужен нам. Мы наверняка не готовы к тому, куда он хотел нас взять. Мы всего лишь наблюдали за ним, а он хотел повести нас за собой, но мы не пошли. Не смогли. А Джим не мог остановиться. Поэтому он пошел один, без нас.

Джим не хотел помощи. Он только хотел помочь. Я не верю, что Джим Моррисон когда-либо был «на пути к смерти», как пишут о нем многие авторы. Я полагаю, что путь Джима был связан с жизнью. Не с временной жизнью, а с вечным блаженством. Если требовалось убить себя, чтобы достичь конечной цели или хотя бы на шаг приблизиться к ней, – он был не против. Если и была некая грусть в конце жизни Джима, это было страдание от животной, смертельной хватки. Но как святой, как провидец, он был готов к этому.

История, который вы сейчас прочитаете, может показаться трагедией, но для меня это рассказ об освобождении. И пусть в свои последние дни Джим столкнулся с депрессиями и отчаянием; мне верится, что он также знал радость и надежду и чувствовал спокойную уверенность в том, что он уже почти дома.

Не важно, как умер Джим. И не столь важно, что он покинул нас таким молодым. Важно лишь то, что он жил, и жил с целью, предложенной самим рождением: открыть себя и свой собственный потенциал. Он это сделал. Короткая жизнь Джима говорит о многом. Да и я уже слишком много говорю.

Никто никогда не будет таким, как Джим.

Дэниел Шугерман Беверли-Хиллз, Калифорния,

22 марта 1979 г.

Лук натянут

Глава 1

Однажды в горах близ Альбукерка, у пика Сандия, выпало много снега, и чета Моррисонов – Стив и Клара – повели детей кататься на санках. Стив жил неподалеку от базы ВВС Кертленд, где он служил старшим помощником командира и был вторым человеком на объекте под названием «Центр особого оружия авиационных систем ВМС». Это означало атомную энергию – секретную в то время тему, которую нельзя было даже обсуждать с домашними.

Шла зима 1955 года, и Джим Моррисон всего пару недель назад отпраздновал свой двенадцатый день рождения. Менее чем через месяц его сестре Энн, круглолицей бойкой девчонке, исполнялось девять. Брат Энди был немного поплотнее Джима и вдвое младше его.

Зимний пейзаж был прекрасен в своей простоте: вдалеке – заснеженные горы Сангре-де-Кристо в Нью-Мексико, а на переднем плане – розовые щеки и темные кудряшки, почти полностью спрятанные под теплыми шапками: пышущие здоровьем дети в тяжелых пальто пытались взгромоздиться на деревянные санки. Снегопад прекратился, только порывы ветра приносили с собой с гор сухие колючие снежинки.

Вот санки на краю склона. Джим посадил Энди вперед, Энн села за Энди, а Джим втиснулся сзади.

Отталкиваясь одетыми в варежки руками, они со свистом и криками поехали вниз.

Все быстрее и быстрее неслись они. И все быстрее приближались к чьей-то хижине.

Санки летели вниз по склону, будто космический корабль, пронзающий холод вселенского пространства. Энди запаниковал.

– Прыгаем! – закричал он. – Прыгаем! Прыгаем!

Галоши Энди застряли в полозьях, в том месте, где они закручивались вверх и назад. Он попытался выдернуть ноги, чтобы освободиться, но сидевшая за ним Энн не могла подвинуться: Джим, который сидел сзади, толкал всех вперед, не оставляя надежд на освобождение. Хижина быстро приближалась.

– Прыгаем! Прыгаем!

До хижины оставалось уже менее двадцати метров, и санки мчались на нее прямым курсом. Столкновение было неизбежно. Энн немигающим взглядом смотрела вперед, ее лицо окаменело от ужаса. Энди захныкал.

Санки промчались под изгородью и были остановлены в полутора метрах от хижины отцом детей. Когда дети повалились с санок, Энн истерично затараторила о том, как Джим толкал их вперед и не давал им спрыгнуть. Энди плакал. Стив и Клара Моррисон пытались успокоить младших детей.

Джим стоял неподалеку с довольным видом.

– Мы просто веселились, – сказал он.

Мама Джима, Клара Кларк, выросла в семье вместе с четырьмя братьями и сестрами. Она была слегка чудаковатой, но обожала веселиться. Ее отец был независимым адвокатом из Висконсина; однажды его включили в списки кандидатов на выборах от коммунистической партии. Когда Клара была подростком, ее мать умерла, а в 1941 году, когда девушке исполнился двадцать один год, ее отец отправился на Аляску работать плотником, а она поехала на Гавайи навестить беременную сестру. На вечере танцев для моряков она встретила отца Джима, Стива. Стив вырос в небольшом городке в центральной Флориде вместе с двумя сестрами в семье консервативного владельца прачечной. Когда Стив был ребенком, ему делали уколы гормона щитовидной железы, чтобы стимулировать рост, а в старших классах он заслужил от своего двоюродного брата и лучшего друга прозвище «школьный ковбой»: отличник и энергичный методист, он тем не менее имел успех у девушек. Стив окончил Военно-морскую академию США на четыре месяца раньше срока, в феврале 1941 года, когда курс обучения был сокращен, чтобы успеть выпустить пополнение офицеров для надвигающейся мировой войны.

Стив и Клара познакомились незадолго до того, как японцы напали на Перл-Харбор. В апреле 1942-го они уже поженились, и вскоре после этого минный тральщик Стива направился на службу на север Тихого океана.

В следующем году Стив был откомандирован в Пенсаколу, штат Флорида, на летные курсы, и спустя всего лишь одиннадцать месяцев, 8 декабря 1943 года, в Мельбурне, штат Флорида, рядом с местом, которое сейчас называется мыс Канаверал, родился Джеймс Дуглас Моррисон, один из плодов «бэби-бума» военных лет.

Отец оставил шестимесячного Джима, чтобы вернуться к полетам на самолетах «Хеллкэт» на авианосце в Тихом океане. Следующие три года Клара и ее малыш жили с родителями Стива в Клируотере. В доме, стоявшем на берегу Мексиканского залива, все подчинялось раз и навсегда установленным порядкам, и его жители руководствовались викторианскими догмами: «Детей должно быть видно, но не слышно», «Не обращай внимания на неприятности, и они уйдут сами собой», «Без чистоты нет благочестия». Родители Стива выросли в Джорджии, оба не курили и не употребляли алкоголь.

Поведение Клары в отсутствие мужа было безупречным, несмотря на тяжелую атмосферу в доме свекра и свекрови и царящую в Клируотере скуку. Естественно, она была вне себя от радости, когда Стив вернулся с Тихого океана почти через год после окончания войны, в разгар душного лета 1946 года.

Неустроенность и разлуки, столь характерные для семьи Моррисонов в годы войны, сопровождали все детство Джима. Первым послевоенным назначением его отца стал Вашингтон, но служить там ему довелось всего полгода, после чего он был направлен – в первый раз из двух – в Альбукерк, где в течение года работал инструктором в рамках одной из военных программ по использованию атомного оружия. К тому моменту у четырехлетнего Джима появилась сестра.

Неподалеку от Альбукерка, возвращаясь с родителями на машине из Санта-Фе, Джим пережил то, что позже он драматично описывал как «самый важный момент в жизни». На шоссе перевернулся грузовик, и на асфальте лежали выброшенные из кузова раненые и умирающие индейцы пуэбло.

Джим заплакал. Стив остановил машину, чтобы посмотреть, не может ли он помочь, и отправил другого свидетеля аварии звонить в «скорую». Джимми, как его тогда называли родители, не переставая плакать, неотрывно смотрел из окна машины на эту ужасную картину.

Стив вернулся в машину, и они поехали, но Джимми никак не хотел успокаиваться. Он все сильнее рыдал, повторяя в истерике:

– Я хочу помочь, хочу помочь…

Клара взяла его на руки, и Стив попытался успокоить ребенка:

– Все в порядке, Джимми, все нормально.

– Они умирают! Они умирают!

Наконец отец сказал:

– Это был сон. Джимми, на самом деле этого не было, это всего лишь сон.

Джим продолжал всхлипывать.

Много лет спустя Джим скажет своим друзьям, что, едва машина отца отъехала от перекрестка, один из индейцев умер и его душа вселилась в тело Джима.

В феврале 1948 года Стив снова был откомандирован в море, «офицером по специальным видам вооружения» на борт нового авианосца. В то время Моррисоны жили на севере Калифорнии, в Лос-Альтосе, и это был пятый дом Джима за четыре года. Здесь Джим пошел в школу, здесь родился его брат Энди.

В семь лет Джиму снова пришлось срываться с насиженного места, поскольку Стива во второй раз направили в Вашингтон. Год спустя, в 1952-м, Стив был откомандирован в Корею координировать вылеты самолетов с авианосцев, а его семья вернулась в Калифорнию, на этот раз обосновавшись в Клермонте, близ Лос-Анджелеса.

Как утверждают некоторые, негативные аспекты такой переменчивой жизни сильно преувеличены, и те традиционные корни, которые теряет ребенок, чья семья часто переезжает с места на место, с лихвой компенсируются богатым опытом. Какими бы вескими ни были те или иные аргументы, проблемы все равно остаются.

Во-первых, семьи военных понимают, что нигде не осядут навсегда, и у них редко есть выбор, куда и когда ехать дальше. Семья моряка знает, что даже в мирное время отец будет надолго уходить в море, и, в отличие от сухопутных военных, он не может взять с собой родных. Члены семьи привыкают переезжать налегке, обзаводясь лишь самыми необходимыми вещами: мебелью, серебром, фарфором и постельным бельем. У Джима, его брата и сестры были игрушки и книги, но не в избытке.

Многие семьи не торопятся обзаводиться новыми знакомствами, зная, что эта дружба продлится всего лишь год-два. Другие, напротив, принимаются слишком рьяно знакомиться со всеми и либо эмоционально истощают себя, либо перегибают палку настолько, что нарушают устоявшиеся порядки.