Какие еще странности попадутся ей на пути? Аня даже почувствовала легкий азарт и любопытство, словно игрок, открывший для себя новую неизведанную локацию. Если воспринимать происходящее именно в таком ключе, то это даже интересно. А что? Сейчас она осмотрится тут, отоспится ночью, потом пойдет дальше, найдет что-то еще более любопытное, а там, глядишь, добредет и до границы. Все не так уж и сложно: аномалии она видит и чует (какая разница, как это у нее получается), дикие хищники ей не попадаются, а от вооруженных местных она прячется. О последствиях облучения Аня предпочитала не думать: не проявляются – и ладно.
Прибавив себе таким образом уверенности, она пнула мелкий закопченный булыжник. Тот отскочил в сторону, ударился о фрагмент кирпичной кладки – остатка одного из домов, и приземлился в паре шагов впереди. Аня занесла ногу для следующего шага, а через секунду ей в лицо ударила волна обжигающего жара, с ревом взметнувшегося из места, куда упал камешек. Струя пламени ослепила девушку, та отпрянула, зацепилась ногой за мусор и упала на горячую и черную от сажи землю. Сбитые ладони обожгло, Аня зашипела, вскочила и попятилась назад, закрывая голову руками. Противогаз вновь помог – глаза и лицо не пострадали, только немного запеклась поверхность резиновой маски и обгорели волосы, торчавшие из-под нее. Аня попыталась протереть стекла – только больше запачкала их сажей, налипшей на пальцы.
Вот тебе и взбодрилась. Вот тебе и легко и просто. Расслабилась. Поверила в удачу и свою приспособленность. А как же, пару дней пофартило, и уже почувствовала себя частью Зоны. Еще немного, и прожарилась бы до хрустящей корочки!
Серьезных ожогов она не получила, но изучать деревню дальше быстро расхотелось. Аня обошла пепелище по большой дуге, благо поблизости нашлась узкая тропинка, протоптанная местным зверьем (теплая аномалия явно привлекала их в холодные ночи), и увидела маленький водоем, больше похожий на большую округлую лужу. Теплая земля нагрела в нем воду, и Аня смогла с комфортом смыть с себя грязь и сажу, промыть раны на руках и лице.
Вся эта возня отняла у девушки немало времени, и намокшую одежду она досушивала уже в сумерках, бросая камни в ближайшую аномалию, злобно плюющую в небо столбы огня после каждого попадания. Под конец совсем стемнело, и от земли шло зловещее оранжевое свечение, местами вспыхивали крошечные язычки пламени и взлетали искры. Впереди, за редкими деревьями Аня еще при свете заприметила какие-то постройки, не тронутые огнем, и решила попытать счастья там.
В потемках, практически крадучись, девушка добралась до первого маленького домика и прошмыгнула внутрь. В нос ударили знакомые запахи сырой земли и плесени. Ничего общего с домом, в котором она провела прошлую ночь, но возвращаться в темноту снаружи Аня побаивалась: слишком много странных шумов, источника которых она не могла видеть, доносилось оттуда. Ночь с детства пугала ее, и этот страх перебороть не получалось.
Дом оказался маленьким, на две комнаты, без прихожей и без чего-либо полезного внутри. Чердака, как назло, тоже не было. Какое-то подобие досок под крышей Аня разглядела, но устроиться там не представлялось возможным. Придется искать укрытие на полу.
Обшарив комнаты, Аня обнаружила в самой маленькой вполне уютный угол за пирамидой из деревянных ящиков, набитых грязным хламом. Судя по запаху, в нем водились мыши. Этот факт немного успокоил девушку: наличие живности давало слабую иллюзию безопасности.
Аня села в углу и обняла руками худые колени. День прошел насыщенно, и впечатлений она получила больше, чем за всю свою жизнь. Обстановкой дом смутно напоминал тот, в котором она спряталась в первый раз. Тогда ее била истерика, ужас после встречи со смертью лицом к лицу, а сейчас Аня чувствовала удивительное спокойствие, если не сказать – безразличие. Казалось, ее приход в Зону, конфликт их компании с проводником и смерть Степана произошли очень давно, не меньше месяца назад, хотя по факту прошло всего два дня. Все, что было до, осталось снаружи, за периметром, как сон, нереальное, будто из другой жизни. Все, идущее после, цвело новыми красками, настоящими, пронизывало каждую клетку ее тела, жило и заставляло жить ее саму.
Аня прикрыла глаза и прислушалась к звукам за окном. Зона продолжала активность, переведя себя на другой уровень восприятия. Дневные голоса сменились ночными, плавно перетекая друг в друга, из беззаботно-суетливых став тревожными и отрывистыми, пронзительными, низкими и пугающими. Какие-то приносило ветром издалека из самых глубин леса, какие-то раздавались совсем близко, чуть ли не под окнами. Но теперь Аня не чувствовала страха, она снова ощутила то же, что и утром в лесу: звуки затягивали, и ей это нравилось.
Частый и резкий топот выдернул девушку из накатившей было дремы и заставил вздрогнуть. Она втянула носом воздух и услышала посторонний запах, показавшийся ей знакомым, но вспомнить его никак не получалось. Запах ей не понравился. Аня поморщилась и с досадой осознала, что не заперла дверь. Ну что за бестолочь? Кто бы это ни был, он зайдет и почует, где она спряталась.
Аня напряглась и вжалась в угол. Сама того не понимая, девушка заняла типичную оборонительную позу, в которой удобнее всего отбиваться и защищать уязвимые части тела: живот и шею. Семенящие шаги были все ближе, и Аня готовилась встретить незваного гостя со всем радушием.
Цок-цок-цок – застучали когти по деревянному настилу дома, и на середину комнаты вышла крупная собака. В слабом свете, льющемся из окна, ее взъерошенная шерсть казалась темно-серой. Зверюга опустила лобастую голову и принялась обнюхивать пол. С шумом вдыхая пыль, она приблизилась к углу, в котором притаилась девушка, на расстояние двух-трех шагов, и Аня услышала запах сырой собачьей шерсти, тот самый, что не могла вспомнить несколько минут назад. Находясь достаточно близко, собака, похоже, не замечала сидящего напротив человека, а только настороженно нюхала воздух. Оно и не удивительно: даже в сумраке помещения было хорошо заметно, что у животного проблемы с глазами. Один глаз отсутствовал вовсе, а на месте второго сросшиеся веки образовали уродливую заплатку, влажно блестевшую в темноте.
Аня любила собак, даже подумывала завести себе щенка, чтобы наконец добавить себе физической активности, выгуливая его по три раза в день и играя с ним на площадке. Увидь она собаку с поврежденными глазами на улице города, испытала бы жалость и сочувствие, сообщила бы о ней зооволонтерам, возможно, вынесла бы бедолаге еды. Но то была другая Аня, не знающая, что такое голод и страх смерти. Новая – знала и не испытывала к собаке ни капли жалости. Она видела перед собой опасного врага, посмевшего забраться в место, которое девушка выбрала себе в качестве ночлега, и не собиралась уступать.
Собака первой обозначила себя, издав низкое клокочущее рычание. Она не решалась подойти ближе, очевидно, не до конца понимая, кто перед ней находится. У существа, засевшего в углу, был слишком запутанный запах: знакомый и неизвестный одновременно, и животное не могло определиться, как себя вести.
– Уходи! – хотела крикнуть Аня, но из горла вырвалось что-то похожее на хриплое «уои». Собака прижала огрызки ушей к голове и зарычала громче.
– Вон отсюда! – Снова слова исказились, превратившись в длинное «О-ооон», а последнее слово не прозвучало вообще: в горле что-то щелкнуло, и его скрутило спазмом. Аня закашлялась, схватила с пола обломок доски и швырнула его в собаку.
Проваливай, зараза! Не видишь, и без тебя тошно!
Деревяшка стукнула зверя меж ушей и отлетела назад. Тот оскалился, обнажив острые желтые клыки, и громко залаял. В ту же минуту за ним появились еще две собаки, а цокающий топот выдавал присутствие еще нескольких. Все были как на подбор: ободранные и уродливые. И, несомненно, голодные. Присутствие сородичей придало первой собаке уверенности, и та шагнула вперед.
Аня ударила кулаком по полу и попыталась крикнуть «нет!», но у нее получился лишь хриплый свист, от которого в горле зачесалось и снова пришлось кашлять. Кашель был глубокий и вибрирующий, остальные собаки прижали уши, ощетинились и занервничали. Но не первая. Судя по всему, она являлась вожаком, и спасовать перед лицом всей стаи, пусть и небольшой, позволить себе не могла. Окончательно решив, что животное, издающее столь слабые и болезненные звуки, не может представлять серьезной опасности, собака метнулась вперед, целясь поближе к голове, которую девушка изо всех сил вжимала в плечи.
Аня отреагировала сразу. Это был больше рефлекс, чем осознанное действие, поступить иначе в той позе, в которой она сидела, было бы куда сложнее. Девушка резко разогнула ногу и ударила подошвой прямо в собачий нос. Псина отпрыгнула в сторону, скуля и мотая головой. Остальная стая в сомнении попятилась. Аня поняла, что нужно действовать именно сейчас, пока преимущество на ее стороне. Она вскочила, толкнула ящики так, что те с грохотом упали поперек комнаты, отгородив ее и вожака от стаи, а затем, пока собака сконфуженно крутила башкой, изо всех сил ударила ее ногой еще раз, отбросив к стене. Остальные животные попятились к выходу. Несколько псов убежали сразу, испугавшись шума падающих ящиков, но другие, посмелее, еще оставались.
Аня принялась швырять в них обломки досок и мусор с пола, она пыталась кричать, но лишь сиплые нечленораздельные звуки вырывались из горла, еще больше раздражая его и вызывая неприятный зуд. Бросив очередной кусок кирпича, девушка сорвалась на кашель, не в силах больше терпеть эту едкую чесотку в груди и понимание того, что, возможно, лишилась голоса. Она хотела спокойно провести ночь в этом не слишком приятном месте, она устала, чуть не свихнулась, чуть не сгорела, а теперь еще и эти собаки, будь они неладны! Ну какого черта их сюда занесло? И этот мерзкий кашель… Какого черта? Почему она не может ни слова сказать нормально? Что стало с ее голосом? Что за зудящая дрянь мешает ей говорить?!
Аня не просто кашляла, а яростно, со злостью выталкивала воздух из легких, до боли сжимая грудную клетку, словно в ней поселилось нечто, отобравшее у нее дар речи. В груди хрипело и клокотало, ребра болели, но девушке уже было все равно – ею овладела безумная злоба и отчаяние животного, загнанного в угол. Ей было плевать, что своими действиями она может навредить себе, более того, в какой-то мере ей даже хотелось этого. Она не могла достать того, по чьей вине оказалась в таком положении, и направляла всю ярость на себя.
Аня сделала очередной вдох и внезапно поперхнулась. В горле влажно хлопнуло, грудь свело рефлекторным спазмом, и с выдохом наружу вырвался низкий вибрирующий звук, похожий на болезненный надрывный рев. Воздух в легких закончился, и Аня онемела.
Оставшихся собак, тех, что сомневались, убежать или поддержать вожака, как ветром сдуло. Скуля и прижимаясь к земле, они вылетели вон из дома, сбивая друг друга с ног и хаотично толкаясь. Через секунду наступила тишина, словно их тут никогда не было. Замолчал даже жалобно скуливший у стены вожак.
Ане же было не до них. Девушка осела на пол, прижав руки к груди, где, по ее ощущениям, легкие превратились в кашу, и пыталась снова начать дышать. Как только она начала задыхаться, всю ярость как рукой сняло, а с болью, рвущей ее ребра, так и вовсе лучше бы ее собаки сожрали. Легкие трепетали от болезненных спазмов, но дышать все же получалось, хоть и с пугающими хрипами. Что именно Аня умудрилась себе повредить во время приступа и во что это выльется потом, девушка даже предположить боялась. Когда же ей слегка полегчало и она увидела, что собаки сбежали, все, чего ей хотелось, это свернуться в углу и заснуть.
Аня заползла за ящики и легла, прижавшись к стене. Боль в груди медленно, но стихала, дышать становилось проще. Возможно, к утру совсем пройдет. Собака у противоположной стены лежала совсем неподвижно и, казалось, даже не дышала. Ну и черт с ней. Аня прикрыла глаза и попыталась заснуть. Примерно час спустя ощутимо похолодало. Девушка уже почти задремала, когда снова ощутила постепенно нарастающий тремор, как и прошлой ночью. Теперь же к нему добавилась боль в груди и горле. Аня попробовала расслабиться, но в этот раз озноб был сильнее, и трюк не срабатывал, сколько она ни пыталась.
В какой-то момент девушке на ум пришла странная, но в сложившейся ситуации вполне разумная мысль. Аня вылезла из своего угла и направилась к притихшей собаке. Та, услышав приближение более сильного существа, оживилась, заскребла лапами по полу и попыталась уползти, но, видимо, повреждения, полученные ею, не давали нормально двигаться, и животное могло только барахтаться и скулить. Аня ухватила паникующую псину за шею и потащила в свое укрытие. Там она легла, втиснувшись в угол поплотнее, и прижала скулящую собаку к себе. Та молотила лапами по полу, сопротивлялась изо всех сил, но девушка только крепче сжимала ее тело. Оно было теплым, а ей хотелось хоть немного согреться. Аня вцепилась в животное мертвой хваткой, игнорируя все его протесты.
Вскоре собака затихла. Она либо исчерпала все силы, либо ее состояние, которое и до этого было не самым лучшим, усугубилось. Поначалу она тихо поскуливала, а потом и вовсе замолчала, и только тяжело вздымающийся бок выдавал в обмякшем теле признаки жизни. Аня ничего этого не замечала – она спала.
* * *
Ночь прошла беспокойно. Аня видела сны: хаотичные, смятые и рваные, словно старые фотографии, на которых уже не распознать цвета и лица, немного тоскливые и неприятные. Знакомые голоса, образы, события: далекие, из посторонней счастливой жизни. Чужая радость и беззаботность, те самые, что едва не стоили Ане жизни. Этой, нынешней Ане. Бесполезные. Почему никто не додумался застрелить проводника?
Аня открыла глаза. Матово-серый свет сочился из окна напротив. Перевалившись через подоконник, будто старая тряпичная кукла, мутными, как у дохлой рыбы, зрачками на нее глядел Степан. На его лице застыло то же выражение, что девушка видела в последний миг его существования, только кожа на распухшей голове была синевато-серой, под стать здешнему небу. Вокруг открытого рта беспорядочно бегала муха с блестящим изумрудным пузом. Еще одна копошилась в щели между зубами и верхней губой, от чего та слегка шевелилась, и казалось, что Степан собирается вот-вот чихнуть.
Аня молча рассматривала эту картину, пока сон не ушел окончательно, и ее друг, которого здесь быть не могло, превратился в изъеденный мышами и молью ватник, забытый кем-то в окне. Просто видение.
Собака, еще живая и теплая вчера, к утру стала похожа на чучело работы неумелого таксидермиста: окоченела и застыла в нелепой позе, скрюченная и помятая. Аня оттолкнула ее от себя и осторожно встала. В отличие от прошлого раза сейчас это далось девушке гораздо проще. Очевидно, «грелка» сыграла свою роль, и весьма неплохо. За ночь боли ушли, но проверять голос Аня пока поостереглась. Ее останавливали не столько болевые ощущения, сколько перспектива услышать вместо своего голоса что-то другое…
Новый день принес не только свет и тепло, но и чувство голода. Девушка отправилась осматривать местность в надежде что-то найти. Варианты, где ей пришлось бы что-то поймать, пока не рассматривались, и вообще ее подташнивало от одной мысли о том, что рано или поздно придется есть сырое мясо.
Как оказалось, пожарище заняло не всю деревню и часть домов уцелела. Маленькие домики теснились на самой окраине среди редких покореженных деревьев и лысых кустов. Грязные и заброшенные, они были сплошь засыпаны пожухлой листвой и насквозь провоняли дымом и пеплом. Сырость тут почти отсутствовала, и хотя запах ее улавливался, внешне признаки гниения никак себя не проявляли. Близкая аномалия высушивала почву, и для большинства здешних растений весна могла и не наступить. Но даже несмотря на столь жесткие условия, на некоторых ветках упрямо громоздились уже полопавшиеся почки.
Аня обходила один дом за другим, тщательно проверяя их на наличие тайников, но безрезультатно. В комнатах не наблюдалось даже отдаленных намеков на чье-либо недавнее присутствие: ни следов обуви, ни обустроенных под ночлег уголков. Нет, дома были вполне обитаемы: шуршали мыши, бегали насекомые, летала мошкара. Под потолком одного из домиков Аня нашла птичье гнездо с парой свежих яиц. Небольшая птаха, громко стрекоча, вылетела в окно и возмущенно трещала, прыгая по веткам соседнего дерева и беспомощно наблюдая, как девушка в противогазе грабит ее гнездо.
Аня не любила сырые яйца, но эти выпила с удовольствием и даже пожалела, что птица снесла всего два. Голод немного утих, но этого надолго не хватит. Девушка с тоской вспомнила вчерашний завтрак из тушенки с хлебом.
В других домах не нашлось даже гнезд. Аня заглядывала во все углы, шкафчики, если таковые имелись, и полки, но не видела и не чуяла ничего съедобного. В какой-то момент она удивилась тому, как тут выживают звери, но уже и так знала ответ. Еды вокруг полно. С той лишь разницей, что она не приготовлена и не упакована. Да, без соли и приправ, живая и бегает, но от этого не перестает быть едой. Тем не менее Аня решила, что оголодала не настолько, чтобы ловить и есть мышей или кого-то еще. С другой стороны, она только что лишила птичку ее потомства, съела ее потенциальных птенцов. Где та грань между человеком и диким животным? На этот вопрос девушка ответить не могла, но чувствовала, что осталось совсем немного до того момента, когда она подойдет к этой грани вплотную и в итоге переступит ее.
* * *
Эта часть поселка выглядела странно. Между домами не было заборов, а участки почти не имели плодовых деревьев, как будто не рассчитывались на круглогодичное заселение. Возможно, это что-то вроде сезонных домов? Дачные участки? Или, может, лагерь? Да и какая разница? Аня думает об этом лишь для того, чтобы отвлечься от реальных проблем, например от того, что скоро умрет. Каждый час приближает ее к ужасному мучительному концу, когда ее тело начнет разваливаться, отмирать, переваривать само себя, гнить по частям, постепенно, понемногу. Это Степану повезло: он умер быстро, хлоп – и разлетелся, как мешок с костями. А утром он появился в окне, чтобы позлорадствовать, не иначе, показать: гляди, вот он я, отмучился, теперь мне не нужно есть, страдать от голода и жажды, бояться аномалий и радиации, а тебя, Анька, ждет то еще приключение! Я же говорил, что оно того стоит! Еще как!
Аня настолько углубилась в размышления, что не сразу заметила, как изменился мир вокруг. Невидимая струна в груди не просто звенела – она заливалась сиреной, сотрясая ребра и отдаваясь дрожью в конечностях. Что за ерунда? Аня осмотрелась, но не увидела поблизости ничего похожего на аномалии или нечто подобное. Все было тихо и спокойно, как обычно и… Девушка замерла.
Тишина. Вокруг стало не просто тихо, а, как говорят в подобных случаях, наступила мертвая тишина. Нет, ветер, как прежде, колыхал ветки и шуршал опавшей листвой, но замолчала вся живность: ни шороха мышей, ни пения птиц, даже та обиженная трещотка, тарахтевшая все это время позади, куда-то провалилась. Окрестности будто вымерли, а девушка даже не заметила, когда это произошло!
Аня ощутила мерзкий щекочущий страх. В ее голове сама собой сложилась логическая цепочка: тишина, как в доме после ее странного кашля; собаки замолчали, испугались, убежали – испугались! – но сейчас она молчала, значит, есть кто-то другой, кому не надо подавать голос, чтобы его боялись. Кто? По спине пробежал неприятный холодок, и Аня метнулась к ближайшему дому, прижалась к стене и прокралась до угла, но внутрь заходить не стала. Почему-то именно сейчас ее посетила уверенность, что, спрятавшись в замкнутом пространстве, она загонит себя в ловушку. Она точно знала, что прятаться надо снаружи, но почему? Что заставляет ее чувствовать тревогу? Аня не видела источника этих ощущений, их причины, и от этого нервничала еще больше.
Держась ближе к стенам и петляя между домиками, девушка отходила все дальше от пожарища, не забывая прислушиваться к своим ощущениям – они уверяли, что Аня все делает правильно. В конце поселка простирался небольшой пустырь, куда те же ощущения соваться категорически не рекомендовали, и Аня поняла, что придется переждать где-то здесь. Чувство опасности внезапно возросло. Аня запаниковала и завертелась, инстинктивно ища, как бы забраться повыше. Крыша представлялась идеальным вариантом. Девушка потопталась внизу, примериваясь, присела и подпрыгнула, ухватилась за козырек, подтянулась – сверху посыпались ошметки толстого слоя мха и листьев, но она продолжала упорно карабкаться вверх. Когда Аня добралась до узкой трубы со сбитым верхом, казалось, она наделала столько шума, что услышать можно было с другого конца деревни. Усевшись между трубой и крышей, она снова прислушалась: мир, как и раньше, не подавал признаков жизни, но и звон в груди не усиливался.
Аня осторожно огляделась. Ей все же хотелось понять, что произошло, а с высоты нынешнего укрытия сделать это было проще. Но как девушка ни всматривалась в соседние здания и заросшие бурьяном огороды, по-прежнему не видела ничего примечательного. В итоге, набравшись смелости, она подобралась к коньку крыши и выглянула на главную улицу. Отсюда хорошо просматривалось пепелище и широкая дорога к нему с редкими голыми деревьями. На много метров вперед – ни души, и только на границе между аномалией и первыми домами плавно двигался темный силуэт.
Аня напряглась. Нет сомнения, это и есть то самое, от чего она прячется. Даже несмотря на приличное расстояние, в нем угадывалось крупное животное. Очень крупное. Оно не спеша двигалось в Анину сторону, совершенно не опасаясь идти по открытой местности. Не видя его в деталях, Аня безошибочно определила зверя как хищника, которому нечего бояться. И это пугало еще больше.
Девушка вжалась всем телом в холодную, покрытую листвой крышу, и неотрывно наблюдала за существом. Когда между ним и Аниным укрытием осталось каких-то полсотни метров, зверь остановился. Отсюда Аня уже могла его хорошо рассмотреть, и увиденное заставило ее оцепенеть.
Животное размером с большого льва уселось на теплую, нагретую аномалией землю и лениво почесало себя за ухом, имитируя кошачьи жесты. Его тело, равномерно поросшее короткой и плотной оливково-коричневой лоснящейся шерстью, было длинным и гибким, наполненным силой и грацией. Зверь поднял крупную широколобую голову с продолговатой мордой и лениво принюхался. В этот момент Аня молилась, чтобы ветер не переменился и продолжал дуть в ее сторону. Хищник тряхнул короткими ушами и вальяжно потянулся. Он напоминал большую кошку, которую скрестили с соболем или выдрой, всем своим видом показывая, что эти сходства никак ему не вредят, а лишь идут на пользу. Он здесь полноценный хозяин, а остальное – декорации, существующие только для того, чтобы выделить все его достоинства. Тело животного не имело изъянов или хотя бы незначительных дефектов. В отличие от кабанов или собак, которым изменения в организме доставляли заметный дискомфорт, пусть они к нему и привыкли и научились с ним жить, даже извлекая из него пользу, этот огромный кот был совершенен. Если по остальным мутантам, виденным Аней ранее, легко можно было определить степень вмешательства Зоны в их биологию и примерно проследить путь их изменения, то это существо словно родилось таким с самого начала: ничего ни отнять, ни прибавить. Мутант или полноценно сформировавшийся новый вид?
Аня поняла, что смотрит на зверюгу со смесью животного страха и восхищения. Наверное, нечто подобное испытывали первобытные люди при виде саблезубого тигра. Человек хоть и умен, но слаб, а более сильные звери всегда были предметом его восхищения и некоторой зависти. Недаром их обожествляли и делали идолами, просили даровать человеку силу, скорость и прочие важные для выживания качества.
Аня не хотела от кота-выдры никаких бонусов и не собиралась слагать ему гимны, как это делали ее далекие предки, выплясывая вокруг костра. Аня хотела только одного: чтобы он ее не заметил, потому что с досадой осознала: пожелай зверь до нее добраться, особого труда ему это не составит. Никакой защиты у нее на самом деле нет.
Тем временем кот грациозно вывернулся и плюхнулся на бок, взмахнул большими лапами, подбросив в воздух ворох сухой листвы, поймал несколько отдельных листьев. При этом он растопыривал пальцы и ловил движениями, уж очень напоминавшими человеческие, и, если бы не наличие длинных когтей размером с мясницкий нож, можно было бы подумать, что это не лапы, а руки в меховых варежках. Разбрасывая листья, зверь катался по земле, заметая тугим хвостом пыль и камешки, извивался и потягивался.
Аня любовалась им и в то же время боялась сделать лишний вдох.
Вдоволь наигравшись, кот-выдра встряхнулся, сбросив с гладкой шерсти облачко пыли и широко зевнул во всю пасть. От этого зрелища у Ани похолодело в желудке: идеально ровные и целые, острые со здоровой желтизной зубы заполняли его рот от края до края. Зверь довольно облизнулся и внезапно посмотрел прямо на Аню.
У девушки остановилось сердце. Он смотрел прямо на нее! Как он мог ее заметить? Где она себя выдала? Она ведь не шевелилась, почти не дышала, даже ветер дул в ее сторону, а угол крыши скрывал ее полностью! Неужели почуял? Почуял так же, как она его в самом начале? Что, если он знал о ней заранее, еще до того, как пришел сюда? Аня окаменела, словно вся ее кровь мгновенно испарилась или превратилась в лед. Глаза кота, округлые, горчичного цвета, смотрели на нее и улыбались.
Зрительный контакт длился недолго, меньше секунды. Зверь глянул в ее сторону мельком, вскользь, как обычно смотрят на пассажиров в вагоне или на встречных пешеходов на улице: ты их видишь, они есть, но интереса они не вызывают. У Ани же за это время вся жизнь пролетела перед глазами. Но кот отвернулся, пошевелил ушами и уже заинтересованно смотрел совсем в другую сторону, затем поднялся и бесшумно направился к пожарищу, а вскоре и вовсе пропал из зоны видимости, слившись с окружением.
Аня зажмурилась и пролежала так еще как минимум час, а то и больше – у нее не было часов, чтобы определить точное время. Ей казалось, что огромный хищник решил с ней поиграть и вот-вот возникнет рядом с домом, прыгнет на нее, легко преодолев ничтожное расстояние от земли до крыши. Она пробыла в оцепенении до тех пор, пока где-то неподалеку не затрещала та самая птица. Этот звук Аня восприняла как дар свыше, поскольку означать он мог только одно – опасность миновала. Только теперь девушка позволила себе вдохнуть полной грудью и немного расслабиться. Мышцы одеревенели и ныли от неудобной позы, но ее не волновала подобная ерунда. Ей удалось избежать еще одной серьезной опасности, буквально посмотреть ей в глаза и при этом остаться живой. Может быть, ей только показалось, что хищник посмотрел именно на нее, в конце концов, он был далеко, и Аня могла ошибиться, к тому же страх подогревает воображение, так что вполне возможно, на самом деле зверь не видел ее вовсе, а все остальное Аня со страху придумала. Сейчас, когда опасность миновала и мозг девушки мог рассуждать здраво, такой вариант выглядел наиболее реалистично.
Как люди могут жить рядом с такими существами? Этот кот запросто расправился бы с двумя недавними Аниными соседями, она даже не сомневалась. Да, у них оружие, но такой туше потребуется не один и не два выстрела в упор, чтобы хотя бы замедлить ее. А за это время хищник успеет порвать их амуницию в тряпки, с такими-то когтями! Как можно спокойно жить и ходить на ту же охоту, зная, что по соседству бродит такой вот котик? И ведь он наверняка не один такой. Чем сталкеры защищаются от них? Огнестрелом? Да тут только гранатомет поможет!.. Но, с другой стороны, есть же страны, где люди живут рядом с подобными хищниками, видят их почти каждый день, и ничего. Та же Индия, например, или Африка – живут как-то. Может, и тут так же? В конце концов, не станут же они целенаправленно охотиться именно на людей, когда вокруг есть более доступная еда.
Аня спустилась вниз и немного размялась. Судя по скудному источнику освещения где-то прямо над головой, на крыше она проторчала до обеда, потеряла полдня. Ну и летит же время!
За домами начинался небольшой пустырь с парой-тройкой шаровидных аномалий, уныло гонявших мелкий мусор внутри себя, а дальше – снова лес. Сейчас этот путь не казался Ане опасным или нежелательным. Вообще, она решила повнимательнее прислушиваться к своим ощущениям, ибо в последнее время они все чаще выручали ее, и не слишком уходить в себя, дабы снова не проворонить эти самые ощущения. В этом поселке не нашлось ничего съедобного, кроме яиц трескучей птицы, да и те – так себе перекус. Голод уже вновь дал о себе знать, а значит, нужно идти дальше. И Аня шла.
Глава 4
За свое не слишком долгое путешествие по Зоне Аня уяснила три вещи: нужно быть готовой ко всему, привычные нормы морали не действуют, 90 % Зоны занимает лес. При этом первый пункт умещал в себе следующие два, так что, в принципе, если ты готов ко всему (хотя бы морально), тебе уже будет проще. Прежде Аня и представить себе не могла, что смена окружения настолько влияет на человека, на его характер, на мировосприятие. Что вообще можно понять, всю жизнь сидя в одной обстановке? Невольно вспоминалась старая поговорка о том, что не место красит человека, а человек место. Хотелось бы посмотреть, как автор сего высказывания будет красить Зону! И как быстро она раскрасит его до неузнаваемости. Не место, ага…
Девушка бродила по Зоне всего три дня, но уже не смогла бы сказать, что вернется домой прежней и будет вести обычную жизнь. Если, конечно, вернется. Живой. Но даже если на секунду представить, что все сложится достаточно удачно и она не умрет от облучения (ну вдруг), не попадет в лапы зверя или в еще какую-нибудь хитрую аномалию, то как она будет жить после? Попробует все забыть? А потом каждую ночь видеть кошмары? Или подсядет на препараты, а потом… скорее всего, с друзьями она рассорится. Опять же, если они выберутся. Ведь с самого начала вся затея с экскурсией дурно пахла. Теперь Аня это понимала так ясно, что даже немного испугалась. Как она не поняла это тогда, когда они всей компанией обсуждали планы, сидя во дворе? Чем она вообще думала? Если бы только Аня могла вернуться в тот момент, хватанула бы бутылку и врезала Степану по его тупой башке! Ладно еще Ленка, у той отродясь в черепушке мозгов не водилось, но почему Катя согласилась? Всегда умная и рассудительная, что с ней-то пошло не так? Кого она хотела впечатлить? Аня вдруг поняла еще несколько вещей, с которыми все стало настолько очевидно, словно ей сняли пелену с глаз. Она не могла сообразить только одного: почему все выяснилось только сейчас и здесь, когда она рефлексирует, пробираясь сквозь лес, и почему не поняла этого раньше.
Ее друзья и впрямь оказались идиотами. Такими клиническими идиотами, что полезли черт знает куда без подготовки и черт знает с кем, лишь бы удовлетворить собственные амбиции и выпендриться друг перед другом. Степан, глупый деревенский простачок, еще в раннем детстве переехал в город, слился с ритмом, привык, обзавелся друзьями, но как был хлопцем, так им и остался. Обаятельный и представительный Димка всегда был предметом его зависти – свой в любой компании, привлекательный и типичный городской – мечта всех девчонок, они висли на нем гроздьями, оставляя несчастного Степана в тени. Как ему хотелось хоть немножечко его уесть, подколоть, задеть, показать всем, что не такой уж он и крутой. Он, Степа, ничем не хуже! Оттого и терся весь путь подле проводника, всячески показывая, какой умный и способный. Прям настоящий сталкер! А еще ему давно нравилась Ленка. Вот уж угораздило. Ленка хоть и глупа, но Димку любила по-настоящему и потащилась за ним в Зону вопреки всем своим хотелкам. Диму такое положение вещей устраивало. Лена ему нравилась, возможно, он даже полюбил бы ее. Потом. Если бы все сложилось иначе. Катя тоже питала чувства к Димке и в Зону отправилась, рассчитывая, что в первый же день его девушка начнет капризничать, вымотает парню мозг, а Катя будет тут как тут, мигом перехватит инициативу. Ну правда ведь, зачем ему эта пустышка крашеная?
А вот Аня…
Аня пошла за компанию, чтобы провести выходные с друзьями, как раньше, когда они еще детьми дурачились во дворе, когда все было общее, без дележки на свое и чужое. Только дети выросли, и каждый из них стал играть в своей песочнице и по своим правилам. Аня же воспринимала их компанию, как и несколько лет назад, вплоть до сего момента. А когда взглянула трезво, отбросив чувство ностальгии, то поняла, что все время была в их обществе, как у собаки пятая нога – лишней. Каждый из ее друзей шел в Зону, дабы что-то кому-то доказать, да и весь поход был плодом соперничества глупых подростков. Но глупости далеко не всегда сходят с рук.
Аня одновременно и злилась, и жалела их, ведь в случившемся виноваты были все поровну, в том числе и она сама.
* * *
Спустя час пути лес открыл еще одну просеку, на сей раз обычную, всеми забытую. Ее полоса оказалась заболочена, заросла сплошь острой высокой травой, которая даже в сухом виде больно царапалась, и густым кустарником. Опоры погнулись, сломались под натиском погоды, лежали, утопая в воде и растительности, обглоданные ветром и сыростью, будто скелеты ушедшей цивилизации. Идти пришлось по кромке леса, куда не добиралась вода. Здесь же обнаружилось несколько новых аномалий. Одна выглядела как водоворот наоборот – вверх ногами: маленькая струйка воды тянулась вверх, закручиваясь по спирали, и терялась в воздухе. Таких аномалий было несколько, со струйками разной толщины и длины. Другая оказалась похитрее и походила на живое существо больше, чем на аномалию: ее выдавали пузыри на поверхности небольших округлых лужиц с мутной грязно-серой водой. Довольно крупные бульки всплывали как раз перед тем, как нечто выбрасывало на берега тоненькие белесые щупальца-корешки у самой кромки воды. Третья имела вид обычных сучьев, торчащих из болота тут и там, иногда собираясь в частокол, но эти ветки были полые и как будто срезаны на конце. Из отверстия наверху сочился едва различимый дымок.
От низины тянуло сыростью и холодом, пахло размокшей землей и древесиной. И разумеется, такие места не могли не облюбовать насекомые. Здесь их было море. Если в лесу жужжащие кровососы встречались часто, то возле заболоченной просеки их концентрация просто зашкаливала. Воздух кишел комарами, мошками и разнообразными мухами, они попадались в аномалии, тонули в воде, даже ели друг друга, но численности не теряли. Это и стало основной причиной, по которой Аня решила держаться подальше от центра просеки. В первую же минуту ее окружил огромный рой, готовый сожрать девушку заживо. Она впервые столкнулась с таким пугающим количеством голодной мошкары, поэтому запаниковала, попыталась отмахаться, но куда там! Насекомых можно было ловить горстями, просто сжав ладонь, но, даже умирая, они продолжали кусаться. Потеряв бдительность, Аня чуть было не влезла в круглую лужу, из которой тотчас же выскочили ветвистые щупальца и отхватили немалую часть живого облака. После этого стая гнуса как-то быстро поредела, а в воздухе запахло кислятиной. Поверхность воды покрылась толстой маслянистой пленкой, в которой беззвучно скользили бледные нити. Аня поспешила убраться оттуда: зрелище ей не понравилось.
Скоро болото закончилось, и идти стало вполне сносно. Во всяком случае, мошкары значительно поубавилось, как и сырости. Чем суше становилась земля, тем чаще попадались опоры, сохранившие вертикальное положение. Провода с них давно оборвало и поглотило местным мусором. Вряд ли под слоем листвы и примятой растительности остались хотя бы следы от них. Аня не ела почти весь день, не считая двух мелких яиц, но в пути не попадалось ничего съедобного на вид. С водой проблем почти не было: девушка приноровилась выжимать воду из мха – та получалась чистой и приятной на вкус. Из водоемов пить она не решалась, пусть вода и выглядела прозрачной и безопасной. А вот с едой дела обстояли куда хуже. Аня боялась есть местные грибы и ягоды, особенно грибы, хотя их в лесу попадалось немало, даром что время года не особо соответствовало. Она нашла несколько ягод возле болота, но те оказались страшно кислыми и подсохшими и в пищу не годились совсем. Птичьи гнезда если и попадались, то чаще оказывались пустыми либо же находились высоко на деревьях, куда девушка залезть не могла. Животных вокруг хватало, но Аня не настолько отчаялась, чтобы устраивать на них охоту.
Спустя еще какое-то время просека уперлась в песчаную насыпь, уже изрядно просевшую, размытую и поросшую сорняком. Когда-то по ней проходила дорога, теперь заброшенная и давно не используемая. Асфальт потрескался и раскрошился, из разломов проросли молодые деревья и кустарник, с радостью занявшие новые, свободные от конкурентов территории. Через дорогу просека продолжалась, но Аня предположила, что нашла путь к новому населенному пункту, а то и вовсе к выходу из Зоны, и решила свернуть. Уже через несколько минут она поняла, что ошиблась: остатки дороги вывели ее к свалке, такой же покинутой, как и путь к ней. Подойдя ближе, девушка увидела, что это не просто кучи мусора, а составленная как попало техника и ее обломки. В грудах покореженного и смятого металла уже невозможно было узнать, что это были за машины и как выглядели ранее: сваленные в кучу остовы техники частично занесло землей и листьями, а на открытых частях рыжими лепестками густо цвела ржавчина. Растений тут почти не росло, а ближайшие деревья были низкими и уродливыми, в наростах и узлах. Ржавчина отняла себе этот кусок земли и отравила его. Даже воздух пропах металлом, отогнав прочь всех живых существ.
Аня догадывалась, что это за техника и откуда ее пригнали. Девушка попятилась назад, почесывая внезапно проснувшиеся комариные укусы.
Вторая часть просеки оказалась под стать первой. Поначалу сухая и удобная, она внезапно превратилась в заросшее камышом длинное озеро, изредка прерывавшееся завалами из упавших сосен. Аномалий в озере не наблюдалось, но его ровная спокойная поверхность, зеленая от сплошного ковра из ряски, настораживала. Аня шла как можно дальше от берега, глядя на водоем из-под полога леса, и старалась шагать как можно тише.
Продвижение вдоль просеки отняло немало времени. Аня заметила, как небо начало темнеть, только когда вышла к еще одной насыпи, где сквозь листья и траву проглядывал не только песок, но и щебень. Взобравшись наверх, она обнаружила остатки шпал и рельсы, почерневшие от влаги. Везде, куда не добралась ржавчина, заселился рыжий и желтый лишайник, раскрасив черный металл яркими пятнами причудливой формы. Сочетание оранжевых кругов и черных полос между ними напомнило Ане классический знак радиационного заражения, который она видела на входе в Зону. Надо же, какое совпадение.
По ту сторону насыпи просека заканчивалась, и теперь открытыми оставались два пути, и оба отклонялись от изначального маршрута. Идти дальше на восток означало пробираться через лес на ночь глядя. Свернуть направо – в той стороне находилась свалка, и Аня сомневалась, что не выйдет опять туда же. Логичным решением было бы пойти влево, на север, и попытать счастья там. Возможно, по пути встретится остановка или железнодорожная постройка, хоть что-то со стенами, где можно будет переночевать.
Аня прекрасно понимала, что все ее планы строятся на догадках и слепых предчувствиях, но ничего лучше она не могла придумать. Спать в лесу, забравшись на дерево, – девушка рассматривала такой вариант, но боялась замерзнуть ночью, случайно свалиться вниз и, как результат, что-нибудь себе сломать. В то же время долгие раздумья сейчас являлись непозволительной роскошью – темнело очень быстро, к тому же Ане показалось, что она слышала звук, похожий на вой, где-то в глубине леса. Опасливо озираясь, Аня поспешила по насыпи на север, решив, что при случае снова свернет в изначальную сторону.
Идти по условно ровной и прямой дороге было куда удобнее и быстрее, нежели брести через лес со всеми его сюрпризами. Растений на камнях росло мало, а деревья, пробившиеся между шпал, трудностей не доставляли. Однажды только путь перекрыла круглая деформирующая аномалия, разорвавшая рельсы и скрутившая их концы, словно проволоку. Кое-где на них еще держались брусья шпал, что придавало картине долю сюрреализма. Эту преграду девушка запросто обошла, опираясь на уже ставшее привычным ощущение границ. Сумерки постепенно сгущались, начал накрапывать мелкий дождик, понизив температуру сразу на несколько градусов. Аня почувствовала, что замерзает. Еще в лесу ее кеды, стойко выносившие все неблагоприятные условия, выпавшие на их долю, не выдержали и впустили в себя вездесущую влагу, и теперь при каждом шаге в них тихонько чавкало. Дождь намеревался завершить начатое и промочить путешественницу насквозь. Аню такая перспектива не радовала, и она ускорилась, уже вовсю стуча зубами и отбросив осторожность.
Темнота полностью укрыла лес, и в зоне видимости остались только самые крайние деревья. Насыпь впереди, как и сзади, просматривалась плохо, стекла противогаза запотели и намокли от дождя. Вытирай – не вытирай, а смотреть через них стало значительно труднее. Аня с досадой поняла, что ночевать придется где-то здесь, и стала высматривать условно пригодное место. Разглядев внизу торчащее из насыпи нечто, схожее с каменной кладкой (уж слишком ровными были углы), она удивилась, откуда здесь взялся дом, но подойдя ближе, увидела всего лишь водопропускной канал, проходящий под насыпью. Аня спустилась и заглянула в тоннель – пусто, холодно и сыро. По дну струился тоненький ручеек, а по бокам стен имелись небольшие каменные выступы, вроде длинной ступеньки. Аня взобралась на один из них, набросала сухого камыша, собранного тут же у входа, и умостилась на этой импровизированной подстилке. Та шуршала и кололась, но это все равно было лучше, чем лежать на холодных камнях. Свернувшись калачиком и надеясь, что никакая псина не вынюхает ее до утра, Аня впала в глубокий неподвижный сон.
* * *
Рассвет пришел лениво, нехотя разогнал темноту, но не жиденький туман и дождь. За пределами тоннеля царила тишина, нарушаемая чуть слышным падением капель.
Аня пришла в себя еще затемно, именно пришла в себя – не проснулась, потому что это состояние, в которое она буквально провалилась вечером, никак не подпадало под определение сна. Девушка словно потеряла сознание на всю ночь. Во всяком случае, именно это сравнение первым приходило на ум. Когда же она вынырнула из забытья и открыла глаза, поняла, что ее общее состояние стало хуже. Ане пришлось долго ждать, прежде чем ее телу вернулась подвижность. Поначалу она просто лежала, надеясь, что все случится само, как в первый раз, но холод не отпускал, а из чувств проснулся только голод. Когда же она наконец выбралась из своего укрытия, то еле заползла наверх, а после еще какое-то время сидела на рельсах, тяжело дыша и покачиваясь. Голова шла кругом, тело трясло от холода и слабости. Лучевая болезнь – догадалась Аня. Вот и проявилась. Догнала. Теперь конец? Громко и протестующе заворчал желудок. Похоже, организм не был согласен с подобными умозаключениями. Он требовал еды, которой не получал уже сутки, и не важно, как себя чувствует его хозяйка. Желудок словно протянул веревочку до самого мозга и теперь неистово за нее дергал, тянул, тряс, как будто кучер, погоняющий усталую лошадь, вынуждая забыть про всякую ерунду и сосредоточиться на поиске пищи. Какая еще, к черту, лучевая болезнь, когда от голода живот сводит? Об этом можно будет подумать и в другой раз, а сейчас… сейчас Аня должна во что бы то ни стало поесть. Что угодно! Иначе это чувство сведет ее с ума.
Посмотрев на мир чуть более трезвым взглядом, Аня увидела в паре десятков шагов впереди небольшое продолговатое здание с промятой крышей. Она не дошла до него всего несколько метров, банально не разглядев из-за дождя и темноты. А ведь могла бы провести ночь за стенами, а не так. Да какая разница? Что сделано, то сделано – теперь только осталось проверить, что там внутри. Собравшись с силами, Аня заковыляла к цели.
Вблизи все оказалось несколько иначе. Дом, маленький и деревянный, с обвалившейся крышей, из которой бодро торчало молодое деревце, стоял чуть в стороне, на возвышенности. Скорее всего, та когда-то являлась частью насыпи, но сильно заросла. От здания остались одни стены: дверной проем пустовал, а оконные рамы давно лишились стекол, словно их тут никогда и не было. Аня зашла внутрь и устало опустилась на отсыревшие и замусоренные доски. Этот небольшой отрезок дороги дался ей с трудом, и хотелось использовать любую возможность, чтоб отдохнуть. Под давящий шум в ушах девушка осмотрела нехитрую обстановку, точнее, ее отсутствие. Сломанная крыша, навечно распахнутые окна и вход лишили это место права называться домом. Развалина, остов, скелет, но никак не дом. Здесь также не наблюдалось и следов человека, более того, сложно было предположить, что в подобных руинах когда-то кто-то жил: ни остатков мебели, ни утвари, ни обоев, только доски на полу и стенах. Соответственно, ничего съестного тут нет и в помине. Аня захотела закрыть глаза и заснуть – столь удручающим казалось положение, только вот гадкий желудок никак не позволял забыться: долбился чуть ли не в мозг со своим единственным требованием. Если бы не он, девушка устроилась бы вон в том уголочке, где посуше, и заснула. Может быть, даже насовсем… Но вместо этого Аня сидела на коленях сгорбившись и слушала. Шум в ушах прекратился, и теперь ее слух улавливал шелест ветра за стенами, капающую воду с обломков крыши и тихие шорохи под полом. Мыши.
Аня захотела улыбнуться. Еще вчера она даже думать не хотела о них, а прямо сейчас вполне всерьез рассматривает этот вариант. Если она затянет с поиском еды еще на сутки, то не сможет ходить. Странно, обычно люди держатся без еды несколько дней, четыре или пять, кажется, но тут не прошло и двух суток, а организм уже начал сдавать. Впрочем, девушка постоянно двигалась, ходила, бегала, возможно, это тоже сыграло свою роль. Аня не совсем понимала, что с ней происходит и почему, но уверена была в одном: если она поест, то ей непременно станет лучше.
Внезапно прямо перед ней появилась мышь. Маленький темно-серый зверек осторожно вылез из щели в полу и уставился на Аню крохотными глазками. Тонкие как паутинка усики трепетали, когда его нос ловил запахи, пытаясь понять, есть ли среди них опасность. Девушка не шевелилась, и мышонок, решив, что все в порядке, отправился по своим делам. Он неторопливо обнюхал пол, прошелся вдоль стены и остановился в двух-трех шагах от странного существа у входа, заинтересовавшись кучей листьев. Все это время Аня не сводила с него напряженного взгляда и сидела, словно на иголках. Все органы чувств сконцентрировались на маленьком сером комочке впереди, вокруг исчезли все звуки, все движения, кроме тех, что производила маленькая мышь, копошившаяся в листве. Но Аня сомневалась.
Сможет ли поймать? А вдруг промахнется? А нужно ли это делать? Оно ведь живое… Как его схватить? А если он кусается? Стоит ли пытаться?
Сотни тысяч сомнений копошились в голове, и только один голод твердил: «Хватай!» И когда напряжение между этими двумя полюсами накалилось до предела, Аня схватила. Она рванулась вперед, неуклюже вытянув руки, стукнулась локтями об пол, накрыла пальцами мышь и… та выскочила! Зверек выпрыгнул и пулей метнулся в щель в полу. Девушка попыталась перехватить его, но тщетно.
Увидев, как тоненький хвостик исчезает меж досок, Аня зарычала от злости. Хватит играть! Нужно достать этот паршивый комок шерсти! Она просунула пальцы в зазор между полосками дерева и резко дернула на себя. Раздался сухой треск, и доска взлетела вверх, подняв небольшое облачко пыли. Внизу мелькнула серая шкурка. Ага! Следом полетела еще одна доска и еще. Аня ломала пол с яростью дикого зверя, не ощущая, как царапает пальцы и загоняет занозы в ладони. Это было не важно, схватить – вот что имело значение, и, сорвав очередную половицу, она схватила. Мышь запищала, отчаянно извиваясь и намереваясь укусить обидчицу. Зверек был напуган шумом и внезапной поимкой и готов был бороться за жизнь, но девушка крепко сжала его тельце, и он быстро обмяк.
Поймала…
Поймала!
Аня сидела в пыли, среди вывернутых из пола и разбросанных досок, почти что на голой земле и смотрела на зверька в своей руке. Мышь была мертва, но ее тело оставалось по-прежнему теплым, шерстка пахла сухой травой, зерном и немного землей.
Что теперь? Есть ее? Как?
Девушка снова почувствовала страх и еще отвращение, но проклятый желудок горланил как ненормальный, не желая прислушиваться к голосу разума. Он хотел есть, все тело хотело есть, и мозг, до последнего отрицавший подобное поведение, тоже нуждался в пище.
Аня решила, что если уж есть мышь, то надо хотя бы избавиться от шкурки. Словно во сне, она надорвала ее ногтями и вскрыла тушку. На пол закапало, затем тихо шлепнулось – разум подсказывал, что внутренности тоже употреблять не стоит. Осторожно понюхав то, что осталось в руках, Аня ожидала, что услышит какой-нибудь мерзкий тошнотворный запах, ее вывернет, и на этом все закончится, но ничего подобного не произошло. Запаха почти не было. Точнее, он был, но никаких неприятных ощущений не вызвал, напротив, девушка вдохнула тепло и мягкий аромат свежего мяса, приятный и… правильный. Да, все правильно: лови и ешь. Если нет ничего другого, сырое мясо – тоже еда.
Аня зажмурилась и принялась жевать свою добычу. Мясо было теплое, довольно мягкое, но упругое, с едва уловимым сладковатым привкусом. Стараясь не думать об этих ощущениях, девушка попыталась представить, что ест нагретый солнцем помидор, сочный, вкусный, он лопнул в руках, и это не что иное, как его сок стекает, капает на пол. Лопнул, как Степан в той аномалии…
