Капитан был удивлен, и Селестин счел уместным пояснить:
– Я передумал. Тагэре меня устраивает больше, к тому же он будет мне обязан… Ты что-то хочешь сказать?
– Монсигнор, не уверен, что это важно. Но ваш двоюродный кузен…
– Роальд? Что натворил этот гусенок?
– Он ушел к горбуну.
– Когда?!
– Я… Мне донесли об этом пол-оры назад.
– И ты молчал?!
– Я не думал, что это так важно…
Еще бы, не думал. Не хотел сообщать неприятную новость. Хорошо, хоть сейчас сказал, а то все бы пошло прахом. Этот недоносок Роальд играет в рыцарей. Несомненно, он сообщил сюзерену о… Назовем жабу жабой. Об измене графа Стэнье. Теперь понятно, почему король бросился в эту безумную атаку, не поставив его в известность. Александр – умница, он чуть было не выиграл сражение и войну.
Селестин молча выругал себя за то, что влез в эту яму, но деваться было некуда. Дело о государственной измене рассматривает не король, а Генеральные Штаты, а выборные с восторгом отправят его на плаху. Горбун не вмешается – если он позволил обезглавить Гастона Койлу, то графа Стэнье и подавно не защитит. Что ж, остается один выход.
– Робер, выводите людей.
– Но, монсигнор, вы же сами сказали, что рано.
– Я еще раз передумал. Мы ударим по горбуну.
2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
А ведь было мгновение, когда он подумал, что пронесло и Рогге не решится. Решился. То ли оказался смелее, чем о нем думали, то ли, наоборот, трусливее. Тяжеловооруженные всадники, меченные белым оленем, ринулись вперед. Будь проклята эта сигна, знак предательства, трусости, подлости! Но подлец – не обязательно дурак. Рогге выстроил своих людей в фигуру «кабан»: по бокам «клыки», они охватывают фланги. В середине – «рыло», нацеленное в тыл. Но тыл – это дарнийцы Игельберга, они выдержат… Теперь главное – скорость. Дорваться до Тартю, пока Рогге не набрал разгона. Это невозможно, но, если нет другого пути, надо сделать и невозможное. Или, по крайней мере, попытаться. Александр поднял коня на дыбы, вглядываясь вперед. Нет, не прорваться, но мы еще живы, и до победы ублюдкам ох как далеко.
Сердце на мгновение сжалось. «Волчата»… Обреченный отряд. Нет! Правда не может быть обречена, а они правы. Поудобнее перехватив секиру, Тагэре дал шпоры коню, и Садан, испустив громовое ржание, ринулся вперед. Они были ровно на полпути к холму, над которым реяло ненавистное знамя Лумэнов, знамя, с которым в Арцию не раз приходила беда. А «красные», увидев «оленей», ожили. Еще бы, они почти проиграли, но «почти» на войне – это очень много. Последний из Тагэре бросился на сверкающий железом строй, словно на деревянную стену, которую нужно и можно проломить. И стена дрогнула, не выдерживая неистового напора.
Ржали обезумевшие кони, оскальзываясь на залитых кровью, закованных в броню телах, валились под копыта вперемешку раненые, мертвые, выбитые из седла, лязгало и трещало, словно в кузнице, ломалось и крошилось железо, но король и его рыцари казались заговоренными.
Сандер рубился на самом острие клина, и его было прекрасно видно. Верхом на Садане, в залитых чужой кровью доспехах, с секирой в руках, он, на самом деле не столь и высокий, казался богатырем, от которого не спастись. Каждый удар отправлял кого-то в преисподнюю. Оказавшиеся на пути страшного всадника невольно осаживали лошадей, тесня друг друга, в надежде, что минует… Кое-кому и впрямь «везло» – и они, избегнув королевской секиры, оказывались лицом к лицу с разъяренными «волчатами». Сталь, ударяясь о сталь, высекала искры, наземь летели растерзанные плащи, изломанное оружие, разбитые щиты, сбитые со шлемов перья.
Проскакал обезумевший конь со вздыбленной гривой, сбивая всех, кто попадался ему на пути; громко, по-звериному взвыл воин, чья рука с обломком копья полетела вниз, на окровавленную траву, над кровавой круговертью взметнулась и опустилась секира, отсекая голову ифранскому десятнику, осмелившемуся заступить путь арцийскому королю. Краем глаза Александр заметил нацеленное на него копье и сверкнувший меч Одуэна. И вновь скалящиеся забрала, богохульства вперемежку с молитвами, опененные кони, груды изрубленных тел… Проклятый! Они почти стоят на месте! Холм с красным знаменем на вершине далек, страшно, безнадежно далек… Но мы еще живы! И мы вместе, значит – вперед! Замахнуться, привстать в стременах, ударить, снова замахнуться…
2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Пьер Тартю приосанился. Алый плащ с золотыми нарциссами надежно скрывал неприятность, происшедшую с нижней частью костюма претендента на арцийский престол в те мгновения, когда казалось, что Александр Тагэре вот-вот прорвется к наследнику Лумэнов. Землистое лицо приняло выражение, которое могло бы сойти за величественное, не будь черты Эмраза столь незначительными. Странное дело – вместо радости Аршо-Жуай испытывал чувство, сходное одновременно с похмельем и волчьей тоской.
Все вышло именно так, как рассчитали регентша и Ее Иносенсия. Аршо-Жуай всю жизнь воевал с арцийцами, они были достойными врагами. Победа такой ценой хороша для политиков, но не для воинов.
Дело Тагэре обречено, через ору или две в Арции будет новый король, вот этот обгадившийся ублюдок, но бой продолжался. Александр и его рыцари не могли не понимать, что обречены, но никому и в голову не приходило сложить оружие или перейти на сторону победителей. Даже дарнийские наемники… Вот и говори после этого, что у них нет чести. А вот твоя честь, маршал Аршо, похоже, останется на Гразском поле. Тебя не хватило даже на то, чтобы надеть доспехи и преломить копье с арцийским королем. Ты струсил, Ипполит. Таких, как арциец, можно лишь задавить числом или застрелить в спину. Эту войну выиграл не ты, а Жоселин с Рогге.
Проклятый, Тагэре всегда славились умением умирать. Казнь Эдмона стала легендой, легендой станет и последний бой Александра. А Пьеру на троне удержаться будет непросто, даже с помощью Жоселин и Церкви. Маршал готов поклясться, что не пройдет и года, как Арция заполыхает. Ифране это только на руку, – так что же он не радуется? А Тагэре все еще дерется… Проклятый, не просто дерется, а рвется вперед. Неужели решил довести задуманное до конца? Нет, Александр не безумец, он всегда умел оценить положение. Просто король решил погибнуть по-королевски! То, что его рыцари остаются с ним, еще можно понять, но дарнийцы?!
Не забыть бы про тот отряд, что вцепился в северный фланг, – их не так уж и много, но неприятностей они могут наделать. А Базиль Гризье куда больше похож на короля, чем Пьер, даром что сынок заштатного барона. Ипполит изо всех сил пытался думать о чем угодно, но не об убиваемом на его глазах арцийском короле, но это у маршала получалось плохо. Скорей бы… Так будет лучше для всех.
– Скорей бы, – процедил сквозь зубы граф Мо. Силы сынка Элеоноры тоже были на исходе, но Пьер Тартю истолковал эту реплику по-своему. Выпятив убогую грудь, он громко и визгливо провозгласил:
– Герольды. Сообщите всем. Если простой воин принесет мне голову горбуна, он получит рыцарскую цепь. Нобиль станет бароном, а барон – графом!
2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Король отшвырнул секиру и выхватил меч. Во-первых, тот был легче, а во-вторых… Во-вторых, если умирать, то ощущая в руке эту рукоять. «Тагэре для Арции, а не Арция для Тагэре!» Он не сдастся и не отступит. Вперед, только вперед, туда, где за чужими копьями прячется ничтожество, лица которого он так и не смог вспомнить. Убить этого ублюдка – другого не дано! Сандер не думал о том, что задуманное невозможно, что между ним и Тартю набивается все больше и больше ифранцев и вояк Рогге. Назад пути не было. Может, и можно свернуть, прорваться в обход холма, укрыться в овраге, но Тагэре не бегают. Победить можно и смертью… Если иначе нельзя.
Беспокоили «волчата». Жертвуя собой, он жертвовал и ими, но по-другому он не мог. Он бы тысячу раз умер за каждого из них, он любил их, Проклятый, как же он их всех любил, но это они умирали за своего друга и короля. Нет, за Арцию! Придут лучшие времена, но за них нужно драться. Драться, и неважно, что будет с тобой…
Яростный солнечный свет, бешеный галоп Садана, рвущаяся над головой консигна, какие-то тени впереди – и смерть. Говорите, на смерть, как на солнце, в упор не взглянешь? Вранье! Пока есть за что умирать, смерти нет!
Где-то справа запела труба. Чужая! Словно в ответ заржал Садан, гордо и вызывающе, и сзади раздалось ответное ржание. Он не один, еще не один. С ним «волчата», они живы, их кони отвечают на зов. Живы, но все ли? А вот это уже хорошо. Белый плащ! Циалианец, и не из простых… А за ним – целый отряд. Проклятый, сколько же их! Ну, будешь прятаться за чужие спины или пойдешь вперед? Пошел… Прекрасно! Жаль, ты не Стэнье, не Жись, не Тартю, но ты ответишь за всех.
Белый взял разгон и пошел тяжелым галопом, подняв копье, которого у Сандера не было, как и щита, – но у него был Садан и черный меч, и еще он ничего не боялся и ни о чем не жалел. Атэвский жеребец, захрипев, рванул вправо, обходя врага, и Сандер наотмашь ударил отцовским мечом. Сверкнуло что-то неистово-синее, под ноги обезумевшему коню скатилась отсеченная голова, а король, не оглядываясь, бросился дальше, рубя наотмашь всех, кто ему попадался.
Его проклинали, молили о пощаде, призывали сдаться. Он не слышал и не слушал, подхваченный последним, неистовым порывом, который возносит смертного превыше богов. Все ненужное, наносное, чужое было сорвано и унесено вихрем битвы, в душе Александра Тагэре не было места ни сомнениям, ни страху, ни отчаянию. Он исполнял свой долг, как исполнял его всю жизнь. Как пришитые, мчались по проложенной их королем кровавой тропе «волчата» и их сигуранты, но их становилось все меньше. Исчез младший Трюэль, битва разметала кузенов Крэсси, упал Этьен, но его конь продолжал безумную скачку рядом с Ювером и мальчишкой, привезшим весть об измене… Никола… Ранен? Убит? Нет, держится, несется рядом с Одуэном. Сломал свой меч о чье-то забрало, вырвал чужой и всадил во врага. Ювер! Где Ювер? Задержался… Секира поднялась и опустилась на чей-то наплечник… Хвала Святому Эрасти, догоняет…
Держаться, не отставать, не дать убийцам ударить Тагэре в спину. Что значит жизнь в сравнении с дружбой, что значит смерть в сравнении с честью?! Так уходили в песню по солнечному лучу герои былого, так шли на смерть повстанцы Анхеля и Эрасти, так дрались на Бетокском поле отцы и братья.
Впереди что-то мелькнуло. Что-то красное! Консигна! Консигна Тартю, они все-таки прорвались… Нет, лишь первая шеренга гвардии, а сам Эмраз далеко, за сотнями латников в красных туниках на вершине холма, до него не добраться… Что ж, пусть будет хотя бы консигна.
Садан, послушный своему господину, вскинулся на дыбы, ударил боевыми шипастыми подковами. Рослый лумэновец рухнул, подбив стоящего рядом, а черногривый ринулся в образовавшуюся брешь. Эти ублюдки никогда не знали цены знаменам, для них главное – спасти свою шкуру. Искаженные лица, скрежет металла, ржание, вопли… Мелькнул чей-то шлем, увенчанный головой ястреба, кто-то замахнулся секирой, кто-то попытался достать копьем… Встретят ли его друзья и враги и за Чертой, или там нет места земной вражде и земной присяге? Вот и консигна. Тяжелая, красная, шитая золотом… В грязь ее, под конские копыта, – и вперед! Тагэре для Арции, а не Арция для Тагэре! Отец, я все помню, помню, помню!
2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Штефан Игельберг и маркиз Гаэтано разнились, как вепрь и пантера, но ладили неплохо и в жизни, и в бою. Мощь дарнийца великолепно дополнялась мирийской ловкостью и непредсказуемостью. Впервые встав плечом к плечу в теперь уже далекой схватке с нобилями Ра-Гвара, Штефан и Рито научились понимать друг друга с полуслова, хотя на этот раз и понимать-то было нечего. Все гибло на глазах. Дарнийцы держались. Несведущему наблюдателю они могли показаться несокрушимыми, но Игельберг понимал, к чему идет. И Рафаэль тоже. Правда, была возможность развернуться и, сметая все на своем пути, вырваться из окружения. Каждый четвертый или даже третий вполне мог уцелеть и добраться до спасительного леса, но дарнийский отряд не поворачивал, а, ворочаясь, как обложенный гончими кабан, увязал все глубже, упрямо прикрывая спину обреченному королю и не давая Рогге замкнуть кольцо.
Сам Игельберг, на огромном гнедом Тойфеле Втором, в шлеме с пышным плюмажем, казался всесокрушающим железным великаном, способным одним мановением руки положить десяток обычных воинов. К сожалению, это было не так. Командир дарнийцев видел, что дело плохо, но это не повлияло ни на его сноровку, ни на его всегдашнюю обстоятельность. Аккуратно располовинив не в меру ретивого «оленя», Штефан схватил за узду коня Рафаэля, втянув его внутрь созданной дарнийцами живой крепости, и поднял забрало. Мириец последовал его примеру.
– Мой друг, – как всегда, господин Игельберг в бою страшно раскраснелся и все сильнее путался в арцийском, – мое мнение есть, что эта битва проиграна нами есть. План Его Величества смелый и разумный был, но он не состоял себя. Не есть разумно всем умерщвленными быть, когда некоторые живыми выйти могут.
– Александр еще жив, – сверкнул глазами Кэрна, – и я его не брошу!
– Именно о Его Величестве я и хочу говорить, он должен спасаем быть даже назло его благородству. Мы станем держаться здесь, но мы есть быки, а ты есть мирийский танцеватель и друг короля. Ты должен его вытаскивать суметь… Я не знаю как, но твоя голова достаточно сумасшедшая есть для такого дела.
– Я… – Рито, наверное, впервые в жизни потерял дар речи. – Штефан, Сандер не отступит… Оттуда не вырваться, и я… Король приказал мне заменить Хайнца.
– Хайнц есть мой подчиненный. Если ты вместо его, я даю приказ тебе спасти короля, – совершенно серьезно ответил дарниец. – Если бы Тагэре можно было выручать через меч и секира, я бы делал это сам, но тут нужно что-то особенное. Про тебя всегда говорят, что ты спешишь, – почему в сегодняшний день ты стал терять время?
– Ты прав. Я вытащу Сандера – или умру. Нет, я вытащу его, Проклятый меня побери!
– Таким ты мне снова нравишься. Да! А теперь прощай. Скажи Хайнцу, что он есть наследник моих средств и моего титула.
– Штефан…
– Мы оставаться здесь, пока король жив и дальше, чтоб не дать делать погони. Если вы спасетесь или умрете, мы тоже будем пробовать уходить, но надо думать о вероятном, а не о желательном. Прощай, маркиз Гаэтано. Да хранит тебя святой Штефан.
Рито в последний раз вгляделся в багровое голубоглазое лицо с нависшими пшеничными бровями.
– Вы – настоящий рыцарь, Штефан. Я надеюсь, мы еще увидимся.
– Это было бы хорошо быть. Но я возвращаюсь в мой бой. – Великан опустил забрало, и Тойфель протиснулся между своими товарищами. Сверкнула, отражая солнце, секира… Рафаэль рассеянно потрепал по шее Браво. Дарнийцы шли замыкающими; чтобы пробраться к Сандеру, бывшему наконечником живого «копья», нужна немалая ловкость и еще большее везение. Но даже это проще, чем вытащить короля из лязгающего, залитого кровью ада, в который превратилось Гразское поле. Рито Кэрна всегда был везучим, немыслимо, неимоверно везучим, но сегодня простой удачи было мало.
2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
О смерти Одуэна Сандеру сообщил вражеский меч, ударивший в спину. Чужой клинок пробил броню, но рана не была глубокой. Похоже, воин Рогге сам испугался своей удачи, или же прыжок почуявшего неладное Садана помешал предателю воспользоваться обретенным преимуществом. Александр Тагэре вздыбил коня, повернулся и полоснул убийцу мечом. Тот зашатался, потерял стремя и рухнул на уже мертвого виконта Гро, дольше всех защищавшего своего короля. Александр огляделся. Безумная атака захлебывалась. Сзади еще шла рубка, но на последний рывок их не хватит. Его не хватит! Если б не рана, он добрался бы до ублюдка, но между ним и Эмразом все больше и больше «оленей», порыв иссяк, а цель была так близко! Все было зря! Атака, бой, сама жизнь…
Сандер чувствовал, как немеет рука, по боку стекала кровь. Рана ерундовая, но как же она мешает! Впереди возник какой-то рыцарь с незнакомой сигной. Александр поудобнее перехватил меч, но ударить не успел – Садан вскинулся на дыбы и обрушил подкованные копыта на ошарашенного противника. У атэвских скакунов свои обычаи. Король еще держался в седле, и меч по-прежнему был продолжением его руки, но кровь не останавливалась, а легким не хватало воздуха. Его убьют или он просто истечет кровью? Садан совершил очередной кульбит, спасая седока от чужой секиры, и движение это отдалось резкой болью. Сандер прикусил губу и махнул мечом – жалкая пародия на коронный удар Тагэре, но противник упал. Отчего-то стало жарко, как в преисподней, из багрового марева появились еще двое, но он как-то управился и с ними.
Неужели он – последний?! Нет! Луи должен выжить, такие не умирают. И Рито… Байланте – с Игельбергом, тот за ним присмотрит. Еще один Белый, а он теперь такая легкая добыча. Легкая? Нет, рано он себя хоронит! Этого он уже пережил, а может, чем Проклятый не шутит, переживет и Пьера?! Король вновь поднял Садана на дыбы, пытаясь сквозь застилавший глаза туман рассмотреть Тартю или хотя бы Рогге. Не видно, лишь железные, безликие фигуры… До вожаков не добраться. Ты и впрямь сын своего отца, Сандер. Сто побед и одно предательство… Глупая смерть, и у тебя нет Рауля, который исправит твою глупость. Все мертвы. Нет! Луи жив! И Сезар… Живы… Они смогут…
«Они смогут…» – повторял, как молитву, Сандер, отбиваясь от последнего в своей жизни противника. Нет, не последнего. Дюжий наемник выронил секиру из раненой руки и поворотил коня, выбираясь из свалки. Кто-то попробовал схватить Садана под уздцы, глупец! Атэвские боевые подковы с «когтями» пробили броню, и убийца грохнулся на неловко вывернутую ногу Одуэна. Передышка… Лучше б ее не было, потому что кровь из теперь уже трех ран продолжает течь. Нужно забрать с собой еще одного, а лучше двоих или троих. Прежде чем все кончится раз и навсегда…
2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Что Сандер ранен, и тяжело, – Рафаэль понял сразу, едва увидел знакомую фигуру на черногривом жеребце. Секиры у короля уже не было, он орудовал отцовским мечом, и как орудовал… Проклятый! Он же один среди этой своры. Совсем один. Неужели все погибли?!
Но Сандер жив… Десяток коронованных Тартю с Рогге и всеми «паучатами» мира в придачу не стоят одного Сандера. А король, перехватив меч левой, все-таки свалил урода в зеленом и схватился с новым наемником. Будь друг здоров, этот скот уже бежал бы в преисподнюю с головой под мышкой, но Александр ранен и измотан. О себе Рафаэль не думал, равно как об Арции, победе, чести и прочих красивых вещах. Мирийцу было плевать на менестрелей, которые будут или не будут петь о гибели последнего из Тагэре. Потому что гибели не будет, Сандер будет жить, Проклятый его побери. Будет!
Рито Кэрна, извернувшись зверьком со своей консигны, ткнул мечом в глаз коня какого-то ифранца и, оставив врага на милость взбесившегося от боли и неожиданности животного, послал Браво вбок и вперед, прорываясь к другу. К Проклятому Кодекс Розы! На Гразском поле больше не было маркиза Гаэтано. Среди ублюдков Селестина и ифранских наемников бесчинствовал гварский разбойник, мирийский байланте, эландский корсар, для которого хороши все средства, лишь бы враг был убит, а друг спасен.
Между Рито и все еще сражающимся королем оставалось пятеро, четверо, трое… Если б не черногривый, Сандер уже был бы мертв, но конь коней в этот проклятый день доказал, что по праву носит свое имя. Мириец видел, что не всадник управляет конем, а Садан вертится, как бешеный, среди вражьих лошадей, отводя от ослабевшего седока кажущиеся неотразимыми удары. Александр был лучшим мечом Арции, он дрался, как бог, но бессмертным он, к несчастью, не был.
Какой-то «олень» возник рядом с обреченным, занося секиру, но она вместе со сжимавшей ее рукой свалилась на окровавленную траву под ноги обезумевшим лошадям. Какой удар! Перед Рито возник рыцарь с обрубленными перьями. Мириец саданул его по шлему, вернее, по крючку, на котором держалось забрало. Противник выронил поводья и медленно завалился на конский круп, но Рафаэлю было не до него. Он бросил Браво в образовавшуюся брешь и успел как раз вовремя, чтобы обрубить нацеленное в спину Сандера копье. Александр неуклюже обернулся на шум, но лязг и грохот глушат слова, если, конечно, король что-то сказал.
Теперь они бились рядом. Названые братья в легендах так и погибают – прикрывая друг другу спину, но Рафаэля это не устраивало. Мириец еще согласился бы умереть сам, но позволить сделать это Александру?!
Заставив Браво взбрыкнуть задом, угодив копытами в грудь еще одного убийцы и одновременно отбив чей-то клинок, Кэрна лихорадочно готовился к тому, что было единственным выходом. Они все еще оставались наконечником копья без древка, нацеленного на холм, где трясся ублюдок в красном. Впереди были тысячи три ифранцев, сзади арцийцев полукольцом обложил Рогге, но Штефан стоял насмерть… Рафаэль видел, что между холмом и предателями оставался небольшой просвет, в котором не было всадников, а толкались лишь пешие арбалетчики.
Садан сможет, его учили! Во имя Святого Эрасти… Рафаэль рванулся вперед, стремясь перехватить нацеленный на друга удар, но Александр управился сам. На место упавшего ифранца сунулся еще один, в желтых доспехах. Саброн?! Сам или кто-то из вассалов? Вот так встреча! Садан вскинулся и ударил чужого коня боевыми подковами, очередной раз спасая хозяина от неизбежной гибели. Рито сжал зубы и, подняв меч, плашмя вломил лучшему другу по голове.
Король ткнулся лицом в черную гриву, «желтый» опешил от неожиданности и, так и не придя в себя, отправился к праотцам, а Рафаэль лихорадочно обрубил поводья Садана, лишая врагов возможности его схватить, – хотя кто удержит под уздцы бурю?! Только б Сандер не пришел в себя раньше времени. Да нет, не должен. В седле держится крепко, стремя не потерял, но лишний ремень все равно не помешал бы… А теперь, Садан, Проклятый тебя побери, все в твоих руках, тьфу ты, копытах. Скачи, друг, скачи…
– Йеххоо! Талит, Ха, Талит! [13 - Но! Вперед, скорее, вперед! (атэв.)]
2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Покойный Обен мог бы гордиться своим внуком, не потерявшим в этот проклятый день головы. Луи понял все. И предательство Рогге, и замысел Сандера, безумный, но единственно возможный, и то, что бывшему авангарду на помощь не успеть. Молодой Хайнц, без разговоров с явным облегчением признавший первенство графа Трюэля, удивился, когда Луи твердо сказал: «Стоим здесь», но кивнул. И они встали на вершине покатого холмика, отражая атаку за атакой, впрочем, это было не так уж и трудно. Лучшие люди Рогге и отряд циалианских рыцарей сцепились с «волчатами», а на долю Хайнца достались ифранские наемники, с уважением относящиеся и к дарнийским секирам, и к собственным жизням. И те и другие понимали, что судьба битвы решается не здесь. Ифранцы вяло шли вперед, словно ленивые южные волны наползали на высокий берег, подгоняемые несильным ветром. Дарнийцы добросовестно отбивали атаки, но в наступление не переходили: для этого пришлось бы спуститься с холма, откуда можно было следить за основной битвой, и удалиться от оврага и леса, который в случае неудачи становился спасением. Луи был слишком Трюэлем, чтобы не понимать очевидного: смерть воина не должна быть бессмысленной. Если король погибнет или будет захвачен, нужно спасти все, что возможно. Спасти, собраться с силами и отомстить.
Ифранцы в очередной раз исполнили свой танец и отошли. Порыв ветра всколыхнул высохшую траву, сорвал с веток одинокого дерева ворох золотистых листьев, разогнал пылевую тучу, зависшую над Гразским полем. Луи никогда не жаловался на свои глаза, но сегодня предпочел бы стать слепым, как крот или сова. «Оленей» оказалось слишком много, а «волчат» – слишком мало, к тому же им пришлось рваться в гору. Из-за расстояния и поднятой пыли Луи никого не узнавал, но не понять, что происходит, было невозможно.
Хайнц, громко вскрикнув по-дарнийски, рванулся к зарослям рябины, где были привязаны кони, но Луи схватил его за плечо.
– Я прошу меня отпускать, – выдохнул наемник, – там есть мой дядюшка остаться.
– Там оба мои брата и все мои друзья, – тихо произнес Луи, – но мы туда не пойдем. Ты отвечаешь за своих людей, а я… Я отвечаю за Арцию.
– Ты будешь твой король покидать и предавать? – Светло-голубые глаза Хайнца от гнева потемнели.
– Я никогда не предам Александра, но мы отступаем. Твой дядя меня бы понял. Спасать некого, но отомстить мы сможем.
– Да, – дарниец подозрительно шумно втянул воздух, – да, дядя имел говорить мне, что проигранное сражение не есть побежденная война. Прошу меня прощать.
– Да что ты, – перевел дыхание Луи, – все в порядке.
