– Во-первых, я оставила тебе одежду, а во-вторых, я бы сказала, что к нам забрался вор, – спокойно ответила Лара. Когда она не высыпалась, то всегда становилась очень спокойной, будто ей не хватало сил на переживания. – Ты велел, чтобы я превращала тебя в кота только по твоему чёткому распоряжению. Вот я и жду.
– Где ведьма? – Андреас выглянул за дверь.
– Поехала в город торговать. Вернётся вечером.
– Твоё счастье.
– Ну что, превращать тебя обратно в кота?
– Даже не думай. – И юноша помчался в кухню.
Когда Лара спустилась за ним, он уже допивал остатки вина.
– Не бойся. Наколдуем твоей бабке полный кувшин – она и не приметит.
– Я и не боюсь. Я спать хочу.
– А я – есть. – Андреас принялся по-хозяйски открывать все горшки подряд, но не нашёл в них ничего интересного. – Как вы живёте? Мало того, что вся снедь наколдованная, так ещё и невкусная.
– Я, что ли, её наколдовала? Ты хоть мышей ловить можешь…
– Терпеть не могу мышей.
– Ты же любил.
– Никогда не любил. Пойдём в ведьмину комнату книгу доставать.
Комната бабушки располагалась за кухней и являла собой ещё более печальное зрелище, чем комната Лары: мебель стояла ветхая – того и гляди рассыплется, половицы были изломаны, деревянные стены – покрыты плесенью. Недаром Лара избегала заходить в эту часть дома. Её эстетическое чувство вновь было попрано и оскорблено, к сонной заторможенности и ломоте в спине прибавилась грусть из-за несбыточной мечты о красивом доме. Хотелось крепко зажмурить глаза, чтобы не видеть этого кошмара никогда.
– Вот она, родимая, – донеслось из-под кровати.
Лара и не заметила, что, пока она размышляла о прекрасном, Андреас встал на четвереньки и снял одну из половиц подле бабушкиной кровати. Лара увидела только, как он с превеликой осторожностью достаёт оттуда книгу, замотанную в тряпицу.
– Держи. – Андреас передал её Ларе.
Она первым делом размотала книгу и подошла к окну, но юноша тут же заслонил ей свет.
– Ты запомнила, под какой половицей она хранилась?
– Разумеется, нет. Для этого есть ты.
Бывший кот состроил недовольную гримасу.
– Под самой почерневшей.
– Я запомню. – Лара пробежала глазами оглавление. – «Как превратить вино в воду»…
– Это ещё зачем? – искренне удивился Андреас. – Глупость какая, только вино понапрасну расходовать.
– «Как превратить воду в коньяк»…
– А ну открой, открой! – воодушевился он.
– Да погоди. «Как превратить воду в вино». То, что нужно. Страница двести двадцать пять…
– А коньяк?
– Да погоди ты, пьянь. Запоминай: «Ши-ги-шин-мус-ти-вей-та».
– Это для коньяка?
– Для вина!
– А для коньяка?
Лара с немым упрёком глянула на Андреаса и так же молча покинула комнату.
– Ты куда? – крикнул юноша.
– Без тебя справлюсь. Пока бабушка в городе, бояться мне нечего. – Лара наполнила водой пустой кувшин из-под вина и села за стол учить заклинание: – Ши-ги-шин-мус-ти-вей-та… – Глаза оторвались от книги. – Ши-ги-шин-мус-ти… мус-ти…
– …вей-та! – закончил Андреас, входя в кухню. – Даже я уже запомнил, ну!
– Не мешай. – Она закрыла уши руками. – Ши-ги-шин-мус-ти-ви-та…
Рядом раздался досадливый стон:
– Ох, Лара, ты так вовек до коньяка не доберёшься. Ши-ги-шин-мус-ти-вей-та. Вей-та!
С посильной помощью Андреаса Ларе удалось превратить воду в вино и коньяк, а золу – в сто новеньких гульденов. Заклинания для табака в книге не нашлось, как ни искали, и с горя бывший кот напился, забыв закусить. Не отнимая у питомца кувшин с коньяком, Лара отправила его в свою комнату, спрятала деньги и снова села за книгу.
Её внимание привлёк заголовок «Как превратить тканое изделие в платье». Минуту спустя Лара превращала в платье юбку, которую носила в детстве. А потом, изучив главы «Как изменить ткань», «Как изменить цвет», «Как изменить размер» и «Как изменить фасон», с азартом начала переделывать его по своему вкусу.
Итогом неимоверного напряжения памяти стало платье из переливчатого бархата цвета лаванды с рукавами три четверти и кружевными манжетами.
– Да в таком наряде и при дворе курфюрста появиться не стыдно…
Лара переоделась в лавандовое платье и побежала в свою комнату к единственному в доме зеркалу. Андреас спал на кровати, издавая пугающий храп. Лара взяла юношу за плечи и перевернула на бок – тот и не думал просыпаться, зато храпеть, по крайней мере, перестал.
– Даже покрасоваться не перед кем, – посетовала она, любуясь своим отражением.
Фасон платья и без корсета подчеркнул талию, а лавандовый цвет так оттенил голубые глаза, что они казались синими. Но выйти в богатом наряде было некуда, а если выйдешь – никто не поверит, что пастушка сумела сшить себе платье, достойное графини. Пойдут разговоры, ненужные толки. Да что там люди… Не дай бог бабушка увидит плод её опытов – скандал грозит невообразимый. Это платье – наглядное свидетельство её воровства, и быть ему нельзя.
Лара с огорчением цокнула языком и, переодевшись обратно в свою поношенную юбку и застиранный корсаж, провела рукой по шероховатому бархату.
– Делать нечего, придётся тебя спрятать.
Она аккуратно завернула платье в простыню и уложила на дно сундука, накидав на него побольше тряпья.
– Может быть, когда-нибудь… – с тоской вздыхала Лара, спускаясь в кухню. А потом остановилась. – Да кого я обманываю?
«Вероятность того, что мне пригодится красивый наряд, мала до невозможности. А вот вероятность того, что бабушка затеет стирку, когда я буду на выпасе, и полезет в мой сундук, велика беспредельно. И что теперь, трястись каждый раз, уходя на луг? Ну его к чёрту… Не судьба так не судьба».
С тяжёлым сердцем Лара вернулась в свою комнату, где всё так же спал Андреас, не ведая, какая драма разыгрывалась вокруг. Она в последний раз погладила нежную ткань платья, после чего превратила его обратно в юбку, используя заклинание, отменяющее все предыдущие, – той же магической формулой бабушка уничтожила все плоды её напрасных трудов. Ларе хотелось рыдать.
«Ну что за жизнь? Почему так? Пока магия приносит мне одни страдания. Должна же, в конце концов, и польза какая-то быть. Такая польза, чтобы и от бабушки прятать не пришлось, и самой – радость и облегчение. Что-то нужное, что-то… нематериальное».
И Лара поняла, что ей надо. Она бросилась искать в книге главу об усмирении нрава. Усмиряющее заклинание можно было опробовать на вредине Козетте, но ничего не нашлось.
Расстроенная Лара спрятала книгу под почерневшей половицей в бабушкиной комнате, заперла Андреаса и, прихватив в кухне табуретку, отправилась на луг пасти коз. Она ласково погладила подбежавшего Снежка и села на табурет посреди пастбища. Козетта так же стояла на своём излюбленном камне-постаменте, делая вид, что никого не замечает.
«А вечером бабушка опять будет сокрушаться о мягких сосцах и нехватке молока, – размышляла Лара. – И за что нам такое наказание?»
Спина болела нещадно. Горбиться было легче, но она принуждала себя держаться. Так и сидела – с прямой измученной спиной и одной настойчивой мыслью, всё сильнее и сильнее воспалявшей её мозг.
Лара долго смотрела на козу, прежде чем встать, приблизиться к камню и решительно вытянуть руку.
– Ши-ги-шин-па-эр-дли-ях! – прокатилось по лугу.
Коза задрожала, а её тело стало быстро меняться, приобретая человеческие черты. Не прошло и двух секунд, как на валуне стояла обнажённая белокурая женщина лет тридцати с выпуклыми мутно-жёлтыми глазами под белёсыми ресницами. На шее болталась длинная верёвка, привязанная к колышку. Лара хотела было сорвать с женщины эту верёвку, но отчего-то побоялась подойти к ней ближе, будто человеческий облик вдруг дал козе право на неприкосновенность.
– Козетта, – как можно твёрже обратилась к ней Лара, – ты живёшь у нас уже шестой год. Ответь, пожалуйста, почему ты такая упрямая? Почему ты не ешь траву, а когда ешь, то словно одолжение нам делаешь?
Женщина перестала оглядывать себя и сжала тонкие бескровные губы, а потом заговорила – низким, необычайно густым голосом:
– Потому что я вас ненавижу. Оторвали меня от матери, едва я на свет появилась, увезли в эту глушь, поселили в сарае одну – ешь, пей, существуй… А только подросла, начали с козлом сводить, чтобы пользовать меня потом, молоко из меня высасывать. Пока вы жизнь живёте, я существую. Всю душу вы мне измотали, руками грубыми истерзали. Убила бы вас, до смерти бы забодала, но не могу. Всё, что могу, – это мстить. Коли буду меньше есть, вам, бестиям, меньше молока достанется. Пострадайте же вы, как и я. А я на вас страдающих гляжу, мне и самой как будто легче становится. Честное слово, легче! Ненавижу я вас, проклинаю…
– Ши-ги-шин-па-эр-дли-юх! – не выдержала больше Лара.
На камне снова стояла коза, и верёвка на ней казалась уже не суровым рабским ошейником, а самым естественным атрибутом. Козетта била копытами, издавая утробное блеяние, от которого закладывало уши и покрывалась мурашками кожа. Очевидно, ей ещё было что сказать, и все невысказанные слова она пыталась выразить в этом жутком протяжном возгласе.
Лара без сил опустилась на табурет к ней спиной и закрыла уши руками.
До самого вечера Лара боролась с собой – так сильно ей хотелось отвязать Козетту и отпустить на все четыре стороны.
«А что со Снежком тогда делать? И что я скажу бабушке? Она меня вовек не простит. Козетта – наш единственный законный источник дохода, и она права: мы ею пользуемся».
Бабушка вернулась домой с выручкой и провизией. Когда, загнав коз в сарай, Лара вошла в дом, там её ждал настоящий пир. Во-первых, вся еда была натуральной, а во-вторых, бабушка случайно обнаружила в буфете целый кувшин доброго вина. Несмотря на свой опыт, она не заподозрила его в колдовском происхождении.
– Бабушка, ты никогда не думала о том, чтобы заниматься чем-то другим? – спросила за трапезой Лара.
– Чем, например?
– Например, разбить сад или огород, чтобы продавать не сыр, а цветы или овощи.
– Нет, не думала. Сыр легче по весу, но дороже по цене. Да и старая я. Какая из меня огородница?
Лара не нашлась, что ответить. Только решила скорее покончить с ужином, чтобы уйти к Андреасу.
– Мышь, кстати, поймали?
– Мышь? – переспросила Лара.
– В твоей комнате. Кот её поймал?
– Наверное, поймал.
– Ты её видела? – уточнила бабушка.
– Нет.
– Тогда откуда знаешь?
– А я и не знаю. Доброй ночи, бабушка.
Лара побрела в свою комнату. На её кровати по-прежнему спал Андреас и по-прежнему в обличье юноши. Она тихонько села рядом, но он всё равно проснулся, приподнялся на локтях и сонными глазами уставился в окно.
– Это ночь или утро? – пробормотал Андреас.
– Вечер.
– Слава тебе господи. – Неверной рукой подхватив кувшин, что стоял на полу, бывший кот проглотил остатки коньяка и рухнул обратно на постель. – Значит, снова можно спать…
– Скажи, Андреас, ты тоже меня ненавидишь? – грустно спросила Лара.
– А?
– Ты ведь должен меня ненавидеть. Конечно, живёшь ты получше Козетты, однако…
– Что за приступ самобичевания? – оборвал юноша.
– Я всего на минуту превратила Козетту в человека, чтобы поговорить, а она… сказала, что нас ненавидит и хочет убить.
Андреас внимательно посмотрел на Лару, склонив голову.
– Я не хочу тебя убивать.
– Вот уж спасибо, – буркнула та.
– И я не испытываю к тебе ненависти. Теперь полегчало?
– Немного.
– То, что Козетта недовольна своей жизнью, ни для кого не секрет. Она частенько мне жаловалась.
– Правда? – Лара округлила глаза.
