Во всем Шаенбалу – да и во всем мире! – нет такого человека, кто знал бы Аннева лучше, чем Содар. И вдруг появляется какой-то незнакомец, который вот так запросто говорит с Содаром о его тайнах, и выясняется, что всю жизнь Содар Анневу врал! И о себе, и об их дружбе, и о том, зачем он вообще взял Аннева к себе. А Аннев, наивный дурачок, верил каждому его слову.
Но больше этому не бывать.
– Хорошо, – кивнул Арнор. – Удачи, Содар. Не завидую я тебе.
– А я – тебе, – ответил старик. – Мне жаль, что я не могу уйти из Шаенбалу. Но что делать – риск слишком велик.
Они крепко обнялись.
– Будь здоров, друг мой. Передай Риву мой сердечный привет и проследи, чтобы мой перевод Спеур Дун непременно попал в его руки.
– Обещаю. Будь здоров, брат Содар.
Арнор поднял колчан и зашагал прочь. Протяжно вздохнув, Содар принялся собирать посуду и тушить костер.
Аннев же, прижав сломанное запястье к груди, неуклюже слез с дерева и побрел домой. Теперь от боли разрывалось не только его тело, но и душа.
Он пришел в часовню за утешением, но вместо утешения нашел загадку. Отправился на поиски друга и наставника – а встретил двух чужаков: первого он раньше не видел, а второго, как оказалось, – не знал.
Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким.
Глава 17
Аннев вошел в часовню. Все вокруг словно застилал туман. Он даже не мог разобрать, что причиняет бо?льшую боль: изувеченное запястье или разбитое сердце.
«Что еще он от меня утаил? О чем еще солгал?»
Содар всегда скрытничал, но оно и понятно: никто, тем более мастера и древние, не должен был догадываться о его магическом мастерстве. Но до сегодняшнего дня Аннев считал, что неплохо осведомлен о прошлом своего наставника.
За семнадцать лет, проведенных со священником, он собрал по кусочкам картину жизни Содара – как минимум основных ее вех. Способности у Содара проявились еще в детстве, когда он жил в Одарнее. В те времена люди проявляли чуть большую терпимость к изгоям. Содара сторонились, но его не забили камнями до смерти и не изгнали. Какой-то странствующий торговец, сжалившись над мальчиком, позвал его с собой, и Содар согласился. За годы путешествий с караваном он повстречал многих людей, ставших его наставниками в магии и вере. В четырнадцать он ушел в священники. Через семь лет какой-то доблестный герой, отправляясь на войну, попросил Содара стать его духовным наставником. Содар внял его просьбе, и его магия долгое время защищала воинов, бившихся под флагом героя. Священник даже участвовал в нескольких битвах, о чем свидетельствовал весь в зазубринах треугольный щит, который Содар часто показывал Анневу.
Как его там? Рубоглав? Или Зуболом?
Аннев никогда не мог запомнить имени щита, ему хотелось лишь потрогать прекрасное оружие и взять его на тренировку.
Но Содар не разрешал. Он говорил, что прошлому не место в настоящем, и утверждал, что, переступив порог монастыря в Баноке, навсегда распрощался с жизнью воина. Правда, до того успел накопить изрядный запас знаний о военном деле и объехать чуть ли не полмира. Временами древние из Шаенбалу обращались к нему, когда возникала нужда в священнике. Однако все это происходило много десятилетий назад, а это, по меркам многих, целая жизнь – Содар мог позабыть подробности или попросту не считал их важными.
Так Аннев думал раньше. Теперь же он попросту не понимал, что из этого правда, а что ложь. К бесчисленным вопросам, которые у него уже накопились за эти годы, прибавились новые. Что это за тайное братство? Кто такие эти Арнор и Рив? Что означает «арх-дионах»? А «ремесленник» и «вечный»? И какое отношение имеет ко всему этому он, Аннев?
Он уже собрался лечь в постель, когда услышал, как хлопнула дверь сарая, а через секунду раздался привычный уху грохот – Содар вывалил на сушилку охапку дров.
Аннев не хотел видеть старика, но деваться было некуда: запястье еще больше распухло, боль стала вовсе нестерпимой. Если и дальше тянуть – о завтрашних состязаниях придется забыть. Поэтому он поднялся с кровати, протащился через кухню и открыл заднюю дверь.
Топор обнаружился на своем обычном месте, а Содар складывал поленья.
– У нас и так хватает дров.
Вышло слишком резко, но он ничего не мог с собой поделать – слова сами вылетели у него изо рта. Содар наклонил голову и прищурился, глядя на замершего в темном проеме Аннева.
– Что с тобой, Аннев?
Аннев нервно сглотнул, зная, что, если заговорит, не сможет сдержать эмоции. Он молча вошел в сарай, встал там, где через дыру в крыше просачивался свет, и поднял раненую руку, показывая раздувшуюся кисть, согнутую под неестественным углом и налившуюся жутким лилово-синюшным цветом.
– Боги! – воскликнул Содар, подойдя ближе. – Что случилось? Кто это сделал? А синяки на шее откуда?
Пока старик его осматривал, Аннев морщился от боли, не зная, что ответить. Но оказалось, что отвечать не требуется.
– Это Фин, верно? Фин с дружками?
Аннев моргнул:
– Ага.
Содар повел его назад в кухню.
– Так я и думал. Видел я, как они цепляются к тебе на тренировках. Омерзительно.
– Что? – переспросил пораженный Аннев. – Когда это ты видел?
Священник усадил его за стол.
– Месяц назад. Лед на мельничном пруду еще не сошел, а они заставили тебя в нем плавать, круг за кругом. И держали твою голову под водой, когда мастера не видели. Но я-то видел. – Содар неодобрительно поцокал языком, глядя на изуродованную кисть, потом ушел к себе в спальню и вернулся с глиняной чашкой и угольным стержнем. Зачерпнув чашкой воды из котла, стоящего у печи, он вернулся к столу.
– Чудовищная жестокость. – Окунув стержень в воду, Содар начал чертить на предплечье мальчика какой-то глиф. – Казалось бы – зачем так рисковать накануне Испытания суда?
Аннев лишь что-то глухо прорычал в ответ. Содар прекратил водить стержнем и посмотрел ему в глаза.
– Вот только случилось это не на уроке, я прав?
Врать не хотелось. Но для Содара его молчание было красноречивее слов. Едва старик открыл рот, чтобы задать новый вопрос, как в главную дверь часовни постучали.
– Кого это принесло? – удивился Содар. – Для прихожан еще слишком рано.
Он поставил чашу на стол, положил стержень рядом и направился к двери, ведущей в зал часовни.
– Погоди, Аннев. Я сейчас.
Аннев через силу кивнул и проводил священника взглядом. Пока Содар отсутствовал, юноша постарался сосредоточиться на своей злости, еще больше распалить в себе негодование и обиду, но когда Содар вернулся, неся под мышкой какой-то мешок, сильнее всего оказалось любопытство.
– Кто приходил? – спросил он.
– Йохан, свечник. – Содар водрузил мешок на край стола. – Принес ароматных свечей для сегодняшней службы.
– Это очень… щедро.
– Да уж, – согласился Содар, сунув руку в мешок. – Для такого-то говнюка.
Аннев, на мгновение позабыв о своих муках, весело рассмеялся. Вдруг Содар вскрикнул, отдернул руку, и мешок свалился со стола.
– Что? Что такое?
– Проклятый свечник, – пробурчал Содар, поднимая увесистую суму с пола. – Здесь что-то острое.
Он снова осторожно опустил руку в мешок и вынул из него длинный осколок стекла. Задумчиво хмыкнув, он положил осколок на стол.
– Вот уж воистину – остерегайся даров.
Аннев нервно заерзал на стуле: а ведь с Фином они подрались как раз после того, как он принял подарок Маюн.
– Ты и правда в это веришь?
Содар пожал плечами, прижавшись губами к ранке на большом пальце.
– Это ты мне скажи. Кроме свечей, Йохан принес послание от мастера Эдры.
Аннев, как мог, постарался сохранить невозмутимый вид. Содар взял уголь и начертил глиф на посиневшей ладони.
– Эдра напомнил, что у нас с тобой сегодня тренировка. А это значит, что он ничего не слышал о сломанной руке. – Старик вопросительно поднял кустистую бровь. – Не желаешь ли объяснить?
Аннев застонал: обещание, данное Эдре, напрочь вылетело у него из головы.
– Я пропустил половину тренировки с оружием.
– Но явно не по этой причине. – Содар кивнул на его бедную кисть.
– Нет. Меня отправили помогать Дювареку.
Содар что-то промычал себе под нос.
– Позанимаемся, когда рука заживет.
Он снова окунул стержень в чашу с водой и нарисовал третий глиф – в центре запястья. Аннев скривился, приготовившись к вспышке боли, но прикосновения стержня оказались легкими и точными.
– Запястье я вылечу – не хватало еще, чтобы из-за этих живодеров ты пропустил завтрашнее Испытание.
Аннев благодарно кивнул.
– А вот синяки оставлю, – продолжил Содар. – Для правдоподобности.
Он внимательно осмотрел свою работу и поднял взгляд на Аннева:
– Узнаешь эти глифы?
– Тот, что на запястье, – исцеляющий. А другие два… – Он замялся.
– Символы соединения, – ответил за него Содар, указывая на знаки, нарисованные на ладони и предплечье. – Это две части одного глифа. Если начертить их по отдельности, то они привяжут два предмета друг к другу – как минимум на некоторое время. Благодаря им кости быстрее срастаются, в особенности если рядом начертан исцеляющий глиф.
Аннев кивнул: ясно. Старик отложил стержень, накрыл изувеченную кисть ладонями и закрыл глаза.
– Сначала произносишь заклинание исцеления, – объяснил он, не открывая глаз. – После – заклинание соединения.
Он сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и, аккуратно ощупывая запястье Аннева, начал читать: «Sl?naich is cuplaich. Cuplaich le sl?nachadh».
Аннев зачарованно наблюдал за действием волшебных слов: сначала глифы засияли мягким светом, кости потянулись одна к другой, и кисть медленно начала вставать на место; вскоре размазанные черные линии высохли и превратились в полоски сухой черной пыли. Содар подул – и она улетела, а запястье стало совершенно чистым, не считая красного отпечатка от порезанного пальца Содара. Аннев стер и это пятнышко и с удовольствием осмотрел руку: страшный лиловый синяк исчез, к коже вернулся здоровый розовый цвет. Аннев осторожно повращал кистью, потом потряс всей рукой и, наконец, сжал пальцы в кулак и с силой грохнул по столу.
Содар одобрительно качнул головой:
– Как новенькая.
– Было совсем не больно, – удивленно произнес Аннев. – Раньше всегда жгло, да и после еще долго болело. – Он снова потряс кистью. – А сейчас ничего такого нет. Это потому, что ты начертил все три глифа?
– Хм… Нет, не поэтому. Вообще-то, боль должна была усилиться, ведь на сей раз исцеление прошло намного быстрее обычного. – Он постучал пальцем по подбородку. – Хотя подобные случаи известны. Видишь ли, сила действия того или иного заклинания определяется многими условиями. Соблюдение некоторых из них может привести к тому, что процесс протекает безболезненно.
– И что это за условия?
Содар задумался.
– Даритская магия требует опыта и понимания. Мощный колдун-целитель, постигший глубину слов силы и глифов, может творить настоящие чудеса, в то время как умений обычного человека, использующего такое же заклинание, хватит лишь на то, чтобы вылечить придавленный дверью палец.
– Но всего два дня назад, – возразил Аннев, – когда ты лечил мне треснувшие ребра, боль была такая, будто ты их ломаешь. Неужели всего за пару дней ты стал лучше понимать магию?
– Сомневаюсь.
– В чем же тогда дело? – не унимался Аннев.
– Пока не знаю. На действие заклинания может влиять эмоциональное состояние больного или лекаря, но это скорее имеет место при заклинательном песнопении, нежели при глифоречении.
– Заклинательное песнопение?
Содар кивнул:
– Магия илюмитов. Я ведь тебе уже рассказывал. Они создают заклинание с помощью музыки и эмоций. А терранцы свое колдовство называют ворожейным ремеслом.
– Все это я помню. Однако ты не пел, и мы с тобой не илюмиты.
Содар, секунду помедлив, согласился:
– Верно. Так и есть.
«Так-так, – подумал Аннев. – Чего же ты недоговариваешь?»
– Ну что ж, – бодро сказал Содар, меняя тему. – Твоя рука в полном порядке. Ты ел что-нибудь?
– Почти ничего.
