Она прижала его к груди, стиснула изо всех сил, а потом подскочила на ноги и закружилась вместе с ним.
– Повтори еще раз! Скажи что-нибудь еще!
– Что же мне сказать?
– Да! Именно это! Милый! Ты говоришь!
Закрыв магазин пораньше, она отвела сына домой, чтобы тот во всей красе показался отцу. Этот эпизод запомнился Лидии в таких подробностях, что она боялась доверять собственной памяти: чем дальше удалялось от нее прошлое, тем больше оно походило на сказку. Как же так получилось, что он молчал все эти годы, а потом просто взял и заговорил? Как ведущий новостей или профессор, такими сложными, красивыми предложениями? Невероятно. Лингвистическое чудо.
В течение четырех лет Лука великолепно говорил на двух языках, но теперь в бирюзовом доме Карлоса голос мальчика начал пропадать; к нему возвращалось былое безмолвие. Лидия видела, как это происходит, но ни она, ни ее сын не могли ничего с этим поделать. Поначалу тишина опустилась легкой дымкой, но вскоре затвердела, словно смола. К среде немоту Луки уже нельзя было не замечать. На прямые вопросы он отвечал лишь мимикой и жестами. Он вновь освоил технику отрешенного взгляда, и тогда Лидия почувствовала, как где-то внутри от нее откололся последний кусочек рассудка.
В эти дни, полные тягучего, оцепенелого молчания, в голове у Лидии по-прежнему стремительно вращалось колесо чудовищных мыслей, и никакими способами у нее не получалось его остановить. В присутствии сына ей удавалось держаться стойко, но порой приходилось убегать в ванную. Там Лидия открывала кран, чтобы шум воды скрывал ее приглушенный, скорбный крик. Ее выворачивало от горя, настолько первобытного, что Лидия ощущала себя диким животным, зверем, лишенным сородичей. По ночам, лежа с Лукой на узкой постели крестного сына Себастьяна, она властно направляла мысли в черноту – и ее разум повиновался. Раз за разом она повторяла: не думай, не думай, не думай, – и благодаря такому самообладанию вскоре проваливалась в милосердный сон. По сто раз на дню воспоминания о случившемся вбрасывали в ее кровь адреналин, поэтому вечером она, к счастью, валилась с ног от усталости. Ее веки опускались. Но в краткий переходный миг между прыжком с берега и тем моментом, когда ее подхватывал поток, она стремительно летела вниз. Конечности дергались, сердце колотилось, в мозгу всплывали все те же образы: грохот перестрелки, запах обугленного мяса и шестнадцать прекрасных лиц, навсегда застывших без движения, с пустыми глазами, устремленными в небо. Лидия вскакивала в постели и пыталась выровнять дыхание, не разбудив Луку. Каждую ночь на пути к забытью перед ней возникала эта преграда. Этот отрезок она не могла преодолеть. Да что же она за человек, если не сумела похоронить свою семью? Как могла она бросить родных, у которых застывала в жилах кровь, на голой земле, с открытым ртом, с распахнутыми глазами? Лидия видела вдов, которые прямо говорили обо всем, что выпало на их долю, вдов, которым горе придавало храбрости. Она видела, как они выступали перед камерами, не позволяя никому затыкать себе рот, и обвиняли виноватых, высмеивали насилие трусливых мужчин. Называли их по именам. Этих вдов расстреливали на похоронах. Не думай, не думай, не думай.
В среду Карлос отпросился с работы, чтобы лично сесть за руль одного из трех церковных фургонов, направлявшихся в Мехико. Красный саквояж Лидия оставила на постели, где они с сыном провели последние три ночи. Внутри лежали ее туфли на каблуках и парадные ботинки Луки. Все остальное она затолкала в два рюкзака, и это был весь их багаж. Из Мехико они полетят на север, решила Лидия. Другого выхода не было. С этими рюкзаками им будет легче передвигаться и не придется стоять у багажной ленты, высматривая свои пожитки (в общем-то, ненужные). Лидия не знала, предупредили ли миссионеров о двух неожиданных попутчиках, но, когда мать с сыном зашли в фургон, никто их ни о чем не спросил. Девочки сверкали своими приторными улыбками и пытались заговорить с Лидией о Спасителе, но та притворялась, что не понимает английского. Усевшись на заднее сиденье, она обнимала сына одной рукой и изо всех сил пыталась вести себя как обычный человек. Вспомнить, каково это, оказалось непросто. У девочек были туристические сумки и дорогие рюкзаки, а волосы у каждой – кудрявые, прямые, жесткие, шелковистые – были заплетены в две французские косички. Лидия поняла, что так того требуют правила миссионеров, и потрогала свой конский хвост. Это заметила девочка, сидевшая рядом.
– Хотите, я вам тоже заплету? – спросила она с улыбкой. – Мы все плетем друг другу косички.
Лидия засомневалась: даже с самыми безупречными французскими косичками вряд ли кто-то примет ее за юную миссионерку из Индианы. И все же самая нелепая броня лучше никакой. Девочка решила, что ее собеседнице мешает языковой барьер, и показала пальцем на свои косички, потом на косички двух других девочек и, наконец, на волосы самой Лидии.
– Хотите? Французские косички?
Молча кивнув, Лидия стянула резинку со своих густых черных волос и повернулась к девочке спиной; та запустила пальчики в ее шевелюру и принялась что-то там накручивать. В салоне было жарко. Покончив с плетением, девочка попросила у своих подруг зеркало. Оказалось, что ни одна из пяти юных пассажирок не была настолько тщеславна, чтобы носить при себе ручное зеркальце. В конце концов одна из них открыла камеру на своем айфоне, перевела ее в режим селфи и отдала телефон Лидии.
– Вам так идет! – воскликнула девочка. – ?Me gusta![34 - Мне нравится! (исп.)]
Лидия посмотрела в экран и покрутила головой из стороны в сторону, чтобы получше разглядеть свою новую прическу. Ей показалось, что теперь она выглядела немного моложе. Улыбнувшись, она отдала девочке телефон. Когда пассажиры фургона запели, ее окатила волна облегчения: голоса заполнили салон, не оставляя места для тревожных мыслей. Все, включая Карлоса, пели громко и задорно.
– Поспи немного, – прошептала Лидия на ухо сыну, когда они подъезжали к Аксаксакуалько. – Лука смотрел на нее не моргая. – Впереди пробка. Ложись на пол и немного вздремни. Тут удобно.
Лидия наклонилась и, расставив по разные стороны две туристические сумки, освободила немного места. Лука пролез между ними и свернулся калачиком. Его набитый рюкзак теперь служил подушкой. Мальчик закрыл глаза. Между тем движение на дороге начало стопориться – а вместе с ним и дыхание Лидии. Девочки громче запели песню «Jesus, Take The Wheel»[35 - Иисус, встань у руля (англ.).]. Карлос поймал взгляд Лидии в зеркале заднего вида. Он медленно моргнул, понимая, что иного утешения сейчас предложить не может. Череда машин впереди остановилась. Их фургон оказался зажат между двумя другими. За рулем того, что стоял впереди, сидела Мередит.
На дороге показались два молодых человека, скорее даже мальчика, с винтовками AR-15 наперевес. Возможно, оттого, что эта модель была не столь востребована и сексуальна, как вездесущий калашников, Лидии стало еще жутче. Глупость, конечно. Любой ствол тебя прикончит с равной легкостью. Но в гладком черном корпусе AR-15 было что-то глубоко утилитарное, словно ей даже не требовалось привлекать к себе внимание.
Время от времени дуло одной из винтовок заглядывало в открытое окно какой-нибудь ожидающей пропуска машины, но в основном они оставались в вертикальном положении. Мальчики держали оружие обеими руками. Как правило, водители не дергались. В основном они уступали раздутому самолюбию парней, подыгрывали их тщеславию. Никто не ожидал, что эти ребята и правда откроют огонь, но все знали: прежде чем стать по-настоящему лихим парнем, сначала надо таким притвориться. Никому не хотелось обнаружить, что именно сегодня мальчишки решили действовать всерьез. Один за другим водители тянулись к своим кошелькам, сумкам и бардачкам за приготовленными деньгами. Они передавали купюры безропотно, искренне повторяя: «Благослови вас Господь», потому что эти парни могли приходиться им братьями, сыновьями, внуками. Кому-то из них наверняка и приходились.
Карлос газовал и давал по тормозам, снова газовал и снова давал по тормозам. Лука лежал с закрытыми глазами, а девочки-миссионерки пели. Лидия молилась, чтобы мальчики оказались некоррумпированными autodefensas, хотя надежды было мало.
Поющие девочки тоже храбрились изо всех сил. Поездка через блокпост казалась им увлекательной, а перед отправлением пастор успокоил их – мол, подобное в Мексике случается постоянно, и бояться тут нечего, это все равно что проехать пункт сбора дорожной пошлины, – и все же они понимали: операторы пунктов сбора дорожной пошлины в Индиане не носят при себе автоматическое оружие. Многие из этих девочек – загляни они поглубже в потаенные, грешные уголки своей души – с нетерпением ждали, что их автобус задержат: экзотическое приключение, выброс адреналина, а какие интересные истории они потом будут рассказывать в Индиане! Однако по пути из Мехико их никто не остановил. Они испытали разочарование с привкусом вины. Когда же долгожданный момент все-таки настал, когда они увидели на дороге мальчиков, почти своих ровесников, которые устрашающе размахивали оружием, когда в их неопытную миссионерскую нервную систему беспорядочно хлынули гормоны, каждая из девочек с косичками похолодела от ужаса. Кое-кто еще надеялся, что у них найдется достаточно смелости, чтобы взглянуть этим юношам в лицо, чтобы спасти их, напомнив им о Христе. Но большинство просто хотели как можно скорее попасть домой. Одна из девочек – та, у которой был айфон, – снова попыталась запеть, но к ней никто не присоединился, и через пару тактов песня оборвалась. Карлос опустил стекло.
Парни встали по обе стороны фургона перед ними. Лидия сумела разглядеть силуэт Мередит на водительском сиденье – та разговаривала с одним из парней. Очевидно, он был главным. Мередит указала пальцем на фургоны позади, и оба парня оглянулись. Лидия застыла на месте. Нет, никто бы не заметил ее на заднем сиденье через затемненные стекла. На главном, стоявшем со стороны водителя, была однотонная голубая кепка без символики. Он скомандовал своему напарнику осмотреть другие фургоны. Проскользнув между бамперами заглушенных автомобилей, паренек подошел к открытому окну со стороны Карлоса; ствол его винтовки выписывал невидимую линию вдоль белой дорожной полосы. Лидия взглянула на Луку: тот лежал на полу с открытыми глазами, круглыми, как блюдца. Слегка поерзав на своем сиденье, она постаралась прикрыть сына ногами.
– Куда направляетесь? – спросил парень, желая сверить показания Мередит и ее мужа.
– В аэропорт Мехико. Наши гости сегодня улетают домой.
– ?De dоnde eres?[36 - Откуда ты? (исп.)] – обратился парень к миссионерке, сидевшей позади водителя.
– Они почти не говорят по-испански, – объяснил Карлос. – Они все из Индианы.
Заглянув в салон через открытое окно, мальчик внимательно изучил улыбающиеся лица молчаливых пассажирок. Если он был падок на девичьи феромоны, в этот момент на него обрушилась критическая доза. Когда его взгляд наконец упал на Лидию, он скривил рот.
– Что за женщина?
– Одна из наших наставниц.
– ?Estadounidense tambiеn?[37 - Тоже из США? (исп.)] – На красивом лице мальчика загорелось сомнение.
– Нет, она отсюда. Наша.
– А почему она сидит сзади?
Лидия знала, что ей ни в коем случае нельзя смотреть на Луку, однако сын был единственным якорем, удерживающим ее в этом мире, и ее глаза отчаянно стремились к нему. Из последних сил Лидия вперила взгляд в подголовник водительского сиденья.
– Одну из наших девочек укачало, – ответил Карлос. – Наставница пересела назад, чтобы помочь.
Лидия подняла руку и по-матерински, совершенно не задумываясь, опустила ее между лопаток девочки, сидевшей впереди – той, что заплетала ей косички. Кругообразными движениями Лидия погладила ей спину, и девочка удивилась: как эта женщина догадалась, что ей страшно? Она была благодарна даже за такое скупое ободрение, и потому, взглянув на Лидию, кое-как улыбнулась. Парень обратился к Лидии:
– ?Cоmo se llama, Do?a?[38 - Как вас зовут, госпожа? (исп.)]
– Марьяна, – соврала она.
– Ей лучше, Марьяна? – Он указал подбородком на девочку.
– Думаю, немного лучше, да, – ответила Лидия, по-прежнему растирая девочке спину. – Но еще подташнивает.
Ни о чем не подозревающая миссионерка, как по заказу, неожиданно побледнела, а потом слегка согнулась. Лидия подумала, что, возможно, девочку и правда вот-вот вырвет.
Парень все никак не уходил. Его винтовка нависала над окном, а глаза внимательно изучали наставницу Марьяну. Наконец он снова просунул голову в окно и спросил:
– Здесь только девочки? Мальчиков нет?
В ногах у Мами Лука сверкнул широко распахнутыми глазами и еще сильнее сжал губы. Он даже не дышал. Теперь он умел прятаться так, чтобы не шевелить ни одним мускулом.
– Все мальчики едут в следующем фургоне, – сказал Карлос.
Когда парень с автоматом хлопнул ладонью по дверной раме, Карлос передал ему несколько сложенных купюр и сказал на прощание:
– Ten cuidado, y que Dios te bendiga[39 - Будь осторожен, и благослови тебя Господь (исп.).].
Парень кивнул и, спрятав деньги в задний карман джинсов, зашагал к последнему фургону. Когда он проходил мимо окна Лидии, у него на шее, под левым ухом, она заметила небольшую простенькую татуировку в виде мачете. Так и есть: то были ребята Хавьера, «Лос-Хардинерос». Через мгновение все девочки в салоне разом выдохнули, но только не Лидия. Она позволила себе мельком взглянуть на обращенное кверху лицо сына. Его глаза теперь были закрыты, и женщина прикрыла свои тоже, ощутив сдержанное облегчение. В висках у нее стучало.
– Everybody good?[40 - У всех все в порядке? (англ.)] – спросил Карлос, обернувшись, чтобы посмотреть каждой девочке в лицо.
Те захихикали, отвечая невпопад. Лидия лишь кивнула и уронила руку на колени. Казалось, прошло очень много времени, прежде чем парень с автоматом наконец покончил с расспросами у водительского окна последнего фургона. Проходя мимо, он взмахнул рукой, а потом присоединился к своему товарищу в начале очереди. Ребята наконец выпустили из рук автоматы и закинули их за спину, чтобы оттащить в сторону большое бревно, преграждавшее машинам дорогу. Они освободили ровно столько места, чтобы вереница церковных фургонов смогла проехать.
Полчаса спустя они въехали на Мескальский мост через реку Бальсас, и тогда все девочки разом ахнули и направили объективы фотокамер на роскошные зеленые каньоны за окном. Когда Лука выбрался из своего укрытия и угнездился под боком Лидии, та наконец-то снова обрела способность дышать.
10
Лука и Лидия продержались достаточно, чтобы увидеть залитые солнечным светом улицы и удушающую пестроту Мехико. Серьезное достижение. Теперь от верной гибели их отделяло четыре дня и 236 миль. Но Лидия знала: дело не только в расстоянии. В обезличенной столице перед ними открывался узенький проход в будущее. Отсюда можно было ощутить некоторую надежду; может, у них и правда получится исчезнуть. Лидия твердо решила, что наименее болезненный вариант – лететь на самолете. Нечто похожее на суеверие помешало ей выбрать пункт назначения, однако она изучила все города на северной границе Мексики и составила список возможных направлений. С запада на восток: Тихуана, Мехикали, Ногалес, Сьюдад-Хуарес, Нуэво-Ларедо. Подойдет любой из этих аэропортов – каждый может стать заветной дверью в убежище – незаметной, как вход с заднего крыльца, но надежной. В эти города ветер доносит с севера запах свежих пирогов, остывающих на подоконниках.
Карлос распахнул заднюю дверь фургона, и девочки с косичками и набитыми рюкзаками высыпали на яркий асфальт; Лидия с сыном вышли следом. Карлос схватил ее за руки и горячо прошептал ей на ухо: «Он все еще с вами. Я это чувствую. Он присмотрит за тобой и твоим сыном. Все будет хорошо».
Лидия завидовала его уверенности. Они обнялись без слез, что заставило шокированных девочек с косичками и их товарищей мальчиков поспешно отвернуться. Мередит стояла рядом с Лукой и неловко пыталась подтянуть лямки его рюкзака, но тот уворачивался. Наконец Карлос разомкнул объятия, и Мередит шагнула к Лидии, протягивая к ней руки. Однако теплые чувства, которые женщины питали друг к другу, – главным образом благодаря дружбе их мужей – теперь улетучились. Тем не менее Лидия испытывала искреннюю благодарность. Она заглянула Мередит в глаза.
– Я знаю, как непросто тебе пришлось, – сказала она. – Подвергать всех такому риску. Ради нас. – Мередит покачала головой, но особенно возражать не пыталась. – Я очень тебе благодарна, – продолжала Лидия. – Ты спасла нам жизнь. Спасибо.
– Идите с Богом, – ответила Мередит.
Сбившись в стайки, дети обменивались впечатлениями от блокпоста. Продолжать разговор на фоне их шумной болтовни не имело смысла, и женщины с облегчением разошлись. Автоматические двери аэропорта с грохотом разъехались, и первая группа подростков неспешно шагнула внутрь. Пока Карлос и Мередит прощались с пастором и его женой, Лидия и Лука, шагнув под тенистый навес, направились к остановке трамвая, который шел к терминалу внутренних рейсов.
Никогда прежде Лука не ездил на трамвае. Он пытался не проявлять излишнего интереса, но все это выглядело до того удивительно: обтекаемая стеклянная штука подплывала к платформе и выгружала людей на платформу. Стиснув руку Мами, он отступил от прохода; мимо них торопливо протискивались пассажиры, волоча за собой багаж. Когда Мами потащила его через узкий проем между неподвижной платформой и подвижным трамваем, Лука уставился себе на ноги. Мами с легкостью подхватила его, и вот они уже стояли внутри, в первом вагоне. Ну как тут не прижаться лбом к выгнутому стеклу? Любой ребенок ощутил бы такой же восторг в груди, глядя, как из-под него стремительно уносятся трамвайные пути. Все равно что прокатиться на американских горках, бесшумно скользя мимо верениц машин и автобусов, такси и уличных фонарей, мимо взлетной полосы, усыпанной точками самолетиков, мимо грузовиков с чудными лестницами на кузовах. Перед трамваем спикировал огромный самолет, и мальчик ахнул и отпрянул от окна.
– Мами! – воскликнул он.
Это было первое слово, которое он вымолвил за целых три дня, и Лука тут же о нем пожалел: как недвусмысленно, с какой постыдной веселостью оно прозвучало! В ответ Мами улыбнулась, но то была не обычная улыбка. Лука ни за что бы не перепутал ее с выражением подлинной радости. Так почему он не страдает так же, как она? Что же с ним не так, если он ведет себя так обыденно? Мами взлохматила волосы на его макушке, и Лука снова прильнул к стеклу. Он наблюдал, как трамвай заглатывает рельсы, лежащие на земле.
В терминале работал кондиционер, и его механический гул словно бы подсвечивал все остальные звуки: маленькая девочка шла с мамой за руку и волочила за собой на поводке чемодан в форме собаки; какой-то мужчина кричал в мобильный телефон на гортанном, незнакомом языке; молодая женщина цокала по плитке сердитыми каблуками. В воздухе стояли запахи цитруса и фреона. Лука проследовал за матерью к небольшой будочке с экраном и стал смотреть, как она вбивает что-то в поиск. Потом он решил, что ему, наверное, стоит смотреть не на Мами, а на людей вокруг – чтобы убедиться, что никто за ними не следил. Развернувшись, он окинул взглядом помещение; никто не обращал на них внимания, кроме той маленькой девочки с чемоданом в форме собаки. Она стояла с мамой в очереди – а точнее, сидела на спине своего чемодана. Всякий раз, когда ее мама продвигалась вперед, девочка, не вставая, отталкивалась ногами от пола и подъезжала следом. Хотелось бы Луке иметь такой же чемодан.
– Здесь у нас ничего не получится. – Мами прервала его размышления. – Эта машина не дает купить билеты на тот же день. Пойдем в очередь.
Подхватив с пола рюкзак, она устремилась к одному из окон, и Лука последовал за ней. Он обрадовался, что теперь сможет получше разглядеть собаку-чемодан, у которого, как теперь стало видно, были также уши и пушистый хвост.
Заметив восхищение Луки, девочка улыбнулась. Лет ей было примерно столько же, может, на год меньше.
– Погладь, если хочешь, – сказала она. – Он не кусается!
Лука попятился назад и спрятался за Мами. Через мгновение, однако, он все-таки протянул руку и потрогал пальцами кончик собачьего хвоста. Девочка рассмеялась, а ее мама сказала: «Пошли, Найя». Помахав Луке, девочка оттолкнулась от пола кроссовками и всю дорогу до стойки с билетами проехала на спине своего чемодана.
Подошла очередь Луки и Мами, и вот они уже стояли перед девушкой в синем костюме и красном шелковом платке. Ее круглое лицо повторялось на беджике, висевшем у нее на шее. Девушка улыбнулась Луке:
– Ну здравствуй, маленький путешественник! В первый раз летишь?
Мальчик взглянул на Мами. Та кивнула, и тогда он тоже кивнул. Полет! Неужели они правда полетят? Лука сомневался, что ему хочется куда-то лететь, а может, на самом деле ему очень хотелось. Трудно было сказать наверняка.
– Мы внезапно решили съездить отдохнуть немного, – объяснила Мами кассирше.
– Хорошо. Куда? – та занесла руки над клавиатурой.
– Мы думали, в Нуэво-Ларедо.
Девушка принялась стучать по клавиатуре с космической скоростью. Не может быть, чтобы она правда так быстро печатала, подумал Лука. Наверняка притворяется. Тут девушка нахмурилась.
– До пятницы рейсов нет. Вы бы хотели улететь сегодня?
– Да. – Мами облокотилась на билетную стойку. – Как насчет Сьюдад-Хуареса?
Щелк-щелк-щелк.
– Да, это возможно. Есть рейс сегодня в три часа дня, с остановкой в Гвадалахаре. В Хуарес самолет прибывает вечером, в 19:04.
Мами закусила губу.
– А прямых рейсов нет?
Щелк-щелк.
– Есть прямой рейс завтра утром, в 11:10.
Мами покачала головой:
– Ладно, давайте попробуем Тихуану.
На этот раз щелканье клавиатуры почти не было слышно за щебетанием кассирши. Она даже не смотрела на экран или на кнопки. Ее руки двигались сами по себе, словно два животных. Повернув свое круглое лицо к Мами, девушка сказала:
– Милый городок. Вы там бывали?
Мами мотнула головой.
– Я раньше много летала. Работала стюардессой, пока не родила малышей. У нас был рейс в Тихуану, и время от времени мы оставались там на ночь. – Подмигнув Луке, девушка добавила: – Надеюсь, тебе нравятся вечеринки!
Мальчик вонзил ногти себе в ладони, чтобы не думать о вечеринках, а кассирша снова обратила круглое лицо и круглые глаза в монитор.
– Есть прямой рейс в Тихуану, в 15:27. На месте вы будете в 17:13. У них там разница во времени, минус два часа.
– Отлично. – Мами кивнула. – Два места найдется?
– Конечно. А когда вы хотели бы вернуться?
Лидия опустила глаза на свои золотые кроссовки и мозаичный пол. Лука не понимал, почему она сомневается, а тем временем его мать уже проигрывала в голове сценарий катастрофы. У них было ровно 226 243 песо – она знала это потому, что пересчитала свои сбережения, закрывшись в ванной дома у Карлоса. Они уже потратили больше восьми тысяч песо на отель, необходимые вещи и билеты на автобус. У Лидии также имелась банковская карточка матери, которую она боялась использовать. Abuela держала сберегательный счет, но те деньги им еще пригодятся. На границе им придется заплатить проводнику – койоту, и, если им повезет, после этого останется небольшая сумма, которая позволит им продержаться какое-то время. Они едва ли могли позволить себе разбрасываться деньгами на обратные билеты, которые не собираются использовать. Но, с другой стороны, рассказывать этой дружелюбной женщине, этой незнакомке и потенциальной halcоn[41 - Зд.: шпионка (исп.).], что они с сыном летят в один конец, – тоже непозволительная роскошь. Лука сжал руку матери.
– Вернуться мы хотели бы на следующей неделе, в тот же день, – сказала она.
– Очень хорошо! – жизнерадостно отозвалась женщина, однако Лука забеспокоился, потому что ее улыбка немного поблекла.
– Я смогу оформить для вас обратный билет на… давайте посмотрим… на 12:55 по местному времени. Сюда вы прилетите в 18:28, без пересадок.
– Да, очень хорошо. – Мами кивнула. – А сколько стоит?
Поправив свой красный платок, женщина прокрутила мышкой страницу. У нее были квадратные ногти, выкрашенные лаком цвета асфальта. Женщина коснулась ими экрана, и раздался легкий щелчок.
– Три тысячи шестьсот десять песо за каждый билет, – объявила она.
Мами снова кивнула и, скинув с плеча рюкзак, поставила его на колено. Пока женщина стучала по клавиатуре, Лидия достала из бокового кармана свой кошелек.
