В Город Радости, как называли поселок «примкнувшие», можно было приехать на экскурсию – продажей туров занималось одно небольшое агентство в краевом центре, часть которого тоже принадлежала Яне.
Экскурсанты валили толпами – вопросы экологии сейчас волновали многих, ситуация все ухудшалась, и откровения Прозревшей, доходчиво объяснявшей, к чему приведет дальнейшее развитие производств, приправленные к тому же щедрой порцией разговоров о всеобщей любви и радости, находили сперва благодарных слушателей, становившихся затем адептами и «примкнувшими» к Согласию. Последние получали благословение на переезд в Город Радости, соглашаясь внести взнос на помощь матери-природе.
Звучало это наивно и даже глуповато, но удивительным образом производило впечатление на будущих «примкнувших».
В Городе Радости они селились в пустующих домах, приводили их в порядок, разрабатывали огороды, учились вести домашнее хозяйство, разводить свиней, кур и уток. Никогда прежде не видевшие коровы бывшие городские жительницы овладевали искусством ручной дойки, делали масло и сливки, которые потом продавали на рынках в соседних поселках – приезжать за продуктами в Листвяково запрещалось, «примкнувшие» жили своим замкнутым кругом, пришлых извне в обычные дни к себе не впускали. Кроме мяса и молочных продуктов Согласие продавало мед с собственной пасеки, экзотическую одежду из собственноручно выращенной, обработанной и превращенной в ткань крапивы, плетеную из тальника мебель.
Все деньги уходили на счета Согласия, «примкнувшим» выдавалась небольшая сумма на личные нужды, но часто и от нее отказывались – магазинов в поселке не было, все, что не производили сами, вносили в список, и раз в месяц Клавдия Васильевна заказывала доставку необходимого в самый ближний к Городу Радости поселок, приезжала туда с Игнатьичем на «Газели» и привозила заказанное в Согласие.
За десять лет существования в Листвяково «примкнувших» соседи привыкли к их укладу и не придавали уже значения странному образу жизни целого поселка. К тому же с появлением Согласия заброшенный, опустевший поселок превратился в довольно бойкое место, а в двух соседних деревнях даже появились небольшие гостиницы, где останавливались приезжавшие в Город Радости экскурсанты.
Это дало жителям рабочие места, появились два автобуса, отвозившие посетителей в Листвяково и обратно, а затем доставлявшие их на вокзал районного центра, транспорт нуждался в обслуживании и в водителях.
Все это оплачивалось из денег Согласия, та же Клавдия Васильевна приезжала в деревни два раза в месяц и рассчитывалась со всеми – от персонала гостиниц до рабочих на станции техобслуживания.
Члены Согласия не навязывали свой образ жизни, не были агрессивными, силой к себе никого не тащили, но и тех, кто хотел приобщиться, не отталкивали, однако за десять лет не было ни одного случая, чтобы кто-то из местных жителей стал «примкнувшим».
Сидеть перед нацеленной на нее камерой было довольно трудно – приходилось все время улыбаться и контролировать каждый жест, каждый поворот головы, но при этом стараться выглядеть естественной, чтобы не дай бог не промелькнула ни одна фальшивая нотка.
Яна овладела этим искусством довольно хорошо, но все равно страшно уставала после записи откровений, чувствовала, как ноет каждая мышца, болит каждый нерв.
Как ни странно, прийти в себя ей помогал обычный молочный коктейль – без добавок, просто молоко с мороженым.
Этот вкус возвращал ее в то время, когда она была ребенком, а вовсе никакой не Прозревшей.
Сейчас, сидя в кресле с большим стаканом, в котором осталась еще половина напитка, Яна закрыла глаза, откинулась на спинку и подумала об Игоре.
Ей нравилось то, как он на нее реагирует, нравилось пугать его, пользоваться моментом и пытаться подавить волю – она умела делать это лет с пятнадцати, открывшийся внезапно дар сперва испугал, а затем пригодился.
Но с Игорем все было как-то иначе. Он вроде бы поддавался, но это состояние быстро проходило, и, выйдя из-под гипноза, он становился агрессивным.
Такого Игоря Яна боялась и не хотела, потому всякий раз подавляла возникавшее желание еще раз проверить, сможет ли, сломает ли. А однажды ей и вовсе пришла в голову мысль о том, что сломанная игрушка перестает ее занимать – так было со всеми, кого она сумела подчинить себе, заставить делать то, чего хотела она.
Какой смысл в конструкторе, из которого ты уже собрала все, что было возможно? Какой интерес вторично собирать одну и ту же мозаику?
Так и с людьми – согнула, подавила, потеряла интерес. А Игорь был ей нужен вовсе не для этого.
Он уехал сегодня рано утром, Яна проводила его до машины и украдкой поцеловала на прощание, вызвав приступ сдавленного смеха и наткнувшись на едкую фразу:
– Ты озираешься так, словно совершаешь что-то, порочащее тебя в глазах твоих мышей.
– Не зови их мышами, – негромко велела она, взяв его за подбородок и глядя в глаза, но Игорь, дернув головой, высвободился и так же тихо произнес:
– Не смей указывать мне, кого и как называть. Это для них ты Прозревшая. А для меня… – Он многозначительно умолк, и Яна вдруг ощутила противный холод внутри.
Этот человек мог уничтожить ее одной только фразой, произнесенной вслух.
Она выпрямилась, обняла его за шею, снова поцеловала, уже не скрываясь, хотя очень опасалась, что вездесущая Клавдия может увидеть это из окна.
Конечно, она не посмеет ни задать вопрос, ни обсудить это с кем-то еще, но к чему давать человеку, зависящему от тебя, в руки козырь?
Они с Игорем делали вид, что отношения у них сугубо деловые, и для всех это так и должно было оставаться.
Взгляд Игоря потеплел, он на секунду сжал ее руки в своих и прошептал:
– Позвоню ночью, как обычно.
– Поезжай осторожнее, хорошо? Дороги тут не очень…
– Ничего, не волнуйся. И про дело не забудь.
– Конечно. Ты только пришли мне то, что должен, – ну, как обычно.
Игорь кивнул, сел за руль и выехал из ворот.
Яна, чтобы не показать никому эмоций, разрывавших ее изнутри, прикусила губу и быстро ушла в спальню, заперлась там и всласть поплакала, уткнувшись в подушку.
– Устали, Прозревшая? – Клавдия неслышно вошла в кабинет, неся на подносе высокий стакан, наполненный молочным коктейлем.
– Нет, Клавдия Васильевна. – Яна мгновенно натянула на лицо приятную улыбку и благостное выражение. – Все в порядке. Оператор уехал?
– Да, я всех проводила, работа оплачена.
– Благодарю вас. Если больше нет никаких дел, вы можете отдыхать.
– Еще только половина четвертого, – удивилась женщина.
– Ничего. Вы так много стараетесь на благо Согласия, что вполне можете позволить себе и небольшой отдых.
Клавдия, так и сохранив на лице удивленное выражение, согласно кивнула и пошла к дверям.
Яна же считала секунды, которые отделяли ее от желанного покоя и полного одиночества.
Одиночество… Это было то самое ощущение, которого Яна была лишена много лет, не имея возможности побыть наедине с мыслями, просто посидеть или полежать в полной тишине, не разрываемой никакими звуками.
Сейчас она наслаждалась каждой минутой, когда могла быть одна, – потому что только тогда ей не приходилось быть никем, просто телом, неподвижно лежащим на постели в темной прохладной комнате огромного дома. И – никаких людей рядом.
Именно об этом Яна мечтала в своей прошлой жизни.
Уйгууна
Зотов не находил себе места, метался по просторному кабинету в управлении комбината и то и дело выдергивал из пачки очередную сигарету.
На экране монитора светилось открытое письмо с новым официальным запросом от «АлмазЗолотоИнка».
Он был уверен, что Анна тоже видела это письмо, но почему-то до сих пор никак не отреагировала, не созвала совещание.
– Возится с этой ненормальной, – цедил Валерий сквозь зубы, имея в виду Дарину. – Отослала бы к чертям собачьим на материк! Все равно эта дура сделает все, чтобы разрушить свою жизнь, так пусть делает это подальше отсюда, а Анькину жизнь портить я ей не позволю, пусть даже не рассчитывает!
Он прекрасно понимал, что от него мало что зависит в этом вопросе – он не сможет заставить Анну отослать сестру, и это злило еще сильнее.
Взбалмошная девица стала мешать ему, сильно мешать, путать карты, заставлять менять планы, а этого Валерий не любил.
Зазвонил внутренний телефон – это оказалась Анна:
– Зайди ко мне.
«Ага, значит, решила все-таки обсудить предложение, – подумал Валерий, быстро надевая пиджак и поправляя галстук. – Ну, что ж, посмотрим, как пойдет».
Анна стояла спиной к двери, прямо у огромного окна, и смотрела куда-то вниз.
Валерий прекрасно знал, что она боится высоты, старается не подходить к офисным окнам, скорее, напоминающим стеклянные стены, а если подошла – значит, дело серьезное, она пытается преодолеть что-то внутри, с чем-то справиться, сконцентрироваться.
Это было Зотову непонятно – как можно одновременно бороться со сковывающим все тело ужасом и решать какую-то проблему?
Такая концентрация редко встречалась даже у мужчин, что уж говорить о хрупкой женщине? Но Анна только с виду была воздушная и немного отрешенная, на самом же деле внутри у нее имелся такой стержень, что спокойно выдержал бы любые нагрузки.
В день, когда случилась авария с вагонеткой, придавившей Владлена, Зотов оказался единственным, кто мог бы сообщить эту новость его жене.
Валерий до сих пор помнил, как ехал в поселок и всю дорогу мучительно подбирал слова для тяжелого разговора. Он ожидал чего угодно – слез, истерик, обморока, словом, всего, на что обычно способны женщины в подобных ситуациях.
Анна же удивила его.
Выслушав сбивчивый рассказ Валерия – подобранные слова все-таки улетучились, оставив взамен какое-то глупое блеяние вперемежку с соболезнованиями, – она повернулась и ушла на второй этаж, а минут через десять вернулась одетая к выходу:
– Поехали.
– Куда? – оторопел Валерий.
– В больницу. Его ведь туда отвезли?
Зотов кивнул, но попытался убедить Анну остаться дома – Владлен в операционной, неизвестно, когда и, главное, чем закончится операция, но она смерила его с головы до ног таким взглядом, что у Валерия по спине пробежал холодок, и ему ничего не осталось, как отвезти ее в Уйгууну.
Анна просидела на табуретке возле входа в оперблок почти семь часов, не соглашаясь ни на какие уговоры и предложения поехать домой или хотя бы перебраться в кабинет главного врача.
Валерий находился рядом, приносил кофе, от которого Анна тоже отказывалась, отвечал на многочисленные телефонные звонки – новость об аварии разнеслась мгновенно, решал вопросы с подъехавшими к больнице журналистами и съемочной группой местного телеканала.
Анна же сидела с прямой спиной и совершенно сухими глазами, только время от времени губы ее шевелились, словно женщина читала молитву, но Валерий знал – в бога она не верит и вряд ли молится сейчас.
Она и прогноз врачей, вышедших из операционной, выслушала с тем же каменным лицом и прямой спиной, и Зотов на секунду даже испугался – не тронулась ли жена друга умом от горя, но она рассуждала совершенно здраво и спокойно.
Точно так же спокойно она нашла телефон какой-то приятельницы в Москве, а через нее – координаты хорошего нейрохирурга, оплатила ему билет на первый же рейс и перевела гонорар за услуги, а Валерию велела отправить кого-нибудь в аэропорт.
– Вы сомневаетесь в моей компетенции? – спросил местный врач, а Анна, отрицательно покачав головой, сказала:
– Ни в коем случае. Я уверена, что вы все сделали правильно, но хочу услышать еще одно мнение.
Врач пожал плечами и согласился, а Валерий, не сводя с Анны взгляда, вдруг подумал, что совершенно ничего не знает о жене друга, в чей дом вхож, как в свой собственный.
Анна всегда казалась ему просто красивой женщиной. Способной только создавать домашний уют и рисовать странные картины, которые Владлен потом вывешивал в специально для этого отстроенной небольшой галерее в правом крыле дома.
Оказывается, он слишком поверхностно судил о ней…
– Входи, Валера. – Это прозвучало неожиданно и так по-домашнему, что Зотов вздрогнул, закрывая за собой дверь – Анна никогда не звала его так где-то вне стен его квартиры. – Видел уже?
– Письмо? Да, видел.
– Что думаешь?
Валерий пожал плечами и сел, придвинув к столу стоявший поодаль серый офисный стул.
Анна все не поворачивалась, так и смотрела вниз, но по ее напряженным плечам и прямой, как доска, спине Зотов видел, что она пытается принять какое-то важное решение.
– Аня… – начал он, но она покачала головой:
– Погоди… – И снова повисла тишина.
Зотов закурил, притянув пепельницу поближе, бросил взгляд на часы – время близилось к обеду.
– Я не могу сейчас собрать совет, Анжела в отъезде, – вдруг произнесла Анна, и Валерий от неожиданности вздрогнул, уронил столбик пепла на столешницу.
– А ты думаешь, это необходимо? В конце концов, у тебя право решающего голоса, а примерную точку зрения остальных ты слышала в прошлый раз – так реши сама.
Анна развернулась, скрестила руки на груди и посмотрела на Валерия в упор:
– То есть взять всю ответственность на себя?
– За ту сумму, что они предлагают, можно рискнуть.
– Нет.
– Ну, скажи «нет», если считаешь, что так правильно, – пожал плечами Зотов. – Все равно все зависит только от тебя. Анжелка будет на твоей стороне, вас уже двое против Артема.
– А ты? – не сводя с него пронизывающего взгляда, спросила Анна тихим голосом, от которого у Валерия по спине снова пробежал неприятный холодок.
– А что – я?
– На чьей стороне будешь ты?
– С ума сошла? Конечно, на твоей, как ты вообще можешь сомневаться? – оскорбился Валерий и поджал губы.
– У меня вот уже какое-то время ощущение, будто за моей спиной происходит нечто, чего я не вижу и не знаю, но от чего зависит все.
