Рухнет мир.
– Понимаю, – сочувствующе говорит трактирщик, -
Как обычно?
– Да, только двойную дозу.
Джин-джюс проваливается.
Короткий спазм
И замечательное просветление.
Теперь я готов к путешествию
По острову Сен-Мишель,
На котором я никогда не был.
По улочке с названием «Утренний бриз»
Я иду к покосившемуся домику,
Где меня встретит Марианна,
Которая никогда не меняется,
Сколько бы лет ни прошло
Со дня нашей последней встречи.
– Тебя давно не было.
– Давно.
– Будешь завтракать?
– Буду,
Только не надо творог,
Он мне осточертел там.
– Я знаю, мог бы и не напоминать.
И вот я сижу за столом.
Хрустящая салфетка,
Серебряный прибор
И тарелка севрского фарфора
C ошеломительной величины бифштексом.
Марианна садится на соломенный стул
И смотрит, как я ем.
Каждому мужику нужно,
Чтобы кто-то смотрел,
Как он ест.
Каждому мужику нужен
Бифштекс на тарелке севрского фарфора,
И серебряный прибор.
Я откидываюсь на спинку стула,
Вынимаю сигару,
Откусываю кончик
И сплевываю на пол.
– Я же тебя просила
Не плевать на пол.
– Извини, забыл,
Я давно не был на острове Сен-Мишель.
А дальше мы сидим
И смотрим друг на друга.
Она будет долго и терпеливо ждать,
Когда я протяну руку
И проведу
По измученным ожиданием волосам.
– Ну, вот, Марианна, я пришел,
Какие планы?
– Как скажешь,
Одно твое слово -
И я прикрою этот кабак.
Но только уж очень долго
Тебя не было.
– Ладно, – говорю,
Этот вопрос решен,
Я – тут.
Сделай так, чтобы
Мои седые волосы
Стали черными.
Сделай так,
Чтобы их стало больше.
Сделай так, чтобы
У меня не тряслись руки,
Сделай так, чтобы мое вчера
Стало сейчас.
Ведь для этого я приехал
На остров Сен-Мишель.
Но Марианна не ответит,
Никогда не ответит
С острова Сен-Мишель.
Потому что
У моих сыновей давным-давно
Нет контурных карт…
Из девяностых
Старый уважаемый нищий Бекетов, возвратившись из санатория, нашел свое место на углу Староханского переулка и тупика Народных Комиссаров занятым сопляком Сенькой Гурмыжским, похвалявшимся своей потерянной в боях под Кандагаром ногой и пришитой по пьяному делу полковым хирургом Менделевичем Александром Яковлевичем задом наперед. Типа – сионизм. Что доставляло в нищенском деле Сеньке Гурмыжскому некоторые преимущества. В то время как одна нога шла вперед, то вторая, по ее мнению, тоже шла вперед, а на самом деле – назад. Из-за чего Сенька почти все время садился на шпагат. А оставшееся от почти время кружился вокруг своей оси. То есть он то на шпагат, то вокруг оси. И от этого зрелища у проходящего люда начинало рябить в глазах, и, чтобы остановить это изделие пьяного компрачикоса Александра Яковлевича Менделевича, они платили Сеньке мзду. А другие – и за удовольствие, вот что, мол, делают с русским человеком пьяные сионисты. Из коих мзд (мздов?) Сенька, сами знаете – что и сами знаете – кому, милицейскому лейтенанту Петрищеву – по линии коррупционных схем в правоохранительных органах. Ну, и далее – везде.
На самом деле такое расположение ног с пьяным сионизмом связано не было. На самом деле некоторое косоглазие в ногах сопляка Сеньки Гурмыжского имело не совсем сионистско-компрачикосское происхождение. Нет, это не было следствием родовой травмы или уродством, нет. Поначалу обе ноги были впередсмотрящими. Но одна из них изменила свой статус по другой причине. А именно: после наполовину исполненной угрозы Сеньке «повыдергивать ноги из жопы» неким бандюком из коптевских за попытку умыкнуть ящик спирта «Рояль» из ларька, коий (ларек) опекал один бандюк из коптевских. А «наполовину» потому, что попытка грабежа не удалась, и ноги один бандюк из коптевских в соответствии с этим смягчающим обстоятельством и российским законодательством не выдернул из жопы, как декларировал ранее, а просто развернул их в обратную сторону. Чтобы они забыли дорогу к ларьку со спиртом «Рояль», опекаемым одним бандюком из коптевских.
Сенька Гурмыжский, ровно кузнечик из песни, коленками назад добрался до травмопункта, в коем уже пьяный хирург, но не Александр Яковлевич Менделевич, а Султан Магомедович Магомедов, продолжал обмывать с интимной составляющей свежекупленный диплом Первого меда с медицинской сестрой Фаиной североосетинским «Абсолютом» и махачкалинским «Амаретто». И Сенька стал у него первым пациентом. Из-за отсутствия анестезии, которую сестра Фаина сбыла местным нарикам, она просто села на голову Сеньки, от чего тот потерял сознание. И в таком безжизненном состоянии Султан Магомедович одну из ног вернул в первородное состоянии, после чего сестра Фаина слезла с Сенькиной головы, чтобы Сенька пришел в себя и заплатил гонорар за первую ногу. Но денег у Сеньки не было, так как ящик со спиртом «Рояль» ему, как мы уже сообщали, умыкнуть и загнать по демпинговым ценам не удалось. По выяснении этого печального обстоятельства личного дефолта Сенька сестрой Фаиной был из травмопункта вышвырнут. Потому что бесплатное здравоохранение, оно, конечно, бесплатное, но не до такой же степени. И одна нога осталась назадсмотрящей.
И Сенька, кое-как поднявшись на свои разносторонние ноги и то растягиваясь в шпагат, то раскручиваясь волчком, попытался куда-нибудь дойти. Но у него с этим делом не сложилось. Почему? А вы попробуйте.
И вот в таком нетрадиционно подвижном состоянии он был замечен милицейским лейтенантом Петрищевым, коий и отвел его на угол Староханского переулка и тупика Народных Комиссаров, который был свободен, так как уважаемый нищий Бекетов уехал в санаторий. И создал ему сионистско-компрачикосскую легенду. Основой коей стал Кандагар из песни певца Александра Розенбаума и неафишируемые воззрения лейтенанта Петрищева.
И Сенька, попеременно переходящий из состояния шпагата в состояние автономной карусели, стал приносить больше дохода в коррупционных схемах. Так что наверху решили по возвращении старого уважаемого нищего Бекетова из санатория место на углу Староханского переулка и тупика Народных Комиссаров ему не возвращать. В порядке омоложения кадров.
А чего?… Пенсия какая-никакая есть, комнатка, хоть и в аварийке, какая-никакая имеется, какие-никакие лекарства по инвалидности дают маненечко, какой-никакой санаторий каждый год – на халяву, сортир – на свежем воздухе, 9-го Мая поздравления от Президента получает…
Так хрена ли ему еще надо?!
Такая любовь
Ой да!!! Вышел я из хором своих каменных, кольчужку мелко кованную подправил, мечом булатным голову калике перехожему снес, чтоб востроту меча булатного проверить, коню белому щитом кованым по могутному крупу съездил, чтобы оторвался наконец от кормушки с овсом отборным, а то брюхо уже по матери сырой земле волочится, и двинул вдоль, по Питерской, по Тверской-Ямской Змея Горыныча воевать. А то всех красивых девок, вражина, к себе перетаскал, поебсти добру молодцу на Святой Руси некого стало. И земля наша, великая да могучая, народишком оскудевать стала. И некому вскорости на ее защиту встать, от ворога злого с Запада, недоброго – с Востока, подлого – с Юга, а на Севере Змей Горыныч все плодится и плодится, и потомство его все новых и новых девок требует. И, окромя меня, некому его воевать, потому как остальной народ русский из-за отсутствия бабца к рукоблудию пристрастился, а от этого занятия приплода человеческого ждать не приходится. А у кого деньга в кошеле какая-никакая водилась, те срамных мужиков покупать стали, кто, чтобы телесный голод утишить, а другие – и удовольствия ради. Те, кто от рождения в такой норме был отцом-матерью произведен.
И некоторые стали даже венчаться друг с дружкой. А те, которые к содомии непривычные, а – по части рукоблудия, те – со своей рукой в законный брак вступали. Другую же руку в качестве любовницы держали. Ужасти, что вершилось на просторах Родины чудесной.
И двинул я на Север, чтобы покончить с этим безобразием, но посредине пути от нас к Северу к Городу Змея наткнулся на корчму. А в этой корчме народишко разнообразный меды сладкие да вина крепленые попивал. Кто побогаче, снедью разнообразной закусывал, а кто карманом не вышел, без ея. Чтобы побыстрее разобрало, чтобы хмель в буйны головы подешевше проскочил, а на сэкономленную монету-другую парнишку-другого младого для телесной утехи взять. И в корчме этой батюшка приспособился. Чтоб сразу, опосля греха содомского, покаяние принять и грех тот отпустить. А плату за требу мальчиками брал.
Ну, ребята, батюшке этому я мечом булатным голову порубал в районе телесного низа, чтобы впредь неповадно было. И взадь – тоже. А мужиков, как пьющих, так и срамных, в народное ополчение согнал, и Змея воевать повел.
Но вооружения у народишка никакого не было. Потому что, как у нас на Руси повелось, пока жареный петух не клюнет, мужик не перекрестится. Правда, такового упоминания даже в летописях никто не читывал: то ли записей таких не было, то ли – по причине поголовной неграмотности. Да, и как перекреститься, когда руки, сами знаете, чем заняты.
Но эта проблема разрешилась сама собой. По природе человеческой. И вот как…
Путь в вотчины Змея лежал долгий. И по пути народишко оголодал на телесный низ, а так как всяческий блуд меж собой я запретил, то народишко, привыкший к стабильному, хоть и ненормативному сексу, сильно подозверел и к концу дороги длинной, дороги дальней в вотчины Змея подошел с горящими удами наперевес.
Так что никакого вооружения не понадобилось. И все Змеево потомство, от Змея и наших девушек-красавиц, душенек-подруженек народившееся, прямо на ложах их развратных удами своими могучими порубали. Никакому мечу-кладенцу не снилось. И тут же уды свои оголодавшие, уды свои дымящиеся по назначению природному, от праотцев доставшемуся, с девицами красными, девицами пригожими, девицами податливыми, по удам человеческим соскучившимися… У змеев с этим не шибко…
И возродился народ русский и по всей земле русской распространился. Мужики с бабами, бабы с мужиками…
