– Странное ощущение, – пробормотал Димка. – Я иду убивать людей.
– Я иду убивать, – поправила его девушка.
– Нет, – мотнул головой Орешкин. – Иду я, а ты лишь выполняешь мой приказ.
– Не думай об этом.
– Не могу.
– Они тебя в покое не оставят.
– Знаю. – Димка в очередной раз посмотрел на перстень. – Но все равно не могу не думать. Ведь я – не они.
– И это хорошо, – после паузы произнесла Зарема. – Мне приятно помогать тебе.
– Но…
– Подожди! – Девушка остановилась, прислушалась и приказала: – Прячься!
В весеннем сосновом бору трудно найти укрытие, пришлось отбежать довольно далеко от дороги и присесть на корточки за толстыми стволами, чтобы люди, сидевшие в пронесшихся автомобилях, их не заметили.
– Казибековы?
– Да. – Зарема осмотрелась. – Пойдем вон туда.
Метров через пятьдесят они вышли к небольшому, почти круглому озеру. Увидели край особняка, ступеньки, ведущие к воде, пирс с пришвартованным катером.
– Жди меня здесь. Там опасно.
Орешкин молча кивнул.
Со стороны дома донеслись первые выстрелы.
* * *
Бывает так, что за серостью будничных дней мы забываем о том, что можно радоваться самому факту – ты живешь. Бывает так, что камни большого города холодят душу, наполняют ее тоской и заставляют опускать плечи. Бывает, что гаснет огонь в глазах и ты считаешь жизнью лямку, которую тянешь. И забываешь, что сегодняшний восход солнца уже никогда не повторится, а завтрашний день не будет похож на вчерашний. Забываешь, сколь много зависит лично от тебя. Ты теряешь уверенность, теряешь мечты, а ведь они никуда не исчезают. Ты меняешься… Забываешь о том, что силен, лишаешься огня, впрягаешься в лямку. И видишь впереди лишь серую мглу. Или дно стакана…
– Я могу, – прошептал Димка, глядя на спокойную поверхность воды. – Я знаю, что могу. Я сам.
Кто-то просыпается сам. Кому-то нужна встряска. Ведь не каждый может взглянуть на себя со стороны, далеко не каждый. На берегу лесного озера, сидя на бревне и прислушиваясь к выстрелам, Орешкин понял, что проснулся. Что снова стал настоящим. Тем самым Димкой, который верил в себя и готовился бросить вызов всему миру. И еще он понял, что ни за что теперь не отпустит свое настоящее «я».
– Я могу. Я могу!
Поглощенный своими мыслями, Орешкин даже не заметил возвращения Заремы, не обратил внимания на то, что перестали звучать выстрелы. Но даже не вздрогнул, когда девушка неожиданно присела рядом.
– Все кончилось?
– Да, – односложно ответила Зарема. Подумала и добавила: – Теперь тебе никто не угрожает.
– И что дальше?
– Ты – господин. Приказывай.
«От меня зависят судьбы людей. Судьба Заремы, судьбы тех, кто встретится по дороге. Я силен. Но я или Зарема? Кто из нас сильнее? Я могу избить и изнасиловать ее – она останется покорной и преданной. Я могу любить ее…»
Короткое воспоминание – сплетенные в ванной тела – и ощущение безграничной нежности.
«Нежность – это все, что у меня есть…»
«Я могу любить ее, но всегда буду думать о том, что она сильнее, что живу за ее счет».
А проснувшаяся гордость царапала душу:
«Я могу всего добиться сам!»
«Но никогда не избавлюсь от чувства, что без нее я никто.
И однажды я изобью Зарему. Или изнасилую. Или унижу каким-нибудь другим способом.
Я не удержусь».
Никто не удержится.
«Я стану таким же, какими были они».
И для маленькой девчонки все начнется сначала. И ее черные глаза увидят еще очень и очень много такого, чего не хочется видеть никому.
«Не будь идиотом!»
«А я и не буду. Я буду самим собой».
В метро Орешкин познал, что значит быть смелым. Сейчас он понял, каково это – уважать себя. Оставалось самое сложное – научиться быть сильным.
Он посмотрел на Зарему.
– Я могу освободить тебя?
– Можешь, – спокойно ответила девушка. Очень спокойно, так, словно ожидала, что он спросит. – Но подумай, от чего отказываешься.
– У меня было время подумать.
Зарема улыбнулась, прикоснулась к его руке.
– Ты на самом деле хороший.
И снова волна нежности. Нечеловеческой нежности.
– Говори, что делать, – проворчал Димка, – а то передумаю.
– Давай покурим, – предложила девушка. – Здесь так тихо.
Орешкин щелкнул зажигалкой, пустил дым. А потом обнял Зарему и крепко прижал ее к себе.
Они курили молча. Смотрели на темнеющее небо, на воду, на высокие сосны и молчали. Лишь прижимались друг к другу.
А потом, когда сигареты умерли, Димка негромко произнес формулу свободы.
Бережно положил Зарему на землю, закрыл черные глаза, поцеловал ставший холодным лоб, вложил в руку перстень. Выпрямился, постоял несколько секунд, развернулся и пошел к шоссе.
Не оборачиваясь.
Ведьма
– Привет! Я из Красноярска, и я странный.
Именно с этих слов начал знакомство со мной Валька Гостюхин.
С неожиданных, согласитесь, слов.
Валька стоял в центре комнаты, которую нам предстояло делить ближайшие пять лет, и смотрел прямо на меня своими огромными зелеными глазищами. Наверное, это обстоятельство и повлияло на мою реакцию. Только представьте: парень с довольно длинными ярко-рыжими волосами и зелеными, можно сказать – женскими, глазами, смотрит на вас и говорит:
– Привет! Я из Красноярска, и я странный.
Оценили?
Ничего удивительного в том, что я насторожился.
Нет, буду откровенен – я растерялся. Насторожился я позже, секунд через пять, когда первая оторопь прошла и в памяти всплыли предупреждения родителей насчет царящей в столице свободы нравов. Я, конечно, не из деревни в Москву приехал, о существовании гомосексуалистов, трансвеститов, бисексуалов и прочих… гм… странных ребятах знал, но услышать подобное заявление от предполагаемого соседа по комнате в студенческой общаге, от человека, с которым придется жить рядом не один год…
– Привет, – выдавил я из себя. – А я из Липецка, и я нормальный.
Теперь задумался Валька.
– В каком смысле?
– Я не странный. Я как все.
Он непонимающе поднял брови. Пришлось добавлять:
– Я обычный. Я женщин люблю.
И Гостюхин принялся ржать. Не смеяться, а именно ржать: громко, очень громко. В коротких промежутках между приступами хохота он поведал, что его зовут Валька, что он тоже любит женщин, а фраза насчет странности относилась не к сексуальным пристрастиям.
– А к чему?
– У меня бывают закидоны, – ответил Валька и в подтверждение постучал себя указательным пальцем по лбу. – Иногда мое поведение вызывает… недоумение.
– Например?
Я решил выяснить все до конца. Ведь в столь тонком деле, как выбор соседа по комнате, ошибиться нельзя. Если Гостюхин псих, то надо пойти к коменданту и потребовать другую комнату.
– Ну, например, я собираюсь переставить здесь мебель. Ты не против?
Я огляделся: две кровати, две тумбочки, стол, два стула и шкаф. Все в меру потрепанное, но на первый взгляд достаточно крепкое. И расставлено, кажется, вполне разумно: шкаф в углу, стол у окна…
– Зачем?
– Шаману не нравится, как стоят кровати, – объяснил Валька. – По-дурному они стоят. Неправильно.
Та-ак, час от часу не легче. Студент технического вуза приволок в общагу шамана. Здорово!
Нет, поймите меня правильно, об экстрасенсах и всяких там знахарях мне доводилось слышать и даже видеть… по телевизору. Скепсис в отношении этих деятелей я унаследовал от родителей, и к людям, обращающимся за помощью ко всякого рода адептам черно-белой магии, я отношусь со смешанным чувством иронии и жалости. Верят они, ну и пусть верят, может, одумаются. К тому же я всегда считал, что бегают к колдунам сорокалетние тетки, пытающиеся вернуть себе молодость, да выжившие из ума старухи, а потому я опять слегка растерялся.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/vadim-panov/taganskiy-perekrestok/?lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Зона, в которой пользователи Интернета могут вести конфиденциальный разговор (сленг.).
