Мама неприлично заржала, отчего горничные сильно сконфузились и принялись рассматривать узор на скатерти.
Папа выпил еще и вдруг, схватив маму, посадил ее на буфет.
У мамы взбилась седая пышная прическа, на лице проступили красные пятна, и, в общем, рожа была возбужденная.
Папа подтянул свои штаны и начал тост.
Но тут открылся в полу люк, и оттуда вылез монах.
Горничные так переконфузились, что одну начало рвать. Наташа держала свою подругу за лоб, стараясь скрыть безобразие.
Монах, который вылез из-под пола, прицелился кулаком в папино ухо, да как треснет!
Папа так и шлепнулся на стул, не окончив тоста.
Тогда монах подошел к маме и ударил ее как-то снизу, – не то рукой, не то ногой.
Мама принялась кричать и звать на помощь.
А монах схватил за шиворот обеих горничных и, помотав ими по воздуху, отпустил.
Потом, никем не замеченный, монах скрылся опять под пол и закрыл за собою люк.
Очень долго ни мама, ни папа, ни горничная Наташа не могли прийти в себя. Но потом, отдышавшись и приведя себя в порядок, они все выпили по рюмочке и сели за стол закусить шинкованной капусткой.
Выпив еще по рюмочке, все посидели, мирно беседуя.
Вдруг папа побагровел и принялся кричать.
– Что! Что! – кричал папа. – Вы считаете меня за мелочного человека! Вы смотрите на меня как на неудачника! Я вам не приживальщик! Сами вы негодяи!
Мама и горничная Наташа выбежали из столовой и заперлись на кухне.
– Пошел, забулдыга! Пошел, чертово копыто! – шептала мама в ужасе окончательно сконфуженной Наташе.
А папа сидел в столовой до утра и орал, пока не взял папку с делами, одел белую фуражку и скромно пошел на службу.
31 мая 1929
4. «Елена Ивановна – Ну вот, Фадей Иванович, всё дожди…»
Елена Ивановна – Ну вот, Фадей Иванович все дожди идут.
Папаша – Да не говорите Елена Ивановна, покосы гибнут.
Елена Ивановна – Хорошо нам под крышей сидеть, а вот каково если кто в поле? А?
Папаша – Плохо бездомному страннику,
Елена Ивановна – Вам ещё чаю налить?
Папаша – Плесни ещё полстаканчика.
(Пауза).(Папаша попил чаю и задремал.)
Елена Ивановна – И Ольга чего-то не пишет.
Папаша – (Бормочет.)
Елена Ивановна – Не пишет и не пишет.
Папаша – Как не пишет?
Елена Ивановна – Ольга, говорю, не пишет.
Папаша – То есть как Ольга?
Елена Ивановна – Да Ольга, что, ты не знаешь Ольгу?
Папаша – Ах, Ольга? Ну и что же она?
Елена Ивановна – Да вот, не пишет, говорю.
Папаша – Ай ай ай.
Рахтанов (проходя) – А Сергей сделал Ольге предложение. (Уходит).
Елена Ивановна – Сергей, да что он! А она? (Папаше). Слышал?
Папаша – Что?
Елена Ивановна – Сергей! Предложение!
Папаша – Ну а он?
Елена Ивановна – Ольге.
Папаша – Что не пишет?
Елена Ивановна – Вступить в брак.
Папаша – Ай ай ай.
Елена Ивановна – Какая пертурбация.
Рахтанов – Коля продавил металлический диван. Вот.
Елена Ивановна – Постой, постой, как же это?
Папаша (скоро) – Ужасно, ужасно, какая катастрофа они продавили металлический диван.
Елена Ивановна – Вот доверь металлический диван, так тотчас и продавить норовят.
Рахтанов (проходит и хлопает до и после) – А Коля во вторник съел дом.
Елена Ивановна – Ну, так и есть. Он
<май 1929>
5. «На набережной нашей реки…»
На набережной нашей реки собралось очень много народу. В реке тонул командир полка Сепунов. Он захлебывался, выскакивал из воды по живот, кричал и опять тонул в воде. Руками он колотил во все стороны и опять кричал, чтоб его спасли.
Народ стоял на берегу и мрачно смотрел.
– Утонет, – сказал Кузьма.
– Ясно, что утонет, – подтвердил человек в картузе.
И действительно, командир полка утонул.
Народ начал расходиться.
<1–6 июня 1929>
6. «Тетерник, входя и здороваясь: Здравствуйте! Здравствуйте!..»
Тетерник (входя и здороваясь): Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте!
Камушков: Вы однако не очень точны. Мы ждем вас уже порядочно.
Грек: Да-да-да. Мы вас поджидаем.
Лампов: Ну говори, чего опоздал?
Тетерник (смотря на часы): Да разве я опоздал? Да, вообще-то есть… Ну ладно!
Камушков: Хорошо. Я продолжаю.
Грек: Да-да-да. Давайте, правда.
Все рассаживаются по своим местам и замолкают.
Камушков: Не говоря по нескольку раз об одном и том же, скажу: мы должны выдумать название.
Грек и Лампов: Слышали!
Камушков (передразнивая): Слышали! Вот и нужно название выдумать. Грек!
(Грек встает.)
Камушков: Какое ты выдумал название?
Грек: Ныпырсытет.
Камушков: Не годится. Ну подумай сам – что же это за название такое? Не звучит, ничего не значит, глупое. – Да встань ты как следует! – Ну теперь говори: почему ты предложил это глупое название?
Грек: Да-да-да. Название, верно, не годится.
Камушков: Сам понимаешь. Садись. – Люди, надо выдумать хорошее название. Лампов! (Лампов встает.) Какое название ты предлагаешь?
Лампов: Предлагаю: «Краковяк». Или «Студень», или «Мой Савок». Что? не нравится? Ну тогда: «Вершина всего», «Глицириновый отец», «Мортира и свеча»…
Камушков (махая руками): Садись! Садись!..
26 декабря 1929 года
1930
