– Для того, чтобы ответить на этот вопрос, надо заглянуть назад, – усмехнулся Позолотов. – Все дело в том, что этого медведя уже видели в этих краях. В Лещёве!
– И когда же?
Позолотов вызывающе рассмеялся – ему нужна была театрализованная пауза, полная внутреннего напряжения.
– Говорите уже, – потребовала Юля.
– Давно, ваше высочество. – Глаза Феофана Феофановича за толстыми линзами очков через расстояние в тысячу километров цепко впились в Юлю.
– Год назад, пять, десять? – Юля нахмурилась. – Как давно?
– Зачем вы издеваетесь над нашей Юленькой? – Следопыт знал ответы, но не переходил дорогу учителю. – И надо мной тоже?
– Он это любит, – пояснила Юля. – Издеваться.
Лицо с красными щечками и седыми бачками приблизилось к Юле так, точно Позолотов хотел стремительно залезть головой в ее комнату, а то еще и чмокнуть ее в нос или в губы. Буравчики глаз за толстыми линзами устрашающе сверкнули:
– Более века назад – в самом конце девятнадцатого столетия, вот когда!
– Да ладно вам…
– Вот вам и да ладно. Я же историк, краевед, архивных дел мастер, собаку съел на этом деле. – Он отстранился от монитора. – Тут мне равных нет, сами знаете. Что хочешь из-под земли достану. Любую спрятанную информацию выужу. С корешком вырву!
– И при каких обстоятельствах это случилось?
– А вот это самое интересное, – заметил Кирилл.
– Цыц! – властно оборвал его Позолотов. – Не лезь поперек батьки в пекло. Прости, Кирюша, сорвался. При обстоятельствах самых что ни на есть жутких, Юленька. Эту историю я нашел в архиве Семиярска. Шла очередная барская охота, травили медведя. Богатый помещик Грачевский, предводитель дворянства, был заводилой этой охоты. Сказал: «Будь я проклят, если не добуду шкуру этого медведя!» Долго за ним ходили, за зверем, многих собак он задрал, но попал в конце концов в трехпудовый капкан, для него в кузне сконструированный. Купился медведь на свежий кусок мяса. Подобрался, хлоп, и в капкане зверюга. А капкан тот был привязан цепью к дереву. Не оторвешь. Куда деваться? И вот этот медведь, точно волк, отгрыз себе заднюю лапу и ушел. Когда охотники подобрались к капкану, то увидели только кровавый след, который тянулся до реки, а потом и он пропал. Медведь точно почуял, что только так сможет уйти от погони – прыгнув в воду и уплыв по ней. И псы уже более его следа не взяли. А спустя три года, три месяца и три дня, слышите Юленька, все именно так, того медведя увидел в лесу, на тропинке, крестьянин Грачевского. Медведь был на деревянной ноге. Крестьянин так и сел на землю от страха. Приготовился принимать смерть лютую. А медведь-то и вымолвил: «Скажи своему хозяину, Фомич, что я приду за ним на Иванов день, в полночь. Беги, Фомич, ветром лети, слуга супостата!» Крестьянин, разумеется, обделался со страху, бросил кобылу и дал деру. Прибежал к усадьбе весь изодранный, заикался, но весточку из леса передал.
– Жуть какая, Феофан Феофанович, – поежилась Юля. – В вашем духе, кстати.
Рядом она услышала смешок Кирилла.
– И тем не менее, Юленька, это правда. О том печатала семиярская газета «Городской вестник» в 1897 году.
– И что дальше?
– А дальше то, Юленька. Прошел еще месяц, и вот представьте себе: усадьба предводителя дворянства помещика Грачевского, главного из охотников. Кому и принадлежал капкан, кстати. Ночь. Вдруг все псы, охотничьи и дворовые, поднимают скулеж. На все поместье! Так воют, точно смерть за ними пришла. А потом визг, словно рвут их на части, и рычание страшное. – Лицо Феофана Феофановича исказилось, словно это он принимал смерть лютую. – Когда дворня-то вооружилась, то нашла только тушки дворовых псов, охранявших усадьбу, и увидела огромную страшную тень, уходившую в лес. Да криво уходившую, потому что хромала.
– Не верю, – замотала головой Юля.
– Да какая разница, верите вы или нет; так было, и все тут, – раздраженно пожал плечами Позолотов. – До конца ведь не дослушала.
– Простите, продолжайте.
– То-то же. – Лицо Феофана Феофановича с вращающимися глазами приблизилось к монитору. – А через три дня все повторилось.
– Как это так?
– А так – он вернулся! Медведь! Только в этот раз он наведался в псарню помещика Грачевского, где уже скулили и плакали на все голоса те охотничьи псы, которые и травили прежде медведя. Никто из дворни уже не осмелился приблизиться к псарне. С вилами и косами – стояли поодаль и тряслись от страха. Издалека смотрели, как ни кричал на них Грачевский, как ни грозил. А потом увидели все, как вышла из псарни вперевалку и остановилась исполинская тень. То был силуэт медведя на одной ноге. Призрак будто. «Огонь!» – заревел Грачевский. И палить стали все – и дробью, и пулями. Рассеялся дым – стояла тень. Она смотрела на них – дворовых. И так была черна, что даже свет луны бежал от нее прочь. И стояли, языки проглотив, дворовые, в пороховом дыму. И вдруг тень раскатисто прорычала: «Верни мне ногу, человек! Не вернешь – хуже будет!» Замер Грачевский, затрепетал. Тут дворовые, кто не сел рядком от страха, побросали ружья и вилы и сорвались – кто куда. А черная тень медведя отвернулась и вперевалку двинулась в сторону леса. Треть людей Грачевских в тот же день бежала из его имения, разнося слух о том, что в тот капкан попался не простой медведь, а сам дьявол в шкуре медведя и в образе чудовища приходил к ним и требовал ногу.
– Это невероятно, – пробормотала Юля.
– Еще бы! Но было ведь, было! Писали о том со всей серьезностью, без дураков. В ту ночь притихли Грачевские. Только утром самые смелые дворовые и крестьяне вошли в псарню. Все охотничьи псы были разодраны. А на стене была надпись кровью: «Отдай мою ногу!»
– Брр! – передернула плечами Юля. – А дальше?
– Понаехала полиция, урядники, казаки, даже из семиярского запасного полка пригнали роту солдат. Событие-то уникальное! Охотников съехалось со всей округи – тьма. Прошли по окрестным лесам – нет никакого медведя. То есть двуногие-то медведи попадались, их тогда перебили изрядно, сократили, так сказать, популяцию бурого мишки, – совсем негуманно рассмеялся Феофан Феофанович, злобно поблескивая линзами очков, – но медведя-оборотня не нашли. Ну, и как-то рассосалось после это войско. Объели Грачевских и ушли. – И вновь лицо архивариуса приблизилось к монитору. – А на следующую ночь…
– Ну?! Феофан Феофанович! Издеваетесь?
– Он ведь не просто мстил, как потом оказалось, – горячим шепотом проговорил Позолотов. – Он дорогу себе освобождал: вначале дворовых псов вырезал, чтобы не путались под ногами, не мешали ему, а потом уже кровных своих врагов – гончих всяких, легавых. Грачевские как раз вещи собирали – утром хотели до Парижу податься. Да не успели. Тень появилась в ту роковую ночь. Третью! Некому было выть да подвывать, будить хозяев! Впрочем, они не спали. Черная громада надвинулась на окно, загородила собой лунный свет, а потом проломила рамы. Грачевский держал три заряженные винтовки, но успел выстрелить только один раз. Да разве спасет такой выстрел? Что-то страшное сотворилось в опочивальне Грачевских. Страшно закричала его жена, а потом смолкла разом, да и сам Грачевский вроде бы как умолял помиловать его. А потом наступило затишье. Только несколько слуг, самых преданных, остались в доме, они и зашли на рассвете в хозяйскую спальню. И что же они там увидели? Жена Грачевского, надменная барыня, была разорвана напополам, повсюду была ее требуха, а хозяина и след простыл. Только кровавая дорожка вела через выломанное окно, двор и далее – в леса. После такого дела губернатор Семиярска тайный советник Зубчанинов-Волховский велел уже войскам прошерстить всю округу. Вся полиция губернии съехалась сюда, были и петербургские сыщики. Только через три дня жандармы нашли странную берлогу, похожую на человеческое жилище. Да-да, именно так! И там, над охладевшими угольями, висела свежая шкурка, изодранная когтями. Это была кожа помещика Грачевского!
– Страх какой, – прошептала Юля.
– Еще бы! – тем же горячим шепотом поддержал ее Позолотов.
– Кирилл! – вдруг, словно очнувшись, позвала Юля.
На экране монитора, за спиной пылающей физиономии Позолотова с пышными седыми бакенбардами, в очередной раз появился Следопыт.
– Я тут, Юленька, – откликнулся он.
– Все это правда? Не розыгрыш? Я про медведя.
– Все правда, Юленька, – подтвердил Белозерский рассказ учителя. – Наберите в Интернете «Чудовище Семиярской губернии», – он кивнул, – много чего вылезет.
– Наберу, – пообещала Юля. – Но ведь этого быть не может.
– Некоторые так и посчитали, рационалисты, в смысле, – пояснил Кирилл, – но факт остается фактом. Хотели списать произошедшее на революционеров, мол, это они устроили побоище. Грачевских, в прежние времена злобных крепостников, якобы люто ненавидели – вот и отомстили народовольцы. А списали на призрак медведя.
– Вот видите, – с долей облегчения вымолвила Юля.
– Кирилл, – четко потребовал слова ученика Позолотов.
Белозерский кивнул и продолжил:
– Но десятки людей видели хромую тень медведя, Юленька. И собак, и жену Грачевского разорвали-то клыками, а не пилой распилили. И все было со звериной живостью и быстротой. Какими бы животными ни были революционеры, они все-таки не умели летать по воздуху. А тут на поверку все выглядело сверхъестественным.
Юля выдохнула:
– Да уж! Но ведь это еще не все? Я угадала?
– Феофан Феофанович. Прошу вас. – На этот раз Кирилл предложил ответить учителю.
Позолотов ухмылялся и сверлил глазами-буравчиками взволнованную девушку.
– Вы правы, Юля, это еще не все.
– Правда? – Юля даже откатилась от монитора, словно не хотела слушать дальше об этом происшествии ровным счетом ничего. – Я надеялась, что ошибалась.
– Нет, Юленька, вы не ошибались. Мы ведь не зря заговорили поначалу о происшествии, которое было три дня назад. Все дело в том, что следующим утром, после той ночи, когда хромой медведь шел через город, нашли неподалеку от своего дома мертвого пожилого человек. Убитого. И знаете как?
Девушка машинально сдула золотистую челку со лба.
– Как?
Позолотов рассмеялся.
– У него была колото-рваная рана.
– Что за рана? – загипнотизированная речью Феофана Феофановича, пробормотала Юля.
– Думаю, вы уже знаете ответ. Это были медвежьи когти.
– Да быть такого не может!
Вновь на экране появилась голова Следопыта.
– Может, – кивнул у плеча учителя Кирилл. – В Лещёве у меня друг в уголовке. Вместе в армии служили. Я позвонил ему по просьбе нашего Феофана Феофановича, и тот мне сказал, что ошибки нет. Они сделали экспертизу крови и ДНК. Беднягу задрал медведь.
– История жуткая, – задумчиво проговорила Юля. – И что вы надумали? – Она хитро прищурила глаза. – Ведь вы что-то надумали, не так ли, Феофан Феофанович? У вас же все на лице написано. Кирилл?
Те переглянулись перед компьютером.
– Скажи ей, – попросил Позолотов.
– Сами скажите, – с усмешкой откликнулся Кирилл.
– Нет, ты, Кирюша.
– Ладно, – согласился Следопыт. – Мы завтра выезжаем в город Лещёв. Я уже забронировал номер в гостинице «Колос», в той самой, откуда двое командированных разглядели одноногого медведя.
– Ну да? – совершенно натурально изумилась Юля.
– Да, – кивнул Белозерский. – Нам достался как раз тот самый номер, где жили свидетели. Мы решили сообщить об этом вам, Юля. О нашем десанте. Потому что вы, – Кирилл улыбнулся, – не простили бы нам, оставь мы вас в неведении. Раз не так? – Он хитро прищурил один глаз.
Следопыт и Позолотов вновь перегнулись, насколько им могла позволить тесная обстановка перед монитором.
– Да я бы вас возненавидела, – честно призналась Юля.
– Вот и мы о том же, – кивнул Кирилл.
– Ну так что, дерзкая девушка, приедете к нам? – вопросил Позолотов.
Его глаза за толстыми линзами очков смотрели требовательно, буравили ее взглядом.
– Я должна уладить кое-какие дела, – очень серьезно ответила Юля.
– Написать завещание? – вопросил Позолотов.
– Идиотские шутки у вас, Феофан Феофанович! – вспыхнула праведным гневом Юля.
Одновременно старик получил тычок локтем от своего ученика. Но что ему с того? Позолотова это только раззадорило. Еще пуще вспыхнув лицом, архивариус уже покатывался обезьяньим смехом, трясясь в компьютерном кресле, точно к нему подключили двести двадцать вольт.
– Мы-то свои уже написали! – надрывно захлебываясь, икая, лепетал он. – Правда, Кирюшенька?!
Скоро уже смеялась Юля, и хохотал сам Кирилл Белозерский. Без Феофана Феофановича жизнь была бы куда преснее. Тем более грядущее путешествие.
Когда она попрощалась со своими неординарными друзьями, то сразу набрала три слова «Чудовище Семиярской губернии», и полезли заголовки, один страшнее другого, а с ним и старые рябые фотографии, сделанные еще огромными фотокамерами на штативах, и даже старинные статьи с ятями.
Часа два Юля сидела перед монитором, поглощая информацию. В сущности, опытный рассказчик Позолотов посвятил ее в самое главное, ничего не упустил. Может быть, за исключением сотен домыслов, которые еще долго будоражили буйное воображение общественности. Нельзя было и отбрасывать версию о хитрых бестиях-народовольцах, решивших расправиться с бывшим крепостником Грачевским, но оперативность и театрализованность преступлений в этом случае зашкаливали. Да просто стрелка уходила из мира реальности и погружалась в вязкую субстанцию самой откровенной мистики. И потом, была и отгрызенная лапа медведя, попавшего в капкан, и разорванные клыками псы, которые никогда бы не подняли такого жалобного лая при появлении человека, и была разорванная надвое помещица Грачевская. Но разве медведь мог бы освежевать помещика и повесить его кожу над огнем сушиться? Это даже не смешно. Юля отхлебывала у компьютера чай, и одна и та же мысль все навязчивее овладевала ею: «Такое могло сделать только разумное существо. А стало быть, если и был медведь на одной ноге, то в него действительно вселился злой и непримиримый дух». Одним словом, ужас!
2
Юля Пчелкина не любила лгать и всегда испытывала угрызения совести, когда говорила неправду. Особенно близким людям и тем, кого она искренне уважала. Но можно себе представить ситуацию. Вот она приезжает утром в МГУ, заходит к профессору Турчанинову и говорит: «Венедикт Венедиктович, мне надо смотаться на пару-тройку дней в Семиярск, а то и на недельку. Я хочу поучаствовать в охоте на медведя-призрака, который ходит на костыле. Причем, можете себе поверить, он шатается вот так уже сто с лишком лет. И еще говорит по-человечески. А самые умные утверждают, что в медведя вселился дьявол. Так хочу узнать, в чем тут дело! Отпу?стите?» Что она могла бы услышать в ответ? «Если ты меня не перестанешь терроризировать, Пчелкина, пеняй на себя». Или что-то вроде этого. Поэтому рано утром Юля пошла в поликлинику к знакомому врачу и пожаловалась на давнюю травму ноги, которую получила, когда еще была юной фигуристкой. Взяв больничный, она позвонила любимому профессору и сказала, что захворала. Родителям она преподнесла еще одну, но куда более правдоподобную легенду.
– Я решила полечить сустав, – сказала она. – В Семиярске есть минеральная лечебница. – Тут она не врала, в Семиярск ездили лечить почки и суставы. – Эффект, как за границей, но в десять раз дешевле. Дайте копеечку, дорогие родители, на лечение, а? – Ей было горько-горько говорить вот так, заставлять переживать за себя. Но куда деваться? Она смягчила трагическую ситуацию и добавила:
– Я для врача сгустила краски, разумеется. – Юля даже улыбнулась любящим родителям. – Просто постанывает щиколотка, но лучше не запускать.
– Лучше не запускать, – четко кивнула ее красавица-мать.
– Лучше не запускать, милая, – подтвердил отец, бесконечно влюбленный в двух прекрасных женщин – первую, волевую и властную, интеллектуальную тигрицу, вторую – хитрую и нежную, его маленькую смышленую лису.
В три часа дня Юля приехала на такси в Домодедово. Через час, слушая мерное гудение турбин, она смотрела на облачный ковер под серебристыми крыльями авиалайнера. Юля думала о загадочном медведе, нагнавшем столько страху на жителей городка Лещёв. Но ведь было, было!
Мистика, фантастика, страшный сон.
Время от времени Юля покручивала ступнёй, не накаркала ли она себе беды. Но щиколотка, на которую она пеняла перед врачами, и не думала ее доставать. Одним словом, все складывалось на удивление хорошо.
Полет занял ровно пятьдесят пять минут, и уже около пяти часов вечера, когда по-осеннему стремительно начинало смеркаться, Юля спускалась по трапу в аэропорте города Семиярска.
Когда она вошла в здание аэропорта с походной сумкой через плечо, то сразу увидела Кирилла. Он пристально разглядывал гостей Семиярска, табором устремившихся на него. Сколько радости и теплоты разлилось по ее сердцу! Вот кого бы она хотела иметь в старших братьях. А может быть, и не только в братьях…
– Юля! – устремляясь ей навстречу, радостно крикнул Кирилл.
Она бросила сумку, подпрыгнула и повисла у него на шее, как это делают маленькие девочки. И сразу почувствовала сильные объятия этого мужчины. Нежно, словно она была хрупким цветком или котенком, он поднял и прижал ее к себе.
– Привет, Кирилл! – горячо прошептала она ему на ухо.
Он опустил ее на расчерченный квадратами пол залы. Посмотрел глаза в глаза.
– Похорошела? – прищурился он.
