– Что ты там искала? – поинтересовался Арман.
Юта потупилась. Пожала плечами:
– Ничего… Я хотела… Увидеть…
Арман молчал, и она решилась-таки спросить:
– А все эти… люди, то есть драконы… Они на самом деле были?
Арман отошел к окну. Над морем поднималась красная луна.
– Это летопись моего рода, – сказал, не оборачиваясь.
Горгулья, подумала Юта.
– А Юкка? Он тоже из… вашего рода?
Арман посмотрел на нее через плечо. Девчонка и девчонка. Притворяется? Или действительно настолько любопытна? Впрочем, что за беда… Странно, думал ли он, что будет, м-м-м… обсуждать… Ну, словом, что найдется собеседник, который вот так наивно спросит: «А Юкка?»
Он усмехнулся, и Юта, посчитав это добрым знаком, усмехнулась тоже.
– Юкка, – сказал Арман наставительно, – Юкка – морское чудовище… Издавна он и его родичи были страшными врагами драконьего рода… А появлялся он из моря, и единственное оружие против него – огонь. Ясно тебе, принцесса?
– А кто такой Дин-Ар? – спросила Юта немедленно.
Арман поразился: ну видано ли? Поди разбери теперь – сердиться, смеяться…
– Дин-Ар, – сказал он со вздохом, – мой славный предок, сто шестнадцатый в роду…
Глаза Юты сделались круглыми, как блюдца:
– Сто шестнадцатый? А сколько всего поколений ваших предков?
Арман в изнеможении закрыл глаза. Глупенькая принцесса, не спрашивай о том, чего не в состоянии понять.
– Я двести первый потомок, – сказал он устало.
– Двести первый?! А сколько вам лет?
Он усмехнулся:
– Двести тридцать два.
Принцесса помолчала, прикидывая, может ли это быть правдой. Спросила осторожно:
– Да? А сколько живут драконы?
– Пока не умрут.
– Да?
Арман отвернулся.
Он был так мал тогда, что о гибели отца сохранилось не воспоминание даже, а, по сути, воспоминание о детском воспоминании. Грохот, вспышка – отец, пораженный прямым ударом молнии, рухнул в море… Ему было, кажется, чуть больше двухсот… А через двадцать лет умер дед.
Юта вывела его из задумчивости, процитировав страшным шепотом:
– «Акк-Ар утвердился, и заматерел, и дожил до глубокой»… Но ведь он своего брата убил, да?
Что ж, подумал Арман. Я сам виноват – пустился с жертвой в объяснения, позволил рассуждать о делах рода…
Он вспомнил, как в темноте подземелья вздрагивал насмерть напуганный принцессин голос: «…моя тень встречает меня, как мой брат». И ведь что за странность, до этих ее слов он был ужасно зол, и сидеть бы девчонке без света не час и не два… Но уж очень необычно было услышать эти строки из ее уст. Необычно и… приятно, что ли? Он растрогался и вывел ее на поверхность…
– А… – начала было Юта и осеклась.
– Что?
Юта отчаяно засопела, не решаясь спросить.
– Ну, чего тебе, принцесса?
– У вас… ну, в общем, у драконов бывают имена, как и у людей?
– У людей, – сухо поправил он, – у людей, как и у драконов.
– Можно узнать, как вас зовут?
Он задумался. Выговорил с трудом:
– Арм-Анн.
С двумя факелами было удобнее, чем с одним.
– Тут непонятно… – бормотала Юта. – Это драконий язык?
– Древнее наречие.
– А вы понимаете его?
– Отчасти.
Залу не было видно конца-края, и все новые и новые колонны, покрытые письменами, выныривали из темноты.
– А что здесь написано? – Юта водила пальцем по влажному камню. Арман то и дело одергивал ее:
– Не руками, принцесса!
Юта отшатывалась, чтобы тут же приблизится опять:
– Тут есть и знакомые буквы, и не совсем знакомые… Что это?
Арман снисходительно объяснял. Чередовались более или менее давние описания нравов, обычаев, летопись наиболее важных событий, которыми, как правило, были битвы, схватки и поединки: «…и встретил Дон-Ар брата своего старшего Дав-Ана, и была их схватка подобна огненному узлу… И стянулся узел, и погиб Дав-Ан, и Дон-Ар возопил победно – но раны его были глубоки, как море, и пролил он море крови своей и в море же рухнул… Погибли оба, и осиротел род…»
– «Осиротел род», – шепотом повторила Юта. – Война между братьями? Одна и та же история повторяется и повторяется… Только тот, про которого я читала раньше, «заматерел» и «дожил до глубокой старости», а тут, видите ли, «осиротел род»… Зачем же было биться?
– Это обычай, – сказал Арман сухо. – Род продолжает только сильнейший из братьев. Тебе не понять.
– Не понять, – пробормотала Юта.
И после минутного молчания вдруг заговорила быстро и убежденно:
– А помните те строки про тень, которая встречает, как брат? Помните? Тот, кто их писал, ХОТЕЛ встретиться с этим своим братом, и не для того, чтобы его убить. Как вы это объясните?
– Никак, – глухо отозвался Арман. Юта, ободренная, продолжала:
– Я думаю, что убивать братьев не так уж хорошо. Рано или поздно остаешься один-одинешенек, и тогда уже впору со своей тенью беседовать… Вот вы, – она осуждающе уставилась на Армана сквозь пламя своего факела, – вы тоже убили своего брата?
Арман молчал так долго, что она испугалась.
– У меня, – медленно сказал он наконец, – у меня никогда не было братьев.
«…Гибель рода!»
Его дед был кликушей. Малыша до обморока пугали обвиняющие выкрики и зловещие пророчества.
«Гибель рода, распад, конец! Кого ты выплодил, сын?! Где сильные внуки, где носители моего пламени, готовые сразиться во славу семьи? Или этот выродок, Арм-Анн, уцелеет?»
Отец молчал. Арман дрожал, забившись в угол.
«Наши предки не простят нам, сын. Роду нужны новая кровь, свежие крылья. Арм-Анн – хилая ветвь. Где его братья, рожденные для поединка?!»
Потом была молния, осиротившая Арм-Анна.
Он тряхнул головой. Факел Юты мерцал далеко впереди – принцесса стояла, разинув рот, перед черной глыбой плоского, вздыбленного камня:
– Горгулья, это что еще?
Арман приблизился, думая о своем. Кивнул отрешенно:
– Здесь заключено пророчество.
– Пророчество?
– Да… О судьбе рода и всех его колен.
– Вам известно ваше будущее?!
Он усмехнулся:
– Нет. Ты же видишь, пророчество зашифровано. Не знаю, пытался ли кто-нибудь его понять… Если и пытался, то тщетно.
Юта стояла, завороженная. Хитросплетения линий пленяли ее, гипнотизировали, сулили неслыханную тайну другого, неведомого мира…
– А я смогу понять? Ну, прочитать, разобраться?
У Армана опустились руки. Факел его зашипел.
– Послушай, – сказал он проникновенно. – Этому камню много тысяч лет. Ты – девчонка, пигалица, песчинка, чешуйка… – он приостановился, подбирая слово, и Юте пришлось помочь ему:
– Скорлупка.
– Скорлупка, – согласился Арман, – Наглая, нахальная скорлупка с неистребимой тягой к неприятностям.
Юта часто заморгала:
– Знаете… Для дракона вы очень красноречивы.
Он онемел, а принцесса, воспользовавшись этим, поспешила добавить:
– Нет, я ничего такого не хотела сказать… Пожалуйста, разрешите мне ходить сюда самой. Пожалуйста. Ну, пожалуйста.
IV
Солнце – пастух без стада.
Утром – золото, вечером – медь.
И кажется, будто не надо
Ни вспоминать, ни жалеть.
Арм-Анн
* * *
Теперь она дни напролет проводила в подземелье. Арман удивлялся, но и был доволен – так он, по крайней мере, знал, что принцесса занята делом и не замышляет очередной каверзы.
Он наблюдал за ней, как за диковинным, попавшим к нему в клетку зверьком. Иногда он спускался вслед за ней в подземелье – без факела, невидимый – и подолгу смотрел, как она водит замурзанным пальцем по древним замшелым отметинам.
С людьми – с теми, кто живет в деревенских домах под соломенной крышей, городских кварталах под черепицей или королевских дворцах – у Армана были долгие и сложные отношения.
В самом нежном детстве он имел несчастье пристраститься к пороку – а то, что это порок, да еще ужасный, ему впоследствии объяснил вооруженный розгой дед. Причиной всему было волшебное зеркало.
Родичи Армана пользовались им по необходимости либо от скуки, но никогда – из любопытства. Арман извлек его из хлама, почистил и установил в своей комнате; тогда еще целое, ясное и послушное воле смотрящего, оно часами показывало мальчику картины чужой жизни.
