– Здравствуй, молодой человек, – приветствовала меня Леди. – Надеюсь, ты не отлыниваешь от домашних дел и помогаешь маме?
– Да, – почти прошептал я. Язык отказывался мне служить.
– Ты вытираешь тарелки? Убираешь у себя в комнате? Подметаешь крыльцо?
– Да, мэм.
– Что ж, хорошо. Хотя могу поспорить, что ты никогда не пользовался метлой так, как решил сделать это в доме Нилы Кастайл, верно?
Я с трудом сглотнул. Теперь и я, и мама знали, о чем пойдет речь.
Леди улыбнулась нам:
– Жаль, что меня там не было. Хотелось бы с ним повидаться.
– Это Нила Кастайл вам все рассказала? – спросила мама.
– Да, она. А кроме того, я долго разговаривала с маленьким Гэвином.
Глаза Леди больше не отпускали меня ни на минуту.
– Вы спасли Гэвину жизнь, молодой человек, вот так. Знаете ли вы, что это означает для меня?
Я отрицательно помотал головой.
– Мать Нилы была моей хорошей подругой, упокой, Господи, ее душу. Можно сказать, что я была приемной матерью Нилы. А Гэвина я всегда считала своим внуком. Гэвина впереди ждет долгая жизнь. Благодаря тебе, Кори, он получил такую возможность.
– Я просто испугался… что Мозес меня съест, – ответил я.
Леди рассмеялась:
– И поэтому ты напал на него с метлой! Господи, господи! Он слишком возомнил о себе, решил, что может запросто выбраться из реки и зайти в любой дом, если ему вдруг захочется есть. Но ты накормил его досыта, это уж точно!
– Он съел собаку, – сказал я.
– Еще бы, в этом он мастер! – Смех Леди затих.
Она переплела свои худые пальцы на животе и взглянула на маму:
– Вы были очень добры к Ниле и ее отцу. Вот почему с этих пор, если, не дай бог, у вас в доме что-то сломается, вы можете позвонить мистеру Лайтфуту, и он все починит бесплатно. Ваш мальчик спас жизнь Гэвину. И я хочу его как-нибудь отблагодарить, сделать ему подарок. Конечно, если вы не против.
– В этом совершенно нет необходимости.
– Нет, необходимость в этом есть, – возразила Леди. В ее голосе прозвучала нотка раздражения, и мне стало ясно, что в молодости она была дьявольски своенравна. – И я сделаю это.
– Тогда хорошо, я согласна, – ответила явно напуганная мама.
– Итак, молодой человек, – спросила Леди, вновь переводя на меня взгляд, – что бы вам хотелось получить в подарок?
Да, действительно, было о чем подумать.
– Все, что захочу? – переспросил я.
– В пределах разумного, – подала голос мама.
– Все, что угодно, – ответила Леди.
Я еще немного подумал, хотя ответ напрашивался сам собой.
– Велосипед. Совсем новый, который никому до меня не принадлежал.
– Так, – проговорила Леди и кивнула. – Новый велосипед. Очень хорошо. С фарой?
– Да, мэм.
– И с гудком?
– Это было бы здорово, – ответил я.
– Он должен быть быстрым? Быстрее кошки, когда та взбирается на дерево?
– Да, мэм. – Я уже весь дрожал от возбуждения. – Конечно, я именно такой и хотел бы!
– Тогда ты его получишь! Как только я смогу поднять свои старые кости с постели.
– Мы очень вам благодарны за такое внимание, – сказала мама. – Значит, мы с отцом Кори можем зайти в магазин и выбрать велосипед?..
– Велосипед, о котором идет речь, в магазине не продается, – оборвала маму Леди.
– Прошу прощения? – удивилась мама.
– Этот велосипед в магазине не продается, – повторила Леди и немного помолчала, дожидаясь, пока смысл сказанного дойдет до моей мамы. – Те велосипеды, что продаются в магазинах, недостаточно хороши. Ведь вам, молодой человек, нужен особый велосипед, насколько я понимаю?
– Я бы взял то… что дают, мэм.
Леди снова рассмеялась:
– А вы ко всему прочему еще и джентльмен! Нам с мистером Лайтфутом придется хорошенько подумать, но, надеюсь, мы найдем решение, которое вас устроит.
Я ответил, что согласен, хотя и не совсем понимал, каким образом получу новый велосипед.
– Подойдите поближе, молодой человек, – сказала мне Леди.
Мама отпустила мою руку. Я подошел к кровати Леди, и ее зеленые глаза, похожие на две спиртовки, оказались как раз напротив моих.
– А что ты еще любишь, кроме езды на велосипеде?
– Я люблю играть в бейсбол. Люблю читать. И еще я люблю сочинять рассказы.
– Так ты пишешь рассказы? – Брови Леди снова поднялись. – Боже правый! Так, значит, у нас здесь настоящий писатель?
– Кори всегда любил книги, – вставила словечко мама. – Он сочиняет короткие рассказы про ковбоев, сыщиков и…
– Чудовищ, – добавил я. – Иногда и про них.
– Про чудовищ, – повторила Леди. – И о Старом Мозесе ты тоже напишешь?
– Могу написать и о нем.
– И когда-нибудь ты собираешься написать книгу? К примеру, о нашем городе и его обитателях?
Я пожал плечами:
– Не знаю, может быть.
– Посмотри на меня, – попросила Леди, и я повиновался. – Внимательнее.
Я исполнил ее просьбу.
И тут произошла странная вещь. Леди заговорила, и во время ее речи воздух между нами стал переливаться каким-то жемчужным блеском. Ее глаза словно завладели моим взглядом, я просто был не в силах отвернуться.
– Некоторые называют меня чудовищем, – говорила Леди, – и даже куда более скверными словами. Когда мне было чуть больше, чем тебе сейчас, Кори, у меня на глазах убили мою мать. Чужая женщина завидовала дару моей матери и убила ее за это. В тот день я поклялась, что разыщу эту женщину. На ней было красное платье, на плече у нее сидела обезьянка, которая несла всякий вздор. Эту женщину звали Ларуж. Мне потребовалась вся моя жизнь, чтобы найти ее. Я побывала даже в Леперсвилле во время паводка, плавала на лодке среди затопленных домов.
В мерцающем свете морщины на лице Леди начали разглаживаться. Я смотрел на нее, и мне казалось, что она становится все моложе и моложе.
– Там я видела, как ходят мертвецы, а моя лучшая подруга была покрыта чешуей и ползала на брюхе.
На меня теперь смотрела молодая, обжигающе красивая женщина.
– Я встретила человека, изготавливающего маски, плевала в глаза Сатане и танцевала на балу Общества Тьмы.
Леди превратилась в гордую девушку с высокими скулами, острым подбородком и длинными темными волосами, в глазах которой отражались воспоминания о чем-то страшном.
– В ту пору я действительно жила, – проговорила она своим чистым и сильным голосом. – Я успела прожить сотню жизней и так и не умерла. Вы видите, какой я была в ту пору, молодой человек?
– Да, мэм, – ответил я и поразился, услышав свой голос, который доносился откуда-то издалека. – Я вижу вас.
В следующий миг наваждение рассеялось. Еще секунду назад я смотрел на лицо прекрасной молодой женщины, но вот передо мной вновь возникла Леди, такой, какой она была в свои сто шесть лет. Пламя ушло из ее глаз, а меня трясло как в лихорадке.
– Может, когда-нибудь ты напишешь историю моей жизни, – сказала Леди, и ее слова показались мне скорее приказом, чем пожеланием. – А теперь почему бы тебе не пойти поболтать с Амелией и Чарльзом, пока я тут перекинусь парой слов с твоей мамой?
Я сказал, что так и сделаю. На подгибающихся ногах я прошел мимо мамы к двери. Моя рубашка вся была мокра от пота. Когда я наконец взялся за дверную ручку, меня осенила идея, и я обернулся.
– Прошу прощения, мэм, – нерешительно начал я. – Нет ли у вас… средства, которое помогло бы мне сдать математику? Какой-нибудь волшебный напиток или что-нибудь в этом роде?
– Кори! – потрясенно воскликнула мама.
Но Леди только улыбнулась.
– Молодой человек, – ответила она, – у меня есть то, что вам нужно. Передайте Амелии, что я велела дать вам стаканчик Напитка номер десять. После этого вы должны будете отправиться домой и проявить свое прилежание. Нужно по-настоящему приналечь на учебу, и тогда вы сможете решать задачки даже во сне.
Леди подняла палец:
– В этом-то весь фокус.
Я вышел из спальни Леди и тихонько прикрыл за собой дверь, готовый испить волшебное зелье.
– Напиток номер десять? – переспросила мама.
– Стакан молока, настоянного на мускатном орехе, – объяснила Леди. – У нас с Амелией есть целый список напитков для тех, кому необходимо приобрести чуть-чуть уверенности в себе.
– Так в этом и заключается все ваше колдовство?
– По большей части да. Главное – дать людям ключ, а собственные замки они откроют сами.
Леди склонила голову к плечу:
– Но есть и магия другого сорта. Об этом я и хотела бы с вами поговорить.
Моя мама, не понимавшая, о чем пойдет речь, молча ждала.
– Я вижу сны, – сказала ей Леди. – Сны по ночам, когда я сплю, и наяву. Заданный порядок вещей нарушился. Ткань мира порвалась и на нашей, и на другой стороне.
– На другой стороне?
– Там, куда уходят мертвые, – объяснила Леди. – На другом берегу реки. Не Текумсе, конечно. Широкой и темной реки, через которую и мне довольно скоро предстоит переправиться. Там я оглянусь назад, рассмеюсь и скажу: «Так вот из-за чего был весь сыр-бор».
Мама покачала головой, все еще не понимая, к чему клонит Леди.
– Мир дал трещину, – продолжала Леди. – И в мире живых, и в мире мертвых все пошло иначе. Когда Дамбалла отказался от угощения, я впервые почувствовала: что-то пошло не так. Дженна Вельвадайн рассказала мне, что случилось в вашей церкви в пасхальное утро. В этом тоже замешан мир духов.
– Но ведь там были просто осы! – изумилась мама.
– Для вас это были просто осы. А для меня – некое послание. Кто-то, находящийся на той стороне, испытывает ужасную боль.
– Я не…
– Вы не понимаете, – закончила за маму Леди. – В этом нет ничего удивительного. Я тоже многого не понимаю. Но мне известен язык боли, миз Маккенсон. В детстве я хорошо научилась этому языку.
С этими словами Леди протянула руку к своему ночному столику и, выдвинув один из ящичков, достала оттуда листок линованной тетрадной бумаги. Потом показала его маме:
– Вам знаком этот рисунок?
Мама внимательно рассмотрела его. То был карандашный набросок головы мертвеца, череп с крыльями, идущими от висков назад.
– В своих снах я часто вижу человека с такой татуировкой на плече. Кроме того, я вижу руки, в одной из которых бейсбольная бита, обмотанная черной лентой, – то, что мы называем дробилкой, а в другой – жесткая струна. Я слышу голоса, но слов разобрать не могу. Кто-то громко кричит на кого-то, а еще там играет музыка.
– Музыка? – От страха мама похолодела: на рисунке Леди она узнала череп, вытатуированный на плече несчастного утопленника, ушедшего вместе со своей машиной на дно озера Саксон, о котором не раз рассказывал отец.
