В подъезде пятиэтажного дома оказалось безлюдно. Лифта не было. Двойная удача.
Сережка шустро поднимался по лестнице, прыгая через две ступеньки. Геор незаметно пристроился позади, едва ли не дышал в затылок. Парнишка обернулся и, конечно, ничего не увидел, кроме густой тени, скопившейся в лестничном пролете. Поднялся на третий этаж, заворочал ключом в замке – родителей дома, вероятно, нет. Тоже на руку, разберется без лишних свидетелей. Мальчик вступил в прихожую, потянул на себя ручку, но тут Геор подтолкнул его в спину, шагнул следом, запер за собой дверь.
Сережка обернулся, шарахнулся. На мгновенно побелевшем лице черными угольками горели огромные глаза. И тут же, ни говоря ни слова, мальчишка рванул по коридору. Геор не торопился: теперь уже некуда торопиться. Он снял куртку, оглянулся в поисках вешалки. Свободного крючка не оказалось, поэтому Геор скинул на пол чье-то пальто, а свою куртку пристроил. Следом снял рубашку – не хватало еще одежду кровью запачкать. Снова пожалел о том, что поступил так неосмотрительно. Без привычной экипировки он ощущал себя голым. Что же, придется справляться одним кинжалом.
Сергей обнаружился на кухне. Стоял, уперев ноги в пол – нахохлившийся, взъерошенный. Обеими руками он сжимал кухонный нож. Самый большой, видать, выбрал – не нож, а тесак прямо. Увидел Геора, всхлипнул.
– Вы этим ятаганом туши разделываете, что ли? – усмехнулся Геор.
– Н-нет… Мама, капусту ш-шинкует… – мальчишка шмыгнул носом, быстро вытер глаза. Раскис совсем парнишка-то.
– Так, а мыши у вас дома водятся?
Вопрос застал Сережку врасплох. Он заморгал, как теленок, почти опустил нож, но тут же спохватился, перехватил покрепче.
– Нет!
– Плохо!
– Да ты кто такой? Зачем приперся? Мой папа тебя знаешь что? А я! А у меня!..
Мальчишка замахнулся ножом, одновременно пятясь. Геор вздохнул, покачал головой.
– Что, страшно?
Сережка разревелся, как девчонка. Со всхлипами, с пузырями из носа, которые некрасиво вытирал рукавом старенькой клетчатой рубашки. Геор подошел, аккуратно вынул из трясущихся рук нож, хотел было прижать к себе вздрагивающее худенькое тело, но решил, что Сергей не малыш уже, потому только положил ладонь на лохматую макушку.
– Так, мужик, соберись! Мы сейчас с тобой сражаться будем!
– С кем?
В голосе уже нет ужаса, скорее любопытство.
– Та тварь, которую вы с друзьями по очереди на груди носите, опасна.
Сергей прижал ладонь к груди знакомым уже жестом. Сейчас он Геору чем-то напомнил мать, защищающую младенца.
– Не-ет, он хороший. Он красивые сны показывает!
– Ты уже такой сон видел?
– Ребята говорили… Я сам еще только первый раз.
– Так вот, пока оно вам сны показывает, вы голубям горло перегрызаете. Слышал уже, наверное, что в вашем дворе птиц мертвых находят?
Сережка побледнел, позеленел даже, в лице не кровиночки.
– О-ой… – пискнул он.
Геор быстро, пока мальчишка не сообразил и не принялся сопротивляться – а подчиненные воле житника всегда сопротивляются, охраняют соломенную куколку до последнего – потянул за шнурок и одним взмахом кинжала перерезал его, как перерезают пуповину. Сергей пронзительно вскрикнул, ощутив мгновенную острую боль, которая, однако, уже стихала.
Геор сжимал в ладони сухое, легкое соломенное тельце. Житник был недвижим, казался обычной игрушкой. Вот только избавиться от смертельной сущности будет ох как непросто.
Мыши в доме все-таки водились – в подвале. Геор шевельнул пальцами, мысленно произнеся заклинание призыва. Пока суть да дело, какая-нибудь мышь как раз доберется до квартиры на третьем этаже.
В доме были газовые плиты – снова везение. Геор снял решетку, зажег конфорку. Он не спешил, зная, что последует дальше. Сережка подошел ближе: любопытство пересилило страх. Убрать бы его отсюда, в комнате запереть, но ведь не угадаешь, куда ломанется сгусток темной энергии, так что пусть мальчишка будет под боком.
– Жечь будешь, да? Жечь?
– Да, – односложно ответил Геор.
Чего уж тянуть! Все равно тварь в живое тело загнуть получится не скоро. Житник хоть и неразумное создание, но за существование свое еще поборется. На кухонный стол между тем забралась упитанная крыска, повела острым носом. Усы топорщились, глазки блестели.
– У-у, какая, – восхитился Сергей. – Жирная! Эх, мама не видит!
«Да уж, только мамы нам сейчас и не хватало!» – мысленно усмехнулся Геор.
– Сиди здесь, – приказал он крысе.
Протянул житника к огню, сухая солома занялась охотно, в кухне вкусно запахло костром. Через несколько секунд от куколки остались скрученные черные соломинки. Геор пошевелил плечами, разминая мышцы, крепче перехватил рукоять кинжала, вновь сумрачно подумал об оставленном мече.
– Будь рядом, – приказал мальчишке. – Ни на шаг!
Минуту было тихо. Тикали часы на стене, о стекло билась первая весенняя муха. Потом всколыхнулась и плавно опала штора, как от порыва ветра, вот только окно было закрыто.
Геор хотел оттащить мальчишку подальше от окна, но не успел. Штора свернулась жгутом, кинулась, как кобра, обвила шею Сережки, потянула, худые ноги дрыгнулись в воздухе. Через мгновение штора тряпкой распласталась на полу, отхваченная у основания кинжалом Геора. А потом сморщилась, собралась в комок и кинулась в лицо охотника. Ткань залепила глаза, нос и рот. Пронзительно верещал Сережка. Геор слепо резал материю, серебряный кинжал делал свое дело – штора, впитавшая темную энергию житника, обвисла.
И тут же открылась дверца в шкафу, на голову Геора дождем полились фарфоровые чашки, блюдца, тарелки. Он только и успел, что кинуть Сережку на пол и прикрыть собой. Посуда разбивалась об пол, о спину, острые осколки ранили, впивались в тело. Но вот от посуды не осталось ничего, кроме груды битых черепков, и тогда в дело вступил кухонный нож – тот самый тесак, которым защищался Сергей.
– Пас-скуда, – прохрипел Геор, едва успевая подставлять кинжал под удары.
Один из ударов пропустил, предплечье полыхнуло болью. Кровь густо закапала на пол, Геор зашипел сквозь зубы. Выкурить тварь из ножа будет сложно.
– Где у вас соль? – крикнул он пацану.
Тот сидел на полу, прижавшись к батарее. Трясся от страха, однако на призыв Геора откликнулся, пополз на четвереньках к тумбе, открыл дверцу и вытащил пакет с солью, вскрыл зубами и протянул Геору. Тот с трудом перехватил правой рукой, перебросив кинжал в левую, а потом щедро посыпал солью рану и сам же взвыл. Тесак метил все в то же место: кровь притягивала его, как магнит. Геор не стал тянуть, подставил руку, нож коснулся соли и вдруг отлетел, упал на пол уже мертвой железякой.
Крыса на столе шипела и дергала хвостом. Чуяла создание ночи. Геор, шатаясь, подошел к столу, оперся, пачкая кровью, но отдыхать было некогда. Поднял руку, алые капли запятнали серую шерсть.
– Ну же, – прохрипел он. – Ну же!
Ничто так не тянет созданий ночи, как человеческая кровь. Крыса заскребла когтями по столешнице, задергалась. Житник был пойман в ловушку – в живое смертное тело.
– Есть! Сергей, отвернись!
Кинжал мелькнул молнией, пригвоздив крысу к столу. Писк оборвался, когти в последний раз проскребли по дереву. В кухне сделалось тихо. Капала вода из крана, тикали часы да часто-часто дышал Сережка.
– Все, – сказал Геор. —У тебя пакета не найдется?
Крысу, так ее, придется забрать с собой. Геор огляделся – разгром они, конечно, учинили знатный. Подмигнул Сережке, вспомнив, как тот бесстрашно добывал соль.
– А ты молодец, парень.
– К-кто ты?
Надо было положить ладонь на лоб мальчика, произнести заклятие забвения, а потом просто развернуться и выйти. Но… Вспомнился день, когда сам Георгий, тринадцатилетний тогда, стоял посреди разрушенной квартиры, а рядом убирал меч в ножны мужчина с суровым лицом.
– Я охотник за нечистью, Сергей. Вырастешь – приходи, поборемся вместе. Лига мастеров, запомнил?
Мальчишка кивнул, не спуская с Геора завороженного взгляда. Геор сгрудил в пакет мертвую крысу, в прихожей, морщась, натянул на кровоточащие раны рубашку, потом куртку. Все равно в мусорку теперь, так и знал! Обернулся на пороге:
– Ну, бывай.
– Ой, подожди. А что же я маме скажу? А папе? Эй, эй, подожди!
Сергей звал его, пока дверь подъезда, хлопнув, не заглушила возмущенные вопли. Что он скажет родителям, Геора уже не касалось.
*** 7 ***
Раны от осколков оказались поверхностными. Мастер-алхимик с дипломом врача очистил их и залепил пластырем. С порезом на руке пришлось возиться дольше. Анатолий недовольно ворчал, накладывая швы.
– Ты почему без наручней? Экипировку для вас, дурней, просто так продумывают?
Врач отличался вздорным характером, однако дело свое знал, да к тому же Геор был полностью согласен с «дурнем», потому промолчал.
– На вот, выпей!
Анатолий открыл ящик стола, выставил пузырек с желтой жидкостью.
– Это антив…
– Да, знаю.
Геор, поморщившись, вытащил зубами пробку, выпил одним глотком горькую, отдающую железом жидкость. Желудок обожгло огнем. Универсальный антидот следовало применять после любых ранений, хотя житник не ядовит, но с регламентом не поспоришь. Легче принять снадобье, чем потом объясняться со Стасом.
Вышел из кабинета врача в еще более угрюмом настроении. На обед идти передумал: кишки после приема зелья устроили революцию и, кажется, намеревались скрутиться в узел. Встреченные в коридорах сотрудники шарахались от мрачного Геора. Какой-то задохлик из отдела аналитики сунулся было с бумажкой, но Геор так взглянул на него, что бедолага распластался по стеночке. А сейчас еще Стас станет требовать отчет. Геор зарычал мысленно, а может, и вслух: девочки-секретарши, обсуждавшие что-то у кулера, порскнули в стороны, как птички.
Раны пекло, кровь от пореза пропитала повязку на руке, испачкав запасную рубашку. Да что же за день-то сегодня такой! И, решив, что если все и так пошло наперекосяк, то стоит покончить разом со всеми неприятными делами, Геор спустился в подвал, в отдел дознавателей.
На бронированной двери стояла двойная защита. Геор приложил жетон к сканеру, потом вставил палец в специальный захват, дождался, пока острая игла проколет кожу, забирая капельку крови. Анализатор, распознав человеческую кровь, загорелся зеленым. Засовы щелкнули, открываясь.
За низеньким столиком в углу притулился скрит.
«Скрит. Нечисть третьего класса. Ведение записей – неотъемлемая часть их жизни. Конспектирует увиденное; записи, если не удалось заполучить жизненную энергию человека, позже употребляет в качестве пищи. Псевдоразумен».
Человечек напоминал сказочного гнома: такого же небольшого росточка, даже шапочка колпачком имелась. Свои лицензии на питание скриты отрабатывали ведением записей в допросной: палачи хранили информацию в рукописном виде, по старинке.
Увидев охотника, скрит как-то весь сжался, тоненькие пальцы стиснули ручку. Перед нечистью лежал открытый журнал.
– Вы к кому? – прошуршал он.
Геор испытывал по отношению к мелким тварям презрение с оттенком жалости. Каково им нести службу в отделе дознавателей, присутствовать на допросах, видеть, как уничтожают нечисть, и скрупулезно вести отчеты? Хотя, впрочем, едва ли псевдоразумные существа сочувствовали собратьям. Сами сыты – и то хорошо. Скриты единственные из нечисти, кто, переступив порог подвала, могли потом покинуть его. Прочим созданиям ночи обратного хода не было.
– К Петру… – процедил Геор, считая ниже своего достоинства опускаться до объяснений с нечистью.
Фамилию улыбчивого палача Геор подзабыл, но скрит уже бодро строчил в журнале.
– Распишитесь. Бокс двенадцать. Дознаватель Снегирев отошел, но скоро будет.
Геор демонстративно вынул из кармана ручку с логотипом Лиги: он бы не коснулся предмета, который только что держала лапка нечисти. Чиркнул на строчке, куда указывал палец с заостренным коричневым ноготком.
Двенадцатый бокс располагался за поворотом, в конце коридора. Если Петра нет на месте, придется топтаться у двери, словно нашкодившему мальчишке. Геора заранее перекосило. Не особо надеясь на успех, он все-таки толкнул дверь. Вероятно, палач, уходя, прикрыл ее недостаточно плотно, потому что герметичная дверь бокса внезапно поддалась, автоматически включились лампы, осветив небольшую комнату.
Все боксы были устроены стандартно. Существовали три вида – для казней, для исследовательских операций и для допросов. Этот оказался допросный. Клеенчатая кушетка с серебряными цепями, кафельные стены, исчерченные защитными знаками, стеклянные шкафчики, заполненные укладками с инструментами.
На кушетке лежала девушка. При виде Геора вскинула испуганные серые глаза, сжала колени. Цветастый свитер едва прикрывал бедра. От движения на глаза сползла пепельная прядь, и незнакомка сдула ее, не сводя с охотника внимательного взгляда.
«Петр совсем охренел – девиц на службу приводить? – удивился Геор. – Нашел место для встреч!»
И только в следующую секунду увидел, что руки девушки вздернуты вверх и прикованы цепью, а щиколотки охвачены ремнями с серебряными заклепками. На подставке уже разложены были инструменты, какие-то длинные щипцы и крючки – Геор не стал присматриваться, их металлический блеск поднял с глубины души волну отвращения.
– Твар-рь, – выплюнул он, раздосадованный тем, что на мгновение увидел в нечисти человека.
Она вздрогнула, как от удара, прикусила губу. Какое-то неясное чувство в ее глазах, что-то вроде робкой надежды, погасло.
В полную силу заработало охотничье чутье, классифицировав создание ночи как баньши.
«Баньши. Нечисть первого класса (прежде – третьего). Баньши становятся невинно убитые девушки и молодые женщины, которые возвращаются в мир людей ради мести за свою раннюю смерть. Смертельным орудием баньши является ее крик, осушающий ауру человека. Псевдоразумна».
Геор нервно дернул ручку – теперь, как назло, дверь крепко вошла в пазы и не поддавалась грубой силе. Тут должна быть какая-то хитрость, невидимый глазу замок… Поверхность казалась абсолютно гладкой. Чувствуя себя глупо под пристальным взглядом нечисти, Геор подналег плечом, дверь закряхтела, но не покорилась.
– Прежде меня звали Аленой, – тихо произнесла девушка.
Голос у нее был с едва заметной хрипотцой. Понятно! Верещала, тварина, пока ее не скрутили. Геор однажды слышал крик баньши – кровь из ушей.
Он обернулся, прислонился спиной к двери, ощущая себя то ли дрессировщиком в клетке с хищником, то ли гладиатором на арене. Но что сделает привязанная серебряными цепями тварюшка? Если только…
– Я не могу кричать, – нечисть указала глазами на потолок, где над самой ее головой едва различимо светился символ, усмиряющий созданий ночи.
В серых глазах не было ненависти, только отчаянное желание жить. Геор вновь поразился тому, как умело эти существа притворяются разумными.
